17
Лекция №30. Неокантианская школа в русской социологии.
План:
1.Теоретические традиции зарубежного неокантианства: Фрайбургская (баденская) школа.
2.Особенности русского неокантианства.
1.Теоретические традиции зарубежного неокантианства: Фрайбургская (баденская) школа.
Главными фигурами фрайбургской (баденской) школы неокантианства были влиятельные философы В. Вильденбанд и Г. Риккерт. Вильгельм Виндельбанд (1848 — 1915) изучал исторические науки в Иене, где он испытал влияние К. Фишера и Г. Лотце. В 1870 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Учение о случайности», а в 1873 г. в Лейпциге — докторскую диссертацию, посвященную проблеме достоверности в познании. В 1876 г. он был профессором в Цюрихе, а с 1877 г. — университета во Фрайбурге в Брейсгау, на баденской земле. С 1882 по 1903 г. Виндельбанд профессорствовал в Страсбурге, после 1903 г. наследовал кафедру Куно Фишера в Гайдельберге. Основные работы Виндельбанда: знаменитая двухтомная «История новой философии» (1878—1880), где им впервые осуществлена специфическая для фрайбургского неокантианства интерпретация учения Канта; «Прелюдии: (речи и статьи)» (1883); «Очерки учения о негативном суждении» (1884), «Учебник истории философии» (1892), «История и естествознание» (1894), «О системе категорий» (1900), «Платон» (1900), «О свободе воли» (1904).
Генрих Риккерт (1863—1936) провел студенческие годы в Берлине бисмарковской эпохи, потом в Цюрихе, где слушал лекции Р. Авенариуса, и в Страсбурге. В 1888 г. во Фрайбурге он защитил кандидатскую диссертацию «Учение о дефиниции» (руководителем был В. Виндельбанд), а в 1882 г. — докторскую диссертацию «Предмет познания». Скоро он стал профессором во Фрайбургском университете, завоевав известность как блестящий педагог. С 1916 г. был профессором в Гейдельберге. Основные сочинения Риккерта: «Границы естественнонаучного образования понятий» (1892), «Науки о природе и науки о культуре» 0899), «О системе ценностей» (1912), «Философия жизни» (1920), «Кант как философ современной культуры» (1924), «Логика предиката и проблема онтологии» (1930), «Основные проблемы философской методологии, онтологии, антропологии» (1934).
Основные школы и концепции культурологии
... концепция просто не могут пройти мимо феномена культуры. Цель данной работы – рассмотреть основные, рубежные этапы развития концепций культурологии. Для ее достижения решаются следующие задачи: 1 ... остальные стороны человеческого существования. А это в свою очередь означает, что культурологическая наука, несмотря на свою кажущуюся молодость… неизбежно оказывается явлением с очень продолжительной ...
Виндельбанд и Риккерт — мыслители, чьи идеи во многом различаются; при этом взгляды каждого из них эволюционировали. Так, Риккерт постепенно отходил от неокантианства. Но во фрайбургский период в результате сотрудничества Виндельбанда и Риккерта сформировалась кантиански ориентированная позиция, которая, однако, заметно отличалась от марбургского неокантианства.
Так, в отличие от марбуржцев, сосредоточивших внимание на кантовской «Критике чистого разума», фрайбуржцы строили свою концепцию, особо ориентируясь на «Критику способности суждения». При этом они интерпретировали кантовскую работу не только и даже не столько как сочинение по эстетике, а как целостное и более удачное, чем в других работах, изложение учения Канта как такового. Фрейбуржцы подчеркивали, что именно в этом изложении концепция Канта более всего повлияла на дальнейшее развитие немецкой философии и литературы. В своей интерпретации Канта Виндельбанд и Риккерт, подобно марбуржцам, стремились к критическому переосмыслению кантианства. Предисловие к первому изданию «Прелюдий» Виндельбанд закончил словами: «Понять Канта значит выйти за пределы его философии». Другая отличительная черта фрайбургского неокантианства по сравнению с марбургским вариантом состоит в следующем: если марбуржцы строили философию по моделям математики и математического естествознания, то Виндельбанд, ученик историка Куно Фишера, более ориентировался на комплекс гуманитарных научных дисциплин, прежде всего наук исторического цикла. Соответственно, центральными для фрайбургской интерпретации оказались не понятия «логика», «число», а понятия «значимость» (Gelten), заимствованное Виндельбандом у его учителя Лотце, и «ценность». Фрайбургское неокантианство в значительной части является учением о ценностях; философия трактуется как критическое учение о ценностях. Как и марбуржцы, неокантианцы из Фрейбурга отдали дань сциентизму своего времени, высоко оценивая философское значение проблемы научного метода. Они не чурались исследования методологических проблем естествознания и математики, хотя, как видно из работ Виндельбанда и Риккерта, делали это более всего в целях сравнения и различения методов научных дисциплин соответственно познавательному типу тех или других наук.
