Тема: ПСИХОЛИНГВИСТИКА И ИСТОРИЯ ЕЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ
ВОПРОСЫ:
1. Психолингвистика как наука.
2. Предпосылки возникновения психолингвистики.
3. Возникновение и развитие психолингвистики.
4. Некоторые исследовательские программы психолингвистики.
5. Исследовательские процедуры в психолингвистике: эксперимент, наблюдение, интроспекция
Психолингвистика как наука
Психолингвистика как отдельная дисциплина возникла в 50-х гг. 20 в. в русле психологического направления и ставит своей задачей исследование процессов и механизмов речевой деятельности (порождения и понимания, или восприятия, речевых высказываний) в ее соотнесенности с системой языка. Ей присуще стремление интерпретировать язык как динамическую, действующую, «работающую» систему, обеспечивающую речевую деятельность (речевое поведение) человека. Ее внимание направлено не на языковые единицы (звуки, слова, предложения, тексты) сами по себе, а на их психологическую реальность для говорящего человека, на их использование в актах порождения и в актах понимания высказываний, а также в усвоении языка. Она разрабатывает модели речевой деятельности и психофизиологической речевой организации индивида и осуществляет их экспериментальную проверку.
Психолингвистика решает свои практические задачи в тех условиях, когда методы «чистой» лингвистики недостаточны. Особое внимание уделяется речи в условиях тех или иных помех, к общению в затрудненных по тем или иным причинам условиях, в нестандартных ситуациях: детская речь, речь при различного рода патологиях, речь на иностранном языке при недостаточном его знании, речь в состоянии эмоционального возбуждения, коммуникация при помехах в канале связи или в искусственных человеко-компьютерных системах, общение в условиях использования «нестандартных» форм языка — просторечия, сленга, жаргона, местного говора.
Психолингвистика исследует следующие проблемы: психолингвистические единицы восприятия речи, этапы порождения и понимания речевого высказывания, обучение языку (особенно иностранному), речевое воспитание дошкольников и вопросы логопедии, клиника центрально-мозговых речевых нарушений, диагностика нервных заболеваний на основе наблюдений над речью, проблемы речевого воздействия (пропаганда, деятельность средств массовой информации, реклама), лингвистические аспекты авиационной и космической психологии, а также судебной психологии и криминалистики, вопросы организации внутреннего лексикона человека, проблемы машинного перевода, проблемы диалога человека и компьютера, автоматическая обработка текста, информатика, теория и практика искусственного интеллекта.
Проблема человека в психологии
... человек приобр лсовершенно необходимые способности, делающие его социальным субъектом. Этовозможность вести диалог с помощью имеющегося мышления и речи, а так же некойусловной системы координат конкретно взятого языка ... илималозначимая цель, так как она есть всегда.Здесь можно вспомнить опятьАристотеля с его проблемой детерминизма, ради чего совершается действие, в ч мконечная причина, ибо глубоко ...
Психолингвистика как стыковая наука близка по предмету исследования к лингвистике, а по методам к психологии (обычное наблюдение с записью его результатов на магнитофон, видеопленку или бумагу или с использованием принадлежащих испытуемым лицам сочинений, дневников, писем и т.п.; эксперименты на детекцию речевого сигнала, различение, идентификацию, интерпретацию (аналогичные экспериментам в психологии и в фонетических исследованиях щербовской школы); свободный ассоциативный эксперимент, направленный на исследование отдельных слов или групп слов и позволяющий установить для слов их ассоциативные поля, внутри которых выделяются связи-ассоциации парадигматические, синтагматические и тематические; направленный ассоциативный эксперимент, вводящий ограничения либо в сам стимул, либо в экспериментальное задание; методика «семантического дифференциала» Чарлза Осгуда, предполагающая оценку стимула в каких-либо признаках на основе заданных экспериментатором шкал и находящая применение не только в исследовании отдельных слов, но и звуков одного языка, корреспондирующих звуков разных языков и даже целых текстов — радиорепортажей, научно-популярных и поэтических текстов; вероятностное прогнозирование, позволяющее оценить субъективную частотность отдельных слов и ее влияние на распознаваемость в условиях помех; индексирование текста путем выделения в нем ключевых слов, установления их частот и выделения малого, среднего и большого наборов ключевых слов, отражающих соответственно основную тему текста, ситуацию взаимодействия между его «героями» и основное содержание текста).
В психолингвистике сочетаются естественнонаучный и социальный подходы. Она находится в тесных контактах с нейролингвистикой, когнитивной психологией, когнитологией, информатикой, теорией и практикой искусственного интеллекта, социальной психологией, социолингвистикой, прагмалингвистикой, анализом дискурса. Появляются новые дисциплины стыкового характера (этнопсихолингвистика, социопсихолингвистика, психолингвистика текста и т.п.).
В психолингвистике разрабатываются проблемы, затрагивавшиеся в прошлом В. фон Гумбольдтом, А. Шлайхером, Х. Штайнталем, А.А. Потебней, В. Вундтом, А. Марти, К. Бюлером, Дж. Дьюи, С. Фрейдом, Р. Юнгом, Ж. Пиаже, Ф. Кайнцем, Г. Гийомом, И.П. Павловым, Л.С. Выготским, Р.О. Якобсоном, А.Н. Гвоздевым.
Сопоставим несколько определений предмета психолингвистики, дававшихся разными авторами на протяжении ее полувековой истории.
В начале этой истории мы находим следующее определение (Psycholinguistics, 1965, р.3): <Психолингвистика изучает те процессы, в которых интенции говорящих преобразуются в сигналы принятого в данной культуре кода и эти сигналы преобразуются в интерпретации слушающих. Другими словами, психолингвистика имеет дело с процессами кодирования и декодирования, поскольку они соотносят состояния сообщений с состояниями участников коммуникации>». Другое определение, данное Ч.Осгудом (которому вместе с Т.Сибеоком принадлежит и первое), звучит следующим образом: психолингвистика <…занимается в широком смысле соотношением структуры сообщений и характеристик человеческих индивидов, производящих и получающих эти сообщения, т.е. психолингвистика есть наука о процессах кодирования и декодирования в индивидуальных участниках коммуникации> (Osgood, 1963, р.248).
материалистическое понимание психики в теории деятельности Леонтьева
... С.Л. Рубинштейна (1889-1960), который сформулировал принцип единства сознания и деятельности, и А.Н. Леонтьева (1903-1979), который совместно с другими представителями Харьковской психологической ... -е изд. 11. Леонтьев А.Н. «Деятельностью Сознание. Личность» - М., 1975. 12. Леонтьев А.Н. Проблемы психологии деятельности (1969) // Философия психологии. М.,1994. 13. Леонтьев А.Н. «Проблемы развития ...
С.Эрвин-Трипп и Д.Слобин столь же кратко определили психолингвистику как <…науку об усвоении и использовании структуры языка> (Ervin-Tripp & Slobin, 1966, p.435).
Европейские исследователи дают сходные определения. Так, П. Фресс считает, что <психолингвистика есть учение об отношениях между нашими экспрессивными и коммуникативными потребностями и средствами, которые нам предоставляет язык> (Fraisse, 1963, р.5 ).
Наконец, Т.Слама-Казаку после детального анализа и нескольких последовательных определений приходит к краткой формулировке, что предметом психолингвистики является <…влияние ситуации общения на сообщения> (Slama-Cawcu, 1973, p.57)5.
В высшей степени интересное определение психолингвистики, так сказать, <снаружи> дала Е.С.Кубрякова — не психолингвист, а <чистый> лингвист, — в своей книге о речевой деятельности. Вот что она пишет: <В психолингвистике… в фокусе постоянно находится связь между содержанием, мотивом и формой речевой деятельности, с одной стороны, и между структурой и элементами языка, использованными в речевом высказывании, с другой> (Кубрякова, 1986, с. 16).
Леонтьев А.А. в 1968 году дал одновременно два различных определения психолингвистики. Первое из них обобщало понимание психолингвистики другими учеными: <Психолингвистика — это наука, предметом которой является отношение между системой языка… и языковой способностью> (Леонтьев, 1969, с.106).
Второе было дано, так сказать, <на вырост>: <Предметом психолингвистики является речевая деятельность как целое и закономерности ее комплексного моделирования> (там же, с. 110).
Именно поэтому в СССР в качестве синонима термину <психолингвистика> долго употреблялось выражение <теория речевой деятельности>. В 1989 г. Леонтьев считал, что предметом психолингвистики <является структура процессов речепроизводства и речевосприятия в их соотношении со структурой языка (любого или определенного национального).
