Фельдман Мимика у больных схизофренией

метки: Мимика, Больная, Выражение, Мышца, Взгляд, Процесс, Основное, Заболевание

Мимика у больных схизофренией (шизофренией).

Э.С. Фельдман

      Группы выражений лица и мимики, которые мы выделяем в настоящей работе, еще не исчерпывают темы. Они, в свою очередь, требуют дальнейшей расшифровки, расчленения и дифференцирования. Мы пытались сухо протоколировать факты, заранее отрешившись от всякой клинической предвзятости.

Мимика, как часть целого, при шизофренических процессах, претерпевает ряд существенных изменений. Дело, в конечном счете, идет не о том, что больной гримасничает, скалит зубы, морщит лоб, надувает губы и т. д., а о том — как это делается и что существенное отличает его гримасу от гримасы здоровых людей.

Два положения сделались для нас очевидными в процессе наблюдения над лицом больных:

в огромном количестве случаев необычность мимических формул несвойственна данной личности до заболевания;

мимическая игра свойственна в некоторой степени данной личности, до болезнь доводит эту игру до карикатурного, преувеличенного шаржа.

Еще одна задача стоит перед нами—это расшифровка тех выражений о лицевой мимике, которые даже на клиническом языке стали обыденными. Многочисленные наблюдения разных авторов подчас поражают своей меткостью, но они разбросаны и порою случайны. Об этих наблюдениях говорится вскользь. Между тем, уже многие из них вошли в наш клинико-эмпирический багаж. Такие выражения, как: «стереотипная улыбка», «манерное лицо», «застывшее лицо», «пустое лицо» — известны каждому психиатру-наблюдателю, но вместе с тем, самым слабым местом нашего описания статуса больного является именно его словесный портрет. Интересно, что в этом отношении много сделали криминологи (метод отождествления — идентификации личности преступника, выработанный Альфонсом Бертильоном).

Бертильон и другие, описывая мельчайшие детали и особенности лица, говорили не о мимике, а о статике лица, однако, мы с большей вероятностью можем судить о мимических возможностях лица, если речь идет о человеке, например, с низким, нависшим над глазницами лбом, коротким, маленьким приплюснутым носом, широкими в ленту сросшимися бровями и со значительным прогнатизмом нижней челюсти.

Развитие восприятия мимики у детей дошкольного возраста с задержкой ...

... со скрытыми для внешнего наблюдения психологическими явлениями. Выразительные движения - внешние проявления человека, которые выражают его психическое состояние, проявляющиеся в мимике, жестах, пантомимике и т.д. ... и проявления. - выразительные движения во внешнем раскрывают внутреннее, создают образ действующего лица. - выразительные движения выражают не только уже сформированное переживание, но и ...

Нам кажется, что расшифровка образных выражений о мимике больных шизофренией должна идти так же, как идет расшифровка симптомов у врачей терапевтов, когда они, например, говорят о «пустом пульсе», о «жестком пульсе», о звуке, похожем на звук от «разбитого горшка», о так называемом «бреде сердца» (аритмия при стенозе левого венозного устья) или о «сердечном блоке», когда дело идет о диссоциации между сокращениями желудочков и предсердий. Другими словами, в образные выражения вкладывается содержание, оправдывающее эти выражения, т. е. они делаются жизненными и полнокровными.

Еще Крафт-Эбинг в главе о расстройстве двигательных проявлений буквально говорит следующее: «подробная обрисовка физиогномических типов помешательства, как они проявляются в изменениях взгляда, игре мышц лица, жестах и осанке — не поддается теоретическому описанию, а требует практического ознакомления с ними на живых больных, так как фотографические снимки в этих случаях служат лишь скудной заменой непосредственного наблюдения».

Но хотя Крафт-Эбинг отказывается анализировать эти «типы физиогномического помешательства», все же он упоминает о морщинистом и угрюмом лице гипохондрика, о томном и заискивающем взгляде истеричных и эротических женщин, он подчеркивает высокомерное выражение лица у страдающего бредом величия и указывает на неуклюжую тяжелую поступь и глупо скользящую улыбку слабоумного.

Эскироль и Крафг-Эбинг придавали выражению лица больного и прогностическое значение. Подобно тому, как Эскироль, не зная сущности прогрессивного паралича, говорил, что расстройство речи служит признаком «наверно смертельного исхода заболевания», или, что скрежетание зубами, как насильственное автоматическое движение, указывает на тяжелое идиопатическое заболевание мозга и предсказывает наихудший его конец — подобно этому Крафт-Эбинг указывает на значение выражения лица больного для прогноза.

