ПСИХОЛОГИЯ В КЛИНИКЕ: РАБОТЫ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ПСИХИАТРОВ КОНЦА ПРОШЛОГО ВЕКА
И.Е. СИРОТКИНА
Данное исследование выполнено при поддержке Фонда фундаментальных исследований. Автор благодарит А.Г. Выгона и сотрудников Музея истории медицины Московской медицинской академии, познакомивших ее с материалами по истории Психиатрической клиники им. С.С. Корсакова.
В статье пойдет речь об истории клинической психологии, которая еще в довундтовскую эпоху предложила собственный путь опытного исследования психики. Создателями клинической модели были французские психиатры и психологи; богатый материал содержится также в работах русских психиатров, традиционные связи которых с Францией были плодотворными и взаимно интересными[1].
Созданный В. Вундтом интроспективный эксперимент почти шокировал его современников – настолько он отличался от исторически сложившихся моделей исследования – объективного физиологического эксперимента над животными и близкого к нему гипноза, который не предполагал самоотчета испытуемого и поэтому считался объективным методом. Поставив в центр субъективный отчет испытуемого, В. Вундт внес смуту в умы исследователей. Г.И. Челпанов осторожно предупреждал, что взгляды немецкого психолога “существенно отличаются от общепринятых: …гипнотические эксперименты, по мнению Вундта, не могут быть названы психологическими экспериментами в собственном смысле, потому что гипнотическое состояние исключает самонаблюдение” [30; 2]. Другой русский психолог, Н.Н. Ланге, хотя и был последователем В. Вундта, все же не мог сразу принять совершенный последним коперниканский переворот и продолжал считать, что “действительно объективным” является лишь эксперимент “над гипнотизированными и над животными” [14; 571].
Итак, привычные нам взгляды В. Вундта в XIX в. выглядели если не крамолой, то сенсацией. Какими же были довундтовские представления об эксперименте? Исторически первой возникла клиническая психология – особое направление эмпирических исследований, в котором аномальное состояние психики, вызванное болезнью, гипнозом или наркотическими веществами, рассматривалось как своего рода “природный эксперимент”. Основоположниками клинической психологии были французские психиатры и психологи; ее идеологию разработали Т. Рибо и И. Тэн. Первый, основываясь на идеях английских
История метода «эксперимент» в психологии
... История метода «эксперимент» в психологии 1.1. История метода «эксперимент» в России Успехи психологии были обусловлены внедрением в нее эксперимента. Это ... кафедре философии кабинет экспериментальной психологии с целью развития психологии как объективной науки и преподавания ее ... и Германии (в Лейпцигском психологическом институте Вундта) он стал профессором Новороссийского университета, где ...
эволюционистов Г. Джексона и Г. Спенсера, сформулировал “закон обратного развития” психических функций (1870): их угасание при болезни идет путем, обратным развитию и росту, так что первыми нарушаются те процессы, которые формируются позже других – наиболее сложные, произвольные; последними – низшие функции, автоматизмы. Его работы носят красноречивое название: “Болезни воли”, “Болезни памяти”, “Болезни личности”. И. Тэн, кроме того, считал, что изучение не только душевнобольного, но и артиста, сомнамбулы, сновидца – т.е. других аномальных, “исключительных” случаев, – может дать в руки психолога “микроскоп”, позволяющий сделать невидимое, незамечаемое в норме видимым (“Об интеллекте”, 1870).
Эмпирическими исследованиями в этом духе занимались парижский невропатолог Ж.-М. Шарко (1825 – 1893) и его последователи – А. Бине, П. Жане, Ш. Рише и другие. На своих лекциях в Сальпетриере, собиравших самую разнообразную публику, от студентов до бомонда, Ж.-М. Шарко демонстрировал потрясающие опыты с пациентками, больными истерией. Заметив, что такие больные наиболее легко поддаются гипнозу, он гипнотизировал их и “проводил эксперименты”: в одном из них испытуемой внушалось, что на чистом куске картона нарисован портрет; затем этот картон перетасовывали с такими же двенадцатью. Пробудившись от гипнотического сна, больная просматривала двенадцать картонов, не зная, для чего она это делает, и на одном из них – том самом! – узнавала портрет [5; 240]. Другой эксперимент состоял в том, что больной внушали односторонние галлюцинации – например, красный картон на левый глаз и зеленый на правый – и смотрели, как менялся цвет суммарного образа после пробуждения; и в том и в другом опытах речь шла о том, чтобы с их помощью раскрыть механизмы зрительного восприятия (в частности, найти доводы в пользу либо центральной, либо периферической теории происхождения галлюцинаций).
Опыты с внушенными зрительными галлюцинациями философ П. Жане назвал (по аналогии с “физиологической оптикой” Г. Гельмгольца) “галлюцинаторной оптикой”.
Механизмы ошибочного восприятия – “обманов чувств”, галлюцинаций, иллюзий – в конце века по популярности опережали все другие предметы психологических исследований. О том, чтобы выбрать нечто подобное в качестве темы для диссертации, думал и племянник Поля Жане, будущий выдающийся психолог Пьер Жане (1859 – 1947), когда после окончания университета приехал работать в Гавр. Но в клинической психологии многое зависит от случая – в том числе клинического, т.е. от того, какой эксперимент на сей раз поставила природа. Случай в лице местного врача преподнес ему уникальную испытуемую – больную истерией Леонию, которая очень легко поддавалась гипнозу [37; 337 – 338]. Она и еще несколько пациенток стали объектами его диссертационного исследования под названием “Психологический автоматизм. Экспериментально-психологическое исследование низших форм человеческой активности”. Вслед за своими учителями Т. Рибо и Ж.-М. Шарко, П. Жане считал болезнь самым надежным методом исследования психики, единственный недостаток которого в том, что он слишком медленный. Он верил, что гипноз (который в школе Ж.-М.Шарко, кстати, считали патологическим
состоянием) может ускорить и контролировать ход эксперимента; в качестве других средств, помогающих изменить состояние сознания, некоторые исследователи применяли наркотические вещества, но П. Жане считал такие опыты опасными для здоровья и мало результативными [38; 28].