Психолингвистические исследования направлены на анализ языковой способности человека в ее отношении к речевой деятельности, с одной стороны, и к системе языка — с другой> (Леонтьев, 1989, с. 144).
Наконец, в 1996 г. автор писал, что целью психолингвистики <является … рассмотрение особенностей работы этих механизмов (механизмов порождения и восприятия речи) в связи с функциями речевой деятельности в обществе и с развитием личности> (Леонтьев, с.298).
По этим определениям можно проследить эволюцию взглядов на предмет психолингвистики. Вначале он трактовался как отношение интенций (речевых намерений) или состояний говорящего и слушающего (языковой способности) к структуре сообщений, как процесс или механизм кодирования (и соответственно декодирования) при помощи системы языка. При этом <состояния> участников коммуникации понимались исключительно как состояния сознания, а процесс коммуникации — как процесс передачи некоторой информации от одного индивида к другому. Далее появилась идея речевой деятельности и уже не двучленной (языковая способность-язык), а трехчленной системы (языковая способность — речевая деятельность — язык), причем речевая деятельность стала пониматься не как простой процесс кодирования или декодирования заранее данного содержания, а как процесс, в котором это содержание формируется. Параллельно стало расширяться и углубляться понимание языковой способности: она стала соотноситься не только с сознанием, но с целостной личностью человека. Претерпела изменение и трактовка речевой деятельности: ее стали рассматривать под углом зрения общения, а само общение — не как передачу информации от одного индивида к другому, а как процесс внутренней саморегуляции социума (общества, социальной группы).
Организация и управление самостоятельной деятельностью студентов по психологии
... как система организации педагогических условий, обеспечивающих управление учебной деятельностью, проетекающей в отсутствие преподавателя (В. Граф, И.И. ... проблеме особое внимание в литературе по педагогике, психологии и методике преподавания, обобщается опыт практической работы, ... вопрос о преемственности на всех этапах обучения иностранным языкам. Единая система обучения, где "каждое звено решало ...
Изменилась не только трактовка языковой способности и речевой деятельности, но и трактовка самого языка. Если раньше он понимался как система средств кодирования или декодирования, то теперь трактуется в первую очередь как система ориентиров, необходимая для деятельности человека в окружающем его вещном и социальном мире. Другой вопрос, используется эта система для ориентировки самого человека или с ее помощью обеспечивается ориентировка других людей: в обоих случаях мы имеем дело с понятием <образа мира> (см. главу 17).
Таким образом, если попытаться дать современное определение предмета психолингвистики, то оно будет следующим. Предметом психолингвистики является соотношение личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной <образующей> образа мира человека, с другой.
Психолингвистика как психологическая наука. Приведенное только что определение предмета психолингвистики показывает, что психолингвистика на современном этапе ее развития органически входит в систему психологических наук. Если вслед за А.Н.Леонтьевым понимать психологию как <…конкретную науку о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов> (А.Н.Леонтьев, 1977, с. 12), то язык и речевая деятельность участвуют и в формировании и функционировании самого этого психического отражения, и в процессе опосредования этим отражением жизнедеятельности людей.
Отсюда категориальное и понятийное единство психолингвистики и других областей психологии. Само понятие речевой деятельности восходит к общепсихологической трактовке структуры и особенностей деятельности вообще — речевая деятельность рассматривается как частный случай деятельности, как один из ее видов (наряду с трудовой, познавательной, игровой и т.п.), имеющий свою качественную специфику, но подчиняющийся общим закономерностям формирования, строения и функционирования любой деятельности’. Та или иная трактовка личности также непосредственно отражается в психолингвистике. Но особенно существенно, что через одно из своих основных понятий — понятие значения — психолингвистика самым непосредственным образом связана с проблематикой психического отражения и, в частности, с концепцией образа мира. При этом психолингвистика не просто пользуется понятиями и результатами исследования, предоставляемыми другими областями психологической науки: она, со своей стороны, обогащает другие предметные области психологии как в теоретическом плане (вводя новые понятия и подходы, по-иному, более глубоко трактуя принятые понятия и пр.), так и в плане прикладном, позволяя решать практические задачи, недоступные другим традиционно сложившимся психологическим дисциплинам.
Использование изобразительной деятельности для коррекции речевого ...
... Сентябрь 2009 г. - научно-исследовательский анализ литературы по проблеме применения изобразительной деятельности для коррекции речевого недоразвития и развития мелкой моторики. 2 этап. Октябрь 2009 г. - ... принимает участие в мыслительных процессах и является регулятором человеческого поведения. Овладение родным языком как средством и способом общения и познания является одним из самых ...
Наиболее тесно психолингвистика как психологическая наука связана с общей психологией, в особенности с психологией личности и с когнитивной психологией. Так как она имеет непосредственное отношение к общению, еще одной весьма близкой ей психологической дисциплиной является социальная психология и психология общения как часть последней. Далее, поскольку формирование и развитие языковой способности и речевой деятельности тоже входит в объем психолингвистики, психолингвистика самым тесным образом связана с психологией развития (детской и возрастной психологией).
Наконец, она взаимодействует и с этнопсихологией.
В своем прикладном аспекте психолингвистика связана практически со всеми прикладными областями психологии: с педагогической психологией (патопсихоло-гией, медицинской психологией, нейропсихологией, психиатрией и коррекционной педагогикой (дефектологией), инженерной, космической и военной психологией, психологией труда и эргономикой, судебной и юридической психологией, наконец, с политической психологией, психологией массовой коммуникации, психологией рекламы и пропаганды. В сущности, именно эти прикладные задачи послужили непосредственным толчком к возникновению психолингвистики как самостоятельной научной области.
Психолингвистика и языкознание. Языкознание (лингвистика) традиционно понимается как наука о языке как средстве общения. При этом ее предмет, как правило, четко не определяется. Очевидно, что объектом лингвистики является речевая деятельность (речевые акты, речевые реакции).
Но лингвист выделяет в ней то общее, что есть в организации всякой речи любого человека в любой ситуации, те средства, без которых вообще невозможно охарактеризовать внутреннее строение речевого потока. Предметом лингвистики и является система языковых средств, используемых в речевом общении (коммуникации).
Другой вопрос, на чем делается акцент в каждом отдельном случае: на системности этих средств (как устроен любой язык) — и тогда мы имеем дело с так называемым общим языкознанием, или на индивидуальной специфике того или иного конкретного языка (русского, немецкого, китайского).
Лингвистика выделяет в речевой деятельности то, что непосредственно не диктуется ее психологической (психофизиологической) структурой, а относится к вариантности внутри предоставляемых этой структурой возможностей. В речи на любом языке не может не быть членения на слоги. Но какова структура русского, немецкого, китайского слога — это уже проблема лингвистическая. В любом языке обязательно есть гласные и согласные звуки — это тоже диктуется психофизиологией. А вот сколько этих звуков, какие они, в каких отношениях находятся друг к другу — это уже дело лингвиста.
Психология в профессиональной деятельности
... реферативных и научно-исследовательских работ по разделам транспортная психология, психология делового общения, психология творческой деятельности. Предложены темы работ, изложены требования к их оформлению ... дополнительной литературы. Рецензент: к. психол. н. И. В. Троицкая Психология в профессиональной деятельности Составители: Лобанова Юлия Игоревна Артемьева Вероника Алиевна Осипова Лариса ...
В лингвистике есть множество направлений и школ, описывающих принципиальную общую структуру любого языка или <индивидуальную> структуру того или иного конкретного языка на основе различного концептуального базиса (различной системы понятий и различного понимания отношений между ними).
Поэтому здесь трудно дать общую характеристику лингвистическому подходу к трактовке речевой деятельности.
Главные тенденции в развитии современного языкознания сводятся к следующим.
Во-первых, как уже говорилось, изменилось само понимание языка. Если раньше в центре интересов лингвиста стояли сами языковые средства (фонетические, т.е. звуковые, грамматические, лексические), то теперь ясно осознано, что все эти языковые средства суть только формальные операторы, с помощью которых человек осуществляет процесс общения, прилагая их к системе значений и получая осмысленный и целостный текст (сообщение).
Но само это понятие значения выходит за пределы общения — это и основная когнитивная (познавательная) единица, формирующая образ мира человека и в этом качестве входящая в состав разного рода когнитивных схем, эталонных образов типовых когнитивных ситуаций и т.д. Одним словом, значение, бывшее раньше одним из многих понятий лингвистики, все больше превращается в основное, ключевое ее понятие. Соответственно и психолингвистика все больше превращается в <психосемантику> в широком смысле слова.