Так, он буквально говорит следующее: «общее расслабление мышц лица, отвисшая нижняя челюсть указывают на переход в состояние слабоумия, и чрезвычайно важными для предсказания и особенно ценными для прогноза являются изменения в мимической иннервации». Во многих случаях, пишет Крафт-Эбинг, на вероятность неблагоприятного исхода помешательства уже рано указывают тупой, неподвижный, бессмысленный взгляд и особенным образом измененные черты лица, неравномерности мимического выражения в различных фрагментах лица.

Выражение лица, его динамика — мимическая игра при заболеваниях нервной системы, эндокринных желез и внутренних органов, а также при инфекционных заболеваниях — приобретает значение важного диагностического симптома. Клиницистам хорошо известно лицо больных при острых разлитых перитонитах. «Гиппократово лицо» уже давно приобрело право гражданства. Лица кардиальных больных также приобретают особый отпечаток. Киргоф, отметил, что своеобразие мимики у этих людей создает впечатление особого выражения лица «боязливое, но застывшее и неподвижное».

_Л.С. Выготский — К психологии и педагогике детской дефективности

... или анализаторами, а в психологии органами восприятия или внешних чувств, имеют биологическое назначение предупреждать организм об отдаленных изменениях среды — это, по выражению Г. Деккера, как бы ... функций, перерождение общественных связей, смещение всех систем поведения. Проблему детской дефективности в психологии и педагогике надо поставить и осмыслить как социальную проблему, потому что не ...

Мимика при менингите, особенно у детей, дает выражение лица, которое тот же автор определяет, как «решимость сквозь заставшую серьезность размышления». У хронических галлюцинантов, прислушивающихся к мнимым голосам, мы можем заметить характерные складки вокруг глаз и ушей, имеющие во многих случаях диагностическое значение.

Одним словом, мы узнаем по лицу фтизика, мы диагностируем по лицу кретина, микседематика, базедовика, акромегалика, энцефалитика; нередко, с совершенной точностью, так сказать, «интуитивно» схватываем, определяем по лицу схизофреника, несмотря на то, что в каком-нибудь конкретном случае, мы не имеем достаточных клинических понятий и фактов для диагностики и достаточного количества нужных слов для словесного портрета. В тот сложный комплекс, который мы — психиатры — обычно определяем словом «мое впечатление» значительным ингредиентом входит своеобразие измененной мимики.

То, что это так, подтверждается верностью мгновенной диагностики схиэофрении «опытным глазом» старых врачей психиатров. Основные типы мимических движений в основном интернациональны. Мимика лица, пишет Сурков, может быть искусственна и буржуазная культура в умении владеть выражением своего лица видит даже один из высших признаков культуры; до все же в норме у здоровых людей длительное сохранение искусственного выражения лица крайне трудно, и изучение мимики лица остается и является весьма важным средством познания психики.

Начиная с Леонардо да Винчи, актера Тальма, кончая физиологами и врачами Дюшеном, Пидерит, Лафатером, психологами Спенсером, Вундтом, психиатрами Крукенбергом, Бирнбаумом, Сикорским, Киргофомn — мимикой и выражением лица занимались серьезно и тщательно. Cкелетом лица и моторикой в широком смысле занимались и занимаются конституционалисты. Известная работа Кречмера остается наиболее интересной и плодотворной. Мимику при схизофрениях мы пытаемся рассматривать феноменологически, говорить же, как этот делали «старые» авторы (Сикорекий) и в настоящее время Лерш, о психологической форме выражения лица, на наш взгляд, рискованно и непродуктивно.

Вопреки Лершу у Шильдера в «Медицинской Психологии» мы читаем: «надо себе отдать отчет в том, что вопрос, о выразительных движениях не может быть проблемой описательной психологии, он является проблемой генетической психологии. С точки зрения описательной, мы можем установить, что вместе с определенным аффектом имеет место не только изменение гладкой мускулатуры, но и произвольной мускулатуры.

Пусть выражение отвращения идет рука об руку с тем положением рта, которое мы принимаем при неприятных вкусовых раздражениях, но эта связь не является связью психологического порядка, хотя Вундт и говорит о принципе ассоциации родственных чувств». Существует, мол, аналогия между выражением горечи в буквальном и переносном смысле.

