В.А. ЯНЧУК
НОВЫЕ ПОДХОДЫ В ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ИССЛЕДОВАНИИ1
Одной из центральных проблем современной психологической науки является проблема соотношения психологического научного факта и феноменальности реального социального бытия личности. Значимость определенности в этом соотношении обусловлена прежде всего тем, что в зависимости от избранной позиции определяется как общая концептуальная схема психологического исследования, так и его прикладные аспекты, связанные с избранием способа теоретизирования, метода исследования, наконец, интерпретации полученного результата.
На протяжении десятилетий интенсивно-экстенсивного развития психологической науки в доминирующих традициях, основывающихся на позитивистской методологии, исходно постулировалась принципиальная возможность доступа к объективной реальности, пусть и опосредованная некоторыми элементами субъективности, обусловленной спецификой сенсорной организации перцептивной системы человека (Г.Ю. Айзенк [1]; П. Клайн [12]; А.В. Петровский, М.Г. Ярошевский [24]; C.W. Franklin [37]; Н. Freedman, M. Schus—tack [38]; R. Havre [41]; A. Kaplan [46]; Т.Н. Leahey [50]).
Незыблемость этого базового постулата создавала основания для обоснования адекватности естественнонаучной исследовательской методологии к изучению психической активности. Отсюда доминирование экспериментальной психологии с ее ориентацией на открытие объективных универсальных законов поведения.
На первых порах эта универсальность носила более глобальный характер, распространяясь на весь высокоорганизованный биологический мир, следствием чего стала ориентация на подтверждение закономерностей поведения в экспериментах на животных (крысы, собаки, обезьяны и т.п.).
Первоначально оптимистические надежды сменились периодом разочарования. Возможные пути выхода из кризиса искались опять-таки в рамках позитивистской исследовательской схемы посредством совершенствования процедуры экспериментальных исследований и использования возможностей статистического анализа эмпирических данных. J. McClure пишет в этой связи: «Позитивисты пытаются достичь детерминистского описания, прибегая к аргументации о том, что сознание эпифеноме-нально, является просто отражением существующей реальности. Проблемность данной позиции заключается в том, что она не добивается успеха в отношении широкого ряда отношений между сознанием и поведением». В детерминистской, причинно-следственной схеме изучения поведения «фактически люди не обладают выбором» [51, с. 10].
1)Психологическая наука. Специфика науч.Психологического знания
... и деятельность также поэтому составляют предмет современных психологических исследований. Задачи психологии Главной задачей психологии является ... типичных для человека (или групп людей) способов поведения, общения, познания окружающего мира, убеждений, предпочтений, черт ... себя и косвенно наблюдать у других людей. Психология - наука о психике. Психика – (как объект психологии) - свойство ...
Упор на доминирование экспериментальной традиции в социально-психологических исследованиях начал формировать широкую оппозицию, упрекающую последнюю в искусственности, отрыве от реальной жизни с ее богатством и многообразием фактов. Как отмечает Е.О. Смирнова, «приходится констатировать, что живая реальность человеческих отношений либо недоступна научно-психологическому анализу вообще, либо требует другой методологии» [27, с. 8]. Дальнейшее упорствование в постулировании приверженности фактам и только им, объективной детерминированности этих фактов, абсолютности и одномерности истины и т.п. начинает восприниматься как архаизм, сдерживающий дальнейшее развитие социальной психологии, да и психологии в целом. «Игнорирование вклада некоторых существенных объемлющих систем в то, что мы хотим назвать психикой,— вот что, на наш взгляд, характеризует профессиональный менталитет адептов естественнонаучных подходов в изучении психики и с чем нельзя, безусловно, примириться, если соответствующее видение мира распространяется за пределы собственно природной реальности и переносится на реальность социальную жизнь…» — пишет Е.А. Климов [13, с. 11].
Е.Л. Доценко подчеркивает в этой связи, что «психолог соприкасается с несколькими классами феноменов, которые упрямо отказываются подчиняться естественнонаучной логике: факты возникают в результате желания их иметь; почти каждое утверждение оказывается относительным и допускает множественность толкований; как факты, так и суждения видоизменяются при смене контекста; взаимосвязанность всего со всем столь велика, «что установить наличие зависимости» можно между всем, чем угодно…» [10, с. 16].
Воплощение традиционных научных норм, предписывающих подробный анализ психической активности, приводит к препарированию и умерщвлению живой ткани жизни. Доминирование аристотелевской описательной парадигмы, ориентированной на детальное описание, классификацию и систематизацию, приводит к потере целостности понимания (Х.-Г. Гадамер [6]; А.Р. Bochner [36]).
Все углубляющееся дробление предмета исследования, возрастающая специализация порождают тенденцию его превращения в исследование ради самого исследования. Причем формируется порочная бесконечность, порождающая «открытия», все далее отходящие от контекста реальности, в конечном итоге приводящая к ускальзыванию самого психического.
Е.А. Климов акцентирует внимание на то, что «наука о человеке… должна не только «разламывать» свою «игрушку», бесконечно детализировать свои представления о ее «механизмах», но и соотносить ее с объемлющими системами, и прежде всего, социальными, являющимися, в частности, предметом социальной психологии. Нам представляется, что это положение должно быть принято нормой для любой отрасли научной психологии с ее необычайно сложным в каждом случае предметом рассмотрения» [13, с. 10].
Социология семьи как наука. Концептуальные подходы к исследованию семьи
... отношений между полами (Х. Хартман, США). В отечественной науке отсутствие в течение длительного времени исследований проблем семьи как института воспроизводства населения также было ... отношений в семье как малой социальной группе. Теоретической основой микросоциологических исследований семьи выступают символический интеракционизм, теория обмена, этнометодология, психоанализ и социометрия. ...
