Уединенный труд души как основная форма развития личности

А.Суворов

Основная идея совместной педагогики — как можно с более раннего возраста организовывать содержательное общение любых детей: инвалидов и относительно здоровых, сирот и более-менее домашних. Не изолировать друг от друга а, наоборот, стремиться так или иначе свести их вместе, организовать их содержательное общение. Это позволит более успешно решать как чисто учебные, так и воспитательные задачи.

А главная воспитательная задача — именно задача содействия нравственному становлению личности. Трудовое, физическое, эстетическое, половое воспитание — это не равноправные формы воспитания наряду с воспитанием нравственным, а виды нравственного воспитания. Забываем о нравственности: забываем о воспитании как таковом. Цель — только нравственное воспитание. Трудовое, физическое, эстетическое и половое — средства, пути, конкретные направления воспитания нравственного.

Совместно-педагогический процесс, пожалуй, ближе всего подводит нас к решению задачи нравственного воспитания, то есть к достижению цели воспитания вообще. Относительно здоровые дети учатся сочувствовать, учатся помогать больным детям и детям-инвалидам. Это ли не нравственное воспитание? А больные дети, дети-инвалиды (и другие обездоленные ребята, например сироты), учатся не замыкаться в своей беде. Даже в экстремальной ситуации. А ТЕМ БОЛЕЕ в ней – учатся доверяться окружающим людям, опираться на их поддержку, организовывать себе эту поддержку. Учатся при всякой возможности самим, вопреки экстремальности собственной ситуации, поддерживать, помогать. Они учатся пониманию того, что те или иные проблемы есть абсолютно у всех. Все без исключения нуждаются в поддержке, в помощи. И нелепо меряться, чьи проблемы тяжелее. Лучше, уж насколько можешь, взять на себя часть бремени проблем окружающих людей, так же как эти окружающие берут на себя часть бремени наших проблем.

Таким образом, взаимная человечность оказывается единственно возможным нравственным пафосом совместной педагогики. Взаимная человечность — главный её принцип. Это её сущность. Нет взаимной человечности — нет и совместной педагогики.

Всего в книге «Совместная педагогика» (М., УРАО, 2001) мною формулируется и подробно обосновывается четырнадцать принципов совместной педагогики. Я не знаю такой психолого-педагогической практики, где работали бы все четырнадцать, может быть, теперь, когда существует их общая сводка, какой-то практик и задастся целью их все реализовать в своей работе. Но я не представляю себе и такой практики, в которой, пусть неосознанно, не был бы реализован хотя бы один из четырнадцати. Перечисляю эти принципы в том порядке, в каком они обосновываются в моей книге:

10 стр., 4966 слов

Педагогика детей с интеллектуальной недостаточностью

... 1. Основные понятия курса «Педагогика детей с интеллектуальной недостаточностью» Правильное определение ... Олигофренопедагогика — отрасль дефектологии, изучающая проблемы воспитания и обучения умственно отсталых людей и ... передается ему в ходе совместной деятельности и общения с ... детей раннего возраста, ещё не адаптировавшихся в социальной среде, которые приводят к стойкой утрате возможности учиться, ...

принцип взаимной человечности;

принцип взаимной надёжности;

принцип взаимной интеграции;

принцип совместно-разделённой дозированной деятельности;

принцип преобладания индивидуальных форм работы над массовыми действами;

принцип постоянного поиска точного сочетания заботы и самостоятельности;

принцип постоянного поиска обходных путей решения проблем;

принцип самоопределения личности;

принцип полной разновозрастности;

принцип самосоревновательности;

принцип уединённого труда души;

принцип взаимного доброжелательного сравнения возможностей;

принцип взаимного обучения;

принцип индивидуального личностного акме.

— * —

Этот последний принцип, как и принцип взаимной человечности или принцип уединённого труда души, имеет стратегическое значение для психолого-педагогической работы. Методическое творчество психолога и педагога он направляет в сторону максимализма требований к самому себе. Принцип индивидуального личностного Акме нацелен на постоянную отмобилизованность всех сил личности, на постоянное напряжение и жёсткую самокритичность.

