Проблема научного статуса психоанализа

метки: Человек, Психоанализ, Психоаналитический, Фрейд, Пациент, Человеческий, Метод, Личность

РЕФЕРАТ

на тему: «Проблема научного статуса психоанализа»

Иркутск-2006

Содержание

Введение

1. Понятие и задачи психоанализа. психоанализ как метод лечения

Понятие психоанализа и его задачи

Как проводится психоанализ

2. Психоанализ и современная философия

Философские и естественнонаучные предпосылки психоанализа

Краткая биография З. Фрейда.

3. История развития теории и практики психоанализа

Распространение теории и практики психоанализа

Зарубежная история психоанализа

История психоанализа в России. Краткий обзор судеб его сторонников

Заключение

Список использованной литературы

Введение

В наше время множество ученых занимаются изучением человеческой личности. Откуда такой интерес? На мой взгляд, они пытаются понять и распознать через других себя. Для чего? Да для того, чтобы понять поведение личности в различных ситуациях и смысл человеческого существования в целом. Именно в этих целях были предложены различные теории в различных сферах науки. Наиболее интересной, на мой взгляд, является теория психоанализа, которую в свое время предложил Зигмунд Фрейд. С тех пор она претерпела множество трансформаций, но основная идея осталась неизменна. Вокруг психоанализа в течение всего времени его существования накапливаются множество, как сторонников, так и противников. Так и не сложилось единого отношения к нему. Научные деятели различных сфер, в частности психологи, психиатры и философы до сих пор не могут разрешить вопрос о научном статусе психоанализа. С чем это связано? С причинами ли возникновения теории в целом, с отдельными ли ее элементами, с эффективностью ли его методов или с чем-то иным, я и хочу разобраться в своей работе.

Интерес к личности и мотивации ее поведения никогда не пройдет. В жизни мы нередко слышим: «Как я вас понимаю!», но как это реально возможно без понимания себя самого? Люди тестируются, читают астрологические прогнозы, идут к нумерологу, хироманту, гадают и т.д. Кто-то верит прочитанному или сказанному, кто-то ставит его под сомнение. Но все это делают ради интереса, ради самого процесса познания себя и других, независимо от того удовлетворит их результат или нет. Наряду с перечисленными способами познания можно поставить и психоанализ. Насколько это научно возможно, наиболее ли он эффективен или же менее способен объяснить то или иное поведение человека. — это вопрос исследовательского характера, на который каждый ответит по-своему. Ведь сколько людей, столько и взглядов. Это как два врача — три мнения. Чтобы ответить на этот вопрос необходимо уяснить, что такое психоанализ вообще, каким человеком был его родоначальник, каковы цели и направления психоаналитического учения, что происходит во время сеанса психоанализа, какова его история и этические основы, полезен или вреден он для человечества. Освещая проблему научного статуса психоанализа, эти моменты я затрону в своей работе.

1. Становление психоанализа (теории Фрейда)

... (от философии до литературы и дизайна) он весьма широко представлен. 1. Становление психоанализа (теории Фрейда) (берем через проблематику невроза, истерии и гипноза) Невроз, истерия. Невроз, истерия ... всех у нас во множестве свои «стаканы с водой»), так и взрослое сознание, которое оказывается зависимым от неизвестной ему (забытой) психической истории своего детского развития. Некоторые ...

1. Понятие и задачи психоанализа. психоанализ как метод лечения

Понятие психоанализа и его задачи

Во-первых, психоанализ — метод лечения, и в настоящее время все психоаналитики — врачи. Психоаналитик пытается снять симптом пациента, освободив его от ненужных сомнений, неоправданного чувства вины, мучительных самообвинений, ложных суждений и неразумных порывов. Кроме того, он ставит себе целью не только успокоить пациента, но и распутать его личность. Но аналитик — всего лишь руководитель и наблюдатель, ответственность же за результат всего процесса несет, в конечном счете, пациент или «анализанд». [1]

Во-вторых, — это метод научного наблюдения и изучения личности, а в особенности желаний, импульсов, мотивов, сновидений, фантазий, раннего развития и эмоциональных расстройств.

В-третьих, — это система научной психологии, то есть наблюдения и представления психоанализа можно использовать, пытаясь предсказать человеческое поведение и исход человеческих отношений, таких, как брак и отношения между родителями и детьми.

Изложенная выше система представлений является результатом психоаналитических наблюдений.

При психоанализе (по Фрейду) стоит задача:

1) воссоздать из данных конкретных проявлений группу сил, которые вызывают болезненные патологические симптомы, нежелательное неадекватное поведение человека;

2) реконструировать прошлое травматическое событие, высвободить подавленную энергию и использовать ее для конкретных целей (сублимация), придать этой энергии новое направление (например, при помощи анализа переноса освободить изначально подавленные детские сексуальные устремления — превратить их в сексуальность взрослого человека и тем самым дать им возможность участвовать в развитии личности).

Цель психоаналитической терапии, по скромным словам Фрейда: «Превратить чрезмерные страдания невроза в нормальные, обыкновенные неврозы повседневности». [2]

Как проводится психоанализ

Психоанализ. Это первый из современных психотерапевтических методов. Пережив период огромного успеха на обоих континентах, психоанализ в настоящее время прочно утвердился только в Европе, особенно во Франции. В Северной Америке его мало-помалу вытесняют методы гуманистической, когнитивной и поведенческой терапии.

Психоанализ ставит своей целью помочь больному отыскать подсознательные корни своих трудностей, порожденных подавленными конфликтами, с тем, чтобы больной, освободившись от связанных с ними эмоций, смог на новой основе воссоздать собственную личность.

Во время сеанса психоанализа пациент, лежащий на кушетке, волен высказывать все, что приходит ему в голову. Благодаря этому психика пациента может работать не отвлекаясь. Он не видит лица врача, и его поэтому не тревожат возможные реакции врача на то, что он говорит. Поток его мыслей тем самым не нарушается; если бы он знал. Что понравилось или не понравилось аналитику, то стал бы, как правило, регулировать свои высказывания в соответствии с этим. В свою очередь, такой способ избавляет от излишней напряженности врача: не находясь под непрерывным наблюдением, он может лучше сосредоточиться на том, что говорит пациент. Врач, сидящий у изголовья пациента и не попадающий в поле его зрения, пытается распутать этот клубок свободных ассоциаций и ухватиться за ниточку, которая смогла бы привести его к самому ядру конфликта. Т.е. психоаналитик выслушивает, направляет в нужное русло и интерпретирует его высказывания.

Психоанализ о кино и кино о психоанализе

Таким образом, смысл изображения зависит от тех кадров, которые ему предшествуют в фильме, а их последовательность создает новую реальность, не являющуюся простой суммой использованных элементов. Р. Леенхардт добавлял, что следует также принимать в расчет длительность каждого изображения: короткая длительность подходит для забавной улыбки, средняя – для безразличного лица, долгая – для выражения ...

Можно выделить пять важных моментов, характерных доля психоаналитической терапии:

1. Прежде всего, терапевт должен всячески способствовать установлению и развитию глубоких эмоциональных отношений с пациентом, чтобы стал возможным перенос на него положительных или отрицательных (подчас весьма интенсивных) переживаний пациента. В результате пациент будет проецировать на психоаналитика чувства, испытываемые им к более или менее воображаемому образу ненавидимого или обожаемого отца либо холодной или же слишком заботливой матери, по отношению к которым может обнаруживать замкнутость или бурную реакцию.

2. Второй элемент заключается в интерпретации (толковании) сновидений субъекта, которые Фрейд называл «Самым коротким путем в подсознательное». Интерпретирование сновидений происходит исходя из символов, скрывающихся за их явным содержанием.

3. Другой психоаналитический подход состоит в том, что пациенту предлагают свободно высказывать все, что приходит ему на ум, — даже то, что кажется ему несущественным, тягостным или неприличным. Так, с помощью свободных ассоциаций пациент высказывает одну мысль за другой, не сдерживая себя и не пытаясь найти в них какой-либо смысл.

4. Ключевым моментом психоанализа является попытка терапевта интерпретировать содержание слов пациента, выделяя те места, где тот обнаруживает колебания или не старается вдаваться в подробности, и расценивая из как точки сопротивления, наводящие на след в поисках главной проблемы.

5. Объяснение, которое дает терапевт, должно, таким образом побудить пациента вновь пережить в аффективном плане события его детства и соотнести их с симптомами, проявляющимися в данное время. Этот катарсис и приводит к исчезновению симптомов, и таким образом, знаменует успех лечения. [3]

Оценка.

Психоанализ — лечебная процедура, которая может занять долгие годы, прежде чем состояние больного улучшится, и он будет способен реалистически управлять собственной жизнью. Кроме того, не во всех случаях психоанализ одинаково эффективен. Известно, например, что наибольших успехов с его помощью можно добиться у лиц от 15 до 50 лет, которые обладают высоким интеллектом и нарушения у которых имеют скорее невротическую, нежели психотическую, природу. Важно, чтобы человек был в состоянии понять процесс психоанализа и проявлял достаточное желание тесно сотрудничать с врачом. Было также замечено, что чем моложе пациент или чем сильнее у него тревога, тем выше вероятность значительного улучшения его состояния к концу лечения.

Двери психоаналитических кабинетов долгое время оставались закрытыми для психотических больных, особенно для шизофреников. Основных усилий, направленных на то, чтобы открыть их, следует ожидать от антипсихиатрического движения после создания заведений, где больной и врач могли бы находиться в тесном общении. Это вопрос будущего.

Перенос и контрперенос в психоанализе

... стоит прежде всего тщательное наблюдение эмоциональной стороны взаимоотношений двух людей, вовлеченных в психоанализ, - аналитика и пациента. Они вступают друг с другом в достаточно интенсивные взаимоотношения, в которые ... за консультациями к коллегам, обеспечат безопасные условия как для пациента, так и для самого аналитика. Хотя психоанализ в огромной степени умножил наше знание о человеке, он ...

Таким образом, процесс психоанализа состоит в изучении и реорганизации личности; делается это для того, чтобы индивид мог хранить свои напряжения благоразумнее и с меньшими затруднениями, пока не придет время их снять, а если снятие напряжений дозволено или требуется ситуацией, мог бы выражать их (в соответствии с принципом реальности) свободно и без чувства вины. Можно пытаться, например, сделать его способным сдерживать раздражение, когда это разумно, и выражать гнев, когда это уместно, устраняя в то же время иррациональные источники раздражения и гнева.

Психоанализ стремиться к этим целям, изучая напряжение Ид исследуемого индивида, открывая пути снятия напряжения, когда это осуществимо, и приводя их, насколько возможно, под контроль сознания. Чтобы полностью провести этот процесс, он должен длиться по меньшей мере год и составлять от трех до шести сеансов в неделю каждый продолжительностью около часа. Если исследование длиться менее года или число сеансов меньше трех в неделю, эффективное проведение процесса почти не возможно. В таких обстоятельствах психоаналитический метод может быть применен, но индивид, по всей вероятности, не будет проанализирован. Полный психоанализ — всегда продолжительный процесс.