Психология ФЕПО -14 2011-12
... Учитель ФрейдА Зигмунда (австр. 1856 – 1939). Бэкон Фрэнсис (1561 - 1626) - основатель эмпирической психологии. «Опыты» (1597), «Новый Органон» (1620). В учении об идолах (идолы рода, идолы пещеры, ... ГЕРБАРТ Иоганн-Фридрих (нем., 1776— 1841) - основоположник эмпирической психологии в Германии. «Психология как наука, основанная на опыте, метафизике и математике» (тт. 1-2, 1824 – 1825). Психика ...
В диссертации он выделил два фундаментальных вида активности – синтетическую и автоматическую. В привычных ситуациях проявляется автоматическая активность, а синтетическая приберегается для новых, незнакомых обстоятельств. В болезни синтетическая активность ослаблена, и часть психики, будь то непосредственные ощущения или прежние воспоминания, начинает существовать самостоятельно, в виде бессознательных невротических симптомов. Диссертация была с блеском защищена в 1889 г. – году Всемирной выставки в Париже и приуроченных к ней конгрессов по физиологической психологии, психиатрии и экспериментальному и терапевтическому гипнотизму. На всех трех конгрессах о гипнозе говорилось как “о признанном экспериментальном методе”. В программе психологического конгресса ему было посвящено семь пунктов; отдельной темой стояло анкетное исследование галлюцинаций.
В то время казалось, что исследования не только гипноза, но и медиумических феноменов – телепатии, ясновидения и проч., будучи обставлены научно, могут пролить свет на механизмы психики. Размежевываясь со спиритизмом и оккультизмом, в которых феномены объяснялись на основе мистических, сверхъестественных сил, многие ученые с мировым именем занимались медиумическими опытами, пытаясь дать им естественнонаучную интерпретацию: так, членами-корреспондентами английского Общества психических исследований (основано в 1882 г.) были Т. Рибо, И. Тэн, П. Жане, В. Джемс, Ш. Рише и другие. Двое последних принимали участие в составлении анкеты о гипнагогических и телепатических галлюцинациях. Ш. Рише (1850 – 1935) (физиолог, лауреат Нобелевской премии за открытие анафилактического шока) был президентом Общества с 1905 г. Он внес немалый вклад в разработку проблем научной психологии. Так, он впервые показал, как человек, которому под гипнозом внушили совершить некий поступок, совершив его при пробуждении, вынужден подыскивать мотивы для этого поступка, так как о внушении он ничего не помнит [6; 314]. Эта работа была одним из первых исследований скрытых мотивов – темы, ставшей популярной благодаря работам 3. Фрейда. Впервые в психологии Ш. Рише применил подсчет вероятностей для отвержения, как мы теперь говорим, “нулевой гипотезы” (о том, что результаты медиумических опытов оказались случайными) [42; 231]. Немецкий философ М. Дессуар сравнил Ш. Рише с создателем психофизики Г.Т. Фехнером: “такая же странная смесь научного ригоризма и поэтического воображения” [37; подпись под фотографией Ш. Рише].
У истоков экспериментальной психологии стояли люди, которым в воображении, как и в научной смелости, трудно отказать – ведь они экспериментировали с сознанием и бессознательным, с высшими процессами: памятью, личностью, волей. Гипноз призван был выполнять роль “психологической вивисекции” (по выражению А. Бониса) – метода, позволяющего выделять и изучать высшие функции (память, волю), исследовать личность. Перед лицом такого метода
только что появившийся лабораторный эксперимент еще должен был доказать свою результативность и в особенности приложимость к высшим психическим процессам. Клинические психологи не скрывали скепсиса: “Уже несколько лет как некоторые ученые пытаются основать во Франции экспериментальную психологию (и ее охотно противопоставляют классической) … Но для того чтобы быть экспериментальной, необходимо производить опыты, а где эти опыты? Их очень немного, если не считать наблюдений, касающихся измерения ощущений, времени реагирования и проч.” [6; 378].
Тема: «Юридическая психология в современных социально – психологических ...
... в XX столетии Глава II. Современные исследования в области юридической психологии 2.1 Юридическая психология и современные исследования российского менталитета: проблема развития правосознания 2.2 ... ее. Глава I. Юридическая психология – активно развивающаяся отрасль современной социальной психологии 1.1 Предмет и объект исследований в юридической психологии Юридическая психология как наука изучает ...
Тем не менее гипноз был не единственным методом клинической психологии: другим ее методом стало исследование “исключительных случаев” – таких, например, как уникальные способности. А. Бине с этой целью изучал творчество знаменитых, драматургов, память выдающихся шахматистов и профессиональных счетчиков-престидижитаторов, а также интеллект ребенка (т.е. интеллект развивающийся, а значит, еще “ненормальный”).
В этих работах он делает, в частности, вывод о том, что единых психических способностей – единой памяти, мышления, воли – не существует. Так, есть множество видов памяти: непосредственная, как у визуализирующих числа феноменальных счетчиков, основанная на тренировке, как у показывающих практически те же результаты профессиональных престидижитаторов, и т.д. [41].
Итак, “опытная психология” началась с клинических исследований патологии и “исключительности”: сюда относились болезнь и состояния, вызванные гипнозом или наркотиками, всякого рода “обманы” и “извращения” чувствительности (галлюцинации, иллюзии, синестезии), феномены раздвоения личности и т.п. До начала 1920-х гг. объектом психологического изучения были также медиумические явления – ясновидение, чтение мыслей и др., впоследствии исключенные из пределов научной психологии [40]. В этих исследованиях отчетливо отразился дух эпохи fin de siecle, с ее приметами – декадансом в литературе и концепцией вырождения в психиатрии. На этой волне начавшиеся во Франции клинические исследования пересекли национальные границы; нашли они отклик и в России.
ПАТОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ РАБОТЫ РУССКИХ ПСИХИАТРОВ
Естественно, что первыми в России клиническую психологию взяли на вооружение психиатры, которые были хорошо знакомы с французской психиатрией: это знакомство начиналось еще на студенческой скамье с чтения работ Ж.-М. Шарко и других французских исследователей. Постоянным издателем работ французских психиатров (Ж.-М. Шарко, Ш. Рише и других) в России был профессор психиатрии Харьковского университета П.И. Ковалевский (1849 – 1923) – автор одного из первых на русском языке трудов по патопсихологии (“Основы механизма душевной деятельности”. Харьков, 1885).
С.С. Корсаков (1854 – 1900), один из основоположников московской школы психиатрии, учился по “Лекциям по вторникам” Ж.-М. Шарко, которые использовались в качестве учебного пособия уже в начале 1870-х гг. В 1889 г. С.С.Корсаков представил на конгресс по психиатрии в Париже работу по полиневритическому психозу, где не только описал симптомы выделенной им болезни, в числе которых – потеря памяти на недавние события,
но и предложил гипотезу о механизме памяти (эта публикация на французском языке получила название “Медико-психологическое изучение одного вида памяти” [55]).
Еще одна известная психологическая работа С.С. Корсакова посвящена психике микроцефалов, характерной чертой которой он считает преобладание ассоциаций по смежности (т.е. механических, более примитивных) над ассоциациями по сходству и “по смыслу”. На этом С.С. Корсаков основывает свою идею “высшей направляющей функции разума”, которая отвечает за сочетания идей и страдает первой при психическом заболевании [13].
Психика как предмет исследования психологии
... одной из самых сложных в научном познании, но и основополагающей. В отечественной психологии данную проблему рассматривают с материалистической точки зрения, когда феномен психики объясняется эволюцией ...
С Францией русских психиатров связывали не только переводы, но и поездки на стажировку, почти обязательные для закончивших университетский курс врачей. Многие русские бывали у Ж.-М. Шарко (его известность не обошла Россию: так, Ж.-М. Шарко был приглашен в качестве психиатра в императорскую семью).
Одним из первых на лекции в Сальпетриер попал петербургский психиатр, будущий профессор Военно-медицинской академии И.П.Мержеевский (1838 – 1908).
В 1872 – 1875 гг. он сделал два доклада в парижском Антропологическом обществе: о микроцефалии и, в соавторстве с французским психиатром В. Маньяном, об изменении мозговых желудочков при прогрессивном параличе [33; 113].
В.М. Бехтерев (1857 – 1927) после окончания Военно-медицинской академии получил стипендию для заграничной поездки и 1883 – 1885 гг. провел в Германии и Франции. Работая у Л. Флексига, он освоил приемы исследования нервных путей по срезам нервной системы зародышей – так называемый эмбриональный метод. В Париже он показал Ж.-М. Шарко свои препараты, “которые заинтересовали знаменитого клинициста новизной метода и ярким выделением проводящих путей и расположили его ко мне, ибо, в свою очередь, он тотчас же пригласил ко мне одну из больных клиники и продемонстрировал на ней особо интересное явление в гипнозе в виде повышенной нервно-мышечной возбудимости”[2] [3; 16]. В.М. Бехтерев был членом редакционного комитета многотомного “Traite international de psychologie pathologique” (“Интернациональный трактат по патологической психологии”) (Париж, 1908 – 1910), для которого им написаны несколько глав. Он практиковал гипноз и был одним из самых активных сторонников его применения в экспериментальных и лечебных целях; речь В.М. Бехтерева “Внушение и его роль в общественной жизни” на годичном собрании Военно-медицинской академии в 1897 г. сыграла важную роль в отмене правительственного запрета на свободное применение гипноза.
Среди других русских посетителей Ж.-М. Шарко был В.Ф. Чиж (1855 – 1924), занимавшийся также в лабораториях В. Вундта и Л. Флексига. Унаследовав после перевода Э. Крепелина в Гейдельберг кафедру психиатрии в Дерптском университете, В.Ф. Чиж, наряду с традиционными клиническими исследованиями, начал проводить психологические эксперименты в организованной его немецким предшественником лаборатории. Его исследования отличались широким спектром: от неврологии (работы о раннем распознавании сифилиса
нервной системы, артериосклерозе и неврастении) до “патографических очерков” о писательском творчестве и литературных описаниях душевных болезней (“психологические портреты” А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева).
“Опыты на себе” были характерной чертой науки прошлого века; В.Ф. Чиж с экспериментальными целями принимал закись азота и нашел, что при наркотическом опьянении первой страдает аффективная сфера, а именно нравственное чувство [39].
К тем же выводам пришел петербургский психиатр С.Д. Данилло, стажировавшийся в парижском госпитале Св. Анны; он был членом Медико-психологического, Антропологического и Анатомического обществ в Париже. Вместе с физиологом Ш. Рише они испытывали на себе и других добровольцах действие гашиша на психику [10].
Специфика психологии национального сознания испанцев и русских ...
... испанской литературы. Предметом нашего исследования является символика сервантесовского Дон Кихота. Цель работы - выявить специфику психологии национального сознания испанцев и русских сквозь призму образа ... проанализировать специфику восприятия исследуемого образа испанским и русским менталитетами; - изучить стилистику пародий на роман Сервантеса. психология дон кихот сервантес Глава I. Роль романа ...
В издании “Интернационального трактата по патологической психологии” (1908) принимал участие также И.А. Сикорский (1845 – 1918), профессор психиатрии университета Св. Владимира в Киеве; в числе его интересов была так называемая объективная психология, под которой он понимал составление полного перечня физиологических, мимических, поведенческих признаков психических состояний.
В 1890 г. посмертно вышла книга врача петербургской больницы Св. Николая – В.Х. Кандинского (1849 – 1889) “О псевдогаллюцинациях”. Прекрасно зная французские работы на эту тему, он выступил с критикой теории психиатра Ж. Байярже. Ему удалось значительно продвинуться в популярной тогда теме “ошибочных восприятий”, проведя различение между живыми образами, псевдогаллюцинациями и истинными галлюцинациями. Он воспользовался поставленным природой экспериментом, объектом которого был он сам. Психическая болезнь, которой он страдал, в конце концов привела этого талантливого психиатра к самоубийству.