Специфичность мимических формул, как органически привнесенных при схизофрениях не может быть дедуцирована из переживаний и как-нибудь психологически выводима, хотя сама по себе мимическая игра, например, при параноидной схизофрении, психологически и может быть объяснена. В других же случаях многозначительность мины схизофреника очень часто ничего, кроме судороги, в себе не содержит. Груле в последней главе — «Психологии схизофрении» пишет: «ступорозные больные нам не только кажутся пустыми, но таковыми являются на самом деле».

Таким образом, при схизофрениях меньше всего надо исходить из «характерологического смысла мимического акта» (Филипп Лерш), т. е. приводить актуальность мимической формы к содержанию сознания. С другой стороны, нельзя игнорировать мимическую игру, как компенсаторную, примерно при заикании, у глухонемых, при субкортикальной моторной афазии, при которой больной, лишенный достаточного запаса слов, дополняет свою речь чрезмерной мимикой, т. е. становится гипермимичным поневоле.

В некоторых случаях постпроцессуальных схизофрений компенсаторные механизмы очевидны. Клиника знает опустошенных больных, за душой которых ровным счетом ничего «не числится», а между тем они гипермимичны, многозначительны, ироническо-насмешливы, расточительны и неэкономны в своей мимической игре. Подчеркнутая дикция пустых слов подкрепляется у этих больных многообещающей, полной значимости мимикой. При любом разговоре с ними бросается в глаза калейдоскопичность мимики, быстрота и резкость переходов от одной формулы выражения к другой, так что иногда создается своеобразная причудливая гримаса. Обычно, большинство мышечных сокращений у таких больных концентрируется у корня носа. На фотографии № можно видеть необычайность мимических формул. В основном они создаются одновременным действием мышц антагонистов. Больные еще «не успели ослабить корругаторы, как включили в действие фронтальные мышцы (в норме мы не можем при одновременном нахмуривании поднять лоб)». У больного Н. постпроцессуального схизофреника «меланхолическую омегу» на лбу нельзя вывести из кажущейся депрессии, так как, больной не депрессивен, а безразличен и пребывает уже много времени в состояний апатичной прострации.

Фото № 1. Гипермимическая мимика. Процесс.

Таким образом, мимические формулы и выражение лица при процессуальных схизофрениях мы не выводим, не пытаемся объяснить психологически, а берем их, как данность, как феномен, как новшество лица, как симптом болезни, вернее, как одну из ее сторон.

Из рассмотренного нами в Нервно-психиатрическом институте и в 1-й городской психиатрической больнице материала мы смогли выделить три большие мимические группы.

Первая группа.Лицо представляется гладким, на нем нет выраженных складок, нет морщин. На оригиналах заметны только их следы в виде пигментированных или атрофических полосок. Лоб чист и «бездумен». Можно еще отметить некоторую напряженность кожи лба, отчего он кажется немного блестящим, в особенности, если наблюдатель будет смотреть сбоку. Начиная с глаз, мышцы расслаблены, веки опущены или, наоборот, широко, удивленно раз навсегда приподняты. Щеки и нижняя челюсть как бы опускаются от собственной тяжести. Губы, как это видно на некоторых снимках, потеряли свой пластичный контур: они или поджаты и видны только узкой полоской, или ослаблены, вялы, разглажены и по детски надуты. Ослабление мышечного тонуса, угасание мимики особенно очевидно в нижней части лица. Носогубные складки, по мере отдаления от крыльев носа, постепенно стираются, углы рта вяло опущены, нижняя челюсть несколько свисает, так что на некоторых снимках виден оскал зубов. Мимика не имеет оттенков, абсолютно отсутствуют частности, мимика растворена и, выражаясь словами Блейера «окунута в один и тот же соус».

Эти больные принадлежат к той группе, о моторике которых Гомбургер сказал, что расстройство синкинезий приводит к обеднению тональности и моторному оскудению. Лицо больных кажется несколько удлиненным. Невыразительность, ослабленность нижней, мускульно наиболее мощной, части лица, дало право Останкову называть этот тип мимики псевдопаралитическим. При большом волнении, при комплексных раздражениях у этих больных как бы воскресает угасшая мимика, но и тогда движения больше похожи на тоническую судорогу, крайне скудны и ограничиваются лишь немногими мышцами, преимущественно в области лба. Изолированным, ненужным и одиноким представляется наблюдателю неожиданное тонирование лобной мышцы, которая на общем фоне лица создает впечатление фальшивого, шаржированного удивления. Если сравнить верхнюю и нижнюю половину лица такого больного, оно нам покажется дисмимичным, но не дисмимия определяет мимику, этих больных, а «растворение» лица. Это же подчеркивает Майер-Гросс, говоря об окостенении мимики.