Во-вторых, круг интересов лингвистики до последних десятилетий хорошо суммируется известным афоризмом Станислава Ежи Леца: <В начале было Слово, а в конце — Фраза>. Но ведь фразой, или предложением, или высказыванием общение не кончается — оно <работает> с целостными, связными, осмысленными текстами. И психолингвистика все больше интересуется именно текстами, их специфической структурой, вариантностью, функциональной специализацией.
В-третьих, с момента своего возникновения и до наших дней лингвистика была и остается наукой <европоцентричной>. Основные понятия общего языкознания сформированы на материале европейских языков — от латинского и греческого до английского, немецкого, русского. Совершенно отличные от них по структуре языки Азии, Африки, Океании, индейские языки Америки до сих пор часто описываются в системе этих понятий, к ним не всегда применимых. Важнейшим шагом вперед в лингвистике является четкое понимание и разграничение того, что в ее понятийном аппарате действительно универсально (применимо ко всем языкам без исключения), а что справедливо лишь для языков определенного типа, определенной структуры.
Итак, ясно, что психолингвистика имеет наиболее тесные связи с общим языкознанием (общей лингвистикой).
Кроме того, она постоянно взаимодействует с социолингвистикой, этнолингвистикой и прикладной лингвистикой, в особенности с той ее частью, которая занимается вопросами компьютерной лингвистики.
Предпосылки возникновения психолингвистики
Постнеклассическая психология человека
... И так же точно — мы должны положить начало человеческого в человеке, но уже на языке психологии и педагогики развития. Для меня таким началом является предельная идеализация человеческой ... реальности — это со-бытийная неслиян- но-нераздельная общность людей» [3: с. 249 ...
Психолингвистические идеи до возникновения психолингвистики. Можно сказать, что предтечей психолингвистики был создатель научной лингвистики — Вильгельм фон Гумбольдт. Именно ему принадлежит идея речевой деятельности и понимание языка как связующего звена между социумом (<общественностью>) и человеком.
Ученик В. фон Гумбольдта Г.Штейнталь, — в отличие от своего учителя, который рассматривал язык в его диалектике — и как процесс, и как готовую данность, и как часть психической деятельности человека, и как общественное явление, — понимал язык только как процесс. Г.Штейнталь писал о языке: <Он не покоящаяся сущность, а протекающая деятельность…Язык не есть нечто существующее, как порох, но процесс, как взрыв> (Steinthal, 1871, S.85).
При этом он рассматривал язык исключительно как индивидуально-психическое образование. Механизм индивидуальной речевой деятельности Г.Штейнталь понимал так: <Мы должны ясно различать три момента, действующие при говорении: органическую механику, психическую механику и подлежащее выражению…понятийное или мировоззренческое содержание. Цель речи есть представление и отображение содержания с помощью психической и органической механики.
Другой последователь В. фон Гумбольдта, русский языковед Александр Афанасьевич Потебня, по своим взглядам был ближе к нему, чем к Г.Штейнталю. Правда, у А.А.Потебни речевой акт, как и у Г.Штейнталя, есть явление исключительно психическое, но язык, слово вносит в этот акт культурное, социальное начало: <Язык объективирует мысль… Мысль посредством слова идеализируется и освобождается от… влияния непосредственных чувственных восприятий… Язык есть потому же условие прогресса народов, почему он орган мысли отдельного лица> (Потебня, 1989, с.237, 196, 197).
Так называемое младограмматическое направление в лингвистике XIX века (Г.Пауль, К.Бругман и многие другие) рассматривало язык не как процесс или совокупность процессов, а как систему <психических образов> или ассоциаций. <Психическое…совершается в единичной душе, согласно общим законам индивидуальной психологии>, а поскольку язык есть явление психическое, то <всякое языковое творчество всегда индивидуально>, и (индивидуальная) психология является для языкознания <законоустанавливающей> наукой. Причем <психическая сторона речевой деятельности, как вообще все психическое, может быть познана лишь непосредственно, путем самонаблюдения> (Пауль, 1960, с.Зб-40,51).
Совершенно противоположную позицию занимал великий лингвист И.А.Бодуэн де Куртенэ, для которого, как и для В. фон Гумбольдта, язык (в широком смысле) был одновременно и <…определенным комплексом известных составных частей и категорий, существующих только in abstracto…>, и <…беспрерывно повторяющимся процессом, основывающимся на общительном характере человека и его потребности …сообщать (свои мысли) …другим людям>. В начале своей научной деятельности И.А.Бодуэн опирался на материалистическую концепцию физиолога и психолога И.М.Сеченова (через посредство его последователя, казанского физиолога Н.О.Ковалевс-кого), а во второй половине жизни склонялся к позициям В.Вундта и вдохновляемой им <экспериментальной психологии>. О И.А.Бодуэне как одном из непосредственных предшественников психолингвистики см. (Леон-тьев, 1969, с.177- 202); там же приведена основная литература.
«Теория и методика преподавания русского языка», «Психология» и«Педагогика»
... методов обучения. Теоретические, теоретико-практические и практические методы обучения русскому языку (рассказ, слово учителя, беседа (сообщающая, эвристическая, повторительная), упражнения ( ... основные средства обучения. Зрительная и слуховая наглядность в обучении русскому языку. Вспомогательные пособия. Функции учебника (информирующая, формирующая, систематизирующая). Специфические особенности ...
Основоположник лингвистики XX века Фердинанд де Соссюр четко разделял собственно язык (langue) как абстрактную надындивидуальную систему, языковую способность (faculte du langage) как функцию индивида (обе эти категории он объединял в понятии langage, или речевой деятельности) и речь (parole) — индивидуальный акт, реализующий языковую способность через посредство языка как социальной системы. К сожалению, эта система понятий, введенная Ф. де Соссюром в его лекциях, читанных в Женевском университете, отразилась в каноническом тексте его <Курса общей лингвистики>, опубликованном после его смерти (см. Соссюр, 1977), в упрощенном и искаженном виде и была восстановлена только в 1950-х гг. Робером Годелем (Godel, 1957; см.так-же Соссюр, 1990).
К концепции Ф. де Соссюра близка концепция Л.В.Щербы, который ввел понятие <психофизиологической речевой организации индивида>, которая <вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом>. Эта <речевая деятельность> — <процессы говорения и понимания>. Наконец, Л.В.Щерба говорит о <системе языка>, подчеркивая, что это <…некая социальная ценность, нечто единое и общеобязательное для всех членов данной общественной группы, объективно данное в условиях жизни этой группы> (Щер-ба, 1974, с.24- 29).
Именно взгляды Л.В.Щербы оказали наиболее сильное воздействие при возникновении отечественного направления психолингвистики.
Наконец, совершенно особое место занимают работы французского лингвиста Г.Гийома, создателя особой лингвистической дисциплины — психосистематики языка. Г.Гийом сосредоточивается на анализе языка не под углом зрения отношения <человек-человек>; а в плане отношения <человек-мир (универсум)>. По Гийому, именно благодаря <отношениям всех и каждого к миру> люди могут общаться друг с другом (Гайом, 1992, с. 161).
Таким образом, его взгляды близки к концепции <образа мира>.
Перейдем к предшествовавшим появлению психолингвистики и в известной мере обусловившим это появление психологическим идеям конца XIX — первой половины XX века.
Их краткую характеристику мы начнем с так называемой <гештальт-психологии> (Gestalt — от нем. <образ>), представленной такими громкими именами, как М.Верт-геймер, В.Келер, К.Коффка, в известной мере К.Бюлер и КЛевин (первый был близок гештальтизму, но занимал самостоятельную позицию, а второй с течением времени отошел от ортодоксального гештальтизма): Геш-тальтисты разделяли мир переживаний и физический мир, лежащий <за> переживаниями. Мир переживаний они в свою очередь рассматривали с двух точек зрения: как физиологическую реальность (мозговые процессы) и как психическую (феноменальную) реальность сознания. Сознание понималось как динамическое целое, <поле>, единицей анализа которого и считался <гештальт> — целостная образная структура, несводимая к сумме составляющих ее ощущений.
2. Отличительные особенности психологии как науки. Типы и виды ...
... процессов. Научно-психологические знания излагаются на специфическом научном языке. Научную психологию нередко называют академической. При этом ее обычно разделяют ... обоснования, а также критериями истинности: житейская психология, научная психология, практическая психология, искусство, иррациональная психология. 1.2. Житейская психология Психологические знания, накопленные и использующиеся ...