Итак, в работах русских психиатров, как и их французских коллег, патопсихологические исследования и клинический эксперимент составляли такую же неотъемлемую часть, как и терапевтические мероприятия. Большой популярностью в России пользовался гипноз – как лечебный прием и метод исследования психики. Впервые русские познакомились с гипнозом благодаря заезжим из Европы магнетизерам, которых в начале века в Петербурге стало, по-видимому, так много, что это вызвало беспокойство властей [11; 86]. Интерес к магнетизму на протяжении ХЖ в. не угасал: в 1840-х гг. этот вопрос обсуждался в Московском физико-медицинском обществе [12; 15]. Магнетизм, однако, был делом таинственным и поэтому поднадзорным: для занятий им нужно было специальное разрешение Медицинского департамента. Гипнозом интересовалась самая разная публика, в том числе аристократия: в 1861 г. “по высочайшему повелению” князь А. Долгорукий проводил гипнотические опыты в Мариинской больнице для бедных в Петербурге. Приставленный к нему в качестве “ассистента по медицине” врач В.О.Михайлов, по-видимому, как и его подопечный, придерживался мистической трактовки гипноза, считая, что “неуловимые и неразгаданные основания этих сил лежат в духовной стороне человеческой природы” [16; 252].
Во время расцвета позитивизма, в 1880-е гг., врачи уже не удовлетворяются ссылками на некие основания, но ищут физиологические механизмы
гипноза. В 1881 г. (за год до речи Ж.-М. Шарко в Парижской Академии наук, положившей начало научному признанию гипноза) врачи Одесской городской больницы О.О. Мочутковский и Б.А. Окс сообщают о проведенных ими “гипнотических опытах” с пациентками, больными истерией, подобных экспериментам Ж.-М. Шарко, А. Бине, Ш. Рише с ошибками восприятия, раздвоением личности и проч. [18]. В те же годы опыты с односторонней гипнотизацией проводил в Казани И.В. Годнев [8]; к исследованиям гипнотизма обратилось Московское психологическое общество, на заседаниях которого с докладами о гипнозе, сопровождаемыми демонстрациями, выступали психиатры А.А. Токарский и Г.И. Россолимо. Состояния гипноза и естественного сна сравнивал врач-психиатр, ученик А.А. Токарского, П.П. Подъяпольский; гипноза и наркотического опьянения – С.Н. Данилло. Наконец, для выяснения общебиологического механизма гипноза проводились опыты на животных: так, В.Я. Данилевский (Харьков) на Международном конгрессе по физиологической психологии в 1889 г. доложил о результатах гипнотизирования разных животных – от раков и омаров до птиц и кроликов. Позже, в начале века экспериментами с гипнотизированием животных занимались В.М. Бехтерев и сотрудники его клиники.
По данным экспериментально-психологического исследования
... что он впервые находится в психиатрической больнице и первый раз проходит психологическое обследование). Фон настроения постоянно повышен, мимика чрезвычайно подвижна, в латентный период ... к ней стали невыносимыми. Таким образом, на первый план при патопсихологическом исследовании выступает дезорганизация психической деятельности (грубые нарушения динамики психической деятельности, памяти, внимания, ...
Несмотря на эти исследования, гипноз оставался таинственным и поэтому опасным средством. Демонстрации Ж.-М. Шарко только усугубляли впечатление; один из очевидцев этих сеансов, русский врач-психотерапевт Я.А. Боткин писал: “Гипнотизм, созданный Шарко, показан миру в виде судорог, оцепенения, летаргического состояния, сомнамбулизма, раздвоения личности, в виде галлюцинаций, мнимых преступлений и прочих ужасов, которые показывались прежде большой и малой публике различными гипнотизерами в роде Ганзена и Донато” [7; 27]. В 1890 г. публичные сеансы гипноза были запрещены, и применять его разрешалось только дипломированным врачам и не иначе как в присутствии других врачей [12; 41]. Этот запрет (отмененный лишь в 1903 г.) не смог, однако, совершенно остановить исследования гипноза, который в начале века широко применялся в психотерапевтической практике (в частности, для лечения алкоголизма и неврозов, а также в хирургии для обезболивания).
Однако медицинское применение гипноза – это особая тема.
Еще одно европейское увлечение – медиумическим опытами – коснулось и русских ученых. В 1874 г. Д.И. Менделеев обратился в Физическое общество с предложением организовать комиссию для проверки явлений, возникающих на сеансах английского медиума Ч. Бредифа: сам великий химик к этим явлениям относился настороженно. Другой великий химик, А.М. Бутлеров, напротив, был их энтузиастом и в 1876 г. (вместе с профессором Н.П. Вагнером и А.Н. Аксаковым[3]) выступил на комиссии свидетелем другого медиума, мисс Кляйер. Хотя комиссию медиумические опыты не убедили [27; 224],
исследования медиумических феноменов в России продолжались. В 1891 г. возникло Русское общество экспериментальной психологии (председатель – Н.П. Вагнер), целью которого было научное изучение феноменов телепатии, ясновидения, перемещений и неожиданных появлений предметов. Протоколы заседаний Общества публиковались в крупном психологическом журнале “Вопросы философии и психологии” (в виде отдельного приложения к тому журнала за 1892 г.) [21].
Помещая эти сообщения, журнал, однако, сохранял по отношению к ним особую точку зрения: в одном из его следующих номеров была опубликована рецензия В.С. Соловьева на книгу А.Н. Аксакова “Анимизм и спиритизм. Критическое исследование медиумических явлений” (СПб., 1893).