Речь идёт о том, чтобы каждая личность в течение жизни достигала вершины своего развития — своего Акме. Но чтобы подняться на вершину всей жизни, надо постоянно стремиться к вершине всю жизнь. Надо идти от успеха к успеху, каждый день карабкаться хоть на холмик, а там и на горку, и наконец — достичь высочайшей точки своего личностного развития.

На самом деле на вершине надо быть постоянно, с самого начала, но эта вершина должна расти. Растёт она благодаря нашим же усилиям. То есть мы с самого начала находимся на вершине некой пирамиды, которую всю жизнь строим, наращиваем, находясь на её вершине. И пирамида может стать весьма высокой горой, пиком горного хребта, когда наш успех имеет значение уже не только для нас, но и для других людей.

Что имеется в виду под «растущей вершиной», может быть, внятнее сказано в моём стихотворении, посвящённом А.А.Бодалёву.

А.А. БОДАЛЁВУ

Ребёнком — капризен, обидчив.

Лишь к маминой жался груди.

К оркестрам да песням прилипчив…

Вершина была впереди.

А в школе я стал книгоголик.

Не ладя с другими детьми,

Фантазии вечно мусолил…

Вершина была впереди.

Науку — свихнёшься при этом,

Жуют всухомятку мозги.

Не стать ли в науке — поэтом?..

Вершина была впереди.

Я к жизни из книг потянулся,

Хоть книги не меньше влекли,

И к детям в любовь окунулся

Вершина была впереди.

Проблемы скрипели натужно,

И гнула вина до земли

Заслуги считать — недосужно…

Вершина — всегда впереди.

«Вершина капризов».

Вершина любви к маме.

Вершина любви к музыке.

Читательская вершина.

Игровая вершина.

Вершина слияния

науки с искусством.

Вершина осмысления творчества

любовью к детям.

Вершина

мужества,

безнадёжности.

В дополнительной расшифровке нуждается лишь последняя «вершина» — «мужества безнадёжности». Речь идёт о том, чтобы жить не ради удовольствия, не потому, что нравится, а из долга, потому, что надо. Болен, устал, не хочется, а надо. Через «не хочу», через полную, казалось бы, бесперспективность, беспросветность, безнадёжность, когда, как говорится, жизнь бьёт ключом и всё по голове». Но как бы она ни долбила по голове — надо!

Быть всегда на вершине значит жить предельно напряжённо, во всём главном — духовном и человечном — доходить до предела своих возможностей, стремясь выйти за эти пределы, тем самым расширить их.

Поддаются ли вообще человеческие возможности измерению, и если да, то как их измерять? Надо ставить перед собой цели, кажущиеся недостижимыми. Справился, сверх ожидания, значит, недооценил себя. Ставь ещё более дерзкие цели. Не справился — не беда, в какой-то мере ведь справился, чего-то добился, пусть и не всего, чего хотел. На сегодня это и есть твоя вершина развития. Но именно только на сегодня. Завтра эта «вершина» может подняться, а может и снизиться, если заболеешь или просто разленишься.

И это нормальное, здоровое честолюбие. Это подлинное уважение к себе, по-настоящему серьёзное, человечное к себе отношение. И как следствие — не только к себе.

Карьерист озабочен тем, чтобы превратить свой творческий потенциал в предмет торговли, в средство выгадывания различных благ. Конечно, «святым духом» не проживёшь, и в мире денег приходится — деваться некуда — продавать свою рабочую силу.

Но одно дело, когда творчество и есть жизнь. И работаешь всегда, независимо от того, оплачен как-либо твой труд или нет. Иначе не можешь, хотя оплата и нужна.

И другое дело, когда всё наоборот: не работаешь, а зарабатываешь. И будь возможность физически существовать не работая, на твёрдый незаработанный доход, так и не работал бы. Коптил бы небо.