С точки зрения Кречмеровских конституциональных типов, эти больные приближаются в той части схизоидов, у которых наблюдается резко выраженная бедность мимики, доходящая до значительной неподвижности лица. Жислин говорит, что «спокойное» выражение лица у подобных больных сплошь и рядом почти ничего не говорит о душевном состоянии человека». Вследствие этого разряд аффекта, сам по себе невыразительный, является для постороннего наблюдателя часто неожиданным. Собственно, о мимике у этой группы больных можно говорить только негативно. Выражение лица определяется у них не мимикой, как таковой, а наличием глаз (я упоминаю нарочно такое слово «наличие»).

Недаром такие лица сравнивают с маской. Сам по себе, глаз может ничего не выражать, он никогда не является, так сказать, «зеркалом души», но движение глаз в их окрестности создает соответствующее выражение. «Окрестности» в наших случаях крайне скудны, и потому малейшее движение глаз нами быстро и отчетливо воспринимается, как «нечто живое» на неживом и растворенном лице.

У наших больных мы наблюдаем два взгляда. В одном случае это взгляд брезжащий сквозь полуопущенные веки, застывший, фиксирующий безразличный предмет, и профиль таких больных больше силуэтный, чем полнокровный (cм. Фото № 2).

Фото № 2. Профиль.

В других случаях взгляд экстатическо-восторженный, зрачки широкие, лицо как бы сияющее и хмельное (см. Фото № 3).

Фото № 3. Начало процесса «Auflosung». Восторженно-хмельной взгляд, ослабление мышеч. тонуса. Фото № 4. Компенсаторная гримаса при «Auflosung». Фото № 5. Недифференцированная мимика «schmerzliche Freude». Процесс. Фото № 6. Тонирование лобной мышцы при «Auflosung».

Роговая оболочка в этих случаях является ярким зеркалом со светлым фоном. Этот — застывший экзальтированный, «потусторонний» взгляд больных на растворенном, сглаженном, помолодевшем и как бы припудренном лице создает впечатление, о котором Бруханский выразился, как о взгляде «Нестеровских мальчиков» (дело идет о молодых процессуальных больных).

Таким образом, основное в этой большой группе следующее: сглаженность, отсутствие частностей и деталей, стертость, гомогенность мимики — растворение ее.

Фото № 7. «Auflosung», ослабление мышечного тонуса создает впечатление беспомощности. Фото № 8. «Auflosung» при начале процесса. Больной требует особого надзора за собой. В истории болезни пометка «напряжен».

Клинически, обладатели этой мимики принадлежат к тяжелым процессуальным схизофрениям. Возраст, в большинстве случаев падает на 17—23—25 лет — «процессуальные мальчики». Симптоматика заболеваний бедна. Больные приближаются больше к ступору и кататонии. Ярких бредовых идей нет. Слуховые галлюцинации элементарны. Больные склонны к импульсам, упорно онанируют. Персонал привыкает к ним — «спокойным больным» и бывает часто наказан неожиданными аутотравматогенными эксцессами. При ближайшем ознакомлении с больными — явная деструкция мышления.

Больные быстро опустошаются, а если и выходят из процесса, то со значительным видимым дефектом. В мимике постпроцессуальных отмечаются чудаковатые стереотипные гримасы компенсаторного характера, во в основном лицо остается растворенным и сглаженным (см. снимок больного С. Фото № 4).

Наличие стереотипных гримас указывает в большинстве случаев на отзвучание процесса. Иногда вместо гримасы выступают микрокататонические симптомы: абортивные Schinauz (одна верхняя или нижняя губа), легкие подергивания в супраорбитальных областях и т.п.

Вторая группа.Второй тип мимики, который мы наблюдали, относится к мимике, в которой утрачена тонкость и филигранность игры. Мимика в основном не потеряна, но больной как-то неукюже и деревянно владеет своим лицом. Утрачена некая естественность, эластичность и гармоничность.