В ней знаменитый философ пишет: “Вся сила научного эксперимента состоит в его повторяемости при тех же условиях, и для этого сами условия должны: 1) быть известны; 2) приведены в простейший вид и 3) находиться в распоряжении экспериментатора. В книге же Аксакова все действительно убедительные факты принадлежат к числу безыскусственных, самопроизвольно возникших и, следовательно, только наблюдаемых и констатируемых, а не экспериментальных явлений” [26; 436]. Аргумент о воспроизводимости действительно оказался камнем преткновения для “психических исследований”, ведь ход медиумических опытов целиком зависел от состояния медиума, которое было очень хрупким и изменчивым: если медиума проверяли, он ссылался на то, что недоверие окружающих отрицательно влияет на результаты. “Неповторимые” медиумические опыты в 1920-х гг. были окончательно отвергнуты научной психологией [41].
Психология как наука. Виды психологического знания. Отрасли психологии
... и поговорками. 2.Общая характеристика методологических принципов и методов психологии. Классификация методов психологического исследования. Методология – это система принципов организации теоретической и ... обучать (психика животных, ребенка - недоступны) 2/ бессмысленность такой “экспериментальной психологии”, функциональная бесполезность. 3/ противоречия в результатах (чтобы избежать - ...
ОТКРЫТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ЛАБОРАТОРИЙ В КЛИНИКАХ
В последней четверти ХIX в. психиатрия в России стала самостоятельной дисциплиной: кафедры психиатрии с клиниками существовали в большинстве университетов; в это же время земства получили право требовать от правительства создания новых мест для психически больных и открытия новых психиатрических лечебниц. Открывавшиеся вакансии занимали выпускники недавно образованных кафедр. Институционализация психиатрии была достигнута благодаря героическим, без преувеличения, усилиям первых русских психиатров – И.М. Балинского, И.П. Мержеевского, А.Я. Кожевникова, П.И. Ковалевского, А.У. Фрезе, С.С. Корсакова и других, которым пришлось вести сложные “социальные переговоры”, убеждая власть и общество в необходимости расширения и гуманизации психиатрической помощи, в проведении соответствующих научных исследований.
Новое поколение психиатров могло если не почить на лаврах, то все же больше времени, чем “отцы-основатели”, уделять научной работе. В 1900-х гг. не только столичные клиники, но и губернские больницы командировали своих врачей за границу или на курсы усовершенствования в Москву и Петербург. Исследования в психиатрических больницах приобрели такое распространение, что “отцы-основатели” ворчали: “Теперь врачи стремятся уйти в плохонькие лаборатории при земских больницах и «обогатить науку» казуистическими и лабораторными исследованиями в ущерб своим прямым задачам общественного земского характера… Нельзя не выразить пожелания, чтобы молодые силы русской психиатрии отдавали большую часть своей
работы общественной психиатрии, а не коснели в самодовлеющем объективизме лабораторных исследований” (К.Р. Евграфов, цит. по: [33; 322]).
О каких лабораториях идет речь в ламентациях уважаемого деятеля земской медицины К.Р. Евграфова? Об экспериментально-психологических, которые с легкой руки В. Вундта, по примеру его лейпцигской лаборатории, распространились по Европе и Америке (в 1894 г. их насчитывалось уже 32 [5; 10]).
Волна лабораторного строительства быстро докатилась до России, подготовленная соответствующими публикациями: переводами, обзорами и оригинальными исследованиями в этой области русских авторов. Первая психологическая лаборатория в нашей стране была основана в 1885 г. В.М. Бехтеревым при психиатрической клинике Казанского университета (открытие клиники и лаборатории при ней было условием, на котором В.М. Бехтерев согласился занять кафедру в провинциальной Казани).
Устроенная Н.Н. Ланге в Новороссийском университете в 1892 г. лаборатория при кафедре философии (а именно там в российских университетах преподавалась психология) была лишь второй, и приоритет следовало отдать психиатрам.
В 1894 г. в Московском университете состоялась защита диссертации Н.Н.Ланге, оппонентом по которой был С.С. Корсаков. В ответ на призыв диссертанта “организовать при русских университетах кабинеты для изучения экспериментальной психологии” [14; 566] он заметил, что такие кабинеты уже имеются при психиатрических клиниках – в Казанском университете, Военно-медицинской академии (устроен В.М. Бехтеревым, когда он перевелся в Петербург), в Дерпте. Есть, наконец, “приспособления для психометрических исследований и в Москве, и в Петербурге, и в Харькове” [14; 582]. Другой психиатр, В.Ф. Чиж, также пытался восстановить справедливость при оценке “работ соотечественников-психиатров в области опытной психологии” [29], о чем свидетельствует его письмо, направленное в редакцию журнала “Врач”.
Краткое введение в психологию, как науку («Основы психологической ...
... субъективность конкретного человека. Помимо этого, некогда единая психология разделилась на большое число отдельных отраслей психологического знания. Целостная по сути психология человека дробится тем самым на множество отдельных ...
В самом деле, уже в 1867 г. “отец русской психиатрии” И.М. Балинский закупил для открытой им клиники Военно-медицинской академии приборы для психофизических и психометрических опытов [15; 11]. С 1889 г. С.С. Корсаков на свои средства стал приобретать психологические приборы для психиатрической клиники Московского университета [19]. Лаборатория там была основана в 1895 г., ее первым директором стал А.А. Токарский (1859 – 1901).
Побывав на стажировке в Лейпциге и Париже, он впоследствии делил свое время между гипнотическими и лабораторными экспериментами [31; 42], в университете он вел курсы “физиологической психологии с упражнениями по психометрии” и “гипнотизма с его приложением к медицине” [1; 7]. А.А. Токарский постоянно вкладывал свои средства в лабораторию; на его же сбережения издавались ее “Записки” (всего вышло пять выпусков).
Эту лабораторию, скорее всего, имел в виду Г.И. Челпанов, когда писал: “У нас при Московском университете имеется «психологический институт», устроенный (на частные средства) по западноевропейскому образцу” [31; 42].
ДИАГНОСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ПСИХОЛОГИИ И ПСИХИАТРИЯ
Преемником рано умершего А.А. Токарского по лаборатории стал А.Н. Бернштейн (1870 – 1922),
ординатор, а затем ассистент Московской психиатрической клиники. Здесь он начал работы по психологической диагностике душевных болезней, которые продолжил, став директором Центрального полицейского приемного покоя для душевнобольных в Москве (1902).
А.Н. Бернштейн был приверженцем нозологического направления, популярного благодаря работам Э. Крепелина. Нозологическая классификация душевных болезней – по их этиологии, течению и исходу, а не по сопровождающим их симптомам, – сменила прежнюю симптоматологию. По замыслу Э. Крепелина, у каждой “нозологической единицы” должна быть своя психологическая картина; психиатрам поэтому следовало найти “чисто формальные нарушения душевной деятельности”, психологические “формулы для точной клинической диагностики” [28; 138].
ПСИХОЛОГИЯ В КЛИНИКЕ — Стр 2
В 1910 г. А.Н. Бернштейн и его единомышленники Г.И. Россолимо, Ц. Балталон и Т.Ф. Богданов организовали в Москве Общество экспериментальной психологии (еще одно!), целью которого считали приложение лабораторно-психологических исследований к клинике, “объективно-психологическое исследование душевнобольных”, построение “экспериментальной симптоматологии душевных болезней” [2; 4]. Ими были созданы первые тесты на русском языке: “экспериментально-психологические схемы” (А.Н. Бернштейн), или “психологические профили” (Г.И. Россолимо), в которых диагностировались восприятие и узнавание реальных предметов, их цветных и схематических изображений, осмысление (понимание картинок-сцен, пересказ историй), обобщение (классификация однородных изображений), комбинаторная способность (арифметические действия, складывание разрезанных картинок), соображение (заполнение пропущенных слов и фраз) и память (в которой А.Н. Бернштейн выделил особый параметр восприимчивости и создал специальную методику ее диагностики) [2; 15]. В “профилях” Г.И. Россолимо число параметров увеличивалось до 11 [23].
Преемник А.Н. Бернштейна в психологической лаборатории Московской психиатрической клиники, Ф.Е. Рыбаков, выпустил один из первых в России сборников психологических методик, куда вошли тесты и методические приемы Ф. Гальтона, Г. Мюнстерберга, А. Бурдона, Г. Эббингауза, А. Бине и В. Анри, Э. Крепелина, А.П. Нечаева, А.Н. Бернштейна и других (“Атлас для экспериментально-психологического исследования личности с подробным описанием и объяснением таблиц, составленных применительно к цели педагогического и врачебно-диагностического исследования”. М., 1910).
Работа по созданию методов психологической диагностики велась также в клинике Психоневрологического института – В.М. Бехтеревым и С.Д. Владычко: “объективные методы” распознавания душевных болезней как нельзя более соответствовали бехтеревской программе создания “объективной психологии”.
Однако “экспериментально-диагностические схемы” крепелинистов встретили критику в среде самих психиатров: на Х съезде Общества русских врачей доклад А.Н. Бернштейна “Об экспериментально-психологической методике распознавания душевных болезней” вызвал острую дискуссию. Возражения делились на две группы: одни психиатры критиковали нозологическое направление в целом, которое, по их мнению, “еще ничем не доказало своих преимуществ
и не установило ни одной новой формы душевных заболеваний” [28; 139]. Другие сомневались в методологической обоснованности самой психологической диагностики душевных болезней, подозревая, что, будучи обследованной с помощью этих методов, “вся масса населения оказалась бы страдающей душевными болезнями” [28; 139]. Ссылаясь на мнение психологов (Г.И. Челпанов), считавших, что “в настоящее время в научной экспериментальной психологии нет таких приемов, при помощи которых можно было бы устанавливать диагнозы” [30; 305], сторонники этой точки зрения (В.П. Сербский, Н.Е. Осипов и другие) критиковали саму идею давать “диагноз личности” на основе методологически сомнительных критериев [20; 58].
Разногласия между психиатрами повлияли на то, что вес психологических исследований на медицинских факультетах был снижен. Выиграли от этого, как мы увидим далее, философские кафедры.
СПОР ФИЛОСОФСКИХ И МЕДИЦИНСКИХ ОТДЕЛЕНИЙ ЗА ПРЕПОДАВАНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Что широкому читателю начала века было известно об экспериментальной психологии? Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона посвящает ей статью, начинающуюся так: “Экспериментальная психология – наука сравнительно новая и мало известная в русском обществе. Многие относятся к ней с предубеждением и никак не могут примириться с мыслью о существовании каких-то «психологических лабораторий». Соединяя со словом «лаборатория» представление о весах, ретортах, печах, банках, ножах, несчастных жертвах вивисекции, они с недоумением спрашивают: разве можно положить душу на весы, засадить ее в банку, подогреть на огне, разрезать на части?” [24; 285].
Но если широкая публика еще колебалась в своем отношении к психологическому эксперименту, то в университетских кругах таких сомнений не было. Уже в 1894 г. на диспуте по диссертации Н.Н. Ланге стало ясно, что университетские философы вполне готовы читать курс экспериментальной психологии. Более того, они готовы бороться с теми, кто начал преподавать ее раньше, – с кафедрами психиатрии медицинских факультетов. Так обстояло дело не только в России, но и, например, во Франции: в Сорбонне курс экспериментальной психологии, читавшийся ранее только на медицинских отделениях, был введен на факультете словесности (Faculte des lettres).
Экспериментальная психология, как эмпирическая наука, пользовалась особым уважением в эпоху позитивизма; признав ее философской дисциплиной, факультет повышал свой научный статус, получая, кроме того, дополнительные ставки и субсидии [34; 140].
По этим же причинам и российские философы, критиковавшие экспериментальную психологию с методологических позиций, все же не отрицали возможность ее преподавания на историко-филологических отделениях. В 1895 г. появился русский перевод книги А. Бине и его коллег по лаборатории физиологической психологии в Сорбонне “Введение в экспериментальную психологию”, в которой описывались устройство лабораторий, приборы, методика экспериментов. Инициатором этого издания был профессор психологии Петербургского университета А.И. Введенский, типичный кабинетный ученый (“armchair psychologist”).