Все дети хотят быть хорошими; убедившись, что это очень нелегко, иные предпочитают не быть, а казаться хорошими, выглядеть хорошими, а так — плыть по течению. А быть хорошим только с самим собой невозможно: надо со всеми. И получается, что серьёзное отношение к самому себе автоматически предполагает серьёзное отношение ко всем остальным людям, вплоть до человечества в целом и даже Космоса. Невозможно действительно уважать себя, то есть отвечать за себя, не беря на себя ответственность, уж насколько хватит сил, не только за собственное качество, но и за качество своих отношений с окружающей жизнью. Впрочем, это одно и то же — качество отношений с миром и качество личности. Какая личность, такие у неё и отношения с миром, инаоборот: какие отношения личности с миром, такая и личность «сама по себе».

Думаю, надо различать понятия » вершина развития» и «потолок развития». Когда мы говорим о вершине развития личности, мы имеем в виду непрерывный, пожизненный рост, наращивание личностного потенциала, прежде всего этического, а затем творческого. Вершина — не конец пути, а конус вулкана, растущий во время извержения, и вся жизнь таким извержением и представляется. «Потолок» же развития — его гробовая крышка, его остановка. И, по-моему, преступление совершают те педагоги, которые заранее пытаются предопределить самый высокий достижимый уровень развития своего ученика. Дескать, дальше такого-то уровня он не пойдёт, как ни бейся, в силу таких обстоятельств, как слепоглухота, умственная отсталость или врождённая лень.

Проще решить для себя раз и навсегда, что, например, слепоглухих или умственно отсталых «достаточно» надрессировать для простейших производственных операций, и даже не пытаться научить чему-то ещё. На что больше-то способны эти убогие? А если и способны на что-то большее, то это слишком дорогое удовольствие для нищего государства.

Нет, я не настолько наивен, чтобы думать, будто каждого ученика могу мобилизовать на пожизненный рост. Мне, как и другим, не раз приходилось признавать своё бессилие. Но я никогда не смешивал своего бессилия с бессилием ученика или педагога, у которого может получиться то, что не получается у меня.

Здесь педагог ничем не отличается от врача. Он не Бог: что-то может, чего-то нет. Но лишать ученика какой бы то ни было надежды на рост, на перспективу педагог не имеет права. Как не имеет права врач лишать пациента надежды если не на выздоровление, то хоть на какую-то отсрочку смерти.

Определять надо не только ближайшую, но и дальнейшую перспективу — на всю жизнь. Самому формировать, самому себе задавать поле устремлений.

Сначала — кем и с кем хочу быть? Затем: что именно хочу сделать? А что смогу, чего нет, там видно будет. План жизни должен быть гибким, допускающим варианты.

Иными словами, план творчества должен быть творческим, а не жёстко догматическим. Именно догматик рискует из комплекса «сверх» полноценности сразу, без промежуточных инстанций, обрушиться в комплекс неполноценности. А так — не получилось, что же делать, попробуем ещё раз, немного по-другому, и будем пробовать по-другому , пока не получится.

— * —

Разумеется, принцип индивидуального личностного Акме предполагает, во-первых, что Акме у каждого своё, но каким бы маленьким оно ни было, его необходимо достичь. А во-вторых, забота о достижении Акме предполагает поощрение таланта, помощь в его формировании и развитии.

О таланте мы говорим тогда, когда перед нами мастер своего дела. О бездарности — тогда, когда перед нами халтурщик, работающий по принципу «сойдёт и так». Или по принципу «всегда успеется».

«Сбил, сколотил — есть колесо; сел да поехал — как хорошо! Оглянулся назад — одни спицы лежат». Вот это и есть работа по принципу «сойдёт и так». А «всегда успеется» — начнёт и не кончит, будет тянуть резину и жаловаться, что кто-то мешал или что-то мешало. Тут уместно вспомнить поговорку: «кто хочет работать, ищет повод, а кто не хочет — ищет причину» (которая якобы мешает работать).