В процессе психоанализа надо сделать подсознательное сознательным и привести под наблюдение неудовлетворительные напряжения, скопившееся в Ид с самого начала детства.

Применяется так называемый метод свободных ассоциаций. Это значит, что свободное выражение свободного течения представлений не сдерживается и не меняется обычной процедурой сознания: сознательным Идеалом Эго (вежливость, стыд, самоуважение), сознательной совестью (религия, воспитание и другие принципы) и сознательным Эго (чувство порядка, проверка действительности, сознательное стремление к выгоде).

[4] Дело в том, что для аналитика важнее как раз те вещи, о которых пациент не стал бы говорить. Иногда само его колебание подчеркивает важность какой-либо вещи. Именно те предметы, которые кажутся пациенту неприличными, грубыми, несущественными, надоедливыми, тривиальными или нелепыми, часто привлекают особое внимание аналитика.

В состоянии свободной ассоциации психика пациента часто переполняется деланиями, чувствами, упреками, воспоминаниями, фантазиями, суждениями и новыми точками зрения, и все это возникает, на первый взгляд, в полном беспорядке. Однако вопреки кажущейся путанице и бессвязности, каждое высказывание и каждый жест имеют свое значение и в связи с тем или иным неудовлетворенным напряжением Ид. Час за часом, день за днем из беспорядочной паутины мыслей начинают выявляться значения и связи. В течении некоторого периода могут постепенно развиваться некоторые центральные темы, относящиеся к ряду неудовлетворенных с раннего детства, давно похороненные в подсознании и недоступные сознательному распознанию напряжений, которые и составляют основу структуры личности пациента, источник всех его симптомов и ассоциаций. Пациент во время анализа может ощущать, будто он перескакивает от одного предмета к другому без какой-либо закономерности и причины; часто он затрудняется или вовсе не в состоянии увидеть связывающие их нити.

Лечение в психиатрии

... Целью настоящей работы стало рассмотрение основных принципов проведения рациональной терапии психически больных пациентов. Прежде всего несколько слов о значении данного вопроса. Как известно, адекватность ... приемов рационального использования лекарств не всегда заметно, когда речь идет о лечении хронических заболеваний или когда трудно объективизировать динамику лечебного процесса. К таким ...

Здесь и проявляется искусство аналитика: он вскрывает и указывает напряжения, лежащие в основе этих по видимости разрозненных ассоциаций, вызывающие их и связывающие их воедино.

Позиция аналитика по отношению к пациентам строго нейтральна, хотя жизнь его связана с их жизнью в течении года или дольше, и он воспроизводит вместе с ними мельчайшие подробности их нынешних и прошлых переживаний.

Главная работа аналитика состоит в некотором смысле в том, что он каждый раз указывает пациенту, когда тот себя обманывает; поэтому врач должен постоянно сохранять самокритическую позицию, исключающую какие-либо проявления симпатии и негодования к пациенту, что дало бы тому возможность обманывать врача и самого себя. Нежелательная эмоциональная установка аналитика по отношению к пациенту называется контрперенесением.

Такие чувства аналитик должен уметь обнаруживать у самого себя и справляться с ними также искусно, как он обнаруживает и справляется с аналогичной установкой пациента по отношению к нему, проявляющейся в виде перенесения.

Это одна из главных причин, по которым ортодоксальный психоаналитик (то есть член Международной психоаналитической Ассоциации или иного одного из признанных ею обществ) перед началом практики должен подвергнуться анализу сам, так как без отчетливого понимания своих собственных напряжений он мог бы невольно допустить влияние какого-либо контр-перенесения собственных настроений и симпатий на свои суждения, а это могло бы привести к потере перспективы или повредить долговременным результатам лечения. Цель анализа не в том, чтобы вызвать у пациента ощущения благополучия, пока он находится под надзором врача, а в том, чтобы сделать его способным справляться со своими проблемами независимо от врача в течение долгих лет дальнейшей жизни. Неудачное слово может поощрить установку пациента, направленную против него самого, или создать видимость оправдания его ошибочных суждений, между тем как цель лечения — научить его таких вещей избегать; с другой стороны, такое слово может усилить уже и без того обременяющее его чувство вины. Это не значит, что аналитик лишен человеческих чувств и симпатий. Это значит, что он должен уметь ясно распознать свои собственные чувства, чтобы рассматривать без предубеждения то, что говорит пациент. Пациент приходит к аналитику в поисках понимания, а не моральных приговоров. Врач остается нейтральным в интересах пациента, но это не обязательно означает, что он бессердечен.

Анализ не делает пациента зависимым от врача. Напротив, намеренно предпринимаются усилия, чтобы этого избежать, анализируя и тщательно устраняя именно эту связь (отношение между врачом и пациентом) с тем, чтобы пациент стал свободным индивидуумом, независимым и способным стоять на своих собственных ногах. Это и является целью анализа. [5]

Теперь должно быть ясно, что вопреки распространенному представлению высказывания салонного психолога или даже профессионального психиатра, останавливающего на ком-нибудь пронзительный взгляд и изрекающего: «Ну, так ведь Вы интроверт!» — это не психоанализ. Психоанализ — это весьма специальный и определенный метод наблюдения и терапии, и он занимает много, очень много времени.

З. Фрейд Заметки о контрпереносе

... первым типом реакции Gitelson понимает «тотальную» реакцию аналитика на персону пациента, которая появляется прежде всего в самом начале лечения и иногда не позволяет психоаналитику продолжать аналитически работать ...

Что происходит во время анализа и кто должен подвергаться психоанализу?

Во время анализа пациент склонен постепенно нагружать образ аналитика всей энергией неудовлетворенный желаний Ид, накопившейся у него с младенческих лет. Когда эта энергия сосредотачивается на одном образе, ее можно изучить и перераспределить, а напряжения можно отчасти снять, анализируя образ аналитика, сложившийся у пациента. На обычном языке это значит, что у пациента вскоре может сложиться весьма эмоциональное отношение к аналитику. Поскольку в действительности он знает о враче очень мало, он должен вести себя и чувствовать в соответствии с образом, созданным им самим. Аналитик в течение всего лечения остается нейтральным, представляя собой для пациента немногим более чем руководящий голос. Поскольку нет разумных оснований любить или ненавидеть нейтральную личность, чувства, бурлящие вокруг образа аналитика, должны быть вызваны не им, а другими людьми, а пациент использует аналитика с его согласия и под го наблюдением в качестве «козла отпущения» за напряжения, которые он не может разрядить на их подлинные объекты. Он переносит свое либидо с этих объектов на образ аналитика. По этой причине установка пациента по отношению к аналитику называется перенесением.

Можно выразить это еще иначе: в течении анализа пациент пытается в некотором смысле завершить неоконченные дела своего детства, используя аналитика в качестве заместителя своих родителей с тем, чтобы в дальнейшем посвятить большую часть соей энергии делам зрелого человека.

Конечно попытка эта никогда не удается вполне. Пациенту приходиться сдать свои оборонительные укрепления, старательно воздвигнутые на протяжении долгих лет и встретиться в открытой схватке с неприятными и неприемлемыми импульсами своего Ид. Он готов пойти на это ради выздоровления, ради денег, которые он платит, и ради одобрения аналитика. Иногда это горестное, неловкое и мучительное переживание; в других же случаях — уютное безопасное общение с врачом. Такое ощущение уюта в сочетании с подсознательным (а позднее и сознательным) нежеланием пациента расстаться со своими «старыми друзьями» — своими симптомами. С вниманием людей и другими выгодами, которые он может из них извлекать, действует на лечение как тормоз. Как только возникает такое нежелание или, или как его называют, сопротивление, аналитику приходиться посвятить ему немало времени, иначе анализ может никогда не привести к цели.

Аналитик стремиться не просто назвать эмоции, но и изменить их. Это лечение словами, поскольку слова наилучший способ, которым пациент может выразить свои чувства перед самим собой и врачом. Если он выражает их также другими способами, например, жестами движениями, то слова остаются все же наилучшим путем разъяснить их смысл и происхождение. Важны при этом чувства и что с ними происходит, а вовсе не ученые слова, служащие для их описания.

Не стоит представлять себе, что будто анализ состоит в обозначении пациента некоторыми прилагательными. Прилагательные не извлекают неврозов. Вам может показаться интересным и даже, может быть, успокоительным, если вам скажут, что Вы — тимергазический экстровертированный пикнофильный эндоморф с комплексом неполноценности и дисгормоничными ваготоническими борборигмами[6] , но в этом нет целебной силы.

Лавиния Эрис в начале лечения спросила доктора Триса: «Скажите, доктор, в конце лечения Вы мне дадите письменную характеристику моей личности?». На что доктор ответил: «Если в конце лечения, мадам, Вы еще захотите иметь письменную характеристику Вашей личности, значит, лечение окончилось неудачей!»[7]

016_Человек. Его строение. Тонкий Мир

... том, чтобы это соприкосновение стало сознательным. Именно сознанием должен коснуться и касаться человек Высших Миров, ибо бессознательное с ними общение нужных следствий не даст... Сон – малая ... погружением в сон… В огорчении, злобе, омрачении, страхе, недовольстве, беспокойствах отходят люди, засыпая, в Мир Тонкий. Можно представить себе, какие сферы они посещают, в то время ...

Одну вещь мы должны усвоить прежде всего: счастье зависит от изменчивых и динамических стремлений и чувств человеческого духа; оно не создается ответами на анкетные вопросы, которые стоит вставить на подобие ломтиков хлеба в надлежащий компьютер, чтобы испекся равномерно прожаренный и промасленный тост Вашей жизни. К сожалению, подобную теорию личности поддерживают не только популярные журналы, но даже многие дипломированные психологи. Однако большинство психиатров и психоаналитиков не интересуется Вашими ответами на вопросы вроде следующих: «Обладаете ли Вы интеллектом?», «Каков Ваш коэффициент очарования?» и «Типичная ли Вы жена?»

Психоаналитик не занимается подготовкой статистики к таким родам анкетам; он решает вопрос, кто Вы? Может быть, этот вопрос еще лучше изобразил киноактер-комик, все время спрашивающий людей: «Кто же Вы такой?» Что касается, например, интеллекта, то он служит орудием, а не частью вашего Я; важно, позволит ли Ваше Ид использовать это оружие надлежащим образом.

Часто можно услышать: «Я мог бы это сделать, если бы захотел!» На что следует ответить: «Конечно, Вы могли бы!» Каждый человек может сделать почти все, если только он достаточно сильно этого хочет. Примерами этого полна история. К числу впечатляющих относятся одноногие, ставшие специалистами по джиттербагу и рок-н-роллу, и слепые, ставшие хорошими музыкантами. Важный вопрос состоит не в том, «можете ли вы?», а в том, «действительно ли вы хотите этого так сильно, как вы думаете, и если нет, то почему?» При анализе занимаются главным образом желаниями и лишь изредка — способностями. Вопрос, который аналитик молча задает пациенту, лучше всего выражается такими словами: «Чем Вы готовы поступиться, чтобы быть счастливым?» Как мы увидим, этот вопрос мало связан с интеллектом, очарованием и статистикой.

