2. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки: итоги и перспективы. А. Е. Шерозия

метки: Установка, Бессознательный, Сознание, Психический, Деятельность, Основа, Данна, Общий

. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки: итоги и перспективы. А. Е. Шерозия (Psychoanalysis and the Theory of Unconscious Psychological Set: Findings and Prospects A. E. Sherozia)

Академия наук Груз. ССР, Институт психологии им. Д. Н. Узнадзе Тбилисский государственный университет, факультет философии и психологии

I. Два разных подхода к проблеме сознания и бессознательного психического. Постановка вопроса

(1) Мы попытаемся предпринять концептуальный анализ современного научного понимания проблемы бессознательного психического, избрав при этом в качестве исходного пункта теорию психоанализа и теорию неосознаваемой психологической установки. Сопоставление этих направлений облегчает рассмотрение интересующей нас проблематики, ибо, в отличие от других направлений, психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки предоставляют в наше распоряжение два совершенно разных способа оперирования феноменом бессознательного в его связях с психикой в целом. Одновременно, и то и другое направление предпринимают попытку выдвинуть, наряду с сознанием, идею бессознательного как особой формы отношения к действительности, которую можно проследить во всем диапазоне основных проявлений личности.

(2) Психоанализ рассматривает сознание и бессознательное как взаимоисключающие — при их функционировании!-элементы психики, утверждая их непримиримый антагонизм. Тем самым разрушается феноменологическая целостность не только системы «сознание — бессознательное», но и самой личности. Бессознательное выступает при этом только как отрицательный элемент, только как отрицательное качество данной системы [36; 37; 38; 39; 40; 41]. Психология же установки, наоборот, в лице открытого ею феномена установки, предлагает положительное определение и наиболее адекватное, пока, представление о способе существования исходной целостности психики.

В противоположность психоанализу, психология установки рассматривает отношения в системе «сознание — бессознательное» не только и не столько в свете идеи антагонизма, сколько в свете неустранимым образом проявляющегося в них синергизма. Ибо, в отличие от психоанализа, психология эта опирается на представление о фундаментальном единстве человеческой личности, выражаемом, как своеобразной моделью, феноменом установки.

(3) Отсюда достаточно ясно вытекают преимущества психологического концепта установки как научной основы интересующей нас сейчас общей теории сознания и бессознательного психического, этих неразрывно, хотя и противоречиво, связанных между собой образований человеческой психики. Мы постараемся поэтому, выдвинув в качестве непосредственной исходной единицы предстоящего анализа психологию установки, в основном, именно с этой точки зрения и противопоставить ее психоанализу, в научной дискуссии с которым она в свое время сложилась как одно из основных направлений советской психологии, исходящее, одновременно, из трех фундаментальных категорий- личности, установки и деятельности. Ибо с момента ее возникновения и вплоть до наших дней психология установки выступает у нас как психология деятельности и личности в их нерасчленимом единстве, только благодаря которому и то и другое — деятельность и личность — превращаются в предмет психологии.

1.История накопления и развития психологических знаний. Становление ...

... между структурами Сверх-Я и Оно порождает бессознательные защитные механизмы личности, а также сублимацию бессознательных влечений. Однако очень немногие последователи 3. Фрейда ... «метафизических» и этических проблем существования человека. Второй значительный этап развития психологии связан с именем французского философа Рене Декарта (1569-1650). Декарт считается родоначальником ...

Мы попытаемся далее обобщить некоторые результаты как своих исследований [48; 49; 50; 51; 52], так и исследований своих коллег [4; 5; 21; 22; 23; 45; 46; 47], проводимых в этой связи в рамках советской психологии за последние десятилетия.

II. Формирование неклассически ориентированной стратегии исследования. Дискуссия с Фрейдом

(1) Фрейд — центральная фигура, вокруг которой группируются почти все теории бессознательного, после того как им была предложена тотальная система анализа человеческой психики, вплоть до анализа ее подспудных образований — бессознательной психики. Причем это касается не только теорий, одна за другой потянувшихся вслед за ним, но и теорий, также одна за другой поднявшихся против него. Как раз в этом и заключается смысл «коперниковского поворота», совершенного им в современной психологии — в психологии XX века. Поэтому за Фрейдом остается роль одного из основателей этой психологии как науки не только о человеческой психике — сознании и бессознательном психическом, но и о личности, их носителе.

(2) Однако «коперниковский поворот», совершенный Фрейдом, радикально изменив представление о предмете психологии, не коснулся представления о самой природе психического. Ибо у Фрейда, как и у Аристотеля, это последнее, будь оно сознательным или бессознательным, выступает не иначе как через явления познания, чувства и воли — этих издавна известных образований человеческой психики, как неких непосредственно данных нам качеств. Поэтому естественно, что как в системе классического психоанализа, так и его современных модификаций, в том числе т. н. «неофрейдистских» течений, отсутствует понятие об онтологическом статусе существования бессознательной психики. Более того, онтология бессознательного, по существу, всегда совпадает в психоанализе с онтологией сознания. Фрейд, подобно своим великим предшественникам, Лейбницу и Канту, строит свою систему анализа — психоанализ в целом — на одном только отрицательном понятии — бессознательного, понимая таковое как психика минус сознание. Отсюда и последствия: психоанализ Фрейда, как и многих современных психоаналитиков, свободно может трактовать любые отщепленные от сознания представления, желания, идеи, мысли, как наши «бессознательные психические переживания», будучи вовсе не в состоянии при этом сказать что-либо определенное об их онтической сущности, т.

Профессиональная установка как компонент структуры профессионального ...

... явлений, относимых к области установки. Им приписывается иногда исключительное, бессознательная природа, они выступают то ... состояния готовности, обусловливающего направленность различных психических процессов. Позднее понятие социальной установки - аттитюда - вводится в ... (Г.В. Акопов) предполагает рассмотрение понятия профессионального сознания как ключевого понятия теории и практики подготовки ...

е. о том, как они существуют сами по себе и почему благодаря дополнительному акту — акту обращения на них внимания («замечания») — они могут вновь выступить для нас как наши вполне осознаваемые переживания. Фрейд не знает, во что превращаются подобные явления нашей психики после того, как они «вытесняются» из сознания. Он знает только, опять-таки по аналогии, что мы должны считать их за те же самые наши психические представления, желания, идеи, мысли и т. д. и т. п. минус сознание. В этом и кроется основная причина внутренних противоречий и концептуальной несостоятельности психоанализа и как собственно-психологического метода, и как собственно-психологической теории.

Однако, это вовсе не значит, что сведения, которые психоаналитики добывают о бессознательном психическом, не могут быть использованы при построении логически более последовательной теории — так называемой положительной теории об этом психическом. Наоборот, во многих отношениях как раз эти сведения и выступают важными носителями собственно-психологической информации для этой теории. Несостоятельность психоанализа в данном случае обуславливается лишь тем, что научно-последовательную теорию о бессознательном психическом просто невозможно построить на одном только отрицательном понятии — бессознательного. Отрицательные понятия вообще не могут быть основными концептами научных теорий, а тем более психологических. Как таковые они только дополняют положительные понятия этих теорий.

(3) Хотя Фрейду и его последователям удалось на огромном материале психоаналитической фактологии раскрыть отрицательное (негативное) содержание бессознательного психического, психология нуждалась и в положительном содержании этого понятия, которое могло бы объяснять, каким образом бессознательное выполняет свою собственную (специфическую) функцию, независимо от своего логического коррелята — сознания. В поисках именно такого содержания и возникла теория неосознаваемой психологической установки — теория Узнадзе.

Эта теория обращает на себя внимание прежде всего введенным ею понятием так называемой первичной, нефиксированной и нереализованной еще унитарной установки личности, — этой своего рода целостно-личностной организации и внутренней мобилизации (готовности) индивида к осуществлению тон или иной предстоящей актуальной («здесь и сейчас») деятельности. Отсюда и возникает основной смысл дискуссии Узнадзе с Фрейдом, происходившей по мере становления психологической концепции последнего, то есть на протяжении нескольких десятилетий. С самого же начала этой дискуссии Узнадзе видит в феномене установки личности на ту или иную деятельность положительные характеристики всего того, что у Фрейда выступает в форме одного только отрицательного начала — бессознательной психики, одновременно предлагая при этом определение онтологического статуса последней, объясняющего ее существование независимо от сознания. Это и заставляет Узнадзе отказаться в концептуальном отношении от любого известного до него отрицательного толкования бессознательного психического и заменить его положительным понятием этого психического — понятием установки.

Психология успешной личности

... «преступления», узнаете многое о наказаниях. Занятие ведет преподаватель юриспруденции Мингазов И.Р. Психология успешной личности Познать самого себя порою труднее, чем изучить тайны вселенной. Как побороть внутренние ... о том, что нужно знать юному предпринимателю до и после начала трудовой деятельности, какие трудности могут встретиться ему на пути, как их преодолеть и предвидеть. ...

(4) Чтобы еще глубже вникнуть в основной смысл обсуждаемой дискуссии, надо иметь в виду следующее.

Будучи в свое время учеником и сотрудником Вундта, интересовавшегося положительным содержанием того, что издавна называлось бессознательным психическим, Узнадзе строит свою теорию об этом психическом на основе экспериментальных исследований открытого им особого качества психической реальности — феномена установки, функционирующего только в его целостно-психической модификации в связи с актуальными потребностями личности. Узнадзе проводит эти исследования, используя разработанный им метод анализа иллюзий установки — метод так называемой фиксированной установки [67; 31; 68; 17; 69; 34]. Опираясь на отечественную и мировую науку, Узнадзе основывает в Тбилисском университете специальную психологическую школу, которая с самого же своего возникновения, еще в 20-е годы, квалифицирует этот феномен (установку) как «промежуточное переменное» между психикой и «транспсихической» (вне-психической, объективной) реальностью, выступая тем самым против основного постулата как всей традиционной психологии сознания, так и всей традиционной психологии бессознательных психических переживаний (включая и психоаналитическую школу Фрейда) — против постулата непосредственности.