Наиболее интересные для нас работы гештальтистов принадлежали, впрочем, не перечисленным только что ученым, со временем ставшим классиками психологии, а психологам, так сказать, второго эшелона. Например, в экспериментах О.Нимайера (Niemeyer, 1935) было показано, что при восприятии предложения его грамматическая структура с самого начала воссоздается как единое целое, как гештальт. Но особенно важна высказанная О.Дитрихом идея: <Не только язык, но и каждый отдельный акт речи и понимания речи не простая, но, напротив, крайне сложная психофизиологическая функция, и отсюда следует расчленение не только языка в целом, но прежде всего именно этих актов на различные слои, каждый из которых имеет свою относительную ценность в рамках каждого рассматриваемого случая> (Dittrich, 1925, S.25-26).
Позже эта идея получила конкретное психофизиологическое обоснование, в частности, в яркой работе Ф.Кайнца <К построению языка> (Kain^, 1957).
Между прочим, именно О.Дитрих еще в 1913 году высказал мысль о необходимости особой научной дисциплины (он называл ее <психологией языка>), не совпадающей ни с собственно психологией, ни с лингвистикой (Dittrich, 1913).
Упомянутый только что Ф.Кайнц, автор многотомного труда <Психология языка>, в России почти не известен (см. о нем Леонтьев, 1967, с.69-71).
К.Бюлер заслуживает отдельной характеристики, так как, по словам Р.Якобсона, его книга <Теория языка> <все еще остается, быть может, самым ценным вкладом психологии в лингвистику> (Якобсон, 1985, с.385).
Второе важное направление в мировой психологии в начале XX века связано с так называемой бихевиористской (<поведенческой>) психологией. Ее виднейшие представители на раннем ее этапе — Дж.Уотсон и Э.Торндайк.
Бихевиористская психология во многом солидаризуется с материалистической психологией, и не случайно она считает одним из своих предтеч великого русского физиолога И.П.Павлова. Она признает только объективные методы исследования психики, включает психику в общий контекст жизнедеятельности человека и считает ее обусловленной внешними воздействиями и физиологическими особенностями организма. С этим спорить трудно. Но, провозгласив объективность методов психологии, бихевиористы заявили, что если что-то в психике не поддается непосредственному наблюдению и измерению, то этого <что-то> вообще не существует. <Поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии… Все эти термины могут быть исключены из описания деятельности человека> (Уотсон, 1927, стлб.435).
Отказавшись от дуализма и считая психику продуктом внешних воздействий, бихевиористы понимают эти воздействия исключительно как стимулы, извне воздействующие на организм, а содержание психики человека низводят до совокупности реакций организма на эти стимулы и связей стимулов с реакциями, возникающих благодаря тому, что та или иная реакция оказывается полезной для организма. <Человеческая жизнь складывается из определенных положений или ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, из определенных ответов или реакций, которыми мы отвечаем на данные положения, и из определенных образующихся связей между бесчисленным множеством воздействующих на нас положений и соответственно таким же бесчисленным множеством вызываемых ими реакций> (Торндайк, 1935, с.21).
Конечно, обойтись только наблюдаемыми феноменами бихевиористы не могут, особенно при трактовке таких сложных форм поведения, как речевое. Поэтому в бихевиористскую теорию очень скоро было введено понятие <промежуточных переменных>, опосредствующих реакции организма на те или иные стимулы.
Позже, не отказываясь от принципиальной схемы <стимул-реакция>, бихевиористы пришли к реалистической психофизиологической интерпретации <промежуточных переменных>. В частности, таковы были уже в 1950-е гг. взгляды одного из основоположников психолингвистики — Чарлза Осгуда (cw.Osgood, 1957).
Можно сказать, образцом бихевиористского подхода к речи являются работы американского лингвиста Леонарда Блумфилда. Язык для Л.Блумфилда — простая количественная прибавка к другим стимулам, лингвистические формы просто обеспечивают более тонкую, специфичную и тонкую координацию, чем другие средства, но качественно он от других стимулов не отличается и есть лишь <…форма поведения, благодаря которой индивидуум приспосабливается к социальной среде> (Weiss, 1925, р.52)\
Своеобразное явление в позднем бихевиоризме представлял собой Б.Скиннер, известный как специалист по обучению, но являющийся и автором теоретического труда <Речевое поведение> (Skinner, 1957).
Если не считать Б.Скиннера и еще некоторых бихевиористов <старого закала>, бихевиоризм в целом за первую половину XX века испытал совершенно определенную эволюцию. Охарактеризуем ее словами знаменитого американского лингвиста Уриэля Вейнрайха: <Мысль, психические процессы остаются все так же табу. Но считается возможным говорить о «скрытых состояниях», «целевом поведении» и даже (о тень Уотсона!) выражать мысль, что «цель речи — передавать идеи»… Может быть, и многие из нас, лингвистов, придут в один прекрасный день ко взгляду на речь как на осмысленную коммуникативную деятельность, а не только как на продукт набора формальных правил> (Weinreich, 1953, р.279).
Одним словом, <так естественно допустить немножко разумного между стимулом и реакцией> (Миллер, Галантер, Прибрам, 1965).
Психолингвистика как раз и возникла из этого <естественного допущения>.
Возникновение и развитие психолингвистики
Сам термин <психолингвистика>, повидимому, впервые прозвучал в статье американского психолога Н.Пронко (Pronko, 1946).
Как отдельная наука она возникла в 1953 году в результате межуниверситетского семинара, организованного в июне-августе Комитетом по лингвистике и психологии Исследовательского Совета по социальным наукам в Университете Индиана. Вдохновителями этого семинара были два психолога с мировым именем — Чарлз Осгуд и Джон Кэролл — и литературовед, фольклорист, семиотик Томас Сибеок. Его участниками были в основном лингвисты, причем самого высшего класса — все они к настоящему времени получили мировую известность, — и психологи, тоже отнюдь не рядовые. За девять летних недель они написали книгу, в которой суммировали основные теоретические положения, принятые в ходе дискуссий всеми участниками, и основные направления экспериментальных исследований, базирующиеся на этих положениях (Psycholinguistics, 1954).
В основе концепции, изложенной на ее страницах, лежат три основных источника.
Это, во-первых, математическая теория связи Шеннона-Уивера, иногда называемая также математической теорией коммуникации. Главная ее черта — представление процесса коммуникации как трансляции некоторой информации от одного изолированного индивида (говорящего) к другому (слушающему).
Во-вторых, американская дескриптивная лингвистика (соответствующая глава написана Джозефом Гринбергом).
В-третьих, необихевиористская психология в варианте Ч.Осгуда, как раз в 1953 году издавшего свою известную монографию <Метод и теория в экспериментальной психологии> (Osgood, 1953), а годом раньше начавшего серию публикаций по психологическим вопросам семантики (по интересному совпадению, другой лидер семинара, Дж.Кэролл, опубликовал свою основную книгу все в том же 1953 году — см. (Carroll, 1953)).
Пожалуй, та известность, которую моментально получила книга <Психолингвистика>, была связана не столько с ее теоретическим содержанием, сколько с самим фактом ее появления. Она сыграла роль скорее стимула, толчка к развертыванию многочисленных междисциплинарных лингвопсихологических исследований, чем единой теоретической базы таких исследований. Существенным оказалось и то, что вокруг семинара и книги, ставшей ее результатом, объединились лучшие умы американской лингвистики, психологии и смежных с ними дисциплин (семиотики, как Т.Сибеок, этнографии и теории культуры, как Лаунсбери, теории обучения языку, как Дж.Кэролл).
Суть психологической концепции Ч.Осгуда такова. Речь есть система непосредственных или опосредствованных (задержанных) реакций человека на речевые или неречевые стимулы. При этом речевые стимулы вызывают частично то же поведение, что соответствующие неречевые, благодаря возникновению ассоциаций между речевым и неречевым стимулами Речевое поведение опосредствовано системой фильтров, задерживающих и преобразующих речевой стимул (на входе) и (или) речевую реакцию (на выходе).
Такая система фильтров, имеющая, по Осгуду, врожденный характер, и отождествляется им с речевым механизмом или языковой способностью человека: таким образом, <промежуточные переменные> имеют для Ч.Осгуда вполне определенный психофизиологический смысл. Вот как выглядит принципиальная схема речевого поведения человека по Осгуду:
Уровень репрезентации
Уровень интеграции
Уровень самостимуляции
Уровень рецепции
Уровень моторного кодирования
На уровне рецепции речевые стимулы перекодируются в нервные импульсы. Затем эти импульсы образуют наиболее вероятное (на основании прошлых восприятий) перцептуальное единство, своего рода <гештальт> (на уровне интеграции).