Существенную черту этой мимики, даже в спокойном состоянии лица, составляет преобладающее сокращение мышц, подымающих верхнюю губу и крылья носа при слабом развитии движений, соответствующих действию большой скуловой мышцы. Физиономия с описываемой мимикой носит на себе выражение неудовольствия; но самую выдающуюся особенность этой мимики составляет факт, что при улыбке, следовательно, в ту пору, когда при условиях мимики, на сцену выступает деятельность большой скуловой мышцы, к ней присоединяется равная по силе сокращения мышца, действующая на среднюю и верхнюю часть носогубной складки. Выражаясь образным языком старых авторов, к мышце радости и смеха примешивается действие мышц, выражающих плач. При таких условиях улыбка больных носит печать то неполного чувства, то какой-то ненатуральной болезненной веселости, а все лицо вообще оставляет впечатление какой-то фальши и неясности (см. Фото № 5).

Фото № 9,10. «Auflosung» постпроцессульное.

Наблюдатель иногда не может понять, что он видит перед собой:—не то человек расплачется, не то рассмеется. У этих больных преобладает в общем какое-нибудь одно выражение лица, но оно, повторяю, не совсем отдифференцировано.

Врачу эти больные запоминаются своим своеобразным выражением, всегда повторяющимся. Об них, если забывают фамилии, врач припоминает нечто преобладающее, причем сам старается принять выражение лица, больного. Этот «надутый», «угрюмый», «плаксивый», «недовольный» и т. п. — обычные эпитеты, которыми награждают таких больных.

Эта цепляющаяся, несочленованная, недифференцированная мимика идет рука об руку о тем, что Крепелин называет — «потерей грации». Качественно эта мимика нечто новое, привнесенное процессом.

Фото № 11. «Auflosung» при начале процесса. Больной требует особого надзора за собой. В истории болезни пометка «напряжен, растерян». Фото № 12. «Auflosung». Ослабление мышечного тонуса. В истории болезни пометка «беспомощен, растерян».

Об этих больных нельзя сказать в том смысле, что мимика их лица окостенела или застыла, скорее нарушен и замедлен только переход одной мимической формулы в другую. Если таких больных попросить нахмурить брови, надуть губы, прищурить глаза и слегка наморщить лоб, а затем привести свое лицо в обычное спокойное состояние, то бросается в глаза поочередное ослабление сокращения соответствующих мышц.

Таким образом вторым существенным моментом в этой группе мимики является замедление темпов. Эго качество нами, с некоторой долей риска, определяется как адиадохокинезис мимики. Наша вторая группа близка к тем моторным особенностям, которые Жислин определяет, как нарушение главной смены выражения. В этой группе наблюдается способность к резким раздельным и нечастым мимическим движениям и в гораздо меньшей степени — к тонким и плавно меняющимся.

В этой группе можно также наблюдать незаконченность, неполноту мимических формул: «полуулыбка», «полуудивление», «полусмех», «полугнев». Создается впечатление не то изысканной корректности, не то снисходительности к собеседнику. Больной никогда не улыбается «во весь рот», лицо блокировано и как будто положено в гипс. Клинически обладатели этой мимики принадлежат также к процессуальным формам схизофрении. Если попытаться корелировать эту мимическую группу с телосложением, то в преобладающем количестве случаев больные принадлежат к диспластикам и атлетикам.

В картине заболевания, в противоположность нашей первой. группе, наличие богатой симптоматики. В одних случаях мысли вслух, насильственное мышление, ощущение потери своего «я», чувство собственной измененности, автоматизм; больные перестают присваивать собственные мысли; одним словом, — весь синдром Клерамбо. В других случаях ядерный синдром отходит на задний план, и в основной картине — бредовые идеи воздействия и влияния, но в тех и других случаях, характерны ощущение краха и реакция больных на заболевание.

Прогноз при этой мимике плохой. В постпроцессуальных формах у этих больных остаются «деревянные стигмы» мимической игры. В основном мимика продолжает быть очень концентричной, но неопределенной, с тяжеловесной скульптурностью.

Нужно еще отметить, что эти больные, вследствии потери экспансии мимической игры, выглядят старше своих лет.

Третья группа.Обладатели этой мимики принадлежат к острым и бурно разыгрывающимся процессуальным больным. Резкие психомоторные возбуждения, истинные галлюцинации, нелепые бредовые идеи, импульсивность, негативизм, озлобленность и разорванность мышления — основное в их клинической картине заболевания. Преобладающей чертой этой мимики является расточительность мимической игры, неэкономность и элементы несочленованности (вторая группа), что вместе взятое создает необычность комбинации.