Так Узнадзе отмежевывает свою неклассически ориентированную теорию неосознаваемой психологической установки от все еще доминировавшей в современной буржуазной науке теории бессознательного психического — теории Фрейда.

III. Система категорий. О психологической сущности и оперативных возможностях категории установки

(1) Принцип динамизма, принцип диалектики, в его наиболее конкретном понимании, — вот то первое, что мы должны положить в основу теории неосознаваемой психологической установки, как и системы ее собственно-психологических категорий. Взятая сама по себе установка вовсе «не является состоянием субъекта, которое выработалось у него в других условиях и с тех пор, при переживании любого нового события, всегда сопровождает и определяет его», напротив, любое новое событие вызывает к жизни прежде всего новую установку, ибо «первично субъект подступает к действительности не с готовой установкой, а установка возникает у него в самом процессе воздействия этой действительности, предоставляя ему возможность переживать и соответственно осуществлять поведение» [32, 73-74]. Любое возникающее таким образом состояние субъекта — состояние установки, первично по отношению к возникающей вместе с ним деятельности. Это прообраз, идеальное начало и собственно-психологический механизм данной деятельности, и как определенной последовательности возникающих при этом отдельных переживаний субъекта, и как определенной последовательности возникающих при этом отдельных операций.

Это одно из фундаментальных положений общей (теории и) психологии установки, на основе которого феномен установки рассматривается как особая форма модификации психики человека (и животных), лежащая в основе каждого из производимых им «насилий» над миром в виде «предметной деятельности», будь то «насилие» познавательное (перцептивное, экспрессивное) или производственное (практическое), сознательное или бессознательное. Бессознательна при этом прежде всего сама эта особая модификация психики человека — установка, и как определенный прообраз, и как определенная готовность к той или иной определенной деятельности, ибо она есть выражение целостной структуры его личности «с постоянным набором характеристик» [22, 57].

1.Психология как наука. Предмет и задачи психологии. Методы психологических ...

... структура, основные психологические условия высокой эффективности деятельности. Деятельность- форма поведения активности человека. Деятельность- активное взаимодействие человека со средой. Деятельностью можно ... предмета психологии. Например, связь психологии с антропологией устанавливается благодаря существованию такой фундаментальной отрасли психологии, как психологии личности; связь психологии с ...

(2) Стало быть, поворот, который несет с собой, в отличие от психоанализа, теория неосознаваемой психологической установки, одинаково касается как предмета психологии, так и природы психического, поскольку она, эта теория, всю систему своих знаний и категорий стоит, исходя именно из этой структуры фундаментального единства человека, его психики и деятельности. При этом следует учитывать, что данные экспериментальной психологии установки, если подойти к ним с позиций современной теории информации, не оставляют сомнений, что установка как определенная система отражения и сумма информации относится к числу психических (идеальных), а не физических (или физиологических) систем отражения. Но в отличие от всех остальных собственно-психических систем отражения, в частности от сознания, она выступает как система отражения, качественно очень своеобразная, поскольку она не является ни созерцательным («контем-плятивным»), ни действенным, практическим, отражением, каковыми вообще признано считать психические отражения. Это — «своеобразная, специфическая система отражения, своего рода целостное отражение, на основе которого, смотря по условиям, может возникнуть либо созерцательное, либо действенное отражение. Она состоит в такой предуготовленности, в такой настройке целостного субъекта, благодаря которым в нем проявляются именно те психические или моторные акты, которые обеспечивают либо созерцательное, либо действенное отражение ситуации. Она есть, так сказать, установочное отражение, соответствующее определенной ситуации, первичная модификация целостного субъекта. Содержание психики субъекта и вообще всего его поведения следует признать реализацией этой установки, следовательно, вторичным явлением» [33, 26].

Важно при этом подчеркнуть, что эта структура — структура установки — и как опережающее отражение действительности, и как целостно-личностное состояние субъекта, получает научное подтверждение своей реальности не только непосредственно в самой общей и экспериментальной психологии установки [30; 34; 43; 44; 70], но и в современной психологии деятельности, в том смысле, в каком последняя выступает в системе советской психологии [1; 3; 14] и в физиологии активности [2; 6]. Наличие единой структуры установки, в том виде, в каком она определяется нами, подтверждают также данные современной науки о связи и управлении — кибернетики и теории информации [7; 18; «25].

(3) Теперь о психологической сущности и системе категорий, лежащих в основе общей теории психологии установки. Это, прежде всего, категории потребности, ситуации и установки, а также категория объективации, как и более общие категории деятельности и личности. Первая и вторая из этих категорий — потребность и ситуация — образуют собою структуру самой установки, как основные элементы ее феноменологической целостности. Личность рассматривается здесь как субъект деятельности, который, будучи носителем определенной потребности, одновременно выступает и как субъект реализации данной потребности посредством деятельности: деятельность, в которой не реализуется никакая реальная потребность личности, не есть и не может стать деятельностью в собственном смысле слова. Во всяком случае, она, как таковая, не есть и не может стать предметом психологии.

Тема: «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»

... психологических проблем: возникновения и развития психики в филогенезе, возникновения сознания в антропогенезе, психического развития в онтогенезе, структуры деятельности и сознания, мотивационно–смысловой сферы личности, методологии и истории психологии. ... Эти методологические установки были сформированы у ... труд) трактовка деятельности приобрела новое значение. Теория деятельности– система ...

Но так как в сфере отношений личности определение и «опредмечивание» любой отдельно взятой потребности происходит не иначе, как только через ее первичную, нереализованную и не фиксированную еще установку, последняя первична (в буквальном смысле слова) не по отношению к личности и, пожалуй, даже не по отношению к деятельности человека, а по отношению к его сознанию, в каждом конкретном случае возникающему на ее основе в процессе осуществляемой в согласии с ней «здесь и сейчас» деятельности и через объективизацию ее. Поэтому посредством объективизации, как одной из основных категорий психологии установки, происходит не формирование установки, а лишь переход представленных в ней невербализованных сообщений (информации).

Это и раскрывает суть отношения «установка — сознание»: установка это «модус» системы этого отношения, как отношения личности, но не сама эта система и не сама эта личность в целом. Точнее, в системе деятельности индивида, как личности, «место» установки там, где психический (субъективный) и физический (объективный) «элементы» этой системы — внешнее и внутреннее — впервые «встречаются» друг с другом и создают целостную структуру отношений — структуру установки, в которой потребность данного индивида «находит» ситуацию, необходимую для своего удовлетворения так, что его сознание ничего не знает об этом, хотя объективно как первая (потребность), так и вторая (ситуация) входят в сферу его непосредственной интенции и субъективно им переживаются как некая неудовлетворенность («drive»).

В сознании, следовательно, «переживается» не установка как информация, а нехватка этой информации, и объективация, производимая в этом отношении сознанием, состоит, прежде всего, в «восполнении себя», т. е. в проявлении семантической сущности той информации, которую оно получает из установки как установочную информацию. С этой точки зрения, «встреча» потребности с предметом, на которую в системе советской психологии впервые обратил внимание Узнадзе, «есть акт чрезвычайный, акт опредмечивания потребности — «наполнения» ее содержанием, которое черпается из окружающего мира. Это и переводит потребность на собственно-психологический уровень» [14, 88].

Будучи психологом принципиально новой ориентации, Узнадзе еще в начале своей научной деятельности обратил внимание «а этот «чрезвычайный акт» и выразил его в категориях теории неосознаваемой психологической установки [29; 30; 31], согласно которой именно эта установка представляет собой особую сферу модификации личности. Благодаря ей происходит трансформация той или иной внутренней потребности через ту или иную внешнюю ситуацию, могущую эту потребность удовлетворить. Именно это обстоятельство и обуславливает широкие оперативные возможности системообразующей категории установки как одного из объяснительных понятий современной психологии.

Представления о строении и развитии личности в психологии сознания

... личностной активности, личностного роста, источник воли (решимости). Полное объединение состояний сознания, конкретно взятых духовных способностей свойств, мыслящий субъект. б) (познающее) Представление ... решение каждого). Представление о развитии личности: организм – социальный индивид – личность. Представления о строении и развитии личности в психоанализе. Фрейд. Личность состоит из 3 структурных ...

IV. Критика постулата непосредственности. К общей онтологии установки как особой сферы психической реальности

(1) Среди принимаемых за основу принципов теории неосознаваемой психологической установки наиболее фундаментальным является принцип личности — личности, как основного принципа психологии: «Исходный пункт психологии — не психические явления, а сами живые индивиды, имеющие эти психические явления» [34, 166; сравни сопоставительно: 14, 161]. При этом существенно меняется старый взгляд как на эти психические явления, рассматривавшиеся как вступающие в систему своих отношений с миром непосредственно, так и на эту личность, в которой традиционная психология видела нечто, непосредственно дедуцируемое из этих явлений. Психические явления больше не рассматриваются как обособленные от личности единицы научных исследований; личность, в качестве определенного принципа, выступает теперь и как начало и как конец всех исследований. Ибо, согласно психологии установки, «в активные отношения сдействительностью вступает непосредственно сам субъект, но не отдельные акты его психической деятельности и если принять этот несомненный факт за исходное положение, то, бесспорно, психология как наука должна исходить не из понятия отдельных психических процессов, а из понятия самого целостного субъекта, который, вступая во взаимодействие с действительностью, становится вынужденным прибегнуть к помощи отдельных психических процессов» [34, 166].

Следовательно, за первичное здесь принимаются не какие бы то ни было отдельные психические явления, а сама личность, как субъект этих явлений, что созвучно различию, какое проводит Маркс между традиционным и своим собственным подходом к научной теории сознания: «При первом способе рассмотрения исходят из сознания как из живого индивида; при втором, соответствующем действительной жизни, исходят из самих действительных живых индивидов и рассматривают сознание только как их сознание» [16, 17].