Итак, талантливый человек — это мастер своего дела. Стало быть, талант — это и есть мастерство. Уровень таланта — это уровень мастерства. А когда мы говорим о талантливом ученике, мы имеем в виду возможность достижения уровня мастерства. Имеем в виду глубину и быстроту «схватывания» того или иного учебного материала, а так же — очень важно — упорство, целеустремлённость, сознательную нацеленность на то, чтобы стать мастером, достигнуть в своём деле вершины.

Талантливыми, то есть мастерами, становятся. При этом природу (биологическую, то есть тело, организм) сбрасывать со счетов не приходится. Ведь состояние нашего тела либо позволяет, либо не позволяет нам достичь уровня мастерства в том или ином деле. Например, паралитик никогда не сможет стать спортсменом-бегуном или балериной. Но любого бегуна спросите, достаточно ли просто здоровых ног, чтобы стать бегуном? Он скажет, что нет. Нужны тренировки, нужно постоянное самосовершенствование, самостоятельное или под руководством опытного тренера . Словом, нужна работа.

И вот эта работа, прежде всего, и делает талантливым, то есть мастером своего дела. При условии, что тело позволяет вообще этим делом заниматься.

И если это понято, то становится ясным и ответ на вопрос, чей же «дар» — талант. Да свой собственный! Каждый сам себе «дарит» свой талант. «Дарит», когда саморазвивается, самосовершенствуется. И все четырнадцать принципов совместной педагогики на то и нацелены, чтобы каждый мог сделать себе такой роскошный подарок.

И принцип взаимной человечности: ведь самосовершенствоваться, и значит относиться к самому себе человечно, быть мастером любви, мастером заботы — не право, но обязанность каждого. Мастер знает себе цену и не завидует, а помогает другим стать мастерами. И закон этой помощи — закон любви — совместно-разделённое дозированное действие. И вместо взятого со дна собственной лени «потолка развития» — поиск обходных путей, чтобы развитие всё же состоялось. А уединённый труд души — первое условие и всеобщая форма всякого саморазвития.

Вообще, совместная педагогика вся целиком «прорастает» в акмеологию, ибо направлена на достижение буквально каждым своего Акме. И прежде всего этического Акме — человечной, нравственной вершины. Потому-то в основе совместной педагогики и лежит концепция взаимной человечности, этическая концепция разума. А все другие вершины, в любой области науки, техники, искусства, политики, производства и т.д., оборачиваются большими или меньшими глубинами падения, безднами, а никакими не вершинами, если абстрагироваться от нравственности, человечности, космической ответственности за судьбы Вселенной. Для начала — за собственную судьбу и за судьбы ближних своих.

Талантлив любой мастер при условии человечной направленности его мастерства. Ибо о таланте отравлять жизнь ближнему или себе можно говорить разве что с иронией, с насмешкой. Хотя, разумеется, надо суметь и напакостить. Но за пакости спасибо не скажут.

В жизни, конечно, бывает, что результаты деятельности самых высоконравственных и высокоталантливых людей оказываются бесчеловечными. Бывает, что талантливых и нравственных людей используют бесталанные и бессовестные люди, особенно — власть и деньги имущие. Но как зависимость людей от людей не отменяет ЛИЧНОЙ человечности первых (иначе бы они не были людьми), так и использование таланта тёмными силами не отменяет этической, нравственной, человечной первоосновы всякого мастерства, всякого таланта. Где нет этой первоосновы, там нет и мастерства — одна змеиная изворотливость, которой как раз и отличаются нелюди любого калибра и пошиба.

Достижение Акме начинается с детства. Соревнование с самим собой — сравнение своего сегодняшнего уровня возможностей со вчерашним и планируемым завтрашним — вот механизм пожизненного движения от одной вершины личностного развития к другой. (А вовсе не замешанное на зависти к чужим успехам «самоутверждение», подхлёстывать которое постоянным подкалыванием «самолюбия», ссылкой на чужие успехи — педагогически преступно.) Поначалу эти «вершины» имеют значение только для тебя самого, интересны лишь как факт твоей биографии. Но рано или поздно, соревнуясь с самим собой, ты достигнешь таких вершин, которые имеют значение уже для всех, а не только для тебя.