На уровне репрезентации этот гештальт ассоциируется с неречевыми стимулами и обретает что-то вроде значения. Затем процесс обращается <наружу>, и на уровне самостимуляции на основе информации, поступившей с уровня интеграции и с уровня репрезентации, делается выбор между <альтернативными моторными целыми>, и наконец эти интегрированные моторные схемы проходят моторное кодирование и превращаются в собственно факты поведения. См.: (Osgood, 1957; 1963, р.259- 260; Psycholinguistics, 1954; Леонтьев, 1967, C.29-31).
Главная особенность психолингвистики первого поколения, роднящая ее с другими ответвлениями бихевиоризма — это ее реактивный характер. Она целиком укладывается в бихевиористскую схему <стимул-реакция>, пусть в исправленном, модернизованном ее варианте.
Второй особенностью психолингвистики первого поколения является ее атомизм. Она имеет дело с отдельными словами, грамматическими связями или грамматическими формами. Особенно ясно этот атомизм сказывается в осгудовской теории усвоения языка ребенком: такое усвоение по существу сводится к овладению отдельными словами или формами и их дальнейшей генерализации (обобщению).
В силу этого осгудовская психолингвистика, как быстро выяснилось, не может интерпретировать многие факты, это теория, имеющая недостаточную объяснительную силу. В частности, как заметил Дж.Миллер, чтобы научиться языку <по Осгуду>, ребенок должен заниматься этим 100 лет без перерывов на сон, еду и т.д. (Миллер, Галантер, Прибрам, 1965, с. 159).
Наконец, для психолингвистики первого поколения характерен индивидуализм: это теория речевого поведения индивида, вырванного не только из общества, но даже из реального процесса общения, который сведен здесь к простейшей схеме передачи информации от говорящего к слушающему.
Поэтому совсем не удивительно, что, сохранив саму идею психолингвистики как единой теоретической дисциплины, многие ученые оказались неудовлетворенными подходом Ч.Осгуда и его единомышленников и стали искать альтернативные подходы.
Психолингвистика второго поколения: Н.Хомский и Дж.Миллер. Уже в конце 1950-х гг. у осгудовской психолингвистики появился сильный оппонент. Это был молодой лингвист Ноэм Хомский (Чамский), дебютировавший в 1955 г. диссертацией о трансформационном анализе, а в 1957 г. выпустивший в гаагском международном издательстве свою первую большую книгу <Синтаксические структуры>, вскоре переведенную и на русский язык (Chomsky, 1957; Хомский, 1962).
Но знаменитым его, так сказать, в одночасье сделала опубликованная в 1959 году развернутая рецензия на книгу Б.Скиннера <Речевое поведение>, где Н.Хомский впервые четко сформулировал свое психолингвистическое кредо. Еще больше укрепило позиции Н.Хомского и группы молодых лингвистов, объявивших себя адептами его теории, то, что в их ряды встал очень известный психолог, прославившийся к этому времени как автор классического компендиума <Язык и коммуникация> (Miller, Selfridge, 1951) и безусловно являвшийся самым талантливым и компетентным специалистом Америки — Джордж Эрмитейдж Миллер».
Если Ч.Осгуд строил свою психолингвистическую модель, отталкиваясь от психологии или, в терминах необихевиористов, от <теории поведения> и конкретизируя ее на материале речи и ее восприятия, то Н.Хомский шел принципиально иным путем — от лингвистики. И в частности, от им же разработанной трансформационной модели.
Почему-то считается, что Н.Хомскому и принадлежит идея трансформации. Это не так: трансформационный подход был впервые предложен его учителем — крупнейшим американским лингвистом Зелигом Харрисом. Заслуга же Н.Хомского в том, что он реализовал этот подход в виде целостной модели описания языка — порождающей грамматики. Причем <порождает> она всего лишь текст. В этой грамматике существуют особого рода правила или операции (трансформационные), прилагаемые к синтаксической конструкции предложения как единому целому. Так, Хомский выделяет группу простейших синтаксических структур, называемых им ядерными (типа: Петр читает книгу).
Прилагая к такой ядерной структуре операцию пассивизации, получаем Книга читается Петром. Если приложить к ней операцию отрицания, получим Петр не читает книгу. Возможна и вопросительная трансформация: Петр читает книгу? Можно использовать одновременно два, три, четыре вида трансформационных операций: Книга не читается Петром.
Первоначально Н.Хомский и не имел в виду переносить свою модель в психолингвистику: еще в 1961 году он считал <ошибочным> убеждение, <что порождающая грамматика, как таковая, есть модель для говорящего или соотнесена с ней каким-то строго определенным образом> (Chomsky, 1961, р .14).
Первую попытку внедриться в психолингвистику он сделал в известной книге <Аспекты теории синтаксиса> (1965), где вводится понятие глубинной структуры, определяющей семантическую интерпретацию синтаксической конструкции предложения и соответствующей <ядерной конструкции> первого варианта его теории. По Хомскому, последовательность порождения предложения такова. <База (базовые грамматические отношения) порождает глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семантическую интерпретацию; при помощи трансформационных правил она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента> (Chomsky, 1965, р.141).
Пожалуй, стоит обратить внимание только на три момента в дальнейшем развитии взглядов Н.Хомского. Во-первых, он стал <встраивать> в структуру своей модели не только грамматические, семантические и фонетические (фонологические), но и так называемые прагматические правила — правила употребления языка. Во-вторых, он развил идею, которую можно найти уже в ранних его работах — идею о принципиальном различии модели linguistic competence (<языковой способности>) и модели linguistic performance (<языковой активности>).
Первая есть потенциальное знание языка, и оно-то, по Хомскому, как раз и описывается порождающей моделью. Вторая — это процессы, происходящие при применении языковой способности в реальной речевой деятельности. Первая — предмет лингвистики; вторая — предмет психологии. Первая определяет вторую и первична по отношению к ней. Ясно, что психолингвистическая концепция Хомского представляет собой как бы проекцию лингвистической модели в психику. В подавляющем большинстве исследований школы Хомского-Миллера речь идет не случайно именно об анализе и количественной оценке <психологической реальности> тех или иных компонентов языковой структуры или правил перехода от нее к каким-то иным структурам, обычно априорно объявляемым психологическими (или когнитивными).
В-третьих, Н.Хомский последовательно обосновывал и отстаивал (и продолжает это делать и сейчас) идею врожденности языковых структур.
Модель Н.Хомского импонировала и лингвистам, и психолингвистам своей бросающейся в глаза оригинальностью, кажущейся динамичностью, она как будто позволяла сделать в лингвистике принципиальный шаг вперед — от распределения языковых единиц по уровням и построения на каждом уровне своей языковой подсистемы (фонологической, грамматической и пр.) к представлению языка как целостной системы, организованной по единым правилам. В популярности идей Н.Хомского сыграла большую роль также характерная для конца 1950-х-начала 1960-х гг. тенденция к <машинизации> человеческого интеллекта. Действительно, модель, казалось бы, позволяет <автоматически> получать из заданного исходного материала любые грамматические конструкции, <заполнять> их лексикой и правильно фонетически оформлять.
Важнейшее отличие психолингвистики второго поколения по сравнению с осгудовской заключалось в том, что был преодолен атомизм этой последней. Особенно ясно это видно на примере трактовки усвоения языка: согласно школе Н.Хомского, это не овладение отдельными языковыми элементами (словами и т.д.), а усвоение системы правил формирования осмысленного высказывания. Но какой ценой это преодоление было достигнуто? Односторонне психологическая ориентация сменилась односторонне лингвистической. Единство пси-холингвистической модели Хомского-Миллера — это единство модели языка. Более того — психолингвистика второго поколения принципиально ан-типсихологична: претендуя на роль психологической, а не только лингвистической теории, она в сущности сводит психологические процессы к реализации в речи языковых структур. Системность поведения или деятельности человека оказывается непосредственно выведенной из системности языка — психика в лучшем случае накладывает определенные ограничения на реализацию языковых структур (это касается, например, объема памяти).