Такое понимание не значит, однако, что теория неосознаваемой психологической установки, как общая теория психологии, не создает своей собственной психологической структуры личности — личности как предмета психологии, как чего-то собственно-психологического. Напротив, она, прежде всего, пытается раскрыть сущность как раз этой собственно-психологической структуры личности, понимаемой как структура установки. Однако способ, каким эта теория разрешает свою задачу, своеобразен: почти во всех других вариантах психологической концепции личности категория личности конструируется как структура, слагающаяся из отдельных психических образований — сознания, бессознательного психического и др., как это делается, например, при персоналистском и при фрейдистском анализах личности, когда по существу под ней не подразумевается ничего, кроме этих ее отдельных составляющих, в силу чего она — личность персоналистов и психоаналитиков — становится совершенно непригодной в качестве психологического принципа «опосредующей связи» ни между психическим и транспсихическим, ни,внутри самого психического -между отдельными его компонентами. У представителей же занимающей нас психологической теории установки структура личности — это прежде всего структура этой самой установки, как готовности к осуществлению той или иной деятельности. Будучи первичной системой, установка отражает наличие не только субъективной потребности и не только объективной ситуации, могущей удовлетворить эту потребность, но является системой, объединяющей и ту и другую в виде целостной организации данной личности, in nuce содержащей в себе уже «разрешенную задачу» предстоящей быть ею осуществленной актуальной деятельности. Именно поэтому она и вполне пригодна в качестве психологического принципа «опосредующей связи» как между психическим и транспсихическим, так и внутри самого психического — между отдельными его проявлениями.

Измененные состояния сознания: психологический анализ

... о том, что по мере постепенной регрессии сознания, происходящей при воздействии совершенно различных факторов, основные психологические показатели меняются плавно, без скачков, и ИСС ... заложены основы гипноза и начато его активное терапевтическое использование. В современной психологии разрабатываются различные модели, описывающие ИСС: дискретные, континуальные и дискретно-континуальные. Наиболее ...

Это значит, что понятие установки вводится в психологию не только как понятие, объясняющее на высшем — философском — уровне абстракций, но и как вполне пригодное для выполнения на его основе соответствующих конкретно-психологических операций, как понятие, с помощью которого можно по-особому исследовать как сознание, так и бессознательное психическое переживание, а следовательно, и феномен самой личности как предмета психологии.

(2) Итак, представителями психологической школы Узнадзе установка трактуется как «особая сфера» реальности, для которой совершенно чужды «противоположные полюсы» психического (субъективного) и физического (объективного) и в которой мы имеем дело с «неизвращенным фактом» их внутренне «нерасчлененного», хотя и «неслиянного» существования в психике [29]. Отсюда и соответствующее толкование нами феномена установки как своего рода «принципа двусторонней связи», опосредующего отношения не только между психическим (субъективным) и физическим (объективным) в широком смысле слова, но и внутри самого психического. Во всяком случае, Узнадзе и сторонники его ориентации полагают, что «без участия установки вообще никаких психических процессов, как сознательных явлений, не существует» и что «для того, чтобы сознание начало работать в каком-нибудь, определенном направлении, предварительно необходимо, чтобы была налицо актуальность установки, которая, собственно, в каждом отдельном случае и определяет это направление» [34, 41].

По мысли Узнадзе и его сотрудников, ни одну из произведенных в рамках традиционной психологии попыток преодоления постулата непосредственности (постулата непосредственной связи между стимулом и реакцией) — безразлично, будь то типа предпринятых в этом отношении Келером (феномен «Einsicht»), Толменом («промежуточные переменные»), Уайтом («культурная детерминация») — нельзя считать адекватной их главной задаче, хотя при всех этих попытках указываются некие «промежуточные», некие «внутренние условия», через которые воздействуют внешние причины.

В частности, исследования Узнадзе и его школы показали, что, когда под подобными «внутренними условиями» подразумевается нечто вроде «текущих состояний субъекта» (А. Н. Леонтьев) или его «обычных познавательных процессов» (Д. Н. Узнадзе), — а те «промежуточные переменные», о которых речь шла выше, таковыми и являются, — то они «не вносят в схему S — R ничего принципиально нового», хотя, конечно, и обогащают в каких-то отношениях традиционную двучленную схему анализа человеческой психики, равно как и феномен деятельности, поведения.

Сознание как научная и философская проблема. Философские концепции ...

... деятельности. Наряду с вышеназванными основными подходами к трактовке сознания, можно выделить так же психоаналитический. Психоаналитическая традиция (З. Фрейд, К. Юнг, Э. Фромм) выявила существование проблемы бессознательного, ... сознания в самостоятельный. Представления о сознании тесно связано с господствующими мировоззренческими установками, ... элементарной сенсорной психики. Дальнейшее усложнение ...

С позиций теории неосознаваемой психологической установки и солидаризующейся с ней ныне теории деятельности (А. Н. Леонтьев и другие), сказанное относится также ко всем остальным попыткам преодоления двучленной схемы анализа человеческой психики, производившимся как в рамках бихевиоризма и школы Левина, так и в рамках различных модификаций психоанализа, поскольку ни в одном из этих случаев предлагаемые дополнительные факторы объективно не могут быть приняты в качестве «среднего звена» системы. Постулат непосредственности остается при них неустраненным. А «никакие усложнения исходной схемы, вытекающие из этого постулата, так сказать, «изнутри», не в состоянии устранить те методологические трудности, которые она создает в психологии. Чтобы сиять их, нужно заменить двучленную схему анализа принципиально другой схемой, а этого нельзя сделать, не отказавшись от постулата непосредственности» [14, 80].

(3) Главный тезис, обоснованию которого посвящается вся совокупность основных теоретических и экспериментальных исследований психологической школы Узнадзе, заключается в том, что реальный путь к преодолению «рокового» постулата непосредственности лежит через открытие современной психологией принципиально нового измерения психической реальности — категории установки [сравни сопоставительно: 14, 80 и дальше]. Поэтому нам особенно важно констатировать любое подтверждение необходимости преодоления методологических трудностей, вызываемых постулатом непосредственности, даже если эта необходимость обосновывается анализом не психологической категории установки, а непосредственно и неразрывно связанной с ней категории деятельности, как это, например, делает сегодня глава советской психологии А. Н. Леонтьев. Следует учитывать, что для представителей психологии установки ни одно из конкретных проявлений деятельности не может стать предметом собственно-психологических исследований без его соответствующей модификации через посредство установки.

(4) Такое понимание предопределяет наш принцип системного подхода к психологической проблеме человека — прицип единства его личности, сознания и деятельности на основе его единой установки, как определенного «модуса» его целостности в каждый конкретный момент его деятельности, представляющей собой высший уровень организации его «человеческих сущностных сил» и как-бы по-настоящему фокусирующей «все те внутренние динамические отношения, которые опосредуют в индивиде психологический эффект стимульных воздействий на него и на базе которого возникает деятельность с определенной направленностью, как уравновешение отношений между индивидом и средой» [22, 78].

С этой точки зрения, принцип единства личности, сознания и деятельности уточняет не только структуру, но и психологическую сущность каждой из этих категорий, прежде всего категории самой личности, как исходного принципа любой психологической рефлексии. При этом отнюдь не происходит абсолютизация личностного подхода в психологии типа той, которая наблюдается у психологов персоналистской ориентации, считающих личность «хозяином» всех своих психических функций — «определителем поведений и мыслей» через свою «внутреннюю структуру» бытия [55, 194]. Личностный поход психологов узнадзевской школы отличается и от позиции, характеризуемой старым афоризмом: «мыслит не мышление, а человек», а также от подходов, о которых иногда заходит речь у отдельных представителей советской школы психологии деятельности. В частности, не только от тех, при которых личность остается «центром, исходя из которого только и можно решать все проблемы психологии» [53, 29-30], но и от предлагающих совершенно иной подход ко всей этой проблематике. Имеется в виду известная формула С. Д. Рубинштейна, согласно которой «внешние причины действуют через внутренние условия» [26, 226], и формула, полученная А. Н. Леонтьевым путем инверсии ее исходного тезиса: «внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет» [14, 181, в обоих случаях подчеркнуто нами. — А. Ш.].

Мы позволим себе противопоставить этим определениям формулу, выражающую суть нашего подхода к данной проблеме: и внутреннее и внешнее взаимодействуют в субъекте не иначе, как только через фундаментальную целостность его единой системообразующей «установкина». То есть, и внутреннее (субъективное, субъект) и внешнее (объективное, объект) взаимодействуют в субъекте, превращая его в целостность благодаря возникновению в нем установки на ту или иную предстоящую быть им осуществленной «здесь и сейчас» деятельность, вплоть до их реализации через сознание субъекта в процессе его общественного труда, — материального или духовного, одинаково объективирующих всю динамическую структуру его личности — и это его сознание, и эту его деятельность, и эту его установку, вместе взятые. Причем объективирует не иначе, как в виде той или иной конкретной «вещи» («продукта труда»), которая как и все остальные «вещи», при той или иной потребности того же субъекта снова может «субъектироваться», но опять-таки не иначе, как только через эту самую его единую системообразующую «установку-на». Так совершается весь цикл человеческих «усилий» со всеми его основными «образующими», из коих нельзя исключить ни одной-ни сознание, ни деятельность, ни установку, — как это фактически склонны делать авторы двух первых упомянутых выше формулировок, исключая из этих категорий категорию установки, что еще раз возвращает нас к вопросу, что же следует считать исходным при построении общей теории современной психологии, а тем самым — и психологии деятельности.

V. Место категории установки в единой структуре деятельности. Анализ исходных позиций

(1) Деятельность — не только процесс, имеющий свое определенное содержание, но и структура, имеющая свою определенную форму, в которой реализуются возможности личности, иначе она лишилась бы всякого смысла и не могла бы быть вообще воспринимаема как самостоятельная категория реальности. Ибо если что вообще нуждается в деятельности, так это более всего — личность, вечно стоящая перед своей «еще неразрешенной задачей». Деятельность — это способ разрешения этой задачи личностью, а следовательно, и изначальная форма проявления личности. Там, где нет деятельности, нет и личности как субъекта этой деятельности. Личность и деятельность не только взаимообусловливают, но и взаимодополняют друг друга: личность только благодаря деятельности делается таковой, деятельность же это единственно возможная форма существования личности, форма существования того, что единственно позволяет говорить о личности как об объективной реальности. Деятельность входит поэтому в «экзистенциальную структуру» личности, она лежит в основе этой структуры.