При этой форме, может быть больше чем при других, не приходится говорить о соответствии выражения лица аффекту. Невероятные причудливые комбинации агонистов и антагонистов создают патегически-карикатурные гримасы, наврядли доступные здоровому человеку. Трудно себе представить, что найдется человек, который не только днями и часами, а в течение всего 15—20 минут сможет пробыть в следующем положении: сморщить лоб, заострить рот, поддергивать крыльями носа, опустить веки, так что их можно принять за истинный двухсторонний птоз, и в то же время вести длительную беседу.

Теоретически диссоциация мимики становится ясней, если подвергнуть ее соответствующей расшифровке, как это делал в свое время Сикорский, когда подвергал разбору мимику при так называемой Mania furibunda.

Лучеобразные складки у наружных углов глаз, зависящие от сокращения большой скуловой мышцы, горизонтальные складки у корня носа, вертикальные cкладки над переносицей, вызванные сокращением верхней круговой мышцы века, и складки нижнего века, вызванные действием нижней орбитальной мышцы — все они взаимно исключают друг друга, и вместе с тем они существуют одновременно.

Комбинации первой и четвертой из поименованных мышц представляют собой мимическое выражение недовольства (Дарвин), однако же, в полном противоречии с этим выражением, стоят вертикальные складки у корня носа, представляющие собой типичные знака злости, гнева, раздражения (Пидерипт, Дюшен, Сикорский).

Так создается «разорванность мимики». Блейлер говорит: «у мимики отсутствует единство, поднятый вверх лоб выражает, например, удивление, глаза с гусиными лапками могут создать впечатление улыбки, одновременно углы рта могут быть печально опущены вниз»; «зачастую, говорит дальше Блейлер, выражение лица чрезвычайно преувеличено, патетически и театрально в худшем смысле этого слова». Оппенгейм в таких случаях говорит об осколках мимики: верхняя часть лица напряжена и выжидательно внимательна, нижняя — ироническая улыбка, или на верхней части — бешенство, на нижней усмешка. Циен отмечает, что при формах, связанных с диссоциацией, выражение лица больше не соответствует аффекту. Лицо превращается в бессмысленную гримасу и характерным для этой гримасы является сморщенный лоб, надутые губы и подергивающиеся крылья носа (см. Фото № 1).

На наш взгляд, основным в этой мимической группе являйся неэкономность, расточительность и несогласованность, что, вместе взятое, создает впечатление разорванности. Больной во время болезни теряет способность владеть своей мимикой и расходует ее больше, чем щедро. Все зависит от случайных комбинаций мышечных сокращений. Отсюда калейдоскопичность впечатления. Вот так, как в детской подзорной трубе, случайные комбинации разбитых цветных стеклышек создают причудливые орнаменты и фигуры.

Усиленная мимическая работа происходит по всякому случаю; и когда на больного действуют гипнозом, и когда больная говорит о смерти всех своих детей, и когда у бального «вытягивают нервы и выкручивают половые органы», «когда его преследуют сыщики и агенты», и когда у него болит живот, или он просто обращается о просьбой.

Итак, в основном—неэкономность и расточительность. Прогноз этой мимики, несмотря на процессуальную форму заболевания, относительно неплохой, но мимическая игра после затухания процесса в некоторых случаях, если больной долго пробыл в психотическом состоянии, приближается к Auflosung.

Настоящая работа претендует пока только на схематичное сообщение. Каждую из наших выделенных форм нельзя понимать, как резко очерченную группу. Так, элементы растворения встречаются кроме первой и в двух других группах. На изученном нами материале (220 случаев фотографированных) мы уже можем сказать с некоторой долей уверенности, что элементы неэкономности и расточительности не встречаются в динамике заболевания ни в первой, ни во второй группах. Заглохшие формы по своей моторике обычно бывают близки к первой и второй группам. Основным же для всех групп характерно Крепелиновское: «потеря грации».

Все три группы принадлежат к симптоматике процессуальных схизофрений.

Писать о мимике больных параноиков, больных с схизофреноидным симптомокомплексом и о всех других непроцессуальных формах заболевания — это значит писать о мимике вообще, что, по сути дела, не входит в поставленную перед нами задачу.