Два других недостатка осгудовской психолингвистики остались непреодоленными. Изменилось представление о степени сложности речевых реакций: но осталась незыблемой сама идея реактивности (особенно хорошо это видно в известной книге Дж. Миллера, Е.Галантера, К.Прибрама <Планы и структура поведения> (1965); см.также Леонтьев, 1974. А индивидуализм осгудовской психолингвистики Н.Хомский и Дж.Миллер еще больше углубили — одним из важнейших положений психолингвистики второго поколения стала идея универсальных врожденных правил оперирования языком, сформулированная на основе тех бесспорных фактов, что, с одной стороны, эти правила не содержатся в эксплицитной форме в языковом материале, а с другой, что любой ребенок может одинаково свободно овладеть (как родным) языком любой структуры. Таким образом, процесс овладения языком свелся к взаимодействию этих врожденных правил или умений и усваиваемого языкового материала или, если угодно, к актуализации этих врожденных правил.
Среди последователей Н.Хомского и Дж.Миллера с самого начала возникла тенденция <подправить> психолингвистику второго поколения, сделать ее более психологической, привести в соответствие с концептуальной системой общей психологии. Эта тенденция особенно ярко проявилась в работах молодых психологов так называемой Гарвардской школы, прямых учеников и сотрудников Джорджа Миллера: Т.Бивера, М.Гарретт, Д.Слобина и др. Их позиция достаточно четко отразилась, например, в переведенной на русский язык книге Д.Слобина <Психолингвистика>, в оригинале изданной в 1971 году (Слобин и Грин, 1976).
В Европе распространение идей Н.Хомского натолкнулось на основательную психологическую традицию. И европейские психолингвисты приняли идеи Хомского-Миллера с самого начала с большим скепсисом, поверяя их традиционной психологией и преобразуя в соответствии со своей психологической позицией. Так например, совершенно особое направление в психолингвистике второго поколения составили англичане — П.Уосон, Дж. Джонсон-Лэйрд, Дж.Грин (русский перевод части ее книги см. Слобин и Грин, 1976), Дж.Мортон, Дж.Маршалл. Они, в частности, вышли за пределы предложения — в текст, хотя сосредоточились либо на восприятии языковых средств связи предложений, либо на <психологической реальности> логических структур. В европейских ответвлениях психолингвистики второго поколения допускается иное функциональное соотношение грамматики и семантики в порождении и восприятии предложения, хотя и в рамках его языковой структуры, вводятся отдельные понятия теории высказывания, учитываются некоторые <неклассические> ситуативные факторы (особенно в работах психолингвистов ФРГ), но роль этих факторов в психологической организации процессов общения, ее зависимость от типа и задачи общения остаются нераскрытыми. Европейские психолингвисты покушаются и на <святая святых> теории Н.Хомского — противопоставление языковой способности и языковой активности. Однако в силе остается подход к психолингвистике с позиций <психологической реальности> языковых единиц и структур, т.е. идея полного или частичного изоморфизма <когнитивных> или психолингвистических структур и структур языковых.
Психолингвистика третьего поколения, или, как ее назвал видный американский психолог и психолингвист Дж.Верч, <новая психолингвистика>, сформировалась в середине 1970-х гг. Она связана в США с именем Дж.Верча и психолога более старшего поколения — цитированного выше Джерома Брунера; во Франции — с именами Жака Мелера (бывшего одно время пламенным пропагандистом идей Н.Хомского и Дж.Миллера, но вскоре отошедшего от них), Жоржа Нуазе, Даниэль Дюбуа; в Норвегии — с именем талантливого психолингвиста Рагнара Руммет-фейта.
Покажем типичную логику психолингвистов третьего поколения на примере взглядов Жоржа Нуазе. Один из основных тезисов Ж.Нуазе — необходимость разработки <автономной психолингвистики>. Имеется в виду автономия от лингвистических моделей, т.е. преодоление изоморфизма языковых и психологических структур.
Какова же в таком случае природа специфических, автономных психолингвистических операций? По Нуазе, операции эти имеют одновременно когнитивную и коммуникативную природу. Они приобретают когнитивный характер, конкретно реализуясь в общении, взаимодействии, речевом воздействии. В работе Ж.Нуазе (Noiet, 1980) они выступают скорее как логические, чем как языковые правила, и скорее как система операторов (в математическом смысле слова), чем как система операций. Он и Ж.Мелер в своей известной статье считают психолингвистику (лингвистическую психологию) частью когнитивной психологии (Mehler et Noiet, 1974, p.20).
Психолингвисты третьего поколения критически, чтобы не сказать больше, относятся к явному преувеличению Н.Хомским и его школой роли врожденных универсальных языковых структур. Об этом пишет Ж.Нуазе, но наиболее четкая формулировка принадлежит Даниэль Дюбуа: <Язык не должен рассматриваться только как формальный объект, одинаковый для всех человеческих существ, но как объект социальный и исторически детерминированный> (Dubois, 197.5, р.25-26).
Р.Румметфейт еще в 1968 г. подчеркивал, что следует изучать <…высказывания, включенные в коммуникативные окружения> (цит. по частичному русскому переводу — Ромметвейт, 1972, с.72); в 1975 г. он критиковал пси-холингвистов второго поколения за то, что они берут высказывания как бы в вакууме: психолингвист школы Н.Хомского <….выясняет, чем язык является, до того, как ставит вопрос о его цели и использовании> (Blakar & Rommetveif, 1975, р.5).
Наконец, психолингвисты третьего поколения преодолели изоляционизм школы Н.Хомского — они берут психолингвистические процессы в широком контексте мышления, общения, памяти. Поэтому именно их работы составили в основном теоретическую базу для развития когнитивной психологии.
Таким образом, психолингвистика третьего поколения преодолела не только атомизм, но и индивидуализм психолингвистов предыдущих поколений. Разумеется, для нее полностью неприемлем и принцип реактивности. Психолингвисты третьего поколения сознательно и последовательно ориентируются либо на французскую социологическую школу в психологии, в частности на взгляды Поля Фресса и Анри Баллона, либо на марксистски ориентированную психологию, развиваемую рядом ученых ФРГ, либо на психологическую школу Л.С.Выготского. Недаром Дж.Верч является виднейшим на Западе специалистом по Выготскому и активным пропагандистом его взглядов.
Лев Семенович Выготский — один из крупнейших психологов XX столетия, создатель мощной психологической школы, к которой принадлежали А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, П.Я.Гальперин, Д.Б.Эль-конин, Л.И.Божович, А.В.Запорожец и др. Научными <внуками> Л.С.Выготского являются, в частности, В.В.Да-выдов, В.П.Зинченко и автор этих строк. Л.С.Выготский и его школа оказали огромное влияние не только на отечественную, но и на мировую психологию и педагогику: недаром его столетие (1996) отмечалось во всем мире.
Л.С.Выготский был в психологии убежденным материалистом, более того — марксистом». Он много занимался речью, и его психологический подход к речи был не просто своеобразным итогом и синтезом всех предшествующих исследований в этом направлении, но и первой попыткой построить более или менее целостную психолингвистическую теорию (хотя самого слова <психолингвистика> он не употреблял).
Начнем с известного различения <анализа по элементам> и <анализа по единицам>. Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам. Такова же психолингвистика первого и второго поколений, ставившая проблему <психологической реальности> языковых единиц. Как мы видели, даже Н.Хомский, кичащийся динамичностью своей модели, видит эту динамичность в наборе правил преобразования некоторого исходного состояния (текста или речевого механизма) в конечное состояние. Только у Л.С.Выготского и психологов, опирающихся на него, сами эти состояния вторичны по отношению к основной и подлинной единице — психологическому действию или операции, не только выступающей как единица в смысле Выготского, но и являющейся основой для построения иерархии таких единиц — в нашем случае психолингвистических единиц.
Однако главное, что делает Л.С.Выготского предтечей и основателем современной психолингвистики (во всяком случае, в ее российском варианте) — это его трактовка внутренней психологической организации процесса порождения (производства) речи как последовательности взаимосвязанных фаз деятельности. Вот что он пишет в этой связи: <…Центральная идея может быть выражена в общей формуле: отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно — от слова к мысли… Это течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд планов… Поэтому первейшей задачей анализа, желающего изучить отношение мысли к слову как движение от мысли к слову, является изучение тех фаз, из которых складывается это движение, различение ряда планов, через которые проходит мысль, воплощающаяся в слове…> (Выготский, т. 2, с.305).
В другом месте: <…Работа мысли есть переход от чувствования задачи — через построение значения — к развертыванию самой мысли… Путь от смутного желания к опосредованному выражению через значения…> (Выготский, T.I, с.162).