Тем не менее и он признавал, что “в настоящее время при университетском преподавании психологии уже нельзя обходить молчанием
экспериментальную психологию” [5; 2]. Университетские философы, занимающиеся экспериментальной психологией, “вынуждены производить свои эксперименты или у себя на дому при помощи приспособлений, устроенных на частные средства, или в лабораториях, существующих при других кафедрах (физиологии и невропатологии), или же, наконец, должны ехать в заграничную командировку” [5; 19].
Признавая тем самым, что психологические лаборатории уже существуют в психиатрических клиниках и что в них могут работать и психологи философских отделений, А.И. Введенский был вынужден аргументировать перед университетской администрацией необходимость открытия новых лабораторий. Во-первых, пишет он, “существующие приспособления для экспериментально-психологических исследований при кафедрах душевных и нервных болезней… имеют в виду не столько интересы психологии, сколько физиологии, психиатрии и т.п.”, и следовательно, нужны кабинеты для занятий “профессиональных психологов” [5; 20]. Во-вторых, при таком положении дел, когда экспериментальная психология прикреплена к медицинским факультетам, неизбежен ее натуралистический (а следовательно, материалистический уклон), в то время как психология должна быть философской наукой.
А.И. Введенскому вторит его московский коллега Н.Я. Грот: “Весьма было бы грустно, если бы при организации этого молодого еще дела в России мы впали бы в нелепое заблуждение, что экспериментальная психология есть только психофизика и психофизиология, что кабинеты экспериментальной психологии должны быть не самостоятельными учреждениями, а филиальными отделениями физиологических и физических лабораторий, и что в них могут работать только профессора и студенты медицинского факультета, а не философии и филологии” [9; 617].
Кроме того, вниманию администрации предлагался еще один весьма убедительный довод – относительно небольшие затраты на оборудование психологических кабинетов: “устройство психологических кабинетов обходится сравнительно дешево, настолько дешево, что в Геттингене и Бонне кабинеты утверждены, строго говоря, путем частных пожертвований… Достаточно будет и 4000 рублей для полного устройства кабинета” [5; 21].
Вскоре в Университете Св. Владимира в Киеве под руководством Г.И. Челпанова начинает действовать психологический семинарий, при котором организуются лабораторные занятия для студентов. В 1907 г., когда Г.И. Челпанова приглашают профессорствовать в Московский университет, семинарий и кабинет переводятся туда; еще несколько лет спустя на их базе создается Психологический институт. Торжественно открытый в 1914 г., этот институт – один из лучших по устройству и оснащению в мире, – возможно, и стал тем “призом”, который кафедры философии выиграли в споре с кафедрами психиатрии[4].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, во второй половине ХIX в. – до появления психологических лабораторий и какое-то время наряду с ними – наиболее влиятельной отраслью эмпирических исследований была клиническая психология. Самое большое доверие психологов-естествоиспытателей вызывал “эксперимент, поставленный природой”. Душевная болезнь и искусственно вызванные патологические состояния позволяли “выключать” одни психические функции, обнажая работу других. Феноменальные способности, как и другие крайние проявления психики – от “обманов чувств” и “раздвоения личности” до телепатических феноменов, – также рассматривались в качестве “природных экспериментов”. Таким образом, значительная доля психологических исследований выпадала на долю психиатров. Российская психиатрия, имевшая тесные связи с лидером в этой области – психиатрией французской – не была исключением. Патопсихологические исследования вели С.С. Корсаков, И.А. Сикорский, В.М. Бехтерев, В.Ф. Чиж и другие психиатры. Популярными были работы с гипнозом; не обошла Россию и мода на “психические исследования” медиумических феноменов.
Психиатрические клиники стали местом не только для клинических, но и для лабораторных (в вундтовском смысле слова) исследований: именно здесь были устроены первые в России психологические лаборатории по немецкому образцу. Курс экспериментальной психологии впервые стал читаться также преподавателями кафедр нервных и душевных болезней. В клинике начали развиваться и первые диагностические исследования, созданы первые тесты на русском языке. Вскоре, однако, кафедры философии, традиционно считавшие психологию своим предметом, вступили в спор за преподавание экспериментальной психологии. Благодаря усилиями Н.Н. Ланге, А.И. Введенского, Н.Я. Грота, Г.И. Челпанова и других ученых на кафедрах философии были открыты лаборатории. Вскоре экспериментом в собственном смысле слова стала считаться немецкая модель, а времена, когда “действительно объективным” признавался “природный эксперимент”, постепенно отошли в прошлое.
1. Бернштейн А.Н. А.А. Токарский (некролог) // Вопр. филос. и психол. 1901. № 4(59).
С. 5 – 9.
2. Бернштейн А.Н. Экспериментально-психологическая методика распознавания душевных болезней. М., 1908.
3. Бехтерев В.М. Автобиография (посмертная).
М., 1928.
4. Бине А. Изменения личности. СПб., 1894.
5. Бине А. и др. Введение в экспериментальную психологию. СПб., 1895.
6. Бине А., Фере Ш. Животный магнетизм. СПб., 1890.
7. Боткин Я.А. Принципы психотерапии (принципы лечения психическими влияниями).
М., 1897.
8. Годнев И.В. Об естественном и экспериментальном сомнамбулизме и явлениях одностороннего гипнотизма. Казань, 1887.
9. Грот Н.Я. Основания экспериментальной психологии // Вопр. филос. и психол. 1895. № 5(30).
С. 568 – 618.
10. Данилло С.Н. О влиянии некоторых ядов (спирт, опий, гашиш) на сознание человека. СПб., 1894.
11. Дионесов С.М. К истории применения гипноза с лечебной целью в России // Из истории медицины/ Под ред. В.В. Канепа. Вып. 7. Рига, 1967. С. 85 – 95.