A. Bochner подвергает сомнению следующие исходные допущения позитивистски ориентированной социальной психологии:
«Цель науки — представление реальности.
Наука устанавливает общие законы, которые «вскрывают» или «объясняют» связи между наблюдаемыми явлениями.
Наука сосредоточивается на стабильных и надежных связях между наблюдаемыми явлениями.
Научный прогресс линеен и кумулятивен.
Проводя аргументированный критический анализ этих основополагающих постулатов классической психологической науки, он констатирует: «ни одно из этих притязаний не удовлетворено и в результате приходится признать, что:
а) внеисторические законы социального взаимодействия все еще не открыты;
б) с помощью теоретических понятий не удается недвусмыслен но ухватить суть наблюдаемых явлений;
в) не обнаружено ни одного метода, который бы смог разрешить теоретические баталии» [36, с. 38].
В контексте соотношения экстраспекции и интроспекции в научном психологическом исследовании была убедительно показана субъективность самих фактов, лежащих в основании теоретических построений. Фундаментальные работы в области философии науки (А.Г. Аллахвердян с соавт. [2]; М. Вартофский [4]; Х.-Г. Гадамер [6]; Э. Гуссерль [7-9]; С. Киркегор [И]; Т. Кун [15]; В. Куайн [14]; Л. Лаудан [17]; В.А. Лефевр [18]; М.К. Мамардашвили [20; 21]; П. Рикёр [25]; П. Фейерабенд [28]; В. Франкл [29]; М. Polanyi [57] и др.) убедительно показывают, что «позитивизм практически проиграл сражение за доказательство объективности экстраспективно-го наблюдения» и для психологии было бы неуместно, как отмечает/. McClure, «сохранять верность псевдообъективизму, настаивая на экстраспективности метода. Становится также очевидным, что имеющее место упорство основывается скорее на метафизических предпочтениях, нежели на каких-либо бесспорных основаниях истинности» [51, с. 12].
Также становится очевидной сомнительность причинно-следственного детерминизма в психологическом знании. По существу, причинно-следственный детерминизм воткан в философию Бэкона и ньютоновскую физику, избирать которые в качестве идеала научного познания после открытия принципа относительности Гейзен-берга вряд ли продуктивно и перспективно.
Современные тенденции развития психологии, и особенно социальной, все больше подтверждают необходимость отхода от старых, основанных на позитивизме, трактовок научного знания и познания (KJ. Gergen [39]; D. Kenrick, S. Neuberg, R. Cialdini [47]; J. Potter [59]; R.S. Rogers с соавт. [61]; R. Sapsford с соавт. [63]; W. Schultz, S. Oskamp [64] и др.).
Естественнонаучный способ мышления, определявшийся в течение многих десятилетий постулатами и ценностями традиционного идеала научного знания, ориентирующегося на физику как образцовую науку, начал сталкиваться с все большими и большими сложностями при попытках «оживления» социально-психологических феноменов. Осознание ограниченности этого способа происходит и у самих представителей естествознания, которые понимают, что сформировавшаяся в рамках естествознания система доказательства научности знания отнюдь не неуязвима, что рано или поздно придется обсуждать проблему роли исследователя в получении результатов исследования и т.п.
Методы исследования педагогической психологии
... о феноменах. Методология – учение об идейных позициях науки, логике её развития и методах исследования. Теория – это совокупность взглядов, умозаключений, ... в образовательном процессе. И педагогическая и возрастная психология основываются на знании общей психологии, которая «… вскрывает общие психологические закономерности, изучает ...
Характеризуя отличительные особенности развития психологической науки эпохи модернизма, KJ. Gergen выделяет четыре пересекающиеся предпосылки, лежащие в основании позитивистски ориентированной психологии:
- «вера в познаваемость мира.., требующая от каждой дисциплины определения границ поиска, области миропознания составляющей предмет исследования»;
- «представление об универсальных свойствах мира.., предполагающее наличие принципов, возможно законов, которые могут быть открыты в предмете исследования»;
- «вера в возможность постижения истины посредством метода», выражающаяся в «убеждении о том, что, используя эмпирические методы и особенно контролируемый эксперимент, можно выявить строгое истинное знание о природе предмета исследования и причинных сетях, в которые он включен». И далее: «результаты использования такой методологии внеличностны»;
- вера в «прогрессивную природу исследования», предполагающая, что «в результате использования эмпирических методов к предмету психологического исследования, мы все больше приближаемся к фундаментальности. Неверные представления устраняются, и мы продвигаемся к установлению надежной, ценностно-нейтральной истины о различных сегментах объективного мира» [40, с. 19-20].
Безусловно, характерное для традиционной академической психологии оперирование абстрактным психическим, обладающим характеристиками универсальности, в существенной степени облегчает решение исследуемых задач, придавая им свойство некоторой стабильности и принципиальной временной постигаемости за счет придания статичности и дискретности изучаемым единицам, правда, при смутном осознании того, что статичными, стабильными и дискретными они могут быть лишь в абстракции.