Первое звено порождения речи — это ее мотивация. Кстати, по Выготскому, не следует отождествлять собственно мотивы и <установки речи>, т.е. фиксированные <отношения между мотивом и речью>. Именно последние и есть <смутное желание>, <чувствование задачи>, <на-fлepelillG>>(Bыгomcкuй, т.2, с.163).
Вторая фаза — этомысль, примерно соответствующая сегодняшнему понятию речевой интенции. Третья фаза — опосредование мысли во внутреннем слове, что соответствует в нынешней психолингвистике внутреннему программированию речевого высказывания. Четвертая фаза — опосредование мысли в значениях внешних слов, или реализация внутренней программы. Наконец последняя, пятая фаза — опосредование мысли в словах, или акустико-артикуляционная реализация речи (включая процесс фонации).
Все дальнейшие модели, разрабатывавшиеся в 1960-1970-х гг. в отечественной психолингвистике, представляют собой развертывание и дальнейшее обоснование схемы, предложенной Л.С.Выготским (см. Леонтьев, 19690; Леонтьев и Рябова, 1970; Ахутина, 1975; 1989 и др.).
Ученик и сотрудник Л.С.Выготского Александр Романович Лурия внес (в рамках психологии речи и психолингвистики) фундаментальный вклад в диагностику, исследование и восстановление различных видов афазии — речевых нарушений центрально-мозгового происхождения, связанных с разрушением (из-за ранения, травмы, опухоли коры больших полушарий) различных зон коры, отвечающих за различные психические функции. При этом А.Р.Лурия опирался на выдвинутую Л.С.Выготским концепцию системной локализации психических функций в коре, т.е. на идею, что речевая (и любая другая) деятельность физиологически обусловлена взаимодействием различных участков коры больших полушарий, и разрушение одного из этих участков может быть компенсировано за счет включения в единую систему других участков.
Если до А.Р.Лурия исследователи афазии исходили в явной или скрытой форме из подхода к афазическим нарушениям с позиций психологической реальности языковых единиц и конструкций, то А.Р.Лурия впервые стал анализировать эти нарушения как нарушения речевых операций. Уже в своей книге <Травматическая афазия> вышедшей в 1947 г., он, опираясь на Л.С.Выготского (особенно в разделе <О строении речевой деятельности>), по существу строит психолингвис-тическую концепцию афазии — в частности, вводит представление о <внутренней схеме высказывания, которая после развертывается во внешнюю речь> (цит. по перепечатке в книге <Афазия и восстановительное обучение>, 1983, с.57).
Эта концепция развита им, в частности, в Лурия, 1975; 1975а; 1979.
А.Р.Лурия предложил для области знания на стыке лингвистики, патопсихологии и неврологии термин <нейролингвцсти-ка>: впервые на русском языке он был употреблен в 1968 г. (Лурия, 1968), после чего быстро распространился. Однако еще в 1964 г. термин <нейролингвистический> встречается в совместной работе группы французских афа-зиологов (Dubois, 1964).
Другой ученик, Алексей Николаевич Леонтьев, развил психологическую концепцию Выготского в несколько ином направлении, введя (в середине 1930-х гг.) развернутое теоретическое представление о структуре и единицах деятельности. В его и А.Л.Лурия публикациях 1940-1950-х гг. неоднократно встречается термин <речевая деятельность> и, как мы видели, говорится о ее строе-нии^. Однако детальный анализ речевой деятельности под углом зрения общепсихологической теории деятельности был осуществлен только в конце 1960-х гг. автором данной книги и группой его единомышленников (Т.В.Рябова-Ахутина и др.), объединившихся в Московскую психолингвистическую школу. В главе 3 детально анализируется теоретический и методологический подход к психолингвистике с позиций этой школы.
Реальное влияние на развитие психолингвистики, особенно в России, оказали не только Л.С.Выготский и его школа, но и ряд других виднейших психологов (С.Л.Рубинштейн, Д.Н.Узнадзе) и лингвистов (Л.В.Щерба, М.М.Бахтин и др. )
Некоторые исследовательские программы психолингвистики
Программы изучения развития речи ребенка.Внимание к речи ребенка традиционно для психолингвистики любых ориентаций. Преобладающим является чисто феноменологический подход: описывается или речевое развитие одного ребенка (по возможности охватываются все уровни языка), или изучаются частные феномены, свойственные речи большинства детей на некотором этапе развития. Так, исследователей всегда занимали первые детские «слова». Оказалось, что они не являются словами в обычном понимании, поскольку соотносятся одновременно с разными лицами, предметами и ситуациями, окружающими ребенка. Многочисленные звукокомплексы наподобие детского «дай» выступают не в функции слов, а в функции целостных высказываний, при этом контекстно-обусловленных: за одним и тем же звукокомплексом может стоять смысл ‘я голоден’, ‘мне нужно твое внимание’, ‘хочу потрогать этот предмет’ и т.п.
Много внимания уделяется изучению детских неологизмов в области словообразования, поскольку в этом проявляется важная динамическая составляющая порождения речи. Интерес вызывает процесс освоения ребенком системы местоимений и прежде всего – правильное использование местоимения первого лица. В отдельную задачу выделилась проблема наррации у ребенка, т.е. специфические для детей определенного возраста трудности при построении связного текста. Особое место в исследованиях речи ребенка принадлежит изучению роли языка как знаковой системы, которая служит наиболее эффективной поддержкой при совершении любых логических операций.
Изучение процессов категоризации: исследовательские программы Дж.Брунера и Э.Рош.Начиная с 1970-х годов в центре дискуссий о роли языка в развитии понятийного аппарата и познавательных процессов оказалась проблема функционирования слов, именующих не отдельные сущности, а классы и категории. Этому способствовала популярность работ американского психолога Элеоноры Рош о структуре обобщающих категорий типа «птицы», «мебель», «овощи». Обобщение (категоризация) – одна из наиболее фундаментальных мыслительных операций. Поэтому сама проблема обобщения и категоризации существовала в науке со времен Аристотеля и трактовалась в зависимости от тех или иных конкретных задач как философская и логическая, а также как психологическая и психофизиологическая. Формирование способности к обобщению у ребенка всегда считалось важнейшей задачей для тех, кто изучал психологию развития и обучения.
Рош впервые предложила отказаться от рассмотрения совокупности членов категории как множества равноправных объектов, охватываемых обобщающим именем. В науках о человеке именно равноправие членов категории считалось самоочевидным и никем не оспаривалось. Рош попытался показать, что эта традиция не соответствует психологической реальности и представила категорию как структуру, на которой заданы отношения между центром и периферией. Центр – это типичные представители данной категории; чем дальше от центра, тем меньше типичность. Пафос Рош и ее последователей – в описании культурно-зависимых особенностей психологических и языковых структур, в соответствии с которыми в одной культуре, говоря о фруктах, представляют себе прежде всего яблоко или грушу, в других – апельсин или банан. Благодаря трудам Рош в очередной раз выяснилась сложность отношений типа «мебель – стол». Еще в 1930-е годы советский психолог Л.С.Выготский (1886–1934) писал о том, что употребление ребенком слова мебель не может служить доказательством того, что ребенок овладел процессом обобщения во всей его полноте. Задолго до Рош сходными проблемами занимался также американский психолог Дж.Брунер и его школа. В конце 1950-х годов было показано, что развитие познавательной деятельности ребенка зависит от того, насколько успешно ребенок использует слова в качестве знаков, обобщающих и замещающих единичные реальные объекты. В 1990-е годы Брунер подчеркивал, что знаковое опосредование формируется не в лаборатории, а в контексте социальной жизни, где создание смыслов определяется культурой, а не природой.
Программы изучения разговорной речи.С позиций понимания реальных процессов говорения и слушания наибольший интерес представляет программа изучения разговорной речи, предложенная в 1960-е годы выдающимся современным русским лингвистом М.В.Пановым и затем реализованная коллективом под руководством Е.А.Земской. Впервые был сформулирован взгляд на разговорную речь как на особую систему, существующую параллельно с системой кодифицированного литературного языка. На каждом уровне системы разговорной речи, будь то фонетика, морфология или синтаксис, действуют свойственные именно разговорной речи закономерности. В самом общем виде особенности разговорной речи связаны с тем, что значительная часть информации содержится не в тексте самого высказывания, а в ситуации общения, взятой в целом (так называемая конситуативность разговорной речи).
Соответственно говорящий (неосознанно) ориентируется на то, что слушающий без труда сумеет извлечь нужную ему информацию, поскольку ему в той же мере доступен многослойный контекст ситуации общения. Это мимика и жесты участников коммуникации, время и место действия, речевой этикет, принятый в данной среде и т.д.