В своей речи на тему «История и естествознание», произнесенной 1 мая 1894 г. при вступлении в должность профессора Страсбургского университета, Виндельбанд высказался против традиционного разделения научных дисциплин на науки о природе и науки о духе, которое было основано на различении их предметных областей. Между тем следует классифицировать науки в соответствии не с предметом, а с методом, особым для каждого типа наук, а также их специфическими познавательными целями. С этой точки зрения существуют, согласно Виндельбанду, два основных типа наук. К первому типу принадлежат те, которые отыскивают общие законы, и, соответственно, господствующий в них тип познания и метода именуется «номотетическим» (основополагающим).
Ко второму типу относятся науки, которые описывают специфические и неповторимые события. Тип познания и метода в них — идиографический (т.е. фиксирующий индивидуальное, особенное).
Проведенное различие, согласно Виндельбанду, нельзя отождествлять с различением наук о природе и наук о духе. Ибо естествознание, в зависимости от области исследований и интереса, может пользоваться то тем, то другим методом: так, систематическое естествознание «номотетично», а исторические науки о природе «идиографичны». Номотетический и идиографический методы считаются в принципе равноправными. Однако Виндельбанд, выступая против сциентистского увлечения поисками общих и всеобщих закономерностей, особо подчеркивает высокую значимость индивидуализирующего описания, без которого, в частности, не могли бы существовать исторические науки: ведь в истории, напоминает основатель фрайбургской школы, все события уникальны, неповторимы; их сведение к общим законам неправомерно огрубляет, ликвидирует специфику исторической событийности.
Социальное познание и его специфика
... Указывая на сложность социального познания и его объекта, например, такие последователи И. Канта, как Г. Риккерт и В. Виндельбанд, высказывали утверждение, что ... работы является рассмотрение специфики социального познания как отдельного аспекта философской науки. Объект исследования – социальное познание. Предмет исследования – специфика социального познания. Источниками информации для написания ...
Г. Риккерт стремился уточнить и развить далее методологические различения, предложенные его учителем В. Виндельбандом. Риккерт еще дальше уходил от предметных предпосылок классификации наук. Дело в том, рассуждал он, что природа как отдельный и особый предмет для наук, как «хранительница» некоторых общих законов не существует — как не существует объективно особый «предмет истории». (Кстати, Риккерт отказывался от термина «науки о духе» из-за ассоциаций с гегелевским понятием духа, — предпочитая понятие «науки о культуре») Оба метода не имеют, стало быть, чисто предметной детерминации, а определяются поворотом исследовательского интереса людей, которых в одном случае интересует общее, повторяющееся, а в другом — индивидуальное и неповторимое.
Под эти методологические рассуждения Г. Риккерт в ряде своих работ стремится подвести гносеологическую и общемировоззренческую базу. Он строит теорию познания, главными элементами которой стали следующие идеи: 1) опровержение любой возможной концепции отражения (аргументы: познание никогда не отражает и неспособно отразить, т.е. воспроизвести точно бесконечную, неисчерпаемую действительность; познание — всегда огрубление, упрощение, абстрагирование, схематизация); 2) утверждение принципа целесообразного отбора, которому подчиняется познание (аргументы: соответственно интересам, целям, поворотам внимания действительность «рассекается», видоизменяется, формализуется); 3) сведение сути познания к мышлению, поскольку оно истинно; 4) отрицание того, что психология может стать дисциплиной, позволяющей разрешить проблемы теории познания (как и марбуржцы, Риккерт — сторонник антипсихологизма, критик психологизма); 5) построение концепции предмета познания как «требования», «долженствования», притом «трансцендентного долженствования», т.е. независимого от всякого бытия; 6) допущение, согласно которому мы, говоря об истине, должны иметь в виду «значение» (Bedeutung); последнее же не есть ни акт мышления, ни психическое бытие вообще; 7) превращение теории познания в науку о теоретических ценностях, о смыслах, о том, что существует не в действительности, а лишь логически и в этом своем качестве «предшествует всем наукам, их существующему или признаваемому действительному материалу».