В данном случае становится возможным формирование иллюзии последовательного продвижения в познании. Правда, возникает вопрос — в постижении чего? Собственной универсальной версии реальности или самой реальности? Увы, для традиционной классической академической психологии характерно именно первое — оно легче достижимо. Сложнее обстоит дело с постижением реальности реальной, субъективно переживаемой самим человеком, погруженным в нее. Его нельзя, даже в абстракции, расчленить на относительно устойчивые и статичные части, создающие базу для однозначного и точного прогноза. Более того, к нему нельзя подходить с набором инструментов, характерных для традиционного естествознания, так как сами изучаемые единицы образуют гештальт, любое изменение одного элемента которого неизбежно приводит к изменению, во-первых, всего гештальта, во-вторых, гештальта динамического, любой срез которого всегда относится к прошлому и не соответствует настоящему, неведомому в абсолютно исчерпанном виде и самому изучаемому человеку, а тем более социальной общности, членом которой он является.
Акмеология — новое направление междисциплинарных исследований человека
... лабораторий в вузах и, наконец, Международной академии акмеологических наук. В рамках этих научно-учебных структур ведутся исследования [б], разрабатываются акмеологическис технологии [7] и ... и демократического общества приобретает особую актуальность. Для этого необходимы активные люди, высокие профессионалы, обладающие инициативой, деловитостью, организованностью и творческим потенциалом. В ...
Углубление в социально-психологическую феноменологию с неизбежностью приводит к отказу от стереотипизированной стилистики мышления в рамках дихотомии «верно — неверно». Ей на смену приходит суждение «все верно и все неверно одновременно», предполагающее проведение тщательной рефлексии оснований вынесения оценочных суждений [10, с. 17]. Однако это смелое утверждение автора неизбежно вызывает конфликт с читателем, ориентированным на одномерность истины. Увы, категория одномерности к социально-психологической феноменологии не применима.
По оценкам ряда авторов, наличие этих противоположностей коренится в отсутствии однозначных ответов, прежде всего на фундаментальные онтолого-эпистемологические вопросы (B.C. Библер [3]; К.С. Холл, Г. Линдсей [30]; К.Л. Хьелл, Д. Зиглер [31]; А.В. Юре-вич [32]; В.А. Янчук [33, 34]; K.J. Gergen [39]; N. Hayes [44, 45]; S. Kvale [49]; N. Pidgeon, К. Henwood [56]; R. Sapsford, A. Still, M. Wetherell, D. Miell, R. Stevens [63]; T.A. Van Dijk [74, 75] и др.).
Практически с момента своего конституирования как науки психология в течение многих лет пыталась (в рамках ортодоксального бихевиоризма) и продолжает пытаться в рамках некоторых современных исследовательских традиций (в частности, самой мощной сегодня — когнитивной) сохранять «научность» посредством внедрения точных измерений, разъяснения причинно-следственных связей, обычно средствами эксперимента. Этот подход может быть обозначен как номотетический в силу его ориентированности на установление фундаментальных причинно-следственных законов, которые, как это предполагается, лежат в основе человеческого социального поведения.
Погоня за универсальностью привела к парадоксальной ситуации — нахождению все новых и новых подтвержденных экспериментально и статистически закономерностей относительно абстракт ного универсального человека вообще (номотетики) при одновременном все возрастающем отрыве от конкретного человека, живущего в непосредственном социальном мире и часто не желающего вписываться в эту номотетику, проявляя свою уникальность (иди-ографию) (I. Pervin [53-55]).
Естественно, что объективно существует потребность в построении шкал сравнения, позволяющих соотносить людей друг с другом в рамках некоторой общей системы координат по тем или иным характеристикам, и она будет существовать вечно. Другое дело, что универсальность этих шкал весьма относительна, что особенно четко показано в рамках кросс-культурных исследований, наглядно продемонстрировавших огромные сложности (а иногда и бесперспективность) культурной адаптации того или иного инструмента (P.D. Smith, M.H. Bond [67]; Н. Triandis [73]).
Даже в случае принципиальной соизмеримости избранных систем координат все равно они не решают проблему идиографии. Более того, ставится вопрос о необходимости адаптации сравнительных шкал не только к разным культурам, но и к субкультурам в рамках одной однородной культуры. Изложенное свидетельствует о необходимости изучения не только идиографии на уровне отдельной личности, но и идиографии субкультур.
Человек, индивид, личность, индивидуальность
... молитвы. В эпоху Средневековья возникает образ Бога, Творца всего существующего внешней человеку силы, помогающей всем. Позиция личности тут – не я сам творю, а мной и через меня ... самой себе, она является не отдельным человеком, а человеком человечества. Понятие личности как таковой появляется лишь в Новое время. Девиз Нового времени – «знание-сила» и «время-деньги», это ...
Вторым, не менее существенным аспектом данной проблемы является обсуждение самой возможности, механизмов и средств сопряжения культурно адаптированных инструментов друг относительно друга, примером чего является индекс аккультурации [73, с. 63-65]. Но исследование идиографии невозможно без погружения в мир субъективности человека и его непосредственного социального окружения, т.е. субкультуры, обращения к их переживаниям по поводу происходящего в реальных обстоятельствах жизни. А это требует использования качественных методов с их высоким субъективизмом и идиографичностыо, которые противоречат постулатам позитивистской трактовки научности. L. Pervin подчеркивает: «наши исследования должны быть и идиографичными и номотегичными, включая изучение больших групп людей по небольшому числу пе
ременных, а также немногих людей с точки зрения организации переменных в личности» [54, с. 310].
Соотношение идиографии и номотетики в психологическом исследовании самым непосредственным образом соседствует с проблемой соотношения объективного и субъективного, выражающегося в нахождении адекватного сочетания психологического научного факта и феноменальности реального социального бытия личности и ее окружения. Сегодня начинается следующий спиральный виток дискуссий по поводу экстраспекции и интроспекции. Чем более экстраспективнее («объективнее») становится психологическая наука, тем более искусственным, препарированным становится описание реальной феноменологии социального бытия, чем ближе она становится к этому бытию, тем более становится интроспективной («субъективной»).