Первоначально психоанализ был разработан главным образом для лечения неврозов. Со временем обнаружилось, что он приносит пользу не только очевидным невротикам, но и многим другим. Из наиболее обычных видов невроза, рассмотренных выше, психоанализ особенно полезен при истерии и неврозе беспокойства. Часто он оказывается действенным при неврозе характера и может весьма помочь при неврозе навязчивости в зависимости на сколько пациент заинтересован в наилучшем ходе лечения. В случае ипохондрии психоанализ менее надежен, а в случае фобий метод нуждается в видоизменении.

Методы психоанализа все более применяются в лечении психозов, особенно для предотвращения рецидивов. Требуется специальная подготовка, талант и усилия, чтобы применять их в этих условиях, и врачи, вполне компетентные в лечении психозов психоаналитическими методами, встречаются очень редко.

Что касается «нормальных» людей, то они подвергаются психоанализу сплошь и рядом. Многие вполне уравновешенные психиатры подвергались и подвергаются анализу для учебных целей. Многие социальные работники и психологи также проходят через анализ, чтобы научиться лучше понимать людей и сотрудничать с психоаналитиками в лечении других. Несмотря на расходы и трудности, молодые люди с ограниченными заработками идут на это, поскольку большинство этих «нормальных» людей рассматривает анализ как превосходное капиталовложение, которое поможет им стать разумнее, счастливее и более производительно работать. У каждого есть неудовлетворенные напряжения, накопившееся с младенческого возраста, и независимо от того, выражаются ли эти напряжения открыто невротическими путями или нет, всегда полезно реорганизовать и частично снять с помощью анализа неудовлетворительную энергию Ид. Это, несомненно, выгодно тем, кто должен воспитывать детей.

Образ человека в психоаналитической философии

... мировоззренческий потенциал психоаналитической философии связан, прежде всего, с осмыслением взаимоотношений между человеком и культурой. Фрейд утверждает, что ... гностиков-валентиниан II в. Данные факты, принадлежащие реальности самых различных культур, можно объяснить, лишь прибегнув ... облик психологии в XX столетии, осветили коренные вопросы устройства внутреннего мира личности, ее побуждений и ...

Часто возникает вопрос, может ли психоанализ кому-нибудь навредить? Самая большая опасность — это лечить пациента, находящегося на грани психоза, если аналитик не отдает себе отчета в его подлинном состоянии. Аналитик также должен соблюдать осторожность в различении неврозов от некоторых болезней мозга и гормональных расстройств, например, гипертиреоза, могущего вызвать аналогичные симптомы, чтобы не лечить только одними психологическими методами пациентов, нуждающихся в хирургическом лечении или специальных лекарствах. [8] Чтобы избежать подобных ошибок, от психоаналитиков требуется основательная подготовка по медицинской психиатрии, прежде чем он допускаются в психоаналитическую ассоциацию. Психоаналитики без медицинского образования решают эту проблему, привлекая консультантов и требуя перед началом лечения тщательного медицинского обследования пациента.

Случается, что пациент делает из аналитика постоянное занятие, подвергаясь лечению год за годом без какого-либо заметного улучшения; чтобы иметь возможность продолжать его, он лишает себя всего, кроме самого необходимого. Особенно склонны к этому служащие таких профессий, как, например, социальные работники. Каждый, кто проходил анализ в течении более двух лет без каких-либо решительных результатов, без сомнения, вправе проконсультироваться с другим психиатром или психоаналитиком для оценки положения. Иногда чересчур ревностный аналитик может поощрить развод, не имея ясной картины брака, которую он мог бы легко получить, побеседовав с супругой и детьми. Значительный процент невротиков склонен к самоубийству; один из основных вкладов психоанализа состоит в спасении многих людей, которые в противном случае покончили бы собой.

Иного рода опасность представляют люди, прерывающие вопреки совету врача анализ посередине, а затем распространяющие сведения (неверные, так как лечение не было окончено), что они прошли анализ у какого-то, а потом им стало от этого хуже. Это очень похоже на поведение пациента, покидающего операционный стол прежде, чем его зашили, а затем утверждающего, что хирург расширил его рану. Если психоаналитик подозревает, что индивид больше заинтересован в таком спектакле, чем в выздоровлении, он колеблется начинать лечение.

2. Психоанализ и современная философия

Философские и естественнонаучные предпосылки психоанализа

Выступая против метафизического понимания бытия человека в мире, психоаналитическая философия Фрейда противостоит двум крайним философским позициям: предельному рационализму, выводящему эмпирической существование индивида из абсолютной идеи или мирового духа, с одной стороны, и мистическому рационализму, растворяющему человеческое существо в слепой воле или бессознательном начале, стоящем вне, помимо и за человеческим бытием как таковым, с другой. Фрейд не приемлет ни объективно-идеалистического понимания, ни субъективно-идеалистического толкования мира в их крайне выраженных формах. Первое отметается им по причине того, что он признает материальность мира, существующего объективно, независимо от какого-либо духа, парящего над реальностью и творящей из Я.

Проблема человека в современной философии

... философии. Еще греки поняли, что человек может начать философствовать только с познания самого себя. Разгадка бытия для человека скрыта в человеке. В познании бытия человек есть совсем особая реальность, ... не стоящая в ряду других реальностей. Человек не есть дробная часть мира, ...

Фрейд исходит из реальности внешнего мира, считая, что будучи независимым от познающего его субъекта, этот мир может раскрыться перед человеком в процессе научного познания. Он не вступает в открытую полемику с теми философами, которые интерпретируют мир с объективно или субъективно-идеалистических позиций. Исключение составляет религиозное мировоззрение, которое критически осмысливается им с точки зрения развенчания религиозных верований, чему Фрейд посвятил свои работы «Будущее одной иллюзии» (1927), «Моисей и монотеизм» (1939).

Но Фрейд как бы ставит себя над философской полемикой, касающейся понимания внешнего мира. Для него важно понять основание человеческого бытия, структурные элементы человеческой психики, принципы развертывания жизнедеятельности индивида и мотива поведения человека в окружающем его мире. Фрейд не сколько не отворачивается от онтологической проблематики, сколько переносит ее в глубины человеческого существа.

Онтологизация человеческого бытия вовсе не означает, что, вынося внешний мир за скобки психоаналитического исследования, Фрейд тем самым никак не соотносит его с жизнедеятельностью человека. Он признает, например, что «внутренние задержки в древние периоды человеческого развития произошли от реальных внешних препятствий» [3]. Однако, он не склонен абсолютизировать воздействия внешних условий на человека, рассматривать их в качестве единственных детерминант, обуславливающих направленность развития индивида и формы его поведения в жизни. Соглашаясь с теми, кто признает жизненно необходимость как важный фактор развития человека, Фрейд в то же время считает, что это не должно «побудить нас отрицать значение внутренних тенденций развития, если можно доказать их влияние» [3].

Поэтому он исходит из того, что, во-первых, понимание внешнего мира является неполным и недостаточным, если не будет предварительно раскрыта природа внутренней организации, и, во-вторых, в своих глубинных измерениях человеческое бытие столь же реально, как и внешний мир, и, следовательно, изучение человеческой психики должно основываться на учебных методах, подобно тому, как объективна реальность исследуется средствами науки.

Большое значение Фрейд придает выявлению тех движущих сил, которые изнутри задают направленность человеческого развития. Такими движущими силами в психоаналитическом учении Фрейда признаются влечения человека. На раскрытии их природы сосредоточены все усилия основателя психоанализа, ибо он полагает, что «влечения, а не внешние раздражения являются настоящим двигателем прогресса» [4] и что «раздражение влечения исходит не из внешнего мира, а изнутри организма» [4].

Специфика психоаналитической философии состоит в том, что во внимание принимается только психологическое значение внешнего мира. Все другие составляющие не являются предметом осмысления, не входят в остов психоаналитического учения. Другая его особенность заключается в том, что основным объектом исследования у Фрейда становится специфическая форма реальности. Изучается не просто внутренний мир человека, а та сфера психического, в рамках которой происходят существенные и значимые для человеческой жизнедеятельности процессы и изменения, оказывающие воздействие на организацию всего человеческого бытия.

Обращаясь к осмыслению психической реальности, Фрейд пытается переосмыслить картезианские представления о тождестве человеческой психики с сознанием. Он принимает гипотезу о существовании бессознательного пласта человеческой психики, в недрах которого происходит особая жизнь, еще недостаточно изученная и осмысленная, но тем не менее, реально значимая и заметно отличающаяся от сферы сознания. Причем, если в философических системах прошлого признание самостоятельного статуса бессознательно ограничивалось в лучшем случае попытками рассмотрения взаимоотношений между сознательными и бессознательными процессами, то Фрейд идет дальше. Он не только рассматривает взаимоотношения между двумя сферами человеческой психики, т.е. сознанием и бессознательным, но и стремится раскрыть содержательные характеристики самого бессознательного психического, выявить те глубинные процессы, которые протекают по ту сторону сознания.

Для Фрейда быть сознательным — значит иметь непосредственное и надежное восприятие. Говоря же о восприятии в сфере бессознательного, он сравнивает восприятие сознанием бессознательных процессов с восприятием органами чувств внешнего мира. Причем Фрейд исходит из тех уточнений, которые были внесены Кантом в понимание данной проблемы. Если Кант подчеркивал субъективную условность человеческого восприятия с неподдающимся познанию воспринимаемым, то и Фрейд акцентирует внимание на неправомерности отождествления восприятия с бессознательными психическими процессами, являющиеся объектом этого сознания.

Это дальнейшее развитие кантовских идей выливается в психоанализе в утверждение, согласно которому бессознательное психическое признается как нечто реально существующее, но восприятие которого сознанием требует особых усилий, технических процедур, определенных навыков, связанных с умением истолковывать воспринимаемые явления.

Рассматривая вопрос об отношениях между сознанием и бессознательным, Фрейд исходит из того, что всякий душевный процесс существует сначала в бессознательном и только потом может оказаться в сфере сознания. Причем переход в сознание — это отнюдь не обязательный процесс, ибо, по мнению Фрейда, далеко не все психические акты становятся сознательными. Он сравнивает сферу бессознательного с большой передней, в которой находятся все душевные движения, а сознание — примыкающей к ней узкой комнатой, салоном. На пороге между передней и салоном стоит на посту страж, который не только пристально рассматривает каждое душевное движение, но и решает вопрос о том, пропускать ли его из одной комнаты в другую или нет. Если какое то душевное движение допускается стражем в салон, то это вовсе не означает, что оно тем самым становится непременно сознательным. Оно превращается в сознательное только тогда, когда привлекает к себе внимание сознания, находящегося в конце салона. Т.е., если комната — это обитель бессознательного, то салон, по сути дела, вместилище предсознательного, и только за ним находится келья собственно сознательного.