(2) В структуру личности входит, естественно, и сознание. Сознание — внутренне необходимая форма проявления как самой личности, так и ее предметной деятельности. Системы, лишенные способности к сознанию, не поднимаются до уровня деятельности в полном смысле этого слова, а тем более до уровня предметной деятельности человека. Будучи фундаментальной характеристикой бытия личности, сознание всегда выступает и как фундаментальная характеристика деятельности. Более того, сознание — одна из «образующих» категорию деятельности, а в определенной мере оно образует и категорию личности. Во всяком случае, сознание это доминирующая составляющая во всем этом общем строении деятельности и личности, хотя мотивы, которые могут вызывать к жизни ту или иную предметную деятельность личности или влиять и на деятельность и на личность в целом, не так уж редко возникают и функционируют независимо от сознания. Поэтому сознание не может быть взято за исходную единицу исследования ни категории личности и ни категории предметной деятельности. Как носитель определенной цели и высшего смысла бытия, оно, в конечном счете, лишь управляет ими [сравни сопоставительно у Фрейда: 39; 41 и др.].

Однако и управлять оно может не иначе, как только через мотивы, которые могут оставаться скрытыми от него, т. е. через неосознаваемые мотивы, которые заставляют признать за фундаментальную характеристику и самой личности, и этой ее предметной деятельности, наряду с сознанием, также бессознательное. Отсюда возможность не только разрушающего антагонизма, но и творческого синергизма между двумя основными взаимоисключающими и взаимокомпенсирующими системами человеческой психики — сознанием и бессознательным психическим [50; 51].

(3) Ни сознание, ни бессознательное психическое, даже вместе взятые, не могут быть приняты за исходное мерило при исследовании категории личности и предметной деятельности. И то и другое неизбежно входят, как неустранимые компоненты, в общую возникающую здесь систему отношений «психика — деятельность — личность», но не как «исходное начало», не как «принцип связи» самой системы или какого-либо из ее составных образований — личности, психики, деятельности.

А если всю эту систему отношений принять за единую сферу деятельности личности, вплоть до полной реализации ее «сущностных сил», к чему понуждает нас весь опыт современной психологии, то тем самым мы вплотную подойдем к исходному свойству и «принципу связи» рассматриваемой системы отношений — к категории потребности, этой наиболее динамичной и в то же время наиболее элементарной инстанции во всей сфере предметной деятельности человека. Ибо именно этот динамизм потребностей и осуждает человека на непрерывную постановку новых и новых задач, для разрешения которых ему приходится вновь и вновь развивать предметную деятельность, а следовательно, и свою психику, что, в свою очередь, развивает и сами потребности, с повторением этого замкнутого созидательного цикла без конца. Однако потребность остается «нейтральной» по отношению к любой определенной деятельности, пока она пребывает в своем непосредственном, «естественном» состоянии — в состоянии только «нужды» организма, вплоть до того момента, когда она встретится с объектом своего удовлетворения и вступит тем самым на собственно-психологический уровень — уровень установки. Именно в рамках формирования установки и происходит переход объекта в его субъективную форму — в форму того или иного идеального образа, который непосредственно сливается с данной потребностью и входит через нее в структуру определенной деятельности.

Потом этот процесс продолжается, и сама эта деятельность, но теперь уже в основном через сознание, переходит в свой объективный результат — в продукт деятельности. А это, благодаря вновь возникающей установке, порождает новую потребность в деятельности, которая направляется и регулируется установкой не только на высших уровнях сознания, как вторичный, производный психический процесс, но и на более низких уровнях — бессознательного.

Поэтому психическая установка есть нечто большее, чем любая потребность. Только благодаря установке потребность и делается таковой, как она есть, — неосознанным фактором и мотивом поведения; будучи же осознанной, в процессе поведения, она завершает его в его непосредственном продукте — в продукте человеческого труда, одновременно выступающем для человека и как феномен культуры, которому, в силу его магической привлекательности, снова предстоит, посредством вновь и вновь возникающих установок, превратиться в форму того или иного нового идеального образа, опять-таки непосредственно сливающегося с новой потребностью, и т. д. до бесконечности. Отсюда должно быть ясно, что иначе, как через установку, потребность оказывается совершенно не способной направлять и регулировать деятельность, а следовательно, и выполнять свою главную функцию — функцию одного из основных факторов и мотивов данной деятельности.

Иначе говоря, не потребность, а скорее установка есть направляющее и регулирующее начало деятельности, которая при исключении этого начала перестала бы быть таковой, во всяком случае как предмет психологии. Однако потребность участвует в формировании установок. Естественно поэтому, что, наряду с категорией личности, категория потребности занимает одно из центральных мест в психологии установки.

(4) Исходя из всего этого, установку следует принимать за не поддающийся исключению компонент деятельности в системе отношений «личность — сознание — деятельность», превращающий эту систему в более адекватную систему отношений «личность — установка — сознание — деятельность», где установка выступает как исходный «принцип двусторонней связи» между сознанием и деятельностью и между ними обоими и личностью, способствуя тем самым образованию надстраивающихся над этой системой фундаментальных отношений личности — к самой себе, к «Другому» и к «Суперличности».

Таким, во всяком случае, представляется нам одно из главных направлений дальнейшего развития проблемы установки, так выразительно охарактеризованной на XVIII международном психологическом конгрессе (Москва, 1966) президентом этого конгресса, одним из выдающихся психологов Франции — П. Фрессом, который назвал ее «основной проблемой современной психологии» [42, 25]. При этом мы имеем в виду концепцию установки в том понимании, в каком она выступает у нас: как проблема фундаментальной целостности личности, психики и деятельности, а тем самым как проблема фундаментальной целостности феномена психики вообще. По сути — это проблема бессознательного, но поставленная в принципиально ином аспекте, чем тот, который имел в виду Фрейд. Нет сомнения, что в последнее время и в психоаналитической литературе происходит определенное перемещение акцентов в понимании природы бессознательного, особенно отчетливо звучащее в работах таких видных психоаналитиков, как Ж. Лакан, А. Эй, Г. Аммон, Д. Клайн, Э. Джозеф, М. Гилл и др. [56; 58; 59; 60; 62; 63; 65]. Эти сдвиги могут создать определенные предпосылки для широкого сотрудничества в рассмотрении проблемы неосознаваемой психической деятельности на новом уровне научного познания личности — на уровне признания важной роли этой деятельности во всех процессах функционирования психики и в социально-психологической организации личности в целом.

VI. Феномен установки и проблема единой структуры психики — сознания и бессознательного психического. Принцип систематизации

(1) Наиболее актуальной на сегодня и наиболее трудной для понимания представляется проблема целостности структуры бессознательного в глобальном процессе функционирования человеческой психики. Мы коснемся сейчас лишь некоторых принципиальных аспектов этой проблемы, осветив их с точки зрения теории установки.

Мы попытаемся, в частности, интерпретировать теорию неосознаваемой психологической установки — теорию Узнадзе, исключив из этой теории выдвинутую ее автором идею о тождестве бессознательного и установки, а следовательно, и о «ненужности» для этой теории какого-бы то ни было понятия бессознательного, оправданную поначалу наличием, по меньшей мере, двух серьезных причин: во-первых, явной непригодностью этого понятия в качестве психологического концепта, объясняющего динамику психики в ее глобальном функционировании (в расчете на что оно, по существу, и было в свое время введено в психологию), и, во-вторых, необходимостью возможно более резкого отмежевания от фрейдовской концепции бессознательного, как и от предшествующих ей теорий типа лейбницевской, трактующих человеческую психику с псевдонаучных позиций, при сплошной ее биологизации и мистификации. К этому следует добавить еще одну важную причину — наличие казавшегося в свое время абсолютно императивным принципа недопустимости антиномических (противоречивых) суждений в научном мышлении (в науке вообще), опираясь на который психология (и философия) картезианского стиля с ходу отвергла как недопустимое логическое противоречие («contradictio in adjecto») всякую мысль о бессознательном психическом, т. е. о бессознательном психическом переживании (представлении, мысли, идеи и т. д.).

Это обстоятельство следует иметь в виду хотя бы потому, что ни Фрейд — и никто другой вслед за ним — не смог по-настоящему, конструктивно, преодолеть его. В отличие от других, Фрейд сделал антиномию сознания и бессознательного психического научным фактом. Но объяснял он этот факт на основе лишь «отрицательного» понятия — неосознаваемой психики, понимаемой только путем отрицания за ней атрибута сознания. Этого, однако, для создания глубокой теории было мало.

(2) Позиция, занятая в этом вопросе Узнадзе и его учениками, хорошо известна. Узнадзе очень критически воспринял «логические противоречия» в концепциях Фрейда о бессознательном психическом, как и в концепциях его предшественников, вплоть до Платона, и категорически отказался от любого только «отрицательного» толкования этого понятия, впервые предложив при этом в форме своего феномена установки положительную собственно-психологическую характеристику бессознательного. Но, отмежевываясь столь резко от своих предшественников и современников, Узнадзе отнюдь не отказывает самой неосознаваемой психике в реальном существовании, как пытаются сегодня представить дело некоторые наши коллеги [9; 10]. Скорее, наоборот, он отказывает любой психологической теории в праве представлять эту психику с помощью одних только ее отрицательных характеристик, лишив, таким образом, понятие бессознательного какого бы то ни было изначального положительного психологического и психоаналитического смысла. Благодаря предложенному Узнадзе понятию установки любое, как он полагает, собственно-психологическое и психоаналитическое «понятие бессознательного перестает быть отныне лишь отрицательным понятием, оно приобретает целиком положительное значение и должно быть разрабатываемо в науке на основе обычных методов исследования» [34, 178: подчеркнуто нами].