Парадокс заключается в том, что психология как наука, исходно конституированная и ориентированная на изучение поведения человека в условиях его непосредственной социальной жизнедеятельности, все более отрывается от этого поведения, оперируя лишь его экспериментальными, а сегодня и компьютерно-стимулируемыми виртуальными моделями, для которых реальное поведение не интересно, да и, строго говоря, непосильно в силу комплексности и множественности детерминирующих факторов, обусловливающих невозможность жесткого контроля. Следствием чего является то, что психология становится не в состоянии помочь клиенту разрешить его проблемы, взамен предлагая лишь абстрактные теоретические конструкции, отдавая ему на откуп их воплощение на прак-~ тике. Отсюда и возникновение практической психологии, пытающейся вернуться к реальной проблемной жизни человека, оказывая ему действенную помощь за счет эклектизации прикладного опыта, накопленного в клинической, психотерапевтической, психоаналитической и других практиках (D.E. Polkinghorne [58]).
D.E. Polking—home пишет: «Сегодня существует две науки психологии: модернистская психология, представляемая академическими исследователями, и практическая, представленная в первую очередь практикующими психологами» [58, с. 154-155].
Системный подход в исследованиях личности
... в преодолении обособленности психологической структуры личности от социального окружения. Эта тенденция проявилась в исследованиях Г.Оллпорта, который стремился к системному подходу, понимая сложность личности. В чрезмерном ... соответствующую систему, звеном которой он и является. Попытка дать психологическую характеристику человека без указания системы, к которой он принадлежит, лишена смысла. ...
Осознание и признание культурно-исторической детерминированности психики (Л.С. Выготский) сопровождается стремлением к нахождению объективистских инструментов ее исследования, часто калькируемых из естествознания, при понимании несоизмеримости биологической (естественнонаучной), символической и рефлексивной природ, отличающих человека от других представителей животного мира [5, с. 80-83].
Пикантность ситуации заключается еще и в том, что в психологической науке нет и самого общепризнанного определения психики. Отсутствие определенности в базовой категории, на которой строится фундамент психологического здания во многих традициях (в том числе и отечественной), при четкой ориентации на позитивистские основания исследования, приводит к тому, что фактически исследуется некая абстракция, не имеющая под собой каких-либо строгих научных (в смысле естествознания) оснований и самое главное — непосредственного доступа к ней. В данной ситуации остается одно — исследовать открытое поведение, поддающееся измерению. Но бесперспективность этой линии доказана историей бихевиористского направления.
Исходно поведение анализируется в его взаимосвязи с сознанием, но сознание в рамках позитивистской парадигмы рассматривается как эпифеноменальное. «Проблема этой позиции заключается в том, что в ее рамках не удается объяснить широкий ряд взаимоотношений между сознанием и поведением, что признается когнитивными психологами» [51, с. 10]. Другая сложность связана с «парадоксом позитивистского подхода, заключающимся в признании неспособности теории придерживаться своих же требований в отношении человеческого субъекта» [51, с. 11]. На практике оказываются невыполнимыми два основных условия научности исследования — приоритетность экстраспекции над интроспекцией и выстраивание объяснений в понятиях эффективных (механических) причин. Фактически оба этих условия носят арбитражный характер, или имеют нестрогую основу.
Арбитражность позитивистских постулатов, показанная в работах видных философов науки (Т. Kuhn, M. Polanyi, P. Feyerabend и др.), вновь стимулировала обсуждение проблемы субъективности в отношении как эмпирических фактов, так и их интерпретации исследователем. Была обоснована и субъективность самого процесса теоретизирования, проявляющаяся в необходимости следования концептуально-критериальным постулатам, объективность которых также вызывает сомнения. Более того, тем же Т. Куном достаточно убедительно продемонстрирована роль научных сообществ в их формировании [15, 16]).
Попытка субъективизации психологического знания была предпринята в рамках феноменологического подхода, сместившего акценты с экстраспекции на интроспекцию, правда, с учетом возможностей снижения субъективности в интерпретации средствами герменевтики. В работах С. Киркегора была обоснована активная сущность человека, выражающаяся в обладании им свободы выбора как экзистенции. Хайдеггер — центральная фигура феноменологического подхода — подчеркивал, что «бытие в мире человека» (Da—sein) влечет за собой неизбежность альтернатив и выборов. В свою очередь Э. Гуссерль заменил экстраспективный метод и аналитическую интроспекцию В. Вундта феноменологическим методом, представляющим особый тип саморефлексии, свободной от каких-либо объяснительных или философских предположений.
Психологическая эффективность телевизионных PR-коммуникаций.ИССЛЕДОВАНИЕ ...
... телеаудитории г. Чита)………………………………..… 20 2.3. Результаты социологического исследования психологической эффективности телевизионных PR-коммуникаций (на примере телеаудитории г. ... открытости, оперативности в формулировании социальных оценок и позиций, а также благодаря своим возможностям выражать интересы ... СМИ предназначены для широкого обмена сообщениями в рамках всего общества или, по крайней мере, ...
В. Дильтей утверждал, что понимание человеческих действий требует полностью отличных форм объяснения от тех, которые используются в естествознании. По его мнению, науки о человеке должны использовать не экстраспективные методы и детерминистские объяснения (Erklaren), а понимание действий в понятиях тех значений, которыми оперирует действующий (Verstehen). Это понимание может быть достигнуто через эмпатическое установление или сопереживание жизненных переживаний изучаемой личности или группы. Наконец, в рамках герменевтики проблема постижения субъективности жизненных переживаний получила свое инструментальное сопровождение. Один из ведущих представителей герменевтического направления Гадамер предложил в качестве средства интерсубъективного понимания человеческих действий и значений — язык.