Позднее в 20-е годы, Фрейд использует иное сравнение для характеристики структуры человеческой психики, которая понимается как структура состоящая из трех слоев, или инстанций, о чем мы говорили выше. И задача психоанализа может быть сравнима с задачей криптографа, помочь нуждающимся в переводе бессознательного в сознание. (Привлечь внимание сознания к необходимому душевному движению, и тем самым разрешить внутренний конфликт)

Фрейд исходит из того, что психически реальное существует в различных точно так же, как бессознательное психическое может проявляться в разнообразных выражениях. С его точки зрения, одно из основных свойств бессознательных процессов заключается в том, что «для них критерий реальности не имеет никакого значения» [4]. Независимо от того, с чем имеет дело человек, с внешней ли действительностью или с какими-либо мысленными продуктами деятельности, будь то фантазия, грезы или иллюзии, все это может восприниматься им в качестве психической реальности. Поэтому он высказывает мысль о том, чтобы «не делать различия между фантазией и действительностью» [3]. Более того, для Фрейда фантазия оказывается такой формой человеческого существования, в которой индивид освобождается от каких либо притязаний со стороны внешней реальности не обретает былую свободу, ранее утраченную им в силу необходимости считаться с окружающим его реальным миром.

Здесь Фрейд вторгается в традиционную область философских споров, которая касалась соотношения свободы и необходимости, случайности и закономерности. Фрейд занимает в этом вопросе своеобразную позицию. С одной стороны его взгляды совпадают с философией Фихте, бессознательное руководствуется «принципом удовольствия», т.е. не имеет каких-либо ограничений, в то время как в сфере сознания действует «принцип реальности» с присущими ему социокультурными запретами. С другой стороны, фрейдовские размышления о бессознательном лежат в русле философии Шеллинга, поскольку Фрейд не рассматривает психические процессы как нечто произвольное, ничем не детерминированное.

Фрейд не отвергает случайности как таковую, полагая, что бытие человека в мире не редко зависит от случая, хотя в самом мире действуют довольно строгие и устойчивые закономерности. Но он не абсолютизирует роль случайности в развитии мира. В отличии от тех философов, для которых только случай является причиной возникновения того или иного явления. Фрейд признает закономерности, действующие в реальном мире и стоящие за каждой случайностью. Другое дело сфера психической реальности, внутренний мир человека. Здесь по убеждению Фрейда, нет места для случайности, связанной с желаниями отдельного человеческого существа.

В психоаналитической философии, следовательно, отстаивается точка зрения, согласно которой человеческая деятельность подчиняется определенным закономерностям, а психические процессы имеют свою детерминацию, выявление и понимание сути которой должно стать объектом пристального внимания исследователей.

Таким образом, в психоаналитической философии происходит осмысление онтологической проблематики, рассмотренной под углом зрения человека в мире.

На основании вышесказанного можно сделать вывод, что взаимоотношения между психоанализом и философией весьма устойчивы и многогранны. Во-первых, философские идеи мыслителей прошлого оказали существенное влияние на становление и формирование психоаналитического учения Фрейда о человеке и культуре. Во-вторых, в своем органическом единстве фрейдовские представления о психической реальности и бытии человека в мире образуют психоаналитическую философию, оказывающую не меньшее влияние на общественное сознание в странах как Запада, так и России, чем другие философские течения. В-третьих, психоаналитические идеи все активнее вторгаются в различные направления современной философии. Более того, по словам Лейбина, можно с «полным основанием говорить о том, что в ближайшем будущем психоаналитическое учение Фрейда о человеке и культуре не только утратит своего влияния на развитие западной философской мысли, но, напротив, сохранит свою значимость в условиях сближения между собой различных философских школ » [6].

Главное состоит в том, что психоаналитические концепции оказываются центром притяжения философов различных мировоззренческих ориентаций, независимо от того, насколько остро и принципиально они критикуют отдельные психоаналитические положения или, напротив, некритически заимствуют основополагающие идеи Фрейда.

В связи с этим, одной из важных задач исследований ныне существующих и в перспективе возможных философских школ является дальнейшее осмысление психоаналитической философии.

Краткая биография З. Фрейда .

Зигмунд Фрейд родился, в 1956 году в местности, ныне принадлежащей Чехословакии, и умер в Англии в 1939 году. Большую часть своей жизни он провел в Вене, где вокруг него образовалась блестящая группа последователей, веривших, что его идеи могут сделать для лечения невротических пациентов больше, чем любой другой метод. Эти люди распространили его идеи по всей Америке и Европе. Некоторые из них впоследствии порвали с первоначальным Психоаналитическим обществом и основали свои школы. Наиболее известные из них — Альфред Адлер и Карл Юнг. Как и все великие врачи, Зигмунд Фрейд, открывший психоанализ, был заинтересован в излечении больных и исследовании причин их болезней, чтобы было можно предотвращать такие болезни у других. Он посвятил этим целям всю жизнь, пытаясь помочь людям точно также, как, великий терапевт Уильям Ослер и великий нейрохирург Харви Кашинг, пытаясь найти средства, которые дали бы такую возможность другим, как это делали Александр Флеминг, изобретатель пенициллина, и Пауль Эрлих, открывший «магическую пулю» — сальварсан. [9] Как почти все великие врачи, Фрейд был порядочным человеком, не заинтересованным в рекламе, богатстве или порнографии. Поскольку, однако, одним из его важнейших открытий было значение сексуальных напряжений в возникновении невроза, и поскольку он был достаточно мужествен, чтобы опубликовать свои наблюдения, он привлек к себе внимание публики вопреки его стремлению к спокойной жизни и работе.

Обычно о нем говорят, будто он самолично открыл секс и его имя у второсортных писателей стало даже чем-то вроде синонима всего сексуального. Надо заметить, что сексуальные представления вовсе не являются «фрейдовскими», а принадлежат тому лицу, у которого они возникают. Если что и является фрейдовским, то это понимание того, как сексуальные чувства детей могут при известных обстоятельствах превращаться в симптомы невроза у взрослых. Одним из удивительнейших научных открытий было настоятельное утверждение Фрейда, что почти все сновидения, даже самые на первый взгляд, бесполезные из них, сексуальны в своей основе.

Психоанализ в его классической форме был основан 3. Фрейдом на рубеже XIX и XX столетий, когда намечалась ломка традиционных представлений о психической жизни человека, методах и границах познания психической. реальности, ставшей объектом пристального внимания и споров философов, психологов, физиологов, неврологов. Из всего многообразия проблем, связанных с осмыслением психической реальности, можно выделить две главные, от правильного понимания которых во многом зависело решение всех остальных. Это, во-первых, проблема содержания психической реальности и, как более частный аспект ее, вопрос о правомерности сведения психики к сознанию; во-вторых, проблема метода исследования собственно психических явлений. Возникновение психоанализа как раз и связано со своеобразным видением З. Фрейдом этих основных, краеугольных проблем, с его попытками их собственной интерпретации и разрешения. Первая из этих проблем, вызвавшая оживленную дискуссию в конце XIX-начале XX века, имеет свою предысторию, уходящую корнями в философскую мысль предшествующих столетий. Рассуждения о взаимоотношениях между телом и душой, материей и сознанием составляют, как известно, основу многих философских систем прошлого. История развития философской мысли наглядно свидетельствует, что интерес к познанию человеческой души проявляется уже на самых ранних стадиях становления философского знания — в древнегреческой, древнекитайской и древнеиндийской философии. Изречение «познай самого себя», принадлежащее родоначальнику античной философии древнегреческому мыслителю Фалесу и ставшее впоследствии центральным тезисом философии Сократа, показывает, какое большое значение придавалось в древнем мире постижению человека, его духовной жизни.

При этом уже у Фалеса наблюдается разграничение души и тела, как не сводящихся друг к другу сущностей человеческого бытия. Главное отличие души от тела, по его представлению, заключается в том, что душа наделена свойством разумности, в то время как тело не обладает данным свойством. Представление о разумности души, положенное в основу многих философских систем древности, в более поздние века переросло в учение о сознательности психической жизни человека. В XVII веке Декарт сформулировал тезис о тождестве психического и сознательного. В последующие столетия картезианскую линию сведения всего психического к сознательному продолжили Брентано, Бунд, а также приверженцы рационалистического направления в философии, психологии, социологии.

Многие мыслители прошлого пытались понять внутреннюю жизнь человека, скрытое от непосредственного наблюдения содержание его души, врожденные и приобретенные в процессе воспитания качества, свойства, черты характера индивида. Их волновал вопрос о том, каков человек: является ли он от природы добрым или злым, разумным, способным контролировать свои действия, или существом, которое не в состоянии сдерживать и обуздывать свои страсти? При решении этих вопросов философы высказывали самые различные, подчас противоположные мнения. Древнекитайский философ Мэн-цзы выступил с учением о доброй природе человека, повинующейся естественному движению чувств, а его соотечественник Сюнь-цзы выдвинул противоположное положение о злой природе человека, будто бы с момента рождения проникнутого ненавистью. От эпохи к эпохе менялось содержание понятий добра и зла, смещались акценты в направлении развития природных и приобретенных качеств человека, однако вопрос о том, добр человек от природы или зол, постоянно всплывал на поверхность философского сознания: он поднимался и в «Диалогах» Платона, ив «Мыслях» Паскаля, и в дискуссиях просветителей от Гельвеция до Руссо и Дидро, сохранив свою актуальность для многих философских систем современности. В зависимости от решения этого вопроса возникали различные концепции человека, выдвигались обоснования сущности человеческой природы, предъявлялись определенные требования к соблюдению моральных норм поведения индивида в обществе.

Дилемма — добр человек от природы или зол» ставила мыслителя перед проблемой соотношения разума и страстей, рассудка и чувств, осознанных желаний и неясных влечений. Уже древнегреческие философы подмечали, что душу человека нельзя свести только к разумному началу. Согласно Платону, в душе каждого человека незримо дремлет дикое, звероподобное начало, которое под влиянием сытости и хмеля, отбросив всякий стыд и разум, стремится к удовлетворению своих вожделений. Даже в тех, Кто на первый взгляд кажется разумным, умеренным и добродетельным, таится «какой — то страшный, беззаконный и дикий вид желаний.».

В истории философии трудно, пожалуй, найти такого мыслителя, который бы отрицал возможность проявления в человеке безудержных страстей. Даже Декарт, провозгласивший тождество сознательного и психического, в последние годы своей жизни специально обратился к исследованию страстей души человеческой. В трактате «Страсти души» он не только попытался дать классификацию страстей, но и писал о борьбе, происходящей между «низшей» частью души, названной им «чувствующей», и «высшей» ее частью — «разумной». Вопрос, очевидно, не в самом признании существования в душе человека иррациональных сил, а в том, признается ли могущество разума над страстями или ему отказывается в этом. Для Платона, например, ответ на этот вопрос был предельно однозначным: разум может и должен подчинить себе вожделения, он способен осуществлять контроль над желаниями иррационального начала души. По убеждению Декарта, человек приобретает абсолютную власть над страстями посредством своей воли. Но были мыслители, которые считали, что страсти человека не поддаются разумному контролю: разум бессилен в своем стремлении Сдержать натиск страстей, единственное, на что он способен, это осознать свое бессилие перед ними. Против абсолютизации власти разума над страстями выступил, например, Спиноза, утверждавший, что эта власть не безусловна. Еще более категорическую позицию по данному вопросу занял Юм, который утверждал, что «разум есть и должен быть лишь рабом аффектов и не может претендовать на какую-либо другую должность, кроме служения и послушания им». Проблема соотношения разума и страстей постоянно поднималась в философии и психологии и в дальнейшем, постепенно перемещаясь в плоскость рассмотрения взаимоотношений между сознательными и бессознательными восприятиями, идеями, побуждениями, мотивами поведения человека.