12. Егоров Б.Е. Гипноз, психотерапия, бессознательное. М., 1993.
13. Корсаков С.С. К психологии микроцефалов // Вопр. филос. и психол. 1893. № 5(20).
С. 1 – 29.
14. Ланге Н.Н. О значении эксперимента в современной психологии // Вопр. филос. и психол. 1894. № 4(24).
С. 566 – 578.
15. Мержеевский И.П. Памяти И.М. Балинского // Иван Михайлович Балинский, отец русской психиатрии, по воспоминаниям его учеников. Киев, 1902. С. 1 – 16.
16. Михайлов В.О. Расследование о целебности влияния, называеиого животно-магнетическим. М., 1871.
17. Московское психологическое общество // Вопр. филос. к психол. 1895. № 5(30).
С. 712.
18. Мочутковский О.О. Об истерических формах гипноза. Одесса, 1888.
19. Музей истории медицины Московской медицинской академии. Опись дел, полученных из Архива Психиатрической клиники. Ед. хран. 13 и 18.
20. Осипов Н.Е. Программа исследования личности. М., 1914.
21. Протоколы заседаний Русского общества экспериментальной психологии, 1891 – 92 гг. // Вопр. филос. и психол. 1892. № 12. Приложение.
22. Розенбах П.Я. Современный мистицизм. Критический очерк. (Рец. на кн.) // Вопр. филос. и психол. 1983. № 2(17).
С. 75.
23. Россолимо Г.И. Психологические профили. Количественное исследование психических процессов в норме и патологических состояниях. Методика. М., 1917.
24. Серебряников В. Экспериментальная психология // Энциклопедич. словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1904. Т. ХL. С. 285 – 290.
25. Сироткина И.Е. От реакции к живому движению: Н.А. Бернштейн в Психологическом институте 1920-х гг. // Вопр. психол. 1994. № 4. С. 16 – 28.
26. Соловьев В.С. Современное состояние вопроса о медиумизме // Вопр. филос. и психол. 1894. № 2(22).
С. 424 — 437.
27. Спиритизм // Энциклопедич. словарь Брохгауза и Ефрона. Т. ХXI. СПб., 1900. С. 224 – 226.
28. Суханов С.А. Корреспонденция из секции нервных и душевных болезней Х Пироговского съезда 26 апреля 1907 г. // Современная психиатрия. 1907. № 5. С. 138 – 140.
29. Хроника и смесь // Неврологический вестник. Казань, 1894. Т. 2. Вып. 4. С. 206.
30. Челпанов Г.И. Задачи современной психологии // Вопр. филос. и психол. 1909. № 4(99).
С. 285 – 308.
31. Челпанов Г.И. Обзор новейшей литературы по психологии (1890 – 96).
Киев: Тип. Императ. ун-та Св. Владимира, 1897.
32. Чиж В.Ф. Нравственность душевнобольных // Вопр. филос. и психол. 1891. № 7. С. 122 – 148.
33. Юдин Т.Н. Очерки по истории отечественной психиатрии. М.: Медгиз, 1951.
34. Brooks J.I. Philosophy and psychology at the Sorbonne, 1885 — 1913 // J. of the History of the Behavioral Sciences. 1993. V. 29. P. 123 — 145
35. Danziger K. Constructing the subject: Historical origins of psychological research. Cambridge, etc, Cambridge Univ. Press, 1990.
36. Danziger К. The origins of the psychological experiment as a social institution // Amer. Psychol. 1985. V. 40. P. 133 — 140.
37. Ellenberger H.F. The discovery of the unconscious. N. Y.: Basic Books, 1970.
38. Janet P. L’Automatisme psychologique. Paris: Alcan, 1889.
39. Korsakoff S. Etude medico-psychologique sur une forme des maladies de la memoire // Rev. philosophique. 1889. V. 11. P. 156 — 179.
40. Le Malefan P. Sciences psychiques, metapsychiques et psychologie. Cotoiment et diverse (sous presse).
41. Nicolas S. La memoire dans l’oeuvre d’Alfred Binet (1857 — 1911) // L’Annee psychologique. 1994. N 94. P. 257 — 282.
42. Plas R. La psychologie pathologique d’Alfred Binet // Les origines de la psychologie scientifique: Centieme anniversaire de L’Annee psychologique (1894 — 1994).
Paris: Presses Universitaires de France, 1994. P. 229 — 245.
Поступила в редакцию 31.V.1995 г.
[1] Историография этого вопроса дана в работах Е.А. Будиловой, В.А. Кольцовой, О.М. Тутунджяна, М.Г. Ярошевского.
[2] Имеется в виду феномен, возникающий в состоянии глубокого гипнотического сна – на летаргической стадии, по Ж.-М. Шарко, когда для вызова сокращения мышцы достаточно легкого прикосновения или поглаживания кожи.
[3] А.Н. Аксаков был активным издателем литературы по медиумизму, в том числе “Сборника статей А.М. Бутлерова по медиумизму” (СПб., 1889), а также журнала на немецком языке “Психические исследования» (“Psychische Studien”).
С этим связано забавное недоразумение: критикуя медиумические исследования, русский психиатр П.Я. Розенбах пишет о “германском мистицизме”, который вступил “в особо тесную связь с психологией”. Это, по его мнению, выражается в существовании журнала “ Psychische Studien ”, издатель которого, тем не менее, русский [22; 75].
[4] Интересно, что “обойденные” естественные факультеты пытались взять реванш уже в советское время: в 1924 г. при знаменитой реорганизации Психологического института на это учреждение претендовали одновременно физико-математический факультет Московского университета, который просил передать институт в свое ведение для размещения в нем кафедры физиологии, и университетская психиатрическая клиника. Ее директор П.Б. Ганнушкин мотивировал свою просьбу тем, что экспериментальная психология изучалась на медицинском факультет испокон веку; к тому же ее присутствие именно на медицинском отделении призвано обеспечить материалистический характер этой дисциплины [25; 21].