Экзистенциально-феноменологическая линия в социальной психологии и персонологии получила освещение и поддержку в работах большого количества выдающихся философов и психологов (Э. Гуссерль [7,8]; С. Киркегор [11]; Ж.П. Сартр [26]; J‘J. Kockel-mans [48]; С. Moustakas [52]; DA. Rahilly [60] и др.).
К. Rogers утверждал: «Человек по существу живет в своем собственном и субъективном мире и даже его наиболее объективное функционирование в науке, математике и т.п. является результатом субъективных целей и субъективного выбора» [61, с. 191]. Вслед за R. Нагге и P. Se—cord, К. Rogers приходит к выводу о том, что наилучшей исходной точкой для понимания поведения является внутренняя точка зрения самого индивида. В целом, феноменологическая линия в психологии утверждает, что человеческие действия, включая язык, происходят по причине и в связи с интенциями или потенциальными значениями действующего. Для того чтобы понять язык и поведение человека, «необходимо и достаточно понять интенциаль-ные значения языка и получить причинные обоснования действующего» (J. McClure [51, с. 177]).
Экзистенциально-феноменологически ориентированные психологи внесли большой вклад в разработку нового подхода к проблеме соотношения научного факта и феноменальности реального бытия личности и ее окружения, сместив акценты на приоритетность интроспекции, снабженной соответствующими средствами снижения субъективности. Но и экзистенциально-феноменологический подход не свободен от ограничений: во-первых, и сами обоснования действующего могут быть неадекватными по причине того, что ему далеко не всегда известны истинные причины происходящего; во-вторых, герменевтические и феноменологические методы обладают собственными пределами как в теории, так и в объяснении.
Пилотажное исследование самопрезентации личности в дошкольном возрасте
... учитывая особенности мотивации, потребностей человека. Углубление понятия «самопрезентация» с позиции личности происходит в исследованиях теории когнитивного диссонанса. Изучаемый Л. Фестин- гером феномен ... с традициями возрастной психологии. Дети опрашивались индивидуально и лишь после получения согласия родителей, в привычной для них обстановке. Инструментарий пилотажного исследования представлен ...
Социальные Тсонструктивисты, анализируя перспективы разви-тия~психологического знания, обосновывают необходимость изменения позиции и характера психологического исследования./. Shatter считает, что необходим переход с позиции отстраненного, «обособленного проверяющего теорию созерцателя, к позиции заинтересованного, интерпретирующего, проверяющего процедуру, включенного наблюдателя»; с «одностороннего стиля исследования к двусторонней интерактивной модели». Далее он конкретизирует эту мысль следующим образом: «вместо образа (а) «мышления как (пассивного) зеркала природы», (Ь) «знания как точной репрезентации» и «исследователя как внешнего наблюдателя» предлагается ряд других образов: «образ (а) ученого «как одного из членов сообщества «действующих вслепую» людей, исследующих собственное окружение, используя стек или другие подобного рода инструменты»; (Ь) для которых «знание значимо как средство обращения с ним, «знания происходящего вокруг», путях коммуницирования между ними»; и (с) «мышления как активно «создающего смыслы» относительно инвариантных свойств, открываемых при помощи инструментально обеспеченных исследований собственного окружения» — изменения с познания посредством «наблюдения за», на познание посредством нахождения «в контакте или соприкосновении с» изучаемым феноменом» [65, с. 58].
По мнению/. Shotter, психологическая наука должна изменить свою исходную позицию, пересмотрев как исследовательскую процедуру, обязанную включать в плоскость рассмотрения поточность и континуальность феноменологии, так и способы легитимизации обретенного знания, предполагающие изменение отношения к экзистенциальным переживаниям. В более детализированном виде это изменение должно предполагать следующее:
- «от ориентированности на теорию к практике, от теоретизирования к практическому обеспечению, инструктивному описанию;
- от заинтересованности в обстоятельствах к заинтересованности в активности и использовании «мыслительных средств» или «психологических инструментов» собственного изобретения;
- изменения от того, что происходит в головах индивидов, к интересам (в большей части социальным) к природе окружения и к тому, к чему это может приводить, что позволяет или чему способствует;
- переход от процедур, используемых кем-либо, к согласованию, диалогу друг с другом;
- и исходной позиции отражения (когда поток взаимодействий приостанавливается), к локальным исходным точкам, вплетенным в исторический поток социальной активности в повседневной жизни;
- от языка репрезентации реальности к его роли как координатора многообразия социальных действий, с его репрезентативной функцией, реализующейся в ряде лингвистически конституированных социальных отношений;
- от доверия нашему жизненному опыту как основе понимания мира к рассмотрению социальных процессов его конструирования; и наиболее важно,
- от исследования, основанного на фундаменте, исходно принимаемом как авторитетный — провозглашающий приемлемость результатов вне времени, к образцам исследования, предполагающим возможность корректирования ошибок, находимых в локальных ситуациях и обстоятельствах» [65, с. 59].