Так теория познания Риккерта перерастает в учение о ценностях. Сфера теоретического противопоставляется реальному и понимается «как мир теоретических ценностей». Соответственно теорию познания Риккерт трактует как «критику разума», т.е. науку, которая не занимается бытием, а ставит вопрос о смысле, она обращается не к действительности, а к ценностям. Концепция Риккерта основана, следовательно, не только на различении, но и на противопоставлении ценностей и бытия, существующего. Есть два царства — действительность и мир ценностей, который не обладает статусом действительного существования, хотя он не менее обязателен, значим для человека, чем мир. существовании. По Риккерту, вопрос о противостоянии и единстве двух «миров» с древнейших времен и до наших дней образует коренную, проблему и загадку для философии, для всей культуры. Рассмотрим несколько подробнее проблему различия «наук о природе» и «наук о культуре», как ее ставит и решает Риккерт. Прежде всего, философ по-кантовски определяет понятие «природа»: оно не означает мира телесного или физического; имеется в виду «логическое понятие природы», т.е. бытие вещей, поскольку оно определяется общими законами. Соответственно предмет наук о культуре, понятие «история» есть «понятие единичного бывания во всей его особенности и индивидуальности, которое и образует противоположность понятию общего закона». Так «материальная противоположность» природы и культуры выражается через «формальную противоположность» естественнонаучного и исторического методов.
Социология как наука об обществе. Предпосылки возникновения социологии
... (Смелзер Н. Социология / Пер. с англ. М., 1994. С.14). «Социология – наука о социальной жизни человека, групп и обществ». (Гидденс Э. Социология.- Челябинск,1991. С.18). «Социология - это познание ассоциированных (совместных) ... тиями и ситуациями в ходе совместной жизни людей; тем, что люди следуют ценностям, моральным нормам, обычаям, привычкам, связанным с принадлежностью к общности — ...
Продукты природы — то, что свободно произрастает из земли. Природа сама по себе существует вне отношения к ценностям. «Ценные части действительности» Риккерт называет благами — чтобы отличить их от ценностей в собственном смысле, которые не представляют собой (природной) действительности. О ценностях, согласно Риккерту, нельзя говорить, что они существуют или не существуют, а только то, что они значат или не имеют значимости. Культура определяется Риккертом как «совокупность объектов, связанных с общезначимыми ценностями» и лелеемых ради этих ценностей. В соотнесении с ценностями глубже уясняется специфика метода наук о культуре. Уже говорилось, что их метод Риккерт считает «индивидуализирующим»: науки о культуре как исторические науки «хотят излагать действительность, которая никогда не бывает общей, но всегда индивидуальной, с точки зрения ее индивидуальности…» Поэтому лишь исторические дисциплины суть науки о подлинной действительности, тогда как естествознание всегда обобщает, а значит, огрубляет и искажает неповторимо индивидуальные явления действительного мира.
Однако Риккерт делает здесь важные уточнения. История как наука обращается отнюдь не ко всякому индивидуальному факту или событию. «Из необозримой массы индивидуальных, т.е., разнородных объектов историк останавливает свое внимание сначала только на тех, которые в своей индивидуальной особенности или сами воплощают в себе культурные ценности, или стоят к ним в некотором отношении». Разумеется, при этом возникает проблема объективности историка. Риккерт не считает, что ее решение возможно благодаря тем или иным теоретическим призывам и методологическим требованиям. Вместе с тем можно надеяться на преодоление субъективизма в исторических исследованиях, в «историческом образовании понятий», если разграничить: 1) субъективную оценку (высказывание похвалы или порицания) и 2) отнесение к ценностям, или объективный процесс обнаружения в самой истории общезначимых или претендующих на общезначимость ценностей. Итак, в истории как науке тоже практикуется подведение под общие понятия. Однако в отличие от естествознания в исторических дисциплинах не только возможно, но и необходимо не утрачивать — в случае обобщений, «отнесения к ценностям» — неповторимую индивидуальность исторических фактов, событий, деяний.