Введением фундаментального понятия установки Узнадзе, несомненно, наметил принципиально новый и весьма перспективный путь разработки проблемы бессознательного, что впоследствии повлекло за собой возникновение его собственной психологической школы, которая занимается сегодня всеми основными аспектами этой проблематики (в психологии общей, экспериментальной, сравнительной, патологической, медицинской, социальной и пр.).

Результаты научных поисков этой школы широко известны, и нет надобности в данном случае останавливаться на них сколько-нибудь подробно. Заинтересованный читатель может извлечь нужные в этой связи сведения как из наших обобщающих исследований, так и из обобщающих исследований наших коллег.

Мы коснемся сейчас, однако, того отрицательного, с нашей точки зрения, последствия, к которому ведет отождествление структуры (и категории) бессознательного психического со структурой (и категорией) установки, устраняющее множество возможных ракурсов рассмотрения. Дело в том, что в концептуальном отношении понятие установки может, как нам представляется, оказаться гораздо более продуктивным, будучи принято лишь за одну из основных для психологии объяснительных категорий, лишь за одну из фундаментальных форм проявления неосознаваемой психической деятельности.

(3) При отказе от такого отождествления теория неосознаваемой психологической установки не перестанет быть общей теорией бессознательного. Отказавшись от положения о «ненужности» идеи бессознательного, она (теория установки), наоборот, только и получит реальную возможность представить установку как обязательный, не разлагаемый далее элемент всякой психики — и сознательной и бессознательной. Только опираясь на такое понимание природы установки, можно, как нам кажется, внести определенную ясность в концептуальную структуру обсуждаемой проблемы «психика — сознание — бессознательное психическое».

VII. Трехчленная схема анализа психики. Установка и сознание. Установка и бессознательное психическое

(1) Таким образом, интерпретируя теорию неосознаваемой психической установки, мы опираемся на трехчленную схему анализа человеческой психики «установка — сознание — бессознательное психическое», вместо двучленной «установка — сознание», благодаря чему она (установка) оказывается в центре современных научных споров, во многом уточняя и обогащая содержание этих споров.

Попытаемся теперь сопоставить некоторые результаты исследований. Если развивать мысль по классической схеме психоанализа, то обнаруживается довольно парадоксальная в методологическом отношении ситуация. Мы имеем в виду принципиальную, как нам кажется, непреодолеваемость возникающего в рамках психоанализа логического парадокса, который можно было бы назвать парадоксом причины, порождаемой следствием, или, выражаясь более обобщенно, происхождением того, что должно быть первым во времени и по рангу, от того, что является вторым и во времени и по рангу.

В рамках ортодоксального психоанализа последовательность психических систем «бессознательное — предсознательное — сознание», с одной стороны, принципиально необратима, так как для Фрейда все психические процессы исходно и по существу бессознательны (Несмотря на широкую известность подобных утверждений Фрейда, для лишней убедительности мы все же приведем его слова о том, что для него «все душевные процессы по существу бессознательны» и что концептуально ему всегда «удобнее выразиться» так, будто бы каждый из этих процессов «сперва принадлежит психической системе бессознательного и при определенных условиях может перейти в систему сознательного» [37 (II), 84]. Можно думать, что Фрейд предпочитает так поступать далеко не только ради удобства изложения. Здесь сказывается, гораздо скорее, основная тенденция его теории — считать бессознательное доминирующим свойством и изначальным принципом всего глобального процесса функционирования человеческой психики), тогда как, с другой стороны, именно принцип их обратимости и лежит в основе теории психоанализа, поскольку любые формы проявления бессознательной психики у Фрейда выступают лишь как своего рода «недра», как «лоно», если можно так выразиться, сознания, которые реализуются только через это сознание и путем его отрицания.

Именовать «недрами» или «лоном» сознания любое проявление бессознательной психики — это не только и не столько образная характеристика психоаналитической теории бессознательного, сколько выражение самой сути этой теории. В то же время, следуя за последней, мы не можем не принять эти явления за так называемые первичные психические процессы, не говоря уже о том, что в рампах психоанализа все они выступают в виде единой системы бессознательного, образуя при этом доминирующее свойство и изначальный принцип функционирования всей человеческой психики. Вследствие этого возникает противоречие, которое в границах самого психоанализа является, как нам кажется, в принципе неразрешимым. И неразрешимым не потому, что наблюдаемые психоанализом проявления психических систем бессознательного или предсознательного не соответствуют действительности. Наоборот, почти все эти непосредственно наблюдаемые при психоанализе явления наглядным образом только подтверждают реальность «безобразной» психики. Причины внутренней противоречивости психоанализа заключаются не в этих фактах, как таковых, а в самом подходе к ним, поскольку при одном только отрицательном толковании бессознательного они не могут объяснить ни глобального процесса функционирования человеческой психики, ни самих себя — ни как «антиэлементы» сознания и ни как «пост-(или над-) сознательные» образования данной психики, в роли каковых они сплошь и рядом фигурируют в психоанализе.

Выдвигая их, психоанализ тем самым лишает себя логической возможности выдвинуть бессознательное как объяснительное понятие психологии. Он не пытается сделать объяснительным концептом и сознание, в силу чего впоследствии ему, возможно, придется отказаться и от того и от другого.

Из всего этого не следует, однако, что его «предсознательное» больше отвечает такой цели. Напротив, по психоанализу, оно вовсе не располагает какой-нибудь строго определенной структурой, и ради удобства изложения его вообще можно было бы исключить из предложенной Фрейдом трехчленной схемы психики, сделав эту схему двучленной: Ubw (Vbw) — Bw или Ubw — (Vbw)Bw, ничего не нарушая тем в самой психоаналитической «топике». А если вспомнить в этой связи о третьей собственно-психологической категории Фрейда — категории «вытеснения», то станет ясно, что при психоаналитической схеме объяснению поддается ни качественное различие между двумя основными сторонами человеческой психики — сознанием и бессознательным психическим, ни сам факт этого «вытеснения». В рамках психоанализа «вытеснение» — это отнюдь не то, что может объяснить нам вечное движение отдельных образований психики (представлений, мыслей, идей) между этими ее двумя взаимоисключающими и взаимокомпенсирующими инстанциями, а то, что прежде всего само нуждается в объяснении. Психоанализ не в силах, как нам кажется, дать научное объяснение психологическому феномену вытеснения, хотя он первый делает его бесспорным фактом науки.

(2) Мы позволим себе поэтому предложить свою трехчленную схему рассмотрения человеческой психики, вместо предлагаемой Фрейдом двучленной Ubw (Vbw) — Bw, чтобы в дальнейшей дискуссии использовать собранные им бесспорные факты как необходимые предпосылки для построения общей теории сознания и бессознательного психического. Нам представляется, что данная схема более адекватна для построения такой теории. Нас убеждает в этом опыт и психоанализа, и психологии установки. Опыт психоанализа — тем, что он предоставляет в наше распоряжение идею о расщепленном состоянии и о непрерывной расщепляемости психики на сознание и бессознательное. Опыт же психологии установки — тем, что опираясь на эту категорию, мы можем предложить определенный принцип их непрекращающейся связи — принцип их феноменологической целостности, проявляющейся в фундаментальном единстве личности.

Во всяком случае, в отличие от фрейдовской схемы «бессознательное — предсознательное — сознание» (средний член которой не представляет собой никакой самостоятельной единицы исследования ни в структурном, ни в функциональном отношении), каждый из составных элементов нашей схемы (установка — сознание — бессознательное психическое переживание) располагает своей собственной структурой, выполняющей специфическую для нее функцию. Причем сознание в нашей схеме занимает центральное место, и по отношению к нему установка может быть только до-сознательным, а бессознательное психическое переживание — только пост- (или над-) сознательным образованием человеческой психики, ибо, взятая с этой точки зрения, предлагаемая схема соответствует не всякой, а лишь собственно-человеческой психике, хотя, оперируя ею, одновременно можно проследить структуру также и любой иной психики.

VIII. До- и постсознательные модификации человеческой психики. Место и основная функция установки в единой структуре бессознательного

(1) Под единой структурой бессознательного мы понимаем как (1) подструктуру его «досознательной» модификации, в виде единой (унитарной) установки на ту или иную предстоящую «здесь и сейчас» деятельность, так и (2) подструктуры его «пост-(или над-) сознательных» модификаций в форме обычных неосознаваемых переживаний индивида в их широком смысле, какими они открываются психоанализу и многим другим направлениям современной психологии. В частности, как неосознаваемые желания, воспоминания, цели и связанные с ними представления, мысли, эмоции и т. д. и т. п.; неосознаваемая переработка информации во сне, в грезах наяву и при глубинных гностических операциях психики (сюда относится символика сновидений, сознания; неосознаваемое формирование значений и значимых переживаний; неосознаваемые мотивы поведения; невербализуемая активность языка; феномен «инсайта»; неосознаваемые компоненты творчества; феномен отщепления и т. д.); некоторые социально обуславливаемые психические процессы (неосознаваемые социальные установки, неосознаваемые ценностно-личностные ориентации, феномен внушения, гипноз и постгипнотические состояния, религиозные и поэтические экстазы, эффекты гипнопедии и суггестопедии, феномен трансфера и т. п.).

(2) В сложной взаимосвязи всех этих феноменов можно выделить единую в своей сущности структуру бессознательного с двумя четко выраженными подструктурами — его до- и постсознательных модификаций. Первая из этих подструктур — это не только подструктура собственно-бессознательных психических образований внутри целостной сферы бессознательного, но и подструктура, одновременно лежащая в основе всякой психической деятельности вообще, тогда как в отношении второй подструктуры бессознательного мы не можем сказать ни того и ни другого. Проявления второй подструктуры не могут быть ни собственно-бессознательными, ни принципиально-бессознательными, а тем более явлениями, составляющими основу какой-либо психической структуры.