Янчук В.А. Статья — Стр 2
/. Shotter подчеркивает: «Таким образом мы уходим от индивидуалистской, третьесторонней, внешней позиции созерцающего наблюдателя, исследователя, коллекционирующего фрагментированные данные с социально «сторонней» позиции наблюдения за реализующейся активностью, соединяющего пробелы между фрагментами при помощи изобретательного воображения теоретических категорий, к более интерпретативному подходу; уходим от использования выведения — утверждения (конечно, на некотором основании), что по существу ненаблюдаемые, субъективные сущности, предположительно внутриличностные, все же существуют, к моделям герменевтического изучения; от теоретических к более практическим интересам, связанным с вспомогательными средствами и способами, неизбежно применяемыми нами при проведении исследований» (65, с. 60).
Необходимость нового мышления в осмыслении психологического знания, которое автор связывает с разрабатываемым на протяжении ряда лет интегративно-эклектическим подходом [33, 34], не является новой постановкой данной проблемы. Та же история психологии являет собой хорошую иллюстрацию присутствия многообразия подходов и традиций. Отечественному читателю это многообразие в основном представлено в переведенных на русский язык
работах, посвященных теориям личности (Л. Первин, О. Джон [22]; К. Холл и Г. Линдсей [30]; Д. Хьелл и Д. Зиглер [31]).
Д. Хьелл и Д. Зиглер в своем обзоре позиций ведущих теоретиков по основным положениям, касающимся природы человека, представляют удивительное разнообразие позиций известных психологов по ряду выделенных ими онтолого-эпистемологических оценочно-сравнительных измерений [31, с. 576]. Этот обзор демонстрирует существенные расхождения даже в рамках одной и той же традиции. Например, по измерению рациональность — иррациональность на противоположных позициях находятся Эриксон и Адлер, с одной стороны, и Фрейд — с другой. Они предъявляют не менее пеструю панораму расхождений по предлагаемым ими в качестве критериев сравнения актуальным психологическим вопросам [31, с. 673]. Столь же убедительные характеристики многообразия показывают и другие авторы, занимавшиеся изучением данного вопроса (К. Холл и Г. Линдсей [30]; Д. Хьелл и Д. Зиглер [31]; L. Pervin [53; 54]; R. Sapsford с соавт. [63] и-др.).
Более того, конституированное многообразие не только не вносит сумятицы в научное мышление психологов, но и вызывает всяческое одобрение. Так, К. Холл и П. Линдсей утверждают, что «давно пора освободить теоретика личности от обязанностей оправдываться за те теоретические положения, которые отличаются от нормативных или привычных взглядов на поведение» [30, с. 679]. Авторы выражают свою убежденность в том, что «почти любая теория, если ее развивать систематически и сопровождать экстенсивными исследованиями, дает большие надежды на продвижение, чем слияние существующих теорий, некоторые из которых плохо сформулированы и ненадежно связаны с эмпирическими данными» [30, с. 687].
«Следует признать,— отмечает R. Stevens,— наличие многочисленных перспектив, концепций, теорий и областей исследования в психологии и обращаться с ними как с независимыми областями исследований, которые оказывают мало влияния друг на друга — своего рода «мирное сосуществование». Можно увидеть возможность какого-то синтеза — истинного «подхода с позиции множественных перспектив» — и использовать то, что является, с вашей точки зрения, сильными сторонами каждой для компенсации слабостей других. Можно также рассматривать эти альтернативные перспективы как соперников, стремящихся в соревновании доказать правомерность собственных объяснений поведения и жизненного опыта и отрицать саму возможность мирного сосуществования» [70, с. 41].
R. Stevens и М. Wetherell видят в качестве единственного ответа на ситуацию многообразия «поиск отношений и взаимодополняющих оснований.., так как существует общее согласие в том, что человеческое поведение подвержено множественным влияниям, включая биологию, раннее развитие, когнитивные процессы, рефлексивную осведомленность и активность, а также взаимоотношения и социальные влияния» [70, с. 364J.
Психологи, работающие в рамках психодинамического подхода, при всех их специфических отличиях от оригинальной версии 3. Фрейда едины в определении центрального основоположения — «структура, содержание и динамика психики не обязательно доступны сознанию» [71, с. 286]. Если социальный конструктивизм приглашает к радикальному переосмыслению природы человеческих жизненных переживаний и социальной жизни, то же делают и представители психодинамического подхода. Но в отличие от утверждения первых об осознанном социальном конструировании представлений о мире, представители психодинамического подхода выдвигают на первый план биологическую природу и бессознательное. В отличие от рационализма когнитивистов и, с определенными оговорками, экзистенциальных феноменологов, ими делаются акценты на иррациональность.
Представленный иллюстративный обзор рассмотрения проблемы психологического изучения социальной феноменологии с позиции разных перспектив ставит вопрос определения в них и избрания стратегии взаимодействия. Одну из таких стратегий предлагают R. Stevens и М. Wetherell — «рассмотрение их как взаимодополняющих, показывающих различные грани сложного предмета исследования» [70, с. 362]. При не избрании данной стратегии минимизируется потенциал взаимообогащения идеями и решениями.
Одной из самых сложных проблем межпарадигмального диалога является нахождение точек сопряжения несопрягаемого. R. Stevens и М. Wetherell ставят ряд вопросов, возникающих при поиске путей такого рода сопряжения: «Что должно быть сделано? Какой позиции должен придерживаться исследователь, сталкиваясь с различиями такого рода? Эти вопросы порождают вопросы о статусе знания, его истинности и природе реальности».
Этими же авторами предлагаются и две возможные стратегии: «Дискуссии между перспективами и существованием конкурирующих объяснений могут рассматриваться как эмпирическая проблема — означающая, что расхождения могут быть преодолены в дальнейших исследованиях проблемы установления истинности и природы реальности случая… В случае невозможности проведения решающего эксперимента, мы должны рассматривать данную проблему как решаемую в будущем по мере развития теории».