1.Социология г. Спенсера
... органической школы, Спенсер, вслед за О. Контом ввел в социологию идею изменчивости и "плавного" эволюционизма. Понятия эволюционистской социологии Спенсера - "возрастающая связанность", "переход от гомогенности к гетерогенности", " ... акцент не на том, что изменяется в обществе на разных периодах человеческой истории, а на том, почему происходят социальные перемены и почему в обществе возникают ...
Для Риккерта значимость ценностей, отнесенность индивида к ценностям суть наивысшие проявления свободы человеческой личности. Ведь наряду с миром действительного, миром бытия человек свободно и творчески созидает мир должного, значимого. Подтверждением смысла, значения этических ценностей становится «сама личность, во всей сложности ее социальной связанности, ценность же, в силу которой она становится благом, есть свобода внутри общества или социальная автономия». Устремление индивида к свободе, к социальной автономии вечно и бесконечно. И хотя «непрерывно возникают новые сочетания», социальная свобода остается неполной и несовершенной.
2.Особенности русского неокантианства.
На рубеже XIX-XX вв. долгое господство позитивизма в буржуазной социологии было поколеблено. Авангардом антипозитивизма выступило неокантианство, выдвинувшее ряд новых концепций, приемов исследования, которые привели к новому пониманию предмета социологии, ее отношения с другими науками. Неокантианство серьезно изменило ситуацию во всей немарксистской социологии, заложив в теории «великое противостояние» (исторической необходимости и долженствования, «понимания» и наблюдения, факта и ценности, социологического реализма и номинализма), которое не преодолено в полной мере социологией и поныне. Поэтому историческое изучение результатов деятельности неокантианцев помогает разобраться в глубоких теоретико-методологических трудностях, переживаемых современной зарубежной социологией. В зарубежной литературе появляются все новые и новые работы, стремящиеся учесть и оценить это наследие на примере истории социологии в Германии, Франции, США. Интересно рассмотреть, как складывался этот процесс в дореволюционной России. Подавляющая часть русских неокантианцев объединилась вокруг идей Баденской школы, с различными, впрочем, иногда существенными оговорками и дополнениями. Идеи Марбургской школы защищали немногие, в частности, В. Савальский.1. Философско-исторические работы Г. Риккерта и В. Виндельбанда, социологические исследования Р. Штаммлера, Ф. Тенниса и особенно Г. Зиммеля переводились и печатались в журналах и отдельными изданиями, оперативно рецензировались и обстоятельно обсуждались в печати. Уже первые русские последователи нового течения были не простыми популяризаторами модного лозунга «назад к Канту», а весьма оригинальными соперниками немецких коллег. Не случайно ряд исследований по логике и социальным наукам был вначале опубликован русскими авторами (Л. Петражицким, Б. Кистяковским, А. Гуревичем и др.) в Германии, где они приобрели известность среди специалистов.
Социология и психология журналистики
... выборки. Средства и приемы контроля и обеспечения надежности. Определение основных понятий. Эмпирическая интерпретация понятий. Шкалирование в социологии. Типы шкал. Выдвижение рабочих гипотез. Виды гипотез. Общие требования, которым ...
В зависимости от некоторых особенностей русское неокантиантство можно разбить на три группы: более или менее ортодоксальное ядро (А. Лаппо-Данилевский, Б. Кистяковский); течение, постепенно c6лижающееся с философским иррационализмом (П. Новгородцев, В. Хвостов и «пятившиеся от Маркса к Канту» П. Струве и М. Туган-Барановский); сторонники «индивидуального психологизма», с известной симпатией относящиеся к психологическому позитивизму (Л. Петражицкий и его последователи).
Попытаемся рассмотреть два аспекта их совместной деятельности, а именно критику «социальной гносеологии» натуралистической социологии и построение на этой основе собственной ценностной модели.
Каждый из этих аспектов интересует нас в данном случае не в каком-либо конкретном, частном проявлении у того или иного автора, а в более широком контексте развития всей буржуазной социологии той эпохи.