Это одно из фундаментальных различий между этими двумя взаимодополняющими подструктурами единой структуры бессознательного, которое мы кладем в основу предлагаемой нами классификации. Дело в том, что в данном случае их следует рассматривать не только по их отношению к сознанию, но и по их отношению друг к другу, так как и в том и в другом плане между ними можно констатировать как существенное сходство, так и существенное различие, благодаря чему они и выступают как взаимодополняющие и одинаково необходимые подструктуры иерархически организованной структуры человеческой психики, в первую очередь иерархически организованной структуры психики бессознательной.

(3) Выделение феномена установки в качестве первичной подструктуры человеческой психики помогает, как нам кажется, лучше понять все эти крайне сложные механизмы. Прежде всего, внутри единой структуры бессознательной психики феномен установки, будучи собственно-бессознательным и принципиально-бессознательным, приводит в движение и — в соответствии с потребностями личности — регулирует связь «отщепленных» от сознания его обычных перцептивных, экспрессивных и иных образований.

Это одно из фундаментальных положений выдвигаемой нами общей теории сознания и бессознательного психического, которая тем и отличается, что предлагает схему, по которой в пределах психологии установки удается объяснить, с одной стороны, как и почему могут «вытесняться» из сознания любые его психические образования, вплоть до самых сокровенных, а с другой — как и почему в нужный момент (или вопреки всякой надобности) они «возвращаются» к нему, чтобы должным образом заполнить (или, наоборот, умножить) возникающие в нем «пробелы» при решении им любой новой задачи. Благодаря этой схеме, исходя из некоторых экспериментально установленных характеристик функции установки, мы можем объяснить довольно странное и на первый взгляд весьма свободное движение этих пост- и над-сознательных бессознательных модификаций человеческой психики, так образно описываемых психоанализом, объяснить на строго научной собственно-психологической основе, не наделяя их предварительно никакой «психической энергией» и т. п., т. е. без всего того, что все еще вынуждены делать представители психоанализа.

Дело в том, что установка сама есть источник психической энергии, которую она через имманентную потребность личности черпает из реального мира при первой же встрече данной потребности с ним как с единственно возможным объектом своего удовлетворения. Ибо установка не только переводит энергию внешнего раздражения в ту или иную определенную потребность в том или ином определенном предмете, а затем и в деятельность, но и посредством следующей за этим объективации делает возможным переход самой этой потребности в сознание, за чем следует побуждение к активности непосредственно связанных с ней (с установкой) «сущностных сил» личности, вплоть до побуждения к активности скрытыхпсихических образований, как под-, так и надсознательных. Будучи носителем определенной неудовлетворенной потребности, установка управляет ими, как бы заставляя личность извлекать из себя свои «старые знания» — весь свой прошлый опыт, в систему которого входят не только отдельные отщепленные от сознания явления ее бессознательной психики, ее неосознаваемые психические переживания и «мотивы» в целом, но и возникшие и реализовавшиеся раньше вместе с ними ее фиксированные установки, ныне выступающие как своего рода готовые формы (шаблоны) деятельности, через которые, при наличии той или иной актуальной установки, снова пробивают себе дорогу все эти подспудные бессознательные психические образования личности — и те же ее неосознаваемые психические «мотивы», и те же ее неосознаваемые психические переживания вообще.

(4) При таком подходе к глобальному процессу функционирования человеческой психики, предложенную нами выше трехчленную схему «установка — сознание — бессознательное психическое» можно представить более адекватно как «установка — бессознательное — сознание», где в отношении последнего обе эти подсистемы — установка и бессознательное — выполняют свои определенные функции. В отношении сознания одна из основных функций бессознательного заключается, например, в том, что при возникновении неудовлетворенной актуальной установки (потребности) на ту или иную предстоящую к осуществлению «здесь и сейчас» деятельность оно способствует или, наоборот, мешает реализации данной установки, как и данной деятельности в целом, через сознание и только посредством него. С этой точки зрения фиксированные установки любой модальности, как и все непосредственно связанные с ними и вместе с ними отщепленные от сознания отдельные неосознаваемые психические образования (желания, представления, идеи, мысли), составляющие прошлый опыт индивида, выступают одновременно как основные факторы реализации его первичной, принципиально неосознаваемой унитарной установки через определенную деятельность.

(5) В системе образующих деятельность собственно-психологических категорий категорию объективации следует считать наиболее важной, ибо посредством нее происходит «встреча» с сознанием не только так называемых вторичных психических установок всех модальностей и непосредственно связанных с ними переживаний из прошлого опыта личности, но, через них, и любой первичностной установки в процессе стимулируемой ею деятельности, вследствие чего вся эта деятельность переходит на высший уровень — на уровень сознания.

Однако в сознание переходит при этом не установка как способ целостной модификации личности на осуществление какой-либо определенной деятельности, а переходит сама эта потребность как информация, как конечная цель данной деятельности, если последняя неизбежно потребует этого, т. е. сразу же, когда на одном первично-установочном основании становится невозможным завершить ее. Естественно поэтому, что любая развертываемая таким образом на основе сознания деятельность, с точки зрения теории установки, представляет собой качественно новый уровень развития установочной деятельности, но не единственно возможную саму по себе форму всякой деятельности вообще.

И опять-таки, с точки зрения теории установки, это вовсе не значит, будто все, что в данном случае происходит в деятельности, происходит в ней обязательно осознанно, и будто все, что происходит в деятельности на первично-установочном уровне, происходит в ней только оессознательно. Наоборот, с этой точки зрения, само психологическое строение деятельности, как и лежащей в его основе человеческой психики (целостно-личностная установка плюс сознание со всеми уже «отработанными» ими содержаниями данной психики), представляет собой весьма сложную, полиморфную и внутренне противоречивую систему отношений, где сознание и бессознательное психическое вовсе не отделены друг от друга какой-то непроходимой стеной и где между ними происходит непрекращающийся процесс сотрудничества (синергии) и столкновения (антагонизма), через которые и то и другое непрерывно взаимопроникают друг в друга и друг друга взаимодополняют.

Поэтому, когда мы говорим о принципиально неосознаваемом уровне деятельности в ее первично-установочной модификации, как и о принципиально неосознаваемом характере самой первичной унитарной установки, мы имеем в виду наличие неосознаваемой конечной цели осуществляемой «здесь и сейчас» деятельности, несмотря на непосредственную направленность последней именно к этой цели, которая только впоследствии, благодаря соответствующей объективации субъектом своей деятельности, может быть осознана.

Точно так же, с другой стороны, выдвигая положение о побуждающей и направляющей роли первичной установки в отношении деятельности, имеют в виду, во-первых, то, что иначе как через эту установку и непосредственно связанный с ней специфически-человеческий акт объективации невозможно снова вызвать к жизни из прошлого опыта индивида и привести в действие уже «отработанные» ранее сознанием конкретные содержания его психики, в том числе и его вторичные фиксированные психические установки; во-вторых, то, что даже при осознании человеком конечной цели той или иной деятельности эти его неосознаваемые фиксированные ранее психические установки во многом опять-таки продолжают управляться последней, как это подтверждается неоспоримыми фактами, добытыми, особенно за последние годы, наукой, начиная с психофизики и до социальной психологии установки [11; 22], не говоря уже о классических экспериментальных данных общепсихологических, сравнительно-психологических, психо-лингвистических и патопсихологических исследований [17; 18; 21; 24; 25; 27; 28; 34; 43; 44; 54; 57; 61; 66; 70…] феномена установки, подтверждающих фундаментальное положение Узнадзе о регулирующей функции установки как в отношении деятельности личности, так и в отношении черт самой личности, как таковой.

Вряд ли поэтому допустимо пренебрегать основными положениями теории установки, не произведя тщательного анализа обрисованных выше представлений и объяснять сложную структуру деятельности и личности, исходя из одной только психологии сознания.

IX. К вопросу об исходной инстанции психологического анализа. Личность, установка, деятельность

(1) Итак. Теория неосознаваемой психологической установки исходит из данных, добытых общепсихологическими, экспериментально-психологическими, сравнительно-психологическими, патопсихологическими, психо-лингвистическими и социально-психологическими исследованиями феномена установки. Вот почему не нравы те, кто вместо того, чтобы объяснять конкретные факты психологии установки с позиций той или иной психологической теории деятельности, проявляют стремление отказаться от выдвигаемого нами тезиса о принципиальной неосознаваемое™ феномена первичной установки [50; 51]. И тем более ошибаются те, кто делает отсюда совершенно неожиданный вывод о «противопоставлении» установки и деятельности в системе занимающей нас психологии установки [3, 10]. А неправы они потому, что тем самым, как это ни странно, они обходят главный вопрос развиваемой ими же теории деятельности — вопрос о соотношении сознания и бессознательного психического в единой структуре деятельности, как и в единой структуре личности.

А между тем, если вопрос этот соответствующим образом расчленить и углубить, то едва ли окажется возможным оспаривать положение о том, что любая современная психологическая теория деятельности должна как раз путем сопоставления в какой-то мере уяснить себе роль как сознания, так и бессознательного психического в единой структуре психики человека, прежде чем судить об удельном весе каждой из этих соотносительных психологических категорий в единой структуре деятельности, а вслед за этим и в единой структуре субъекта данной деятельности — личности. Однако, по существу, ни одна из этих собственночпсихологических категорий в интересующей нас в данном случае теории деятельности в подобном контексте и для названной нами цели не поднимается. Более того, одни из числа тех, кто заложил основу психологической теории деятельности, вопреки пониманию Узнадзе и его психологической школы, вообще исключают бессознательное из круга явлений, составляющих предмет современной психологии, а следовательно, и из круга явлений, образующих категорию деятельности [15], другие же, по сути, рассматривают его всего лишь как непосредственный «элемент» конкретных содержаний сознания в виде тех или иных неосознаваемых мотивов или неосознаваемой переработки информации в структуре переживаний, но не как вполне определенную самостоятельную категорию из числа тех, которые составляют ядро человеческой психики и человеческой деятельности, как и самой человеческой личности, вместе взятых.