В этом пожизненном восхождении с вершины на вершину решающую роль играет труд души, особенно уединённый.

— * —

Сам термин «труд души» взят мною из стихотворения Николая Заболоцкого, которое привожу полностью, и очень хотел бы, чтобы вы тоже (как и я) выучили его наизусть, пронесли через всю жизнь как девиз, как самую общую и вместе с тем точную, конкретную программу жизни.

Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день, и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,

Тащи с этапа на этап,

По пустырю, по бурелому,

Через сугроб, через ухаб!

Не позволяй ей спать в постели

При свете утренней звезды.

Держи лентяйку в чёрном теле,

И не снимай с неё узды.

Коль дать ей вздумаешь поблажку,

Освобождая от работ,

Она последнюю рубашку

С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,

Учи и мучай дотемна,

Чтоб жить с тобой по-человечьи

Училась заново она.

Она рабыня и царица,

Она наперсница (работница) и дочь,

Она обязана трудиться

И день, и ночь, и день, и ночь!

Превращая образ Н.Заболоцкого «труд души» в научную концепцию, приходится разобраться в структуре общения. Не на уровне «общаться — хорошо, а не общаться — плохо», а на уровне понятия общения (что это такое) и видов общения.

Общение — это такой процесс, такая деятельность, которая предполагает взаимодействие двух субъектов. Как минимум двух. А субъект — это источник некой инициативы, предсказуемой или непредсказуемой. Примем эти определения как рабочие: на их полноту я бы не решился претендовать.

И вот чисто эмпирически можно выделить по крайней мере три вида общения:

прямое общение — непосредственно с кем-нибудь (в том числе с животными);

опосредованное общение — через книги, вообще через что-нибудь, с авторами, создателями этого чего-нибудь;

общение с самим собой — со своей становящейся личностью, со своим «Я».

Понятно, что и тут не приходится говорить о полноте: во-первых, в каждом из констатированных видов общения можно выделить ещё множество подвидов; во-вторых, видов общения может быть больше трёх, отмеченные, пожалуй, просто самые бросающиеся в глаза, самые заметные, а, например, общение религиозных людей с Богом, общение любящих на расстоянии (не через переписку) или с умершим любимым существом (как у меня с мамой и не только с ней), в намеченную классификацию вряд ли укладывается.

Кроме того, и границы между намеченными тремя видами общения не жёсткие, то есть возможны пограничные формы. Только что названная переписка – что это : прямое общение (между теми, кто переписывается, как бы вид разговора); опосредованное общение (через письма — с их авторами, а не так, как при личной встрече) или же общение с самим собой (собственно написание писем, как вид творчества)? Наверное, и то, и другое, и третье. А прослушивание музыки в записи или непосредственно в концертном зале? Прямое (с исполнителями), опосредованное (с композитором, отсутствующим или умершим), с самим собой (степень полноты восприятия, глубины эстетического впечатления, подготовленности вашего духовного мира, вашей эмоциональной культуры к наслаждению данным произведением)?

Разумеется, всякое общение требует труда души, если есть кому трудиться, то есть если есть душа. А трудно оспаривать, что бывают бездушные дети и ещё более бездушные взрослые. Откуда они берутся и как уменьшить их поголовье, исключая, разумеется, такой простой способ, как их физическое истребление? Именно это — предмет исследований и цель практической работы в области психологии и педагогики, а иначе непонятно, зачем вообще огород городить.

Когда речь идёт об опосредованном общении, тем более об общении с самим собой, к термину «труд души» приходится добавить эпитет «уединённый». То есть труд души в этом случае совершается в уединении, а вполне может совершаться и вместе с другими людьми. Бывает уединённый труд души, а бывает коллективный.

Ясно, уединение предполагает, что человек физически один; но одинок ли он при этом? Одно ли и то же уединение и одиночество?

Я бы выделил два вида одиночества — объективное и субъективное. Разумеется, опять условно. Разница в том, как переживается одиночество, и переживается ли вообще. Страдаем мы от него или нет.