Второй возможной стратегией является признание конструируемое™ реальности. В соответствии с данной позицией «не существует реальности, независимой от наших концепций и теорий: в этом случае дискуссии являются серьезным вопросом — так как они связаны с выяснением того нахождения путей сопряжения несовместимых мировоззрений при присутствии ограниченного числа критериев для арбитрирования. Единственно, что мы можем сделать в данной ситуации — убеждать друг друга при помощи аргументов и будущих исследований, проясняющих дебатируемые вопросы. Изменения наступят со временем (не обязательно лучшие) скорее через разработку новых мировоззрений и новых парадигм научных дискуссий, нежели при помощи эмпирических решений» [70, с. 366].
В случае избрания первой стратегии возникает проблема критериев и оценочных стратегий, которые могут быть применены к столь несовместимым подходам. В то время как биолог может апеллировать к осязаемым измерениям физиологических процессов, социальный конструктивист может делать заключения, исходя из анализа идеологии и ее влияния. В то время как представитель экспериментального направления может полагаться на результаты экспериментов, экзистенциальный феноменолог оперирует обращениями к жизненным переживаниям.
KJ. Gergen пропагандирует вторую стратегию, отрицая саму идею о том, что любое знание может репрезентировать некоторые фундаментальные основания или универсальность в отношении всего понимания реальности. По его мнению, направления в психологии должны рассматриваться как проникновения в дискурсивную практику мира. Оптимальные формы дискурса нуждаются в оценке со стороны других дискурсов, таких как литература, политика, рассуждения с позиции обыденного сознания. Разговоры и диалоги между ними являются необходимыми и континуальными. Автор утверждает, что, фактически, в этом контексте социальный психолог имеет этические и политические обязательства в привнесении собственного вклада в аргументацию, реализующуюся в демократическом обществе, утверждая собственную позицию.
R. Sapsford выдвигает в качестве основания психологического многообразия многообразие эпистемологическое. Он выделяет три типа эпистемологических оснований: (1) номотетическое — «заинтересованное в установлении фундаментальных причинно-следственных законов, которые, как это предполагается, лежат в основании социального поведения»; (2) интерпретационное (психодинамический и социально-конструктивистский подходы) — «концентрируются на качественных описаниях, на интерпретации»; (3) гуманистическое (экзистенциально-феноменологический и гуманистический подходы) — утверждающее, «что люди не просто продукты влияний, находящихся за пределами их контроля, а в полном смысле обладают ответственностью за осуществление собственного выбора» [63, с. 75].
Представленные альтернативные подходы к проблеме соотношения научного факта и феноменальности реального социальногоТэь!7» тия личности отнюдь не исчерпывают всего многообразия решёнййг Свои аргументы выдвигаются представителями тендерного, дискур-сного, синергетического и других подходов. Очевидным является лишь то, что в пользу той или иной позиции по данной проблеме приводятся достаточно убедительные, но не исчерпывающие позиции, точно так же, как очевидна продуктивность подобного многообразия взглядов и интерпретаций для углубления в сущность^ис^» следуемой феноменологии. Проблема же сводится к налаживанию продуктивного диалога между этими альтернативными подходами и разработке соответствующих механизмов сопряжения полученных данных и их теоретических интерпретаций, а также разграничения сфер приложения при необходимости.
Рдним из возможных подходов, создающих предпосылки для такого рода диалога, выступает интегративно-эклектический ШДл. ход, разрабатываемый автором на протяжении ряда последних лет [33,34, 76-78]. Интегративная эклектика, представляющая собой» альтернативу логике универсализма, предполагает постижение природы феномена через сопровождаемое критической рефлексией интегрирование, эклектику различных традиций, подходов, логик и инструментов, при сохранении их автономии в последующем развитии. Суть подхода заключается в многоплоскостном, полилинейном, разновекторном анализе, создающем возможность качественно иного инсайтирования, предполагающего включение в плоскость анализа аспектов множественности, диалогичности, диатропичнос-ти феномена. Становление в позицию оппонента, включение в конкуренцию идей, критическая рефлексия, критическое позиционирование предоставляют возможность остраненного анализа, превращающегося в еще один «вечный движитель» прогресса знания. Речь идет не об интеграции как неизбежно порождающей тенденцию к монополии истины со всеми вытекающими последствиями, а об именно свободном оперировании разноплоскостным, разновектор-ным знанием, связанным с наиболее продуктивно работающими в проблемной области традициями и их инструментами. Методологический фундамент интегративной эклектики составляют понятия поливариантности истины, онтологического плюрализма, диалогики и диатропики. Интегративная эклектика предпо-| лагает привлечение к анализу находок и достижений тех традиций/ тех подходов, которые наиболее продуктивно работают в конкрет/ ной феноменальной области с последующей возможностью диффу/-зии инсайтов и идей, их критической рефлексии через альтернативное позиционирование, способствующее преодолению парадиг-мальной и авторской предубежденности и на этой основе продвижения к более глубокому постижению исследуемого феномена, переходу на более высокий уровень обобщения за счет рассмотрения теоретических построений разных порядков сложности.
Интегративная эклектика предлагает механизмы развития пси хологического знания, в качестве которых выдвигаются: парадиг-мальное позиционирование, интегративно-эклектический диалог альтернативных традиций, и критическое рефлексивное позиционирование (альтернативный круг).