Тут следует сказать, что основная характеристика категорий установки и деятельности, которую предлагают представители психологической школы Узнадзе и которая существенно отличается от соответствующей интерпретации у представителей психологической школы Выгодского, в том и заключается, что трактует установку как одну из-наиболее обобщенных и объективно детерминированных «смыслом» ситуаций форм отражения действительности. Будучи неосознаваемой, она, как свидетельствуют их эксперименты, самым непосредственным образом влияет на все последующие психические и психомоторные процессы — на нейрофизиологическую динамику и на деятельность в целом, вплоть до высших проявлений личности через сознание. По существу, ни принцип первичной унитарной установки, ни принцип неосознаваемой, в данном случае, психической установки, от которых мы в настоящем анализе отправляемся, для нас по крайней мере, ничего больше не означают. Скорее даже, как мы уже говорили, это принцип первичности установки не по отношению к категории деятельности, а по отношению к категории сознания. Ибо установка эта как «установка-на», то есть как установка на предстоящую быть осуществленной «здесь и сейчас» деятельность, есть не что иное, как уже воплощаемое в психическую структуру данной деятельности целостно-личностное состояние, из которого она и возникает в таком вполне определенном виде — в виде той или иной конкретной деятельности человека.

(2) Во всяком случае, ни в одном из тончайших исследований психологической структуры деятельности, предпринимаемых сегодня а рамках психологии деятельности, не удается, как нам кажется, довести до конца концептуальный анализ этой структуры, исключив из нее категорию унитарной установки. Здесь мы коснемся лишь некоторых аспектов общей методологии, лежащей в основе такой попытки, предпринимаемой отдельными представителями общей и экспериментальной психологии деятельности, сославшись при этом на следующие два положения, так или иначе всегда выдвигаемые ими против одного из исходных положений общей и экспериментальной психологии установки* об организующей и системообразующей роли установки.

Первое из этих положений крайне общо и, скорее всего, выражает суть философской теории человека (личности): «В начале было дело» [14]. Второе, по сравнению с ним, более конкретно и, пожалуй, более не-посредственым образом затрагивает суть вопроса: «Не деятельность должна выводиться из установки, а установка из деятельности», в силу чего, по их мнению, «необходимо перевернуть исходную формулу, долгое время определяющую ход исследований проблемы установки» [3, 22; подчеркнуто нами. — A. Ш].

Как же возражать и надо ли вообще возражать против этих четко выраженных положений, которые ради краткости можно, однако, объединить в одно, еще более уточняя их основной смысл: «Начало всего — деятельность». Во всяком случае, если тут иметь в виду деятельность как философскую категорию, с помощью которой обозначают вечно обновляющий себя и свои «исполнительные органы» процесс бытия, то мы могли бы и не возражать против такого решения вопроса. Ибо человеку никогда не дано обособиться, он не может отделить себя ни от природы, ни от другого человека в сфере создаваемой им культуры, не может оказаться вне этой «всепроникающей характеристики» (Гегель) своего бытия — категории деятельности, хотя в действительности вне-деятельностные факторы бытия во многом определяют характер самой этой его «всепроникающей характеристики». Из их числа при рассмотрении категории деятельности мы всегда должны иметь в виду, с одной стороны, порождаемую ими, выражаясь словами того же Гегеля, эту самую «характеристику» — потребность человека в самоизменении через изменение, как добавил бы Маркс, природы, и, с другой стороны, наличие человеческих идеалов и ценностей, лежащих в основе любой сознательно вырабатываемой цели человеческой деятельности [51; 52].

Но не означает ли это, однако, что деятельность даже в этой своей универсальной форме — в форме проявления бытия, будучи предметом философской онтологии, а тем более в своей конкретно-эмпирической форме, будучи предметом психологии — возникает не из самой себя и определяется не только через самое себя. Надо полагать, что в качестве опосредующего во всех этих случаях «звена» деятельности выступают прежде всего и главным образом эта самая вечно стоящая перед своей неразрешенной задачей (и в силу этого вечно обновляющая себя и свое общественное бытие) личность, с ее изначальной потребностью в самоизменении через изменение природы.

Именно это вечное стояние перед своей «еще неразрешенной задачей» и заставляет человека действовать и находить для своей деятельности конкретные формы. Он и находит их благодаря своей способности к целостно-личностной модификации, при которой он обращен, с одной стороны, к себе самому, как субъекту, тогда как с другой, напротив, он обращается к природе — и как к внешнему миру объектов и как к себе подобному — «Другому».

А если так, то это значит, что как психологические категории, если брать их сами по себе, ни установка из деятельности, ни деятельность из установки не выводятся; как таковые они только обуславливают друг друга в общей для них сфере их отношений — в сфере личности: установка обуславливает деятельность, ибо содержит в себе ее изначальную «программу», будучи содержанием ее операциональной структуры и основой ее целенаправленности; деятельность обуславливает установку, ибо она по сути является адекватной формой реализации этой «программы», вплоть до ее реализации через практику и сознание.

Такое положение вещей заставляет нас пренебречь часто возникающей в последнее время в советской психологии мнимой дилеммой установки и деятельности и решить вопрос в пользу общей теории установки, если, конечно, мы не хотим при исследовании категории деятельности, как и категории личности, покинуть позицию собственно-психологии. Психологии при этом, как «кесарю кесарево», должно быть отдано свое, ибо в любом собственно-психологическом анализе той или иной социальной структуры, будь то структура деятельности, сознания или личности, прежде всего необходимо исходить из наиболее конкретной и в то же время наиболее обобщенной собственно-психологической единицы данной структуры, какой в силу целого ряда отмеченных выше причин, и в первую очередь в силу своей нерасчленимой целостности, выступает здесь феномен установки. Будучи такой исходной «клеточкой» каждого из этих образований — и этой деятельности, и этого сознания, и этой личности, — установка в этом своем основном качестве одновременно выступает и как исходная единица их психологического анализа.

(3) Важно в этой связи отметить, что правомерность такого решения вопроса подтверждается не только всем ходом развития современной психологии установки, но и основными результатами развития самой психологии деятельности в пределах интересующего нас в данном случае направления. Из этих результатов мы напомним лишь следующие три.

Во-первых, это — результаты, подтверждающие чрезвычайно важную роль психического «акта», возникающего у нас вследствие «встречи» любой нашей потребности с объектом, ей отвечающим, — акта опредмечивания потребности и «наполнения» ее конкретным содержанием, извлекаемым из внешнего мира, что и переводит, как об этом было сказано выше, эту потребность «на собственно психологический уровень» [14, 88], благодаря чему она «впервые становится способной направлять и регулировать деятельность» [14, 87: в обоих случаях подчеркнуто нами]. Ибо то, что в данном случае у А. Н. Леонтьева и сторонников его психологической ориентации выступает как следствие первой «встречи» потребности с объектом, ей отвечающим, как эффект опредмечивания данной потребности, у представителей психологической школы Узнадзе уже долгое время, начиная с 20-х годов и вплоть до наших дней, определяет ход исследования категорий деятельности и личности, как эффект первичной установки, который закономернее всего следовало бы назвать «эффектом Узнадзе» [сравни сопоставительно с Ж. Пиаже: 64].

Во-вторых, это — результаты весьма ценных общепсихологических исследований, позволяющие в рамках самой психологии деятельности ставить проблему об иерархической уровневой структуре ранее не учитывавшихся при этом «установочных явлений», без «стабилизирующей» активности которых «невозможно, как это справедливо отмечают сегодня представители данной психологии, объяснить устойчивый характер протекания направленной деятельности субъекта. Установки различных уровней стабилизируют деятельность, позволяя, несмотря на разнообразные сбивающие воздействия, сохранять направленность деятельности, и они же выступают как консервативный момент деятельности, затрудняя приспособление к новым ситуациям и феноменально проявляясь лишь в тех случаях, когда развертывающаяся деятельность встречает на своем пути препятствие» [3, 23].

От этой позиции всего один шаг до полного признания оспариваемого ею принципа первичной установки, тем более, что этот принцип выступает у нас скорее не как принцип первичной установки по отношению к деятельности, а как,принцип первичной установки по отношению к сознанию, на уровне которого впоследствии ей (этой деятельности) приходится развертываться через объективацию. Ибо, исключив из целостной психологической структуры какой-либо осуществляемой человеком «здесь и сейчас» деятельности наличие феномена первичной унитарной установки, мы никогда не смогли бы по-настоящему понять ни активность его «установочных явлений», «стабилизирующих» деятельность на различных уровнях, ни того, почему этим «консервативным» самим по себе явлениям не удается все же помешать «приспособлению» человека к новым ситуациям, когда та или иная развертываемая им деятельность встречает на своем пути препятствия. В экспериментальных исследованиях человека именно на материале подобных новых ситуаций и был обнаружен феномен его фундаментальной целостности — его так называемая первичная унитарная установка, выступающая как одно из кардинально необходимых условий и как способ возникновения деятельности при еще полном отсутствии ее сознания. Иначе мы не смогли бы принять эту установку ни за основную психологическую единицу анализа психики человека, ни за основную психологическую единицу анализа его предметной деятельности.

И, наконец, в-третьих, это — результаты наиболее обобщенных теоретических и экспериментальных исследований при «деятельностном» подходе ко всей интересующей нас здесь проблематике, заставляющие отказаться от исходной, столь давно уже лежащей в основе всей традиционной психологии и смежных ей наук предпосылки — постулата непосредственности, который еще Узнадзе и его ученики считали абсолютно неприемлемым в качестве принципа конкретных исследований личности человека и его психики. На основе этих результатов возникает принцип их новой методологии, опосредующий связь между воздействием объекта (R) и изменением текущих состояний субъекта (S), — принцип их двусторонне «опосредующей связи», как мы предпочитаем его называть. От этого принципа требуется не только разъединять, но и объединять оба элемента двучленной схемы S — R. А отсюда вытекает еще более обобщенное представление об этом принципе, как об опосредующей связи между сознанием и бессознательным психичееким внутри единой системы самой психики, с одной стороны, и между ними и личностью, их носителем, с другой. Значение, которое в данном случае придается принципу опосредующей связи, обуславливается тем, что на современном этапе развития психологии, как и смежных ей наук, между двумя элементами схемы S — R, в качестве их опосредующей и системообразующей связи, мы ничего иного поставить не можем.