Уже первые выступления неокантианцев приняли форму диалога по поводу исходных принципов и понятий общественных наук ‑ вначале истории, потом ‑ социологии. Собственно говоря, общая ситуация социологии тех лет носила кризисный характер ‑ с одной стороны, мы видим обилие односторонних и враждующих между собой позитивистских концепций, с другой стороны, отрицание самой возможности существования теоретической социологии некоторыми антипозитивистскими авторитетами (например, В. Дильтеем).
В этих условиях знаменитый кантовский вопрос «как возможно теоретическое естествознание?» был неокантианцами переформулирован — «как возможна теоретическая социология?». Вот слова Новгородцева, в которых сжато изложена эта задача: «Историки и социологи, вышедшие из школы Конта, слишком часто грешили в сторону поверхностного догматизма употребляемых понятий. Основные категории социологии, и прежде всего самый предмет социологического исследования, требуют тщательной философской критики и проверки… А позитивисты старой школы и не подозревали об этой необходимости»2 Сходных по смыслу высказываний, призывающих бороться против «научно-методологической спячки» натурализма (Петражицкий), бежать из «клетки позитивизма» (Струве), «перешагнуть узкую канавку позитивизма» (Иванов-Разумник), можно было бы привести очень много. Подчеркнем более важное — неокантианцы при этом совершенно бездоказательно ставили в один ряд понятия «механика», «энергетика», «позитивизм», «исторический материализм».
Понятийный аппарат позитивистской социологии от О. Конта и Г. Спенсера до Н. Михайловского, М. Ковалевского и др. — «общество», «среда», «консенсус», «статика», «социальный организм», «толпа», «причинность», «эволюция», «прогресс» ‑ подвергается острой критике. В итоге неокантианцы пришли к выводу, что социологические термины позитивизма либо механически переносились из естествознания, неизбежно превращаясь при этом в малосодержательные ярлыки («мнимо-научные» понятия, как их называли Теннис и Петражицкий), либо были не результатом научных обобщений, а систематизацией обыденного сознания, благодаря чему в социологических текстах преобладали наукообразно изложенные общие места, тривиальности (особенно этим грешил «органицизм»).
Л. Петражицкий иронично отмечал в связи с этим, что все это напоминает ситуацию, когда объединение растений в одну группу с кулинарной точки зрения (так называемая «зелень») механически возводится в ранг научного ботанического обобщения3
В противовес натуралистическому сведению сущности общественных явлений к набору относительно простых и строго неизменных законов, якобы общих для широкой «био-психо-социо» сферы, неокантианцы выдвинули идею о специфичности гуманитарных «наук о духе», о «должном», имеющих дело с реальностью особого рода — культурной сферой ценностей. Соответственно главной объяснительной структурой объявляется не фиксация «механистического детерминизма» социальных процессов, а «понимание» их субъективного смысла, проникновение в психический мир агентов этих процессов. Неокантианцы выступают в резкой оппозиции к тем, кто видит в общественной жизни игру сверхчеловеческих сил, функционирование и развитие объективных систем общественных отношений, и на этом оснований они стремятся свести социологию к изучению личности, ее целей, мотивов участия в этих процессах. В русской социологии это особенно настойчиво подчеркивали Новгородцев, Петражицкий и Кистяковский. К подобному же пониманию относительно независимо друг от друга пришли в начале XX в. несколько ведущих западных социологов ‑ В. Парето, Ч. Томас, Ф. Знанецкий, М. Вебер4 Менее всего «социальные факты» можно мыслить по Дюркгейму, т.е. как «вещи», утверждал Новгородцев, их надо «сопереживать как «ценность» или реализацию идеальных целей. Но нас отличает от животных не то, что наши ценности и нормы меняются, эволюционируют, говорил он, а то, «что они у нас есть». «Позитивисты забывают, что если нормы образуются закономерно, то через людей и при посредстве их воли». Более подробно эти идеи изложены им в работе «Нравственные проблемы в философии Канта» (М., 1903).
Социология личности 10
... является объектом изучения рода гуманитарных наук, прежде всего, философии, психологии и социологии. Философия рассматривает личность с точки зрения ее положения в мире как ... немало глубоких и серьезных исследований, освещающих различные теоретические и эмпирические вопросы социологии личности. В отечественной науке из всего многообразия точек зрения следует ...