Парадигмальное позиционирование предполагает четкое определение исходных позиций, которых придерживается исследователь, включающее определение в онтолого-эпистемологических основаниях, способе теоретизирования и методе исследования с фиксацией их возможностей, ограничений и сферы экстраполяции результатов. Оно позволяет налаживать продуктивный межпарадигмаль-ный диалог, освобождая оппонентов от необходимости доказательства единственной верности и универсальности предлагаемого подхода. Позиционируя подход, констатируя его потенциал и ограничения, исследователь получает возможность свободного соотнесения собственной позиции с позицией оппонента, при принятии правомерности наличия таковой, как обусловленной исходно выбранной системой исследовательских координат.
Интегративно-эклектический диалог альтернативных традиций предполагает максимальное использование возможностей диалога с представителями альтернативных традиций, позволяющего расширить представления о подходах и исследовательских методологиях, применяемых к изучению избранного проблемного поля. Этот диалог предполагает включение механизмов идентификации, эмпатии и рефлексии, как условий понимания оппонента и налаживания продуктивного взаимодействия с ним, подчиненное общей цели — углублению представлений о сути изучаемого и обсуждаемого феномена, нахождения путей и способов сотрудничества.
Критическое рефлексивное позиционирование, реализующееся через рефлексивную идентификацию с альтернативными позициями, создает основание для расширения горизонтов видения проблемной области, снижения парадигмальной и личностной предубежденности, фиксацию исходных парадигмальных координат и связанных с ними ограничений. Рефлексивное позиционирование создает предпосылки для остраненного взгляда на выстроенную объяснительную версию, преодоления эмоциональных блокировок, связанных с влиянием собственных исследовательских приоритетов, наконец, эмоций и чувств в отношении окружающих людей как носителей соответствующего знания и занимающих определенную исследовательскую позицию.
Эти механизмы актуализируются в ряде необходимых условий, обеспечивающих повышение потенциала продуктивности научного исследования:
- четкое определение парадигмальных координат, в рамках которых проводится исследование, и связанных с ними возможностей и ограничений в экстраполяции результатов;
- создание максимальной информационной базы теоретической и эмпирической проработанности проблемной области в разных системах парадигмальных координат при наличии таких возможностей и претензий на высокий уровень обобщений;
- прохождение критического рефлексивного круга альтернативного позиционирования как условия раздвижения парадигмальных рамок и освобождения от предубежденности и перехода на метате-оретический уровень более высокого порядка.
Не претендуя на истину в последней инстанции, что противоречило бы самой сути подхода, нам представляется, что очерченные контуры возможных совместных решений, продуктивного, взаимо-обогащающего диалога, ведущегося по согласованным правилам, могут оказаться полезными для развития психологического знания, в том числе как в международном, так и в междисциплинарном контекстах.
Литература
- Айзенк Г.Ю. Количество измерений личности: 16, 5 или 3?//Иностранная психология. 1993. № 2. Т. 1. С. 9-23.
- Аллахвердян А.Г., Мошкова Г.Ю., Юревич А.В., Ярошевский М.Г. Психология науки: Учеб. пособие. М.: Моск. психолого-социальный ин-т Флинта, 1998.
- Библер B.C. От наукоучения — к логике культуры: два философских введения в двадцать первый век. М.: Политиздат, 1991.
- Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание: Пер- с англ. / Общ. ред. И.Б. Новика, В.Н. Садовского. М.: Прогресс, 1988.
-160—
В.А. ЯНЧУК
- Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2. Проблемы общей пСцхологии / Под ред. В.В. Давыдова. М.: Педагогика, 1982.
- Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики, до.: Прогресс, 1988.
- Гуссерль Э. Амстердамские доклады. Феноменологическая психология // Логос. 1993. № 3. С. 62-81.
- Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Вопр. филос. 1992. № 7. С. 136-176.
- Гуссерль Э. .Пятая картезианская медитация // От Я к Другому: Сб. переводов. Минск: Менск, 1997. С. 28-44.
- Доценко Е.Л. Психология манипуляции: Феномены, механизмы и защита. М: ЧеРо, 1997.
- Киркегор С. Заключительное ненаучное послесловие//От Я к Другому: Сб. переводов. Мн.: Менск, 1997. С. 7-28.
- Клайн П. Справочное руководство по конструированию тестов: Введение в психометрическое проектирование. Киев: ПАН ЛТД., 1994.
- Климов Е.А. О соотношении некоторых отраслей психологии и возможных «пограничных спорах» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1999. № 3. Стр. 3-15.
- Куайн В. Онтологическая относительность//Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада: Учеб. хрестоматия. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Логос, 1999. С. 40-61.
- Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: Знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Учеб. хрестоматия. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Логос. 1996. С. 61-82.
- Кун Т. Структура научных революций: Пер. с англ./Под ред. СР. Ми-кулинского, Л.А. Марковой. М.: Прогресс, 1977.
- Лаудан Л. Наука и ценности. Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада: Учеб. хрестоматия. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Логос. 1996. С. 295-342.
- Лефевр В.А. От психофизики к моделированию души // Вопр. филос. 1990. № 7. С. 25-31.
- Лефевр В.А. Формула человека: контуры фундаментальной психологии. М.: Прогресс, 1991.
- Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // О человеческом в человеке. М.: Политиздат, 1991. С. 8-21.
- Мамардашвили М.К. Сознание и цивилизация//Человек в системе наук. М.: Наука, 1989. С. 317-331.
- Первин Л., Джон О. Психология личности: Теория и исследования. М.: Аспект Пресс, 2000.
- Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии. *• 1. Ростов н/Д: Феникс, 1996.
- Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии. * • 2. Ростов н/Д: Феникс, 1996.
- Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М.: Ме-дЧум, 1995.
-■