X. Проблема опосредующей связи в современной психологии. Анализ исходных понятий

(1) Несколько слов о конкретно-научных понятиях, конкурирующих в этой связи с понятием психической установки, в частности, о категории деятельности, выступающей у А. Н. Леонтьева [14] как принцип интересующей нас здесь «опосредующей связи» между элементами двучленной схемы S — R. При всей важности категории деятельности как наиболее обобщенной формы проявления душевной жизни человека, она не может выступать в качестве интересующего нас здесь принципа «опосредующей связи» в силу хотя бы одного характерного обстоятельства: как определенная форма (структура) существования реальности — как форма внутренней организации бытия, направленной на достижение той или иной цели, — деятельность есть результат «встречи» нашей психики с окружающим нас миром «транспсихичееким» или, выражаясь более конкретно, той или иной нашей потребности с тем или иным предметом, ее удовлетворяющим, но не способ этой «встречи», определяющий и нашу деятельность и нашу психику как определенные собственно-психологические теоретические категории.

(2) Не целесообразнее ли поэтому, с точки зрения той же психологии деятельности, на место опосредующей связи между двумя противоположными элементами самой этой деятельности, поставить категорию установки? Во всяком случае, не отказавшись от своих позиций, представители теории деятельности не могут отвергать психологический концепт, который выступает как принцип опосредующей связи между действием и сознанием внутри единой структуры любой занимающей их предметной деятельности, а через нее и между наиболее обобщенными выражениями самой системы S — R. Пока они не объяснят нам принцип опосредующей связи между действием и сознанием внутри структуры деятельности, мы вправе в качестве такого обобщенного психологического принципа предложить категорию установки, способную взять на себя всю функцию внутренне опосредующей связи при любой психологической и психофизиологической вариации системы отношений S — R. Сама категория деятельности лишена этой функции, ибо иначе как через опосредующую связь ее качественно отличающихся друг от друга элементов — действия и сознания — она вообще не может стать предметом психологии. То же самое следует сказать относительно категории личности, которая иначе как через опосредующую связь таких ее взаимоисключающих ,и взаимокомпенсирующих собственно-психологических характеристик, как сознание и бессознательное психическое, также не может стать в полной мере предметом собственно психологии.

(3) Что же касается ряда других научных концептов, конкурирующих в этой связи с категорией установки с позиций нейропсихологии или нейрофизиологии, то здесь этот вопрос принимает несколько другой оборот, хотя в принципе и остается тем же. Мы имеем в виду те психофизиологические или нейропсихологические аналогии феномена установки, о которых речь шла выше. Возьмем, например, предложенную Д. Миллером, Ю. Галантером и К. Прибрамом [19] схему T — О — Т — Е: Test (проба) — Operate (операция) — Test (проба) — Exit (результат), наиболее адекватную, как они полагают, сложной структуре поведения. В данном случае мы не собираемся выяснять положительные или отрицательные стороны данной схемы как определенной нейроисихологической категории, заполняющей, по их мнению, «вакуум между познанием и действием» [19, 24]. Отметим только, что иначе как через опосредующую связь между так скрупулезно вычленяемыми Д. Миллером, Ю. Галантером и К. Прибрамом информационным и алгоритмическим аспектами поведения — «Образом» и «Планом», т. е. иначе как через определенное единство этих противоположных элементов поведения, выступающих, с одной стороны, в виде конкретных «Образов», возникающих на основе всех ранее «накопленных и организованных знаний» индивида, а с другой стороны, в виде конкретных «Планов», осуществляющих «контроль порядка последовательности» его последующих операций, ни одна из подобных нейропсихологических категорий не в состоянии выполнить такую «заполняющую вакуум между познанием и действием» функцию.

И эта центральная для нас в данном контексте идея подтверждается ходом анализа самих Д. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама, хотя как «субъективные бихевиористы» в своих исследованиях отношений, существующих между «Образом» и «Планом», они и не пытаются снять их антиномию, подобно тому, как это пытаемся сделать мы, оперируя категорией установки, в которой и этот информативный аспект, и этот алгоритмический аспект поведения слиты воедино. Примечательно, что в результате своих исследований этих различных аспектов единой структуры поведения — «Образов» и «Планов» Д. Миллер, Ю. Галантер и К. Прибрам формулируют следующую мысль: «По мере того, как растет понимание этих сложных систем, уменьшается необходимость различения понятий, возникших на основе интроспекции и на основе описаний поведения, пока в конечном счете наш внутренний опыт и наше поведение не сольются в одно понятие. Тогда и только тогда психологи уничтожат разрыв между Образом и Поведением» [19, 237].

Вызывает поэтому сожаление, что весь более чем полувековой опыт и усилия психологов узнадзевской школы в этом направлении, вплоть до введенного ими наиболее обобщенного понятия установки, авторам этих слов все еще, по-видимому, продолжают оставаться неизвестными. Более того, до последнего времени они, по сути, все еще остаются вне поля зрения и многих наших советских коллег, разрабатывающих теорию деятельности [см., например, 13].

(4) Таково на сегодня положение вещей с изучением единой структуры деятельности (поведения), причем соответствующие советские и зарубежные литературные источники безоговорочно отвергают исходную предпосылку всякой традиционной психологии и физиологии — постулат непосредственности, равно как и само собой вытекающую из этого постулата двучленную схему анализа психики с ее непосредственной связью между категориями деятельности и личности. В этом отношении на сегодня нет, пожалуй, почти никаких принципиальных paзногласий не только среди представителей интересующих нас здесь теорий установки и деятельности, но и между ними и «субъективными бихе-виористамп» типа Д. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама, хотя способы, коими они стремятся преодолеть постулат непосредственности в этом центральном для современной психологии и физиологии вопросе, остаются разными.

Таким образом, основная цель последующих исканий в области исследования единой структуры деятельности, в частности вопроса о соотношении в ней категорий сознания и действия и принципа их опосредующей связи, — это установить наиболее адекватную в данном аспекте теорию, идя при этом не путем огульного исключения других теорий, а путем оптимальной систематизации их наиболее ценных научных результатов. Мы полагаем, что успешнее всего такой цели может служить с самого же начала специально сложившаяся с ориентацией на нее теория установки, располагающая глубоко обобщенным понятием первичной унитарной установки и способная с помощью этого понятия подытожить все основные направления современной научной мысли, относящиеся к структуре деятельности. Причем на основе этого четко определенного понятия — понятия установки — мы будем в состоянии также систематизировать весь опыт современной психологической и психоаналитической мысли, вплоть до данных, относящихся к общей теории сознания и бессознательного психического как общей теории личности, предусматривающей всю систему фундаментальных отправлений последней.

В общем, думается, что предложенная нами схема анализа человеческой психики: «установка — сознание — бессознательное» адекватна данной задаче, ибо, будучи инструментом этого анализа, она все больше и больше открывает нам свои возможности по мере того, как мы углубляем свои знания о психическом. А пока мы, как ни странно, очень мало, по существу, о нем знаем. И одна из причин этого заключается, как нам кажется, в том, что мы привыкли смотреть на психику примерно так же, как мы смотрим на «вещи», т. е. как на однозначно определяемые феномены реальности. А это еще и еще раз возвращает нас к старой, но все еще далеко не в полной мере разрешенной проблеме — к проблеме методов исследования и принципов общей методологии собственно психологии.

(5) Подводя итоги сказанному и учитывая определенную перспективу развития обсуждаемой проблемы, мы предпочитаем исследовать ее на новой концептуальной основе, в частности, на основе общей теории сознания и бессознательного психического. В отличие от традиции, сознание и бессознательное рассматриваются в этой теории как единая система отношений, проявляющаяся через фундаментальное единство человеческой личности, характеризующее человека в каждый данный момент его поисковой активности как его актуальная «установка-на». Отсюда и соответствующая характеристика самой этой установки как однозначно не определяемой психической реальности, а именно, как вероятностного принципа внутренней организации м регуляции порождаемой ею любой предметной деятельности человека.

Только исходя из обобщенной теории сознания и бессознательного, можно, как нам кажется, ставить и в какой-то мере адекватно решать на сегодня в психологии проблему конкретных методов и общей методологии изучения психики, систематически преодолевая вместе с тем классический (галилеевский) принцип анализа этой структуры как одного из наиболее сложных и внутренне противоречивых образований бытия.

2. Psychoanalysis and the Theory of Unconscious Psychological Set: Findings and Prospects a. E. Sherozia

Academy of Sciences of the Georgian SSR, The D. Uznadze Institute of Psychology Tbilisi State University, Department of Philosophy and Psychology

Summary

A generalized study is made of psychoanalysis and the theory of psychological set — the two rival trends in modern psychology. An attempt is made at elucidating some aspects of qualitatively different — though related — categories of the science in question: mind, consciousness and the unconscious, on the one hand, and set, activity and personality, on the other. Each of the above named trends and categories is analysed on the basis of the author’s general theory of consciousness and the unconscious mind-these two mutually exclusive and reciprocally compensating components of the human mind which emerge as a single system of relations based on the person’s integrate set to some activity to be carried out ‘here and now’. Hence the description of this set as a specific mental reality: a probabilistic principle of the internal organization and regulation of any purposive activity initiated by it.

It is stated in conclusion that the problem of concrete techniques and general methodology of the study of the mind can today be posed — and solved with some degree of adequacy — only on the basis of a generalized theory of consciousness and the unconscious, systematically overcoming the classical (Galilean) principle of analyzing the latter as one of the most involved and internally contradictory phenomena of life.

The introduction of the idea of the unconscious compels psychology to radically change its entire categorial apparatus.