Например, слепоглухорождённый или рано потерявший зрение и слух ребёнок объективно безмерно одинок. А.И.Мещеряков главное социальное следствие слепоглухоты видел именно в одиночестве. Но это одиночество до поры до времени (а то и никогда) не осознаётся и, следовательно, не переживается как источник страданий. Ребёнок в большей мере объект обслуживания, чем субъект общения, причём субъект общения даже в меньшей степени, чем кошка или собака, недаром в тифлосурдопедагогической литературе кочует сравнение такого ребёнка с «полуживотным — полурастением». Это состояние — следствие обрыва обычных, ориентированных на зрение и слух, социальных связей, которые, строго говоря, не оборваны даже, а просто изначально отсутствуют и никогда не существовали. Не существовали в силу недоступности обычных, ориентированных на зрение и слух, способов общения, способов завязывания социальных связей. Ни сном ни духом не ведая ни о том, что слеп и глух (потому что не знает о существовании зрения и слуха), ни о том, чего лишается из-за слепоглухоты, не зная другого существования, чем то, которое ведёт, такой ребёнок и не страдает от своего одиночества, хотя объективно более абсолютное одиночество трудно себе представить. Этот ребёнок не субъект, а лишь объект своего одиночества, ибо для него его одиночество — просто ситуация, в которой он существует (не живёт!).

Вот это или подобное (например, заключение в одиночной тюремной камере с момента рождения) я и называю «объективным одиночеством».

Совсем другое дело одиночество субъективное. Оно — следствие именно обрыва социальных связей, которые когда-то существовали, а не того, что эти связи изначально отсутствовали. Следствие потери, либо деформированности, искажённости (в результате хронического конфликта, например) этих связей, а не их изначального отсутствия. Как известно, «что имеем — не храним, потерявши — плачем». Да ещё как плачем! Мы активно жалеем себя, тяжело переживаем утрату или искажение нормальных связей с другими людьми, проклинаем то (например, слепоглухоту), из-за чего связи оборвались, ищем и находим виновников искажения связей, виновников их конфликтности (как правило, такими виновниками осознаём не столько себя, сколько других, и надо долго и сильно перемучиться, прежде чем догадаешься, что главный-то виновник, скорее всего, ты сам; помочь понять это, а значит направить усилия на изменение самого себя, а не окружающих, и есть задача психотерапевта).

Ниже нас будет интересовать главным образом такое, субъективное, одиночество. Сразу скажу, что его роль в саморазвитии личности далеко не однозначна: она может быть, как ни странно, и положительной.

В любом случае, одиночества никто не жаждет. А если жаждут, то, значит, путают его с уединением. Одиночество, что объективное, что субъективное, всегда беда, всегда несчастье, осознаваемое, переживаемое или нет. Одиночество — либо причина отсутствия души, более того, глубочайшего недоразвития психики (в случае объективного одиночества), либо источник страданий души (в случае одиночества субъективного).

Уединение тоже может быть вынужденным, но в развитой форме оно всегда добровольно, ибо является одной из главных духовных потребностей, если не самой главной. Именно потребностью в постоянном труде души, по преимуществу уединённом. Уединённый труд души — это победа над скукой, это — когда интересно наедине с самим собой, со своим увлечением, с тем, чем интересно и потому хочется заниматься и в одиночку, а не только в компании с кем-нибудь, и даже в одиночку интересней. Скучает только бездельник. Но тогда и его прямое общение — это способ убежать от самого себя, пустого, бессодержательного, а вовсе не участие в совместном, коллективном труде души. Как видите, и прямое общение — не всегда хорошо. Иной раз от него приходится спасать, и это тоже одна из задач психотерапевта и не только психотерапевта.

— * —

Всякий труд души, особенно уединённый, является непременным условием формирования и развития такой способности, как рефлексия. Речь идёт о способности к осознанию действительности, в том числе самого себя, своего места в ней. Труд души предполагает превращение реальности в действительность, в то, внутри чего действуешь (такое понимание действительности беру у С.Л.Рубинштейна, из его работы «Человек и мир», где категория действительности производится от категории действия; с этой точки зрения действительность не просто то, что существует, а то, внутри чего и с чем действуют, и что действием впервые создаётся).