Наиболее подходящим для реализации неокантианских методологических установок (волюнтаризма, номинализма, телеологизма и т.п.) явилось понятие «социального взаимодействия». Русские неокантианцы вслед за Зиммелем сознательно и последовательно используют это понятие, однако еще более его психологизируют. Первая серьезная попытка создать развернутую концепцию на этой основе — под явным влиянием Зиммеля и Тенниса — была предпринята Кистяковским в его ранней работе «Общество и личность», опубликованной в 1899 г. на немецком языке5, а затем Хвостовым в целой серии работ, оцененных в русской печати как «великолепный образчик социологического идеализма»6 Если позитивисты обычно конкретизировали отношение «общество — личность» введением понятий промежуточных социальных систем — «слои», «группы», «статус» — и соответственно рассматривали личность как персонификацию общественных отношений, то неокантианцы предельно субъективизируют эти системы. Они сводят социальное к «взаимодействию», культурное к «нормативному» с помощью широко вводимых в оборот понятий «мотивы», «цели», «потребности», «ценностные системы морали и права» (Кистяковский, Новгородцев, Хвостов), или «нормы-законы», как их более абстрактно называл Петражицкий. Последний термин постоянно использовал в своих поздних концепциях П. Coрокин, под влиянием которого американцы перевели главную работу Л. Петражицкого «Теория права и государства» (СПб., 1910, т.1, 2. Несколько сокращенный вариант ее получил новое название (см.: Law and Morality. Cambridge, 1955).
1.Социология как наука: структура и уровни социального знания 2
... конфликта) 2. специальные социологические теории – посвящены отдельным социальным процессам (социология семьи, социология конфликта, социология труда и т.д.) 3. конкретно-социологические исследования, предназначенные для добывания ... качественным признаками количественных определителей. 6. Семья как социальный институт В социологии отмечают, что семья носит двойственный характер. С одной стороны, ее ...
Таким образом, в связке «общество — личность — культура» упор делался на центральную часть — личность, определяемую как «последнее основание социальных явлений», а «обществу» и «культуре объективным, целостным системам неокантианцы не уделяли сколько-нибудь серьезного внимания, что вполне характерно для социологического номинализма, согласно которому эти системы получают «реальность» только как индивидуальные переживания их агентов. Хвостов полагал, что эта идея составила «одну из важнейших заслуг Канта для современной социологии»7. Вся общественная жизнь рассматривалась как противоречивый дуализм сил: естественной необходимости и более важной ‑ психической необходимости. Глубокий внутренний конфликт этих сил (по Хвостову, открытие этого конфликта ‑ вторая важнейшая заслуга Канта для социологии) и снятие его через «культуру» выводили некоторых неокантианцев (Струве, Туган-Барановский и др.) на концепцию, получившую позднее у Огборна название «культурное отставание». Хотя в качестве идеалистической основы для теоретического конструирования понятие культуры неокантианцам было явно предпочтительнее, чем понятие общества, тем не менее сколько-нибудь четкого определения культуры (даже в духе собственных критических манифестов) у них нет. Это понятие заменено другими ‑ «народная психика» и «идеал действенной любви» (Петражицкий); «дух времени» (Хвостов), «абсолютные законы долженствования» (Новгородцев) ‑ еще менее содержательными, чем позитивистские формулы ‑ «коллективные представления», «сознание», «психология толпы» и т.п. Во всяком случае, теоретический разнобой здесь не меньший, чем у неоднократно раскритикованного ими позитивизма. Даже сами неокантианцы признавались, что некоторые из их интерпретаций являют собой не столько научный, сколько типично религиозный принцип объяснения.
Разумеется, усилия неокантианства не следует понимать просто как борьбу против одной терминологии за другую. Проблема значительно сложнее. Природа знания всегда была предметом глубоких размышлений, но временами она становилась той насущной проблемой, без решения которой просто невозможно было дальнейшее движение. Нечто подобное имело место и в анализируемую эпоху. Впрочем, претензии неокантианцев на монополию в постановке и решении проблем специфики гуманитарного знания, а также роли личности в истории являются совершенно ложными в сопоставлении с научно-творческой позицией марксизма в этих вопросах. Между тем неокантианство выдавало себя за новейшую социальную философию, призванную якобы заменить собою и позитивистскую, натуралистическую социологию, и исторический материализм.