Указанный подход позволяет под новым углом зрения изучать не только разговорную речь и стратегии общения, но и ряд других важных проблем. Одна из них – это проблема речевых ошибок. Понятие ошибки содержательно только в сопоставлении с понятием нормы. Наличие в современном русском языке двух функциональных систем – разговорной речи и кодифицированного литературного языка – влечет за собой представление о наличии в нем двух различных норм и, как следствие, уточнение того, нарушение какой именно нормы стоит за той или иной ошибкой. Грамматически правильные высказывания, следующие нормам кодифицированного литературного языка, оказываются вычурными и неестественными, если они автоматически перенесены в ситуацию устного общения.
Программы изучения жестового языка глухих.Теория параллельного функционирования двух систем – разговорной речи и системы кодифицированного литературного языка – оказалась очень плодотворной для понимания функционирования жестового языка глухих индивидов. В России это показала дефектолог Л.Г.Зайцева, которая опиралась на исследования Е.А.Земской и ее коллег.
Жестовый язык глухих – это «родной» язык врожденно глухих или рано оглохших индивидов. Жестовая речь как инструмент повседневной коммуникации складывается у глухого ребенка только при условии, что он либо растет в семье глухих родителей, либо достаточно рано попадает в коллектив глухих. Именно овладение разговорной жестовой речью служит условием умственного развития и социальной адаптации глухого ребенка.
По своей функции жестовая речь, с помощью которой глухие общаются между собой в неформальных ситуациях, аналогична разговорной речи. При этом жестовая разговорная речь – это не кинетическая калька с обычной разговорной речи, а особая символическая система, в которой есть коммуникативные универсалии, но также и своя специфика. Последняя во многом обусловлена материальной формой существования жестовой речи, поскольку жест реализуется в пространстве, может исполняться как одной, так и двумя руками, притом в разном темпе, а кроме того – всегда сопровождается мимикой. Подобно обычной разговорной речи, жестовая речь глухих принципиально конситуативна.
Параллельно с разговорным жестовым языком в социуме глухих функционирует калькирующая жестовая речь, которая в значительной степени является кинетической копией русского литературного языка. Именно калькирующая жестовая речь используется жестовым переводчиком телевизионных новостей; образованные глухие в ситуации официальных выступлений также используют калькирующую жестовую речь.
Результативным оказывается сравнительное изучение грамматики и семантики обычной разговорной и жестовой разговорной речи как систем, противопоставленных кодифицированному литературному языку. Для разговорной речи (в том числе жестовой) характерны две противоборствующие тенденции: это расчлененность и сжатость, синкретизм. Например, смыслы, которые в кодифицированном литературном языке выражены одной лексемой, в разговорной речи оказываются расчлененными: вместо ручка нередко говорят чем писать. В разговорной жестовой речи аналогией являются номинативная модель по типу [ягода] + [черный] + [язык] для лексемы черника.
Синкретизм в русской разговорной речи проявляется, в частности, в специфических бессоюзных свободных соединениях по типу я в больницу зуб болит еду, в слиянии в одно целое двух фраз по типу она жила где-то под Москвой была ее деревня. В жестовой разговорной речи также имеем свободное соединение жестов в сложные конструкции, где связи между членами реконструируются из ситуации. В разговорной речи широкоупотребительны слова с «отсылочным» значением типа вещь, штука, дело, замещающие любую лексему. В жестовой речи типичным проявлением синкретизма является наличие одного жеста для выражения деятеля, действия и результата действия, где возможная многозначность снимается за счет конситуативности.
Изучение жестового языка глухих как средства коммуникации подтверждает, что любая коммуникативная система обеспечивает адекватную передачу смыслов, необходимых для функционирования культуры данного социума.
Программы изучения знания языка и знаний о языке («ментальный тезаурус» и отношения внутри него).Еще в начале 20 в. было экспериментально установлено наличие общности словесных ассоциаций у людей, говорящих на данном языке. Позже стало очевидно, что общность ассоциаций может существенно зависеть от субкультуры, к которой принадлежат люди, хотя они и говорят на одном языке. Например, если в эксперименте носителям современного русского языка предъявить слова типа лимон, дождь, роза, свет, бежать с инструкцией отвечать на них первым же пришедшим на ум словом, то большинство информантов в качестве ответов-ассоциаций дадут слова кислый, сильный, цветок, лампа, быстро и т.п. Если же в аналогичном эксперименте предъявить слова, описывающие социальные и духовные реалии, как, например, родина, вера, идеал, душа, то ассоциации, скорее всего, будут различными, в частности обнаружится зависимость ответов от возраста, образования, принадлежности к той или иной социальной группе.
Тем не менее в среднем ассоциативные связи достаточно устойчивы. Они фиксируются в ассоциативных словарях и таблицах «ассоциативных норм» – последние отражают наиболее частные ассоциации, типические (в оговоренных временных или социокультурных рамках) для носителей данного языка.
Ассоциативные устойчивые связи между словами и словосочетаниями, существующие в нашей психике, образуют воспроизводимые в эксперименте цепочки, которые иногда называют «ментальным тезаурусом». Связи эти многообразны, и их наличие применительно к родному языку не осознается. Трудности, возникающие при изучении неродного языка, в значительной мере как раз и связаны с тем, что соответствующие связи приходится создавать, а они, как правило, вступают в противоречие с «ментальным тезаурусом» родного языка. Ярче всего это видно в лексике на уровне сочетаемости слов (ср. русск. сильный дождь и англ. heavy rain) и в грамматике на уровне бессознательно усвоенных в детском возрасте моделей словообразования и управления (своего рода «ментальная грамматика»).
Помимо владения родным языком, которое, строго говоря, принадлежит не столько сфере знаний, сколько сфере умений, мы, как оказалось, располагаем весьма нетривиальными, хотя и неосознанными знаниями о самом языке. Так, было показано (на русском материале Фрумкиной, на английском – Андервудом и Шульцем), что человек с большой точностью может упорядочить по частоте буквы алфавита родного языка, разместить большую группу слов на шкале частый – редкий. Еще более удивительно, что в нашей психике отражены свойства не только слов, но и неосмысленных буквосочетаний, например, триграмм типа УПР или ОВА. В частности, для родного языка человек с большой надежностью может оценить относительные частоты встречаемости триграмм в тексте, их трудность для произнесения, степень их связанности с полнозначными словами языка (так называемую «порождающую силу»).
Возможность в эксперименте получить от информантов-носителей языка оценки перечисленных выше параметров важна в двух аспектах: 1) с точки зрения нашего знания об устройстве и законах функционирования языковой системы; 2) с точки зрения возможных приложений, где знания о языке используются для решения практических задач. В качестве примера (2) укажем широкий спектр проблем, связанных с обучением языку лиц с врожденными или приобретенными дефектами слуха и речи. Очевидно, что эффективнее обучать речи (или восстанавливать речь), опираясь на наиболее частые элементы, на наиболее прочные межсловные связи, на фонетические фрагменты, которые в среднем представляют меньше трудности для произнесения.
Программа А.Вежбицкой.В 1970–1980-е годы польская и австралийская исследовательница Анна Вежбицка(я) разработала «язык семантических примитивов» – универсальный словарь базовых слов, позволяющий описывать и сравнивать значения слов, грамматических элементов и фраз в разных языках с позиции говорящего и воспринимающего речь индивида. С точки зрения Вежбицкой, в языке нет ничего случайного – любой элемент высказывания значим, потому что он реализует определенные коммуникативные намерения говорящего и соотносится с установками слушающего. Особое внимание Вежбицка уделяет выявлению сходств и различий близких смыслов в разных языках как отражающих те или иные культурно-зависимые формы «мировидения». Например, с помощью описаний, использующих только язык примитивов, Вежбицка показала культурно-обусловленную разницу в интерпретациях многих понятий, которые мы склонны считать «общечеловеческими» и потому предположительно имеющими для всех один и тот же смысл. Это такие понятия, как ‘друг’, ‘родина’, ‘судьба’, ‘любовь’. Поэтому можно считать, что Вежбицка разработала и применила в своих трудах метод сравнительной психолингвистики.
Вежбицкая пользуется по преимуществу методом интроспекции, последовательно раскрывая читателю свою рефлексию как исследователя и объясняя мотивы своих умозаключений. Хотя Вежбицкая и не ассоциирует свои труды с психолингвистическими программами, именно ей принадлежит заслуга реализации на конкретном языковом материале пожелания Э.Бенвениста описывать «человека в языке».