В философии Лейбница эта проблема ставилась в связи с рассмотрением так называемых «малых» «незаметных восприятий», которые человек не осознает. Немецкий мыслитель исходил из того, что без разумного постижения этих «незаметных восприятий» или «бессознательных страданий» представление о личности, о внутреннем мире «Я» оказывается далеко не полным. Он и предпринял попытку проникновения во внутренний мир человека, различая в личности сферу явлений «Я» и сферу сознания «Я». Известно, что лейбницево представление о бессознательных психических актах нашло отражение в ряде философских систем, в которых проблематика бессознательного психического стала объектом самого при — стального внимания. Так, отзвуки этого представления содержатся в работах Канта, Гегеля, Гельмгольца, Герберта, а также в философских рассуждениях Шопенгауэра, Ницше, Э. Гартмана.

Перед И. Кантом проблема бессознательного обнажила свою остроту в связи с допущением им возможности существования в душе человека «смутных» представлений, доставляющих беспокойство рассудку, пытающемуся подчинить их своему влиянию, но не всегда способному «избавиться от тех нелепостей, к которым его приводит влияние этих представлений.» [10]

Если допустить возможность существования данных представлений, возникает вопрос: как человек может знать о них, если он их не осознает? Такой вопрос был поставлен в свое время Локком, и именно на основании этого, как полагает Кант, английский философ пришел к отрицанию наличия в душе человека «смутных» представлений. Согласно же Канту, хотя непосредственно человек и не осознает подобных представлений, тем не менее опосредствованное опознание их возможно.

Философские рассуждения о бессознательном имели место и у Гегеля. В гегелевской «Философии духа», например, рассмотрение бессознательных актов духа соотносилось с освещением темного «бессознательного тайника», в котором «сохраняется мир «бесконечно многих образов и представлений без наличия их в сознании». При этом Гегель подробно прослеживает, как именно образы и представления, дремлющие в глубинах человеческого существа, поднимаются на поверхность сознания, включаясь в житейский опыт человека. Нечто внешне похожее имеет место и в психоаналитическом учении Фрейда. Некоторое сходство с гегелевским пониманием «бессознательного тайника» человеческой души обнаруживается и. в философских рассуждениях одного из по — следователей Фрейда-Юнга, который уделял особое внимание процессу восхождения образов, представлений, «древних осадков души» на поверхность сознательного «Я».

Описание блужданий «бессознательного духа» носило у Гегеля рациональный характер. Оно органически вписывалось в рациональные конструкции гегелевской философии. Но была и другая линия в философии, где проблема бессознательного рассматривалась в иррациональном плане.А. Шопенгауэр, выступивший с критикой гегелевского рационализма, в своем главном философском труде «Мир как воля и представление» (181& г.) выдвинул учение, согласно которому началом всего сущего является бессознательная воля, а первым фактом сознания — представление. В понимании Шопенгауэра, именно бессознательная воля создает реальные объекты, которые посредством представления становятся доступными человеческому сознанию. Это означает, что в шопенгауэровских рассуждениях бессознательное относилось не только к сфере человеческого духа, но и к онтологическому бытию как таковому: психическое бессознательное являлось только незначительной. частью онтологического бессознательного, из недр которого в процессе эволюционного развития возникало» собственно бессознательное человека и его сознание. Отсюда вывод Шопенгауэра о примате бессознательного над сознанием: «Бессознательность-это изначальное и естественное состояние всех вещей; следовательно, она является той основой, из которой, в отдельных родах существ, как высший цвет ее, вырастает сознание: вот отчего бессознательное даже и на этой высокой ступени все еще преобладает».

К аналогичным выводам приходит и Ф. Ницше, для которого «бессознательность есть необходимое условие всякого совершенства». Правда, в отличие от Шопенгауэра бессознательное у Ницше не имеет глобальных характеристик, поскольку для него не существует понятия онтологического бессознательного. Ницше апеллирует непосредственно к человеку, постулируя тезис об изначально присущей человеческому существу бессознательной «воли к власти», которая является движущей: силой как любых человеческих деяний, так и исторического процесса в целом. Вопрос же о соотношении сознательного и бессознательного решается у Ницше в шопенгауэровском духе: сознание человека индифферентно, оно осуждено, возможно, вообще исчезнуть, уступить место полнейшему автоматизму, ибо по отношению к бессознательному сознание играет вторичную роль. Эти воззрения Ницше были использованы фрейдистами при конструировании своих теорий, Отзвуки его идей находят отражение в психоанализе самого Фрейда, а такое основное понятие его философии, как «воля к власти», стало одним из центральных пунктов индивидуальной психологии А. Адлера.

Проблемы бессознательного рассматриваются и в работах Э. Гартмана, а его объемистый труд «Философия бессознательного» (1869) целиком посвящен данной проблематике. Немецкий философ не ограничился анализом психического бессознательного, а попытался, подобно Шопенгауэру, хотя и в иной форме, перевести это понятие в онтологический срез. В его теории — «метафизике бессознательного» бессознательное выступает как неотъемлемый элемент человеческой психики, источник жизни и ее движущая. сила. Интересно, что в гартмановской философии содержатся все элементы, позднее вошедшие в психоаналитическое учение Фрейда: это-признание важности бессознательного в жизнедеятельности каждого человека, выступление против сведения психики только к сознательным актам, подчеркивание роли бессознательного в творческом процессе личности, попытка осмысления тех сложных взаимосвязей между сознанием и бессознательным, которые существуют во внутреннем мире человека, но далеко не всегда осознаются им. Более того, в философии Гартмана поднимается вопрос о возможности осознания бессознательного, что стало предметом специального рассмотрения в психоаналитическом учении Фрейда. В этом плане для обоих мыслителей сознание человека представляется более важным, чем бессознательное. По крайней мере гартмановская философия внешне ориентирована на необходимость расширения сферы сознательного, разума.

научный статус психоанализ фрейд

Решаемая на философском уровне, проблема содержания психической реальности совершенно четко выявила, таким образом, полярные позиции, занимаемые различными теоретиками: традиционную точку зрения, согласно которой в содержании психики нет ничего, чего не было бы в сознании, и точку зрения, признающую, что в психике человека наряду с сознанием имеется сфера бессознательного, которая по своим Масштабам значительно превосходит область сознательного. Во второй половине XIX века эта последняя широко проводилась не только философами, но и в работах естествоиспытателей. Тем самым к началу XX столетия была подготовлена почва для возникновения такого учения, как психоанализ, который поставил проблему бессознательного в центр своих теоретических и практических изысканий.

В философских системах прошлого анализ духовной деятельности человека и постижение его субъективно — личностных характеристик осуществлялись с помощью отвлеченного мышления, абстрактного рассуждения о человеческой душе. Наиболее доступным и, пожалуй, единственным методом познания внутрипсихических явлений на протяжении многих столетий оставался метод интроспективного видения человека, основанный на способности и умении субъекта проникнуть в существо своих внутренних переживаний. Предполагалось, что только при помощи сознания, благодаря способности человека направлять сознание на самого себя, пристально всматриваться в глубины своей души можно выявить в чистом виде и описать внутри психические процессы. Этот взгляд на возможность познания человека обусловливался состоянием естественнонаучного знания, которое не позволяло при исследовании психических процессов использовать методы точных наук. Именно поэтому интроспективный метод исследования человека, его внутренней духовной жизни оставался преобладающим вплоть до XIX века.

Успехи развития естествознания в XIX столетии заставили теоретиков усомниться в эффективности и надежности интроспективного изучения внутреннего мира человека и поверить в плодотворность использования естественнонаучных методов при анализе психической деятельности. Физиологическое исследование органов чувств, использование физико-математических методов при анализе ощущений, двигательных актов, экспериментальный подход к анализу нервной системы человека, изучение физико-химических реакций в человеческом организме и рефлексов головного мозга — все это вселяло надежду, что и собственно психическая жизнь человека может быть лучше понята и объяснена на основе соотнесения с экспериментальными данными физиологии.

Однако в основе классического психоанализа лежали идеи не только «описательной», но и «объяснительной психологии». Фрейдовский психоанализ в известной степени был попыткой синтезирования двух плоскостей исследования человеческой природы рассмотрения природных элементов человеческого существа, раскрытия психических влечений человека, его внутреннего мира, смысла человеческого по ведения и значения культурных и социальных образований для формирования психической жизни человека и его психологических реакций. Метод «описательной» и «объяснительной психологии» органически переплетаются между собой в учении Фрейда, образуя своеобразный метод психоаналитического исследования человеческой природы, особый подход к анализу человека. Как видим, для возникновения психоанализа была подготовлена соответствующая теоретическая и эмпирическая почва.

3. История развития теории и практики психоанализа

Особенности психоанализа делают специфичной и его историю. История психоанализа — отдельная область исследований со своими авторитетами, традициями, журналами и своей Международной Ассоциацией.

История таких смежных с психоанализом наук, как психология и медицина, больше ориентированы на анализ научных идей, методов и категорий и меньше интересуются людьми науки, их личностями, биографиями и взаимоотношениями. В истории психоанализа развитие идей тесно переплетено с судьбами людей; и то, и другое отчасти вбирает в себя черты своего времени, а отчасти сопротивляются его меняющимся влияниям. А большей степени интересно то, что можно назвать историческим и, еще шире, человеческим контекстом психоаналитической теории и практики; глубокая и по политическим причинам часто недооцениваемая преемственность между советским и дореволюционными периодами духовной истории России; взаимные влияния психоанализа и современной ему русской философии, литературы, художественной культуры; отношения между содержанием науки и жизнью вовлеченных в нее людей. [11]

Жизни людей — как аналитиков, так и их пациентов, — интересны в истории психоанализа не менее (а, пожалуй, и более), чем судьбы их научных идей. Такова природа анализа, что на биографиях этих людей, на их словах и поступках, на выборе, который они делали в жизни, и на их отношения между собой сказались психоаналитические ценности, взгляды, цели, средства, методы. Через людей влиял на существо аналитических представлений сам ход Истории. Взаимодействие идей, людей и эпох — во что будет интересовать нас здесь, в истории психоанализа в России.