В.И. Ленин, внимательно ознакомившись с работами ряда отечественных и западноевропейских неокантианцев, сделал решительный вывод ‑ «с неокантианством действительно необходимо посчитаться серьезно» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.46, с.30). Оценивая неокантианскую «критику понятий» в истории социологии, В.И. Ленин и Г.В. Плеханов отмечали ее глубоко противоречивый, многоликий характер.
С одной стороны, неокантианство вполне справедливо объявило принципиально ущербным натуралистическое сближение социологии с механистическим естествознанием, кризис которого в конце XIX ‑ начале XX в. только упрощал эту задачу. Было ясно показано, что классический позитивизм ориентирован на устаревшие формы естествознания8 С другой стороны, в работах неокантианцев обнаруживается и формалистический культ «чистых» понятий. Фундаментальный порок гносеологического формализма заключается в том, что полученные «чистые» формы, или «методологические фикции», считаются более «реальными», чем самое общественное бытие, объяснение которого вызвало их к жизни. На этом основании (в своей сущности это было выполнением требований априоризма Канта) все основополагающие социологические понятия объявлялись конструкциями, соотносящимися не с общественной действительностью, а с познавательными интересами субъекта. Неокантианцы полагали, что логика социальной науки не фиксирует «ни один социальный закон, ни объективное состояние социальных явлений, как думают позитивисты», она есть «систематизация абстрактных гносеологических типологий, построений нашей мысли» (Новгородцев).
Философия 97
... X. Ортега-и-Гасет и др. Ф.ж. возникла как реакция на неокантианство и позитивизм и пыталась вместо абстрактных и неопределенных понятий «материя», « ... философских направлений а) «сверхрационализма» - неопозитивизма; сциентизма; б) естественного иррационализма - философии жизни; философии человека; феноменологии; в) мистически – религиозного иррационализма; г)философии истории. СЦИЕНТИЗМ (от ...
Или вот еще более категорично мнение Петражицкого : содержание любых социальных явлений состоит не в объективном отношении и связи двух (или более) людей, внешних по отношению к переживающему это явление субъекту, принципиально ошибочно «думать, что оно является реальным феноменом», «онтологическим модусом» среды или людей, которым приписывается. Ha деле оно «существует реально в психике того, кто изучает его, переживает его в данную минуту» (Петражицкий ). Здесь обнаруживается явная идейная перекличка с принципами «гуманистического коэффициента» Ф. Знанецкого и ситуации B. Томаса.
Подобная установка часто приводила, по словам В.И. Ленина, к бессодержательной и схоластической «игре в дефиниции», называемой неокантианцами громким именем «критика понятий» (см.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. т.46, с.30). Особенно наглядно это обнаруживается в статьях Кистяковского, посвященных анализу категорий «возможность», «должное» и «необходимость» и вызвавших в свое время спор на страницах русской научной печати. Кистяковский резко отрицал гносеологическую значимость категории «возможность» и предлагал заменить ее понятием «должное», т.е. идеей психической необходимости (ср. Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. М, 1916. Ср. ответ позитивистов: Кареев Н.И. Категории долженствования и возможное в русской субъективной социологии. — Русское богатство, 1917, №4-6. Сорокин П.А. Категория «должного» и ее применимость к изучению общественных явлений. — Юридический вестник, 1917, кн.17, №1). Этот нигилизм был тем более любопытен, что в то же время другой неокантианец, М. Вебер, в крайне софистической форме использовал данное понятие: его знаменитые «идеальные типы» есть фиксация тех или иных идеальных возможностей (см.: Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. N. Y., 1965, p> 99, 118—119). К сожалению, ни один из русских неокантианцев, ссылающихся на метод «социальной типологии» (Новгородцев, Лаппо-Данилевский, Хвостов и др.), «никогда не пытался сколько-нибудь подробно выяснить его специфику и отношение к другим методам, практиковавшимся в социологии тех лет.