Работая над превращением реальности в действительность, воссоздавая действительность, пользуясь действительностью, живя в действительности, созданной не нами, а другими людьми, всем человечеством до нас и независимо от нас, мы учимся сознательно относиться к действительности, а через неё к реальности, учимся рефлексии, вообще отношению.

В первой главе «немецкой идеологии» К.Маркс и Ф.Энгельс пишут, что «животное не относится ни к чему и вообще не относится», то есть оно, конечно, объективно является частью природы, но ни самой этой природы, ни себя как её части не осознаёт. К.Маркс и Ф.Энгельс, таким образом, прямо связывают категорию отношения с категорией сознания, осмысления, «прояснения» (как они это определяют) своего места в мире. Вот рефлексия и есть способность относиться к миру сознательно, осознанно, осознавать прежде всего своё место в мире, а вместе с тем и сам мир. Это верно в равной степени как для человечества в целом, так и для отдельного человека, если, конечно, он смог стать человеком, а не остался в сущности животным (таких «человекообразных» сколько угодно среди представителей биологического вида Homo Sapiens, а не только среди человекообразных обезьян).

Относиться к миру и к себе в мире, то есть осознавать мир и себя в мире, рефлектировать о мире и о себе в мире, надо учиться, и притом всю жизнь. Рефлексии нельзя научиться окончательно, ей можно начать учиться, а потом учиться всю жизнь, потому что до конца дней есть о чём рефлектировать, есть что осознавать. Это хорошо понимал Я.Корчак, и именно это он имел в виду, когда писал: «Вот, волосы седые, а работа не кончена». Мы с вами разумные существа постольку, поскольку рефлектируем.

Рефлексия — одна из проблем, находящихся в центре внимания философии, психологии, педагогической антропологии. Э.В.Ильенков настаивал всю жизнь, что «школа должна учить мыслить», то есть учить осознавать мир и себя в мире, учить рефлектировать, а не наудачу запихивать в ребячьи головы разнообразные сведения в надежде: авось пригодятся, и даже (это хуже) в непоколебимой уверенности, что все сведения пригодятся. А не пригодятся, так пусть будут на всякий случай.

Уединённый труд души — это лучшая да, пожалуй, и единственная школа общения с самим собой. Как это возможно? Ведь нужно как минимум два субъекта. В том-то и дело, что второй и третий, и десятый субъекты — налицо: это всё я сам. Я могу взять на себя роль другого, перевоплотиться в другого, но это всё я сам (ролевая игра, творчество, и не только театральное искусство, и не только искусство, но и разного рода теоретические модели).

Я сам себя обучаю, сам себя воспитываю, сам себя развиваю. Я доволен и недоволен собой, я горжусь собой, и мне за себя стыдно. Я сам себя критикую, и сам себе воздаю по заслугам, я «сам свой высший суд» (А.С.Пушкин).

Я озабочен, что в чём-то не такой, каким хотел бы быть. Я сравниваю себя с собой прежним, проектирую себя будущего. Пожалуй, вершина отношения к самому себе как другому — соревнование с самим собой, совершенно сознательное соревнование, утверждение себя, самоутверждение не столько в сравнении с кем-то вне меня, сколько именно с самим собой — прежним, настоящим и будущим. Этот второй — и вообще который по счёту? — субъект общения — я сам — для меня самого часто непредсказуем. Он (я) может выкинуть такое, и плохое и хорошее, чего я от него (от себя) никак не ожидал. Положа руку на сердце, я никак не поручусь, что сам себя знаю. Я — для самого себя — вечный предмет изучения, исследования — самоисследования. И этой множественностью собственной субъективности, то есть выяснением отношений с самим собой, я озабочен гораздо больше, чем отношениями с другими людьми. Больше того, отношения с другими людьми фатально, неизбежно оборачиваются отношениями