Такая методология не является не общепринятой, ни, тем более, единственно возможной. Мы можем настаивать только на том, что она соответствует взглядам многих героев книги А. Эткина «Эрос невозможного. История психоанализа в России». Ницше писал в 1882 году Андреас-Саломе: «Моя дорогая Лу, Ваша идея свести философские системы к личной жизни их авторов (хороша) … я сам так именно и преподавал историю древней философии, и я всегда говорил моей аудитории: система опровергнута и мертва — но если не опровергнуть стоящую за ней личность, то нельзя убить и систему. Споря с Юнгом, Фрейд так заключал свою историю психоанализа: «Люди сильны, пока защищают великую идею; они становятся бессильными, когда идут против нее». Юнг, со своей стороны, писал русскому литератору Эмилю Метнеру в 1935 году: «Твоя философия сродни твоему темпераменту, и оттого ты рассматриваешь личность всегда в свете идеи. Это меня очаровало». Владислав Ходасевич говорил о попытке слить воедино жизнь и творчество «… как о правде символизма. Эта правда за ним и — вечная правда». Михаил Бахтин формулировал: «Идея — это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний». А булгаковский Волонд понимал задачу так: «Я — историк… сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!»

Распространение теории и практики психоанализа

Идеи Фрейда в корне изменили представления человека о самом себе. С неизбежностью они вырвали резкое и поначалу почти повсеместное отрицание, которое ученому пришлось выдерживать в течение почти десяти лет, названных им позже годами «Блестящей изоляции». Постепенно к нему присоединилась горстка последователей, главным образом из Вены, а затем Швейцарии, Венгрии, Англии. Вскоре они организовали небольшое профессиональное сообщество, занятое развитием новой дисциплины — психоанализа. Сегодняшнее состояние практики и обучения психоанализу все еще несет на себе отпечаток того периода; именно поэтому необходимо дать краткую историю развития психоанализа.

Зарубежная история психоанализа

В последнее десятилетие 19 века, пребывая в изоляции, Фрейд очень страдал от одиночества; в то же время, как он позднее заметил, именно это давало возможность сконцентрировать внимание на работе, не отвлекаясь на разногласия, которые вскоре обнаружились даже между его первыми последователями, и на споры с малоинформированными оппонентами. В 1902 году в его доме стала регулярно собираться небольшая группа врачей, заинтересовавшихся его идеями. Среди них были Альфред Адлер (1870-1937) и Вильгельм Штекель (1868-1940).

Эти встречи по средам продолжались несколько лет; затем, 1907 году, в Вене было образовано первое официальное Психоаналитическое общество во главе с Фрейдом. В том же году Фрейд впервые встретил Карла Юнга (1875-1961), Карла Абрахама (1877-1925) и Макса Эйтингона (1881-1943) — молодых психиатров, учившихся у Блейлера в Бургельцли, психиатрической больнице в Цюрихе. (Эйтингон был первым психиатром, прошедшим курс анализа у Фрейда; происходило это в неформальной обстановке, во время вечерних прогулок по улицам Вены.) Вскоре к кружку присоединился Шандор Ференци (1873-1933) из Будапешта, ставший лучшим другом Фрейда и самым оригинальным и интересным из его сотрудников.

Первая международная встреча психоаналитиков была организована Юнгом в Зальцбурге в 1908 году. На этой конференции Фрейд прочел лекцию о своем самом знаменитом случае: «Человек-крыса: навязчивая идея». В том же году под редакцией Юнга был выпущен первый психоаналитический журнал «ежегодник психоанализа и патопсихологии». В 1909 году Фрейд принял приглашение Г. Стенли Холла, президента Университета Кларка в Уорсестере, штат Массачусестс., прочитать в его университете Юнга и Ференци.

Второй международный конгресс по психоанализу прошел в 1910 году в Нюрнберге, где и была основана Международная ассоциация психоанализа. Между венскими и швейцарскими членами вспыхнул подспудно тлевший антагонизм. Президентом ассоциации избрали Юнга. По этому случаю Фрейд отказался от поста президента венской группы в пользу Адлера. Фрейд дал также согласие на то, чтобы Адлер и Штекель редактировали ежемесячный «Листок новостей психоанализа». Тогда же возникло третье издание — бюллетень для информации членов ассоциации о встречах, текущих новостях и новых публикациях.

В своей биографии Фрейда Джонс проницательно заметил, что на этой встрече отчетливо проявились иерархическая структура психоаналитического общества. Джонс утверждал, что Фрейд стремился к тому, чтобы общество было организовано не по демократическому принципу, а по иерархическому, что, возможно, было отражением монархических настроений, вполне естественных для жителей Вены. [12] В результате жесткая структура общества стала причиной многих противостояний, охвативших психоаналитическое движение, первой жертвой которых стал Ойгер Блейер (1857-1939), профессор в клинике Бургельцли.

Блейлер вышел из Международной ассоциации в 1910 году, не желая принимать авторитарную манеру, в которой осуществлялось руководство ассоциацией.

Фрейд попытался, правда безуспешно, убедить Блейлера вернуться в ассоциацию; их переписка по этому вопросу показывает, что основным фактором расхождения были глубокие различия в культурной ориентации. Можно лишь пожалеть, имея в виду развитие психоаналитического движения и роль, которую психоанализ сыграл в психиатрии, что эти два исключительно цельных человека не смогли сотрудничать. Однако разрыв был неизбежен.

Указание на то, почему же стало неизбежным их расхождение, можно найти в письме Блейлера Фрейду, датированное 19 октября 1910 года: «Между нами существует различие, о котором я хочу сказать Вам, хотя боюсь, что это затруднит возможность прийти к согласию. Очевидно, что для Вас стало делом всей жизни утвердить Вашу теорию и добиться ее всеобщего признания. Конечно, я отнюдь не умаляю ваших трудов. Их можно сравнить с работами Дарвина, Коперника и Семмельвайса. Я также считаю, что для психологии Ваши открытия столь же фундаментальны, как и теория эти ученых для других областей науки, независимо от того, ценятся ли достижения психологии так же высоко, как достижения других наук. Последнее — дело субъективной точки зрения. Для меня же теория — лишь новая истина в ряду других истин. Я стою за психоанализ только потому, что считаю его действенным, и потому также, что чувствую себя способным оценить его, ибо работаю в близкой области. Но для несущественно, будет ли признана ценности этого метода чуть раньше или позже. Поэтому я не стремлюсь посвятить всего сея продвижению психоанализа, как это делаете Вы».

Фрейд же полностью отождествил себя со своей теорией. Ее судьба стала его судьбой.[13] Более того, для него было естественным собрать ревностную горстку своих верных последователей и сделать ее ядром организации. Не имея поддержки со стороны какого-либо университета или другого академического общества, он вынужден был создать свою собственную маленькую научную вселенную, свои журналы, свою прессу. Тем, кто оказался внутри движения, нелегко было сразу заметить, что это лишь усиливало изоляцию психоанализа и укрепляло дух исключительности и нетерпимости. Фрейд сильнее, чем его ученики, ощущал важность того, что через сотрудничество с Бургельцли психоанализ мог найти путь к академическому обществу. Поэтому он старался удержать Блейлера, представителя официальной психиатрии, в качестве связующего звена. Однако Блейлер не был эмоционально связан с работой Фрейда, воспринимая развитие психоанализа как у нетто заурядное в ряду других научных дисциплин. Он признавал необходимость образования ассоциации, но предложил ее как форум для дискуссий и исследований, а не как носителя «движения», что «истину» следует охранять, обращая всех в сою веру.

Один инцидент дал Блейлеру повод высказать то, что лежало в основе разногласий между ним и Фрейдом. Психиатра д-ра Майера попросил выйти из Психоаналитического общества из-за его особой позиции по ряду вопросов. В письме от 11 марта 1911 года Блейлер заявляет: «Принцип «Кто не снами, тот против нас», или «Все или ничего», пригоден для религиозных сект или политических партий. Я могу понять этот принцип в политике, но для науки я считаю его вредным. Не существует истины в последней инстанции. Из комплекса идей один человек воспримет одно, другой — другое. Частичное знание — А и Б — не обязательно определяет суть целого. Я не считаю, что в науке, если кто-то признает существование непременно должен подписаться под Б. Я не признаю в науке ни закрытых, ни открытых дверей, в ней вообще не может быть ни дверей, ни барьеров. Для меня позиция Майера столь же правомерна или неправомерна, как и позиция любого другого. Вы говорите, что он искал только преимуществ, не желая ничем пожертвовать. Я не могу понять, какая жертва от него требовалась, кроме пожертвования частью своих идей. Вы не можете требовать этого от кого бы то ни было. Любой человек должен принимать точку зрения другого лишь постольку, поскольку она совпадает с его собственным взглядом; если он согласится на большее, он неискренен; несомненно, Вы это понимаете так же.

Я не верю, что Ассоциация требует такой непримиримости. Это же не вопрос мировоззрения… Вы думаете, что мой выход из Общества несет больше вреда, чем мое вступление ранее принесло пользы. Пока что мне кажется, что теряю только я…

Введение принципа «закрытых дверей» отпугнуло многих друзей общества и сделала некоторых из них оппонентами. Мое вступление никоим образом не изменило этого положения, как и не изменит его на мой уход. Ваше обвинение, что я не думаю о том, какой вред я нанесу ассоциации своим уходом, мне кажется беспочвенным».

Историку невозможно оценить движущую силу чрезвычайной внутренней преданности Фрейда и его первых последователей своей идее в сравнении с тормозящим влиянием столь раннего и жестокого организационного оформления еще молодой научной доктрины. Несомненно, однако, что образ небольшой группы стоических избранников-первопроходцев, борющихся против всеобщего неприятия их идей, устойчиво сохраняется и в наше время, когда изменился весь культурный климат. Это пример культурной отсталости, тормозящей прогресс.

Итак, выход Блейлера из психоаналитического движения означал изоляцию последнего от академической психиатрии и начало его развития как все более централизованной иерархической организации. Тормозящее влияние институционализации на развитие всякого вида мыслительной деятельности хорошо известно. В случае с психоанализом его все усиливавшаяся заорганизованность и пребывание вне системы университетов — традиционных центров научных исследований и просвещения — задержали его развитие, укрепив консервативный характер движения, от чего психоанализ не освободился окончательно и до сего времени. Все это способствовало тому, что новый, революционный взгляд не человеческую личность так и не смог реализовать свои почти не органические возможности. В Европе влияние психоанализа на психиатрию вскоре практически прекратилось. Только в Соединенных Штатах, где психиатры не было вовлечены в междоусобицу, разгоревшуюся между Фрейдом и академической психиатрией, психоанализ смог широко и эффективно проникнуть в практику и обучение психиатров.

Начиная с 1910 года и до начала Первой мировой войны психоаналитические воззрения распространились на Европе, затем проникли в Соединенные Штаты, Индию и Латинскую Америку. К двум существующим обществам — в Вене и Цюрихе — присоединилось в 1908 году третье, созданное в Берлине Карлом Абрахамом и названное Берлинским психоаналитическим обществом. В 1910 году Леонард Зейф организовал Мюнхенское общество, а Джеймс Патнем (1846-1918) из Бостона — Американское общество. В 1913 году возникло общество в Будапеште под руководством Ференци, вскоре Эрнст Джонс организовал первую английскую группу. В 1911 году организовалось Нью-Йоркское психоаналитическое общество под председательством Абрахама Брила (1874-1928); в том же году Международной психоаналитической ассоциацией была утверждена вторая американская группа — Американская психоаналитическая ассоциация. Патнем стал президентом Американской психоаналитической ассоциации, в которую входили и канадские ученые, а Эрнст Джонс, живший в то время в Торонто, стал ее секретарем.