Лекция №30 (Неокантианство) — Стр 2
И последнее. Многие возражения неокантианцев против механицизма и натуралистического редукционизма в социологии, будучи в общем виде справедливыми, оказывались совершенно несостоятельными с точки зрения философской аргументации. Почти все теоретико-методологические принципы неокантианства (нормативизм, субъективизм, номинализм, антиэволюционизм и др.) оказывались, в сущности, несостоятельными в доказательстве невозможности рассмотрения общественной жизни в виде «естественно-исторического процесса», в отрицании логики естественнонаучного объяснения и единства естественнонаучного и гуманитарного знания. В.И. Ленин отмечал, что «могущественный ток к обществоведению от естествознания» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.25, с.41) всегда помогал обосновыванию принципов естественной необходимости и детерминизма в социологии. Критика же редукционизма со стороны неокантианцев имела конечной целью дискредитацию именно этих научных принципов, т.е, главным врагом неокантианства был не позитивизм, даже материалистически трактуемый, а прежде всего исторический материализм — самый последовательный научный материализм. Отношение неокантианцев к марксизму — особая, важная тема, требующая самостоятельного анализа. Укажем здесь только, что неокантианцы обильно поставляли различных «критиков Маркса» и тех, кто стремился «синтезировать» Маркса и Канта (Туган-Барановский, Струве, Алексеев), а также тех, кто стремился представить Маркса в общем списке, «наряду» с другими идеалистическими авторитетами (Лаппо-Данилевский, Хвостов), и, наконец, патентованных «критиков», которые, по словам Плеханова, даже не заслуживают «контр-критики» (типа Юделевского).
Отмеченный выше противоречивый характер неокантианства определил двоякое направление его идейного влияния. Во-первых, oнo стимулировало активизацию философского идеализма в так называемом «русском духовном ренессансе XX века». В разной мере своеобразную теоретическую дань неокантианству отдали Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк и др. «Из скромной куколки-критицизма выпорхнула бабочка метафизики и устремилась на блуждающий огонек мистических религиозных систем» (Габрилович Л. Новейшие русские метафизики. — Вопросы философии и психологии, 1904, кн.75, с.647). Два сборника — «Проблемы идеализма» и «Вехи» — ступени нарастающего идейного сближения всех форм исторического идеализма в России. В политическом отношении их объединяли как желание найти новые, более «цивилизованные формы классового господства» и отсюда умеренная оппозиция царизму, так и страх перед ростом пролетарских выступлений, бросающий их в объятия реакции. Во-вторых, неокантианство, будучи не в силах уничтожить позитивизм, тем не менее стимулировало дальнейшую эволюцию последнего — к неопозитивизму. Новая волна в русском позитивизме (особенно теории П. Сорокина) открыто усваивала отдельные уроки неокантианской критики классического позитивизма.
Когда в конце 30-х годов П. Сорокин (уже в США) начнет критику механицизма, натурализма и неопозитивизма в социологии и приступит к созданию известной «интегральной» модели, он приступит к выполнению этой задачи под прямым влиянием русского неокантианства.
Дополнительная литература.
Голосенко И.А. Неокантианские идеи в буржуазной социологии в России //Научные доклады высшей школы. Философские науки, М., 1979, № 2, с.62-67.
1См.: Вопросы философии и психологии, 1909, кн.99 и 1910, кн.105
2(Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в философии права. — В кн.: Проблемы идеализма М., 1902, с.270; ср.: Кистяковский Б.А. Проблема и задача социально-научного познания. — Вопросы философии и психологии, 1912, кн.112; Алексеев Н.Н. Науки общественные и естественные в историческом взаимоотношении их методов. М., 1912; Хвостов В.М. Предмет и метод социологии. — Вопросы философии и психологии, 1909, кн.99).
3(см.: Петражицкий Л.И. Введение в изучение права и нравственности. СПб., 1908, с.46-48).
4 (см.: Timasheff N. Sociological Theory. N.Y, 1965, р.167).
5 Согласно П. Сорокину, данная работа ‑ важнейший вклад русского неокантианства в мировую социологию (см.: Sorokin P. Contemporary Sociological Theories, 1928, р.492).
Отметим попутно, что книга Кистяковского оказала силы влияние на учившегося в эти годы у Зиммеля Р. Парка ‑ будущего известного американского социолога (Coser L. Masters of Sociological Thought. N.Y., 1971. p.368-375).
6(Хвостов В.М. Природа человеческого общества. ‑ Научное слово, 1903, №9; его же. Теория исторического процесса. М., 1914, и др.).
7(Хвостов В.М. Социология. М., 1917, т.1, с.171-172)
8(Гуревич А.В. Философские исследования и очерки. М., 1914, с.205).