За эти годы выросло и число периодических изданий, посвященных психоанализу. На смену «Листку» в 1913 году пришел официальный журнал Международной психоаналитической ассоциации. Адлер подал в отставку с поста ректора «Листка» еще в первый год его издания, оставив вместо себя Штекеля. Штекель, хотя и обладал блестящим писательским даром и тонким интуитивным чутьем бессознательных процессов, считался тем не менее человеком ненадежным и безответственным. Недовольство Фрейда линией Штекеля и привело к основанию журнала «Zeitschrift», просуществовало до тех пор, пока Гитлер не прикрыл его. Лишь за несколько месяцев до этого Ганс Сакс (1881-1947) и Отто Ранк (1884-1939), два последователя Фрейда из немедицинского круга, основали журнал «Imago», посвященный применению психоанализу в области искусства, литературы, мифологии и антропологии. Эмигрировав впоследствии в Бостон, Сакс основал в 1939 году американское издание «Imago»,

Существующее до сих пор.

Однако это энергичное движение вперед сопровождалось рядом конфликтов. Первым из общества вышел Адлер, за ним последовал Юнг. Эти два отступника пошли своим путем по разным причинам. Между Фрейдом и Адлером были теоретические расхождения, однако основной причиной, толкнувшей Адлера на построение системы, радикально отличавшейся от системы Фрейда, стал личный мотив, желание утвердить свое первенство. Фрейд считал, что система Адлера, хотя и ошибочна, обладает все-таки «стройностью и ясностью». Причина выхода Юнга было куда сложнее и, как заметил Фрейд, не столь серьезной в научном плане. В его уходе превалировал культурный фактор. Между венскими психоаналитиками, с одной стороны, и Юнгом и цюрихской группой с другой, существовал антагонизм, хотя Фрейд по-прежнему восхищался Юнгом и даже доверил ему президентство в только что организованной Международной психоаналитической ассоциации. Когда Блейлер покинул ассоциацию, Фрейд даже надеялся, что Юнг разделит с ним руководство психоаналитическим движением.

К сожалению, взгляды Юнга на психологию были окрашены мистическим, эзотерическим тоном; как подметил Абрахам, это было стремление к «Оккультивизму, мистике, астрологии». [14] Кроме того, обнаружилась все большая склонность Юнга к оппортунизму и компромиссу. Юнг написал Фрейду из Америки, что он успешно преодолевает сопротивление идеям Фрейда, снижая акцент на сексуальную природу неврозов. Фрейд ненавидел уступки в вопросах науки и язвительно ответил, что, если бы он выпустил из теории еще кое-что., оппозиция стала бы еще слабее, а не упоминая о сексуальных теориях вообще, можно и вовсе лишиться всякого сопротивления.

После отступничества Адлера и Юнга психоаналитические исследования продолжила небольшая группа наиболее стойких последователей Фрейда, в основном из Вены и Германии, за исключением венгра Шандора Ференци и Эрнста Джонса (1979-1958).

Джонс принес идею, навеянную детскими книгами о Шарлемане и его паладинах. Идея эта сводилась к тому, что следует создать «особо тесную внутреннюю группу доверенных аналитиков, которые во всем стаяли бы за Фрейда и были бы вроде телохранителей». Эта небольшая группа, первоначально включавшая Абрахама, Джонса, Ференци, Ганса Сакса, Отто Ранка, а позднее также Макса Эйтингона, стала известна под именем «Внутренний кружок». Как пишет Джонс, они приняли обязательство того, что, если кто-либо из них «почувствует необходимость высказать взгляды, противоречащие принятому психоаналитическому учению, он обязуется до их опубликования предоставить их на конфиденциальное и глубокое обсуждение со всеми нами». Это было лишь подтверждением приверженности той иерархической структуре, которую предложил Ференци для Международной психоаналитической ассоциации в 1910 году; несмотря на оправдывающие обстоятельства, вызвавшие к жизни эту структуру внутреннего единства и сделавшие ее мерой необходимой, она все-таки представляла собой контроль над мыслью. К сожалению, эта позиция исключительности сохранялась в психоаналитическом движении все время и до некоторой степени существует и теперь.

История психоаналитического движения раскрывает картину развернутого исторического цикла, когда первые провозвестники новой революционной научной идеи под влиянием упорного, резного сопротивления и злобных нападок своих оппонентов могут постепенно превратиться в консервативных, зачастую догматичных, скорее охранителей, нежели искателей истины. Для пионеров, подвергавшихся постоянным оскорблениям со стороны предвзятых и невежественных оппонентов, внутреннее единство становится важнее всего другого. Они начинают считать злейшими врагами не открытых своих оппонентов, но уклонистов в своей сфере, не выдержавших публичных нападок и непопулярности и готовых пожертвовать теми главными достижениями, которое общество не приемлет из-за их новизны и тревожащей душу сущности. Для истории важен факт, что психоаналитические общества так никогда и не смогли избавиться от этого наследства.

После первой мировой войны психоаналитические общества возобновили свою деятельность в столицах Европы и крупных центрах Соединенных штатов. В станинных европейских центрах продолжилось их активное развитие под руководством выдающихся первопроходцев: Абрахама, Ференци и Джонса. В Берлине Макс Эйтингон, Ганс Сакс, Шандор Радо, Франц Александер (1891-1964), Отто Фенихель (1897-1946), Зигфрид Бернфельд (1892-1953), Карен Хорни (1885-1953) и Феликс Бем внесли свой вклад в организацию первого Психоаналитического учебного института, в котором обучалось много студентов-американцев. Спустя год, в 1920 году, несколько опытных аналитиков, таких как Пауль Федерн (1872-1950), Хелен Дойч, Герман Нунберг, Эдвард Хитшман (1871-1957) и другие, организовали Венский институт. В Лондоне к Эрнсту Джонсу присоединилась группа плодотворно работавших психоаналитиков, среди них монтегю Дэвид Эдер (1866-1936), Эдвар Гловер, Джонс Рикман (1891-1951), Джеймс Стрейчи, Элла Фримен Шарп, Джоан Ривьер и Мелани Клейн. Во Франции в середине 20-х годов, после периода сравнительно малой активности, появилась энергичная группа, которой помогала выдающаяся личность — княгиня Мария Бонапарте. В Голландии лидерами голландской школы стали Ван Дер Эмден, Дж. Х.В. Ван Оппюйзен (1882-1950) и очень одаренный Август Стэрке (1880-1954), а в Италии психоаналитическое общество основал Эдоардо Вайсс. Вскоре Отдельные начинания в этой области стали возникать и в Скандинавских странах, и в Бельгии. В Швейцарии после отступничества Юнга к руководству пришли Филипп Сарасен и преподобный Оскар Пфистер (1873-1956), позднее к ним присоединились Хайнрих Менг и Ганс Цуллигер.

Некоторые из психоаналитических обществ организовали свои учебные институты. Преподавание в них велось в основном по системе, принятой в Берлинском институте: теоретические и практические занятия чередовались с обязательным личным психоанализом. Первым официальным педагогом по психоанализу был Ганс Сакс, назначенный Берлинским институтом в 1921 году; Франц Александер первым защитил ученую степень по психоанализу. Во всех учебных центрах были образованы комиссии по отбору претендентов и анализу их личности с целью выбора наиболее способных к психоанализу. Большинство из нынешних институтов психоанализа Соединенных Штатов следуют берлинскому образцу обучения. После Нью-Йорка и Чикаго появились учебные центры и в Филадельфии, Бостоне, Детройте, Топике, Сан-Франциско, а позднее в Вашинктоне, Лос-Анжелесе, Сиэтле, Денвере, Новом Орлеане. Организационное оформление психоаналитической доктрины было в полном разгаре к концу второй мировой войны. Случаи психических заболеваний во время войны давали колоссальный простор для исследований, и многие врачи заинтересовались тогда психиатрией. В Соединенных Штатах влияние психоанализа было огромным, так как здесь не было столь резко, как в Европе, водораздела с академической психиатрией. А.А. Брил, первым переводивший работы Фрейда на английский язык, пользовался в академической среде огромным уважением. А Смит Элай Джелиффе (1866-1945), нью-йоркской невропатолог и психоневролог, и Уильям Алансон Уайт (1870-1937) из вашингтонского госпиталя Св. Елизаветы внесли большой вклад в преодоление разногласий между психоаналитиками и психиатрами из университетских кругов. [15]

Американская психоаналитическая ассоциация тоже стремилась к централизации. С момента зарождения психоаналитического движения его руководители чувствовали, что задачей ассоциации должны быть строгий контроль и руководство подготовкой психоаналитиков. По старой традиции, заложенной еще Нюрнбергским конгрессом в 1910 году, эта задача была доведена центральным комитетам. Однако, когда психоанализ проник на университетские факультеты психиатрии, возникла проблема увязывания психоанализа со всей учебной программой по психиатрии.

История психоанализа в России. Краткий обзор судеб его сторонников

С начала 10 и вплоть до 30-х годов психоанализ был одной из важных составляющих русской интеллектуальной жизни. В многоцветной мозаике быстро развивавшейся культуры необычные идеи Зигмунда Фрейда воспринимались быстро и без того ожесточенного сопротивления, которое они встречали на западе. В годы, предшествовавшие, Первой мировой войне, психоанализ был известен в России более, чем во Франции и даже, по некоторым сведениям, в Германии. В России, писал Фрейд в 1912 году, «началась, кажется, подлинная эпидемия психоанализа». [16]

Известная русская «тоска по мировой культуре» находила естественное удовлетворение в те времена, когда О. Мандельштам и Б. Пастернак, В. Иванов и А. Белый, Н. Евреинов и С. Дягитев, И. Ильин и Л. Шестов, Л. Андреас-Саломе и С. Шпильрейн годами жили, учились и работали за границей (уже следующее российское поколение будет лишено этой роскоши уезжать и возвращаться домой).

Сегодня трудно даже представить на сколько тесно интеллигенция тех лет была связана с интеллектуальной жизнью Европы, на сколько доступны были для выходцев из российский столиц и столичных местечек лучшие университеты, салоны и клиники Германии и Франции, Австрии и Швейцарии.

Возвращаясь домой, молодые аналитики находили в обществе, с небывалой быстротой освобождавшемся от старых зависимостей, заинтересованную клиентуру. Первые русские психоаналитики занимали престижные позиции в медицинском мире, были тесно связаны с литературными и политическими кругами, имели свой журнал, университетскую клинику, санаторий и шли к институциализации психоанализа по лучшим европейским образцам. Среди их пациентов были и выдающиеся деятели «серебряного века». Психоанализ, который в 10-е годы проходил Эмилий Метнер и Иван Ильин, был одной из подспудных причин раскола в символизме, повлиявшего на судьбу и творчество его лидеров. Под влиянием многочисленных переводов Фрейда в языке русских интеллектуалов, от В. Иванова до К. Станиславского, распространяется слово «подсознание» (специфическое для психоанализа в отличие от более старого слова «бессознательное»).

История психоанализа полна удивительными выходцами из России, которые стали выдающимися фигурами психоаналитического движения. Блестящая и космополитическая Лу Андерс-Саломе, психоаналитик и близкий друг Фрейда, была одной из самых ярких звезд общеевропейской культуры модерна и сохраняла при этом в своем творчестве отчетливые влияния русской филисофии. Макс Эйтингон, ближайший ученик Фрейда, в течении многих лет возглавлял Международную Психоаналитическую ассоциацию, финансируя ее мероприятия деньгами, которые контролировались правительством большевиков. Сабина Шпильрейн, самая романтическая фигура в истории психоанализа, вернулась в 1923 году в Россию, чтобы внести вклад в строительство утопии, и прожила вторую половину своей жизни в нищете, одиночестве и страхе…

Эти и другие выходцы их России, сохранившие разнообразные связи со своей страной и нередко в нее возвращавшиеся, составляли нужную часть окружения Фрейда и его первых учеников. Аналитики Вены, Цюриха и Берлина годами вели богатых русских пациентов. Как и в других европейских странах, в России в 10-20-е годы начала формироваться собственная психоаналитическая традиция. Николай Осипов, Моисей Вульф, Татьяна Розенталь, Михаил Асатиани, Леонид Дрознес были психоаналитиками, которые обучались или консультировались у самого Фрейда, Юнга или Абрахама; все они вернулись в Россию до революции, чтобы начать активную работу в качестве практиков и популяризаторов психоанализа.

Дальнейшая их судьба была различной. Розенталь покончил с собой в 1921 году. Асатиани отказался от психоанализа, и имя его носит Институт психиатрии в Тбилиси. Осипов и Вульф вновь, и навсегда, уехали на Запад в 20-х. Вульф вместе с Эйтингоном положил начало психоанализу в Израиле. В Праге Осипов со своим учеником Федором Досужковым основал местное психоаналитическое движение, так что и сейчас психоанализ в Чехословакии ведет преемственность от русских аналитиков. В самой России следующее поколение психоаналитиков, которое на Западе вошло в силу в конце 20-х годов, реализоваться не сумело.

Фрейд внимательно, сначала с надеждой, потом со страхом и, наконец, отчаянием и отвращением следил за развитием событий в Советской России. Он, впрочем, стремился опровергнуть легко возникающее впечатление, что его «Будущее одной иллюзии», как и другие социологические работы 20-х годов, вызваны к жизни советским опытом: «Я не собираюсь проводить оценку того огромного культурного эксперимента, который в настоящее время совершается на обширных пространствах между Европой и Азией», — писал Фрейд в 1927 году. Но уже через три года он признавался С. Цвейгу, что происходящее на этих пространствах заботит его как личная проблема: «Советский эксперимент… лишил нас надежды и иллюзии, не дав ничего взамен. Все мы движемся к тяжелым временам… Я сожалею о своих семи внуках». Среди тех, с кем Фрейд обсуждал русские проблемы на протяжении десятилетий, был его пациент и соавтор Уильям Буллит, первый Посол США в СССР. Он оставил свой характерный след в «Мастере и Маргарите»№ и, неожиданные взаимопересечения судеб Фрейда, Буллита и Михаила Булгакова позволяют по-новому прочесть этот роман.

Проблемы, к которым обращался формировавшийся психоанализ, много раз оказывались в центре исканий русской интеллигенции. Один из самых необычных русских мыслителей, Василий Розанов, завоевал скандальную славу, пытаясь разрешать загадки пола. Крупнейший писатель эпохи Андрей Белый пытался реконструировать в своих романах опыт раннего детства таким способом, что исследователи, начиная с не менее известного Владислава Ходасевича, при анализе его творчества прибегают к психоанализу. И в советский период мы находим те же неожиданные пересечения

Михаил Бахтин, чьи литературоведческие работы получили мировое признание, всю свою долгую жизнь продолжал явный или неявный диалог с Фрейдом. Михаил Зощенко, знаменитый сатирик, десятилетиями лечил себя самоанализом, который практиковал под прямым влиянием Фрейда; с помощью него он сумел выиграть духовную борьбу с направленной лично против него мощью режима. Сергей Эйзенштейн, крупнейший кинорежиссер эпохи, тоже был увлечен психоанализом и использовал его идеи в своем творчестве.

Работы московских аналитиков одно время поддерживались и курировались высшим политическим руководством страны и более всего Львом Троцким, история отношений которого с психоанализом заслушивает особого обсуждения. Педология, специфически советская наука о методах переделки человека в детском возрасте, создавалась людьми прошедшими более или менее психоаналитическую подготовку. Определенное влияние психоанализ оказал на зарождавшиеся в 20-е годы идеи, которые стали определяющими в развитии психологии на полвека вперед. Крупнейший психолог советского периода А.Р. Лурия начинал свой длинный путь в науке ученым секретарем Русского психоаналитического общества. Книги Фрейда оказали заметное влияние на работы Л.С. Высоцкого и П.П. Блонского. Общение с С.Н. Шпильрейн, привезшей в Москву живые традиции женевской психологических школ, оказало, видимо, ключевое влияние на формирование психологических воззрений Высоцкого, Лурии и их окружения.

Русская медицина принимала психоанализ менее охотно, чем широкая публика. Книги Фрейда систематически переводились на русский язык с 1904 по 1930 годы, но в университетских курсах психиатрии и психологии они редко находили отражение. Физиология И.П. Павлова и психоневрология В.М. Бехтерева, боровшиеся между собой за первенство в той области, которая сегодня называется нейронаукой, периодически проявляли некоторый интерес к психоанализу, но оставались далеки от него. Советская психиатрия развивалась по пути механических классификаций и репрессивных методов лечения, которым психоанализ был чужд. В советской психиатрии, в полном соответствии с духом времени, господствовал гипноз.

После падения Троцкого психоаналитическая традиция в России была глубоко и надолго прервана. Часть аналитиков нашла прибежище в педологии, но и эта возможность была закрыта в 1936 году. Сейчас, уже в самом конце 20 века, мы вновь стоим перед задачей, которая с видимой легкостью была решена нашими предками в его начале. Только теперь задача возобновления психоаналитической традиции кажется нам почти неразрешимой.

Заключение

В данной работе мы рассмотрели различные подходы к определению психоанализа, выяснили его цели, задачи, сущность, выявили предпосылки его возникновения, проследили историю развития психоанализа, кратко рассмотрели личность его основоположника австрийского врача-психиатра и психолога З. Фрейда, а также ознакомились с судьбами отдельных приверженцев психоаналитической теории. На основе всего этого мы уяснили, в чем состоит проблема научного статуса психоанализа.

В истории духовной культуры, научного творчества вряд ли можно найти учение, которое вызывало бы столь резкие расхождения в оценках, чем рассмотренное в данной работе.

Создателя этого учения часто сравнивают с Аристотелем, Коперником, Колумбом, Магелланом, Ньютоном, Гете, Дарвином, Марксом, Эйнштейном, его называют «ученым и провидцем», «Сократом нашего времени», «одним из великих основоположников современной социальной науки», «гением в действии», сделавшим решающий шаг к подлинному пониманию внутренней природы человека. И в то же время, Фрейда называют фанатиком, шарлатаном, антииллюзионистом, «трагическим Вотаном сумерков буржуазной психологии», а разработанную им психоаналитическую теорию сопоставляют с хиромантией. Все эти мнения имеют право на жизнь. Со временем возникнут новые интерпретации, которые будут проанализированы в других работах.

В заключении, следует отметить, что психоанализ это долгая, трудоемкая и дорогостоящая процедура, которая должна проводиться квалифицированными специалистами. Ее результаты по сей день являются спорными. Однако остается реальным фактом что, возникнув, как теория и метод лечения неврозов, психоаналитическое учение Фрейда превратилось со временем в исключительно влиятельную философско-антропологическую концепцию, претендующую на роль всеобщего мировоззрения.

Список использованной литературы

1. Алексанер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. — М.: Прогресс — Культура; Издательство Агенства «Яхтсмен», 1995 г. — 608 с.

2. Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных: Пер. с англ.А.И. Федорова. — С. — Петербург: Талисман, 1994. — 432 с.

3. Годфруа Ж. Что такое психология: В 2-х т. Т.2: Пер. с франц. — М.: Мир, 1992. — 376с.

4. Мазин В. Стадия зеркала Жака Лакана. — СПб.: Алетейя, 2005. — 160 с. — (Серия «Лакановские тетради»).

5. Райгородский Д. Я (редактор-составитель) Психология и психоанализ характера. Хрестоматия по психологии и типологии характеров. — Самара: Издательский Дом «БАХРАХ», 1998 — 640 с.

6. Столяренко Л.Д. Основы психологии. Ростов н\Д. Издательство «Феникс», 1997 г. — 746 с.

7. Фрейд З. Психология бессознательного: Сб. произведений \ Сост., науч. Ред., авт. Вступ. Ст. М.Г. Ярошевский. — М.: Просвещение, 1990. — 448 с.

8. Фромм.Э. Психоанализ и этика. — М.: Республика, 1993. — 415 с.

9. Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России: Санкт-Петербург: Издательский дом МЕДУЗА, 1993 г. — 463 с.

10. Юнг К., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. Пер. с анг. — М.: РЕФЛ-бук, К.: Ваклер, 1996. — 304 с.

[1] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. –с. 269

[2] Л.Д.Столяренко Основы психологии. Ростов н\Д. Издательство «Феникс», 1997 г. с.117

[3] Годфруа Ж. Что такое психология: В 2-х т. Т. 2: Пер. с франц. – М.: Мир, 1992. –с.160

[4] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. –с. 271

[5] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. –с. 273

[6] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. – с. 275

[7] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. – с. 275

[8] Берн. Э. Введение в психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И. Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. –с. 277

[9] Берн Э. Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных: Пер. с англ. А.И.Федорова. – С.-Петербург: Талисман, 1994. . с.279

[10] Райгородский Д.Я (редактор-составитель) Психология и психоанализ характера. Хрестоматия по психологии и типологии характеров. – Самара: Издательский Дом «БАХРАХ», 1998 – 351с

[11] А.Эткинд. Эрос невозможного. История психоанализа в России; МЕДУЗА С.-Петербург: 1993. — с. 10

[12] Ф. Александер, Ш. Селесник, Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. – М.: Прогресс – Культура; Издательство Агентства «Яхтсмен», 1995 г. с.307

[13] Ф. Александер, Ш. Селесник, Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. – М.: Прогресс – Культура; Издательство Агентства «Яхтсмен», 1995 г. – с.309

[14] Ф. Александер, Ш. Селесник, Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. – М.: Прогресс – Культура; Издательство Агентства «Яхтсмен», 1995 г. – с.312

[15] Ф. Александер, Ш. Селесник, Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. – М.: Прогресс – Культура; Издательство Агентства «Яхтсмен», 1995 г. – с.315

[16] А.Эткинд, Эрос невозможного. История психоанализа в России: Санкт-Петербург: Издательский дом МЕДУЗА , 1993 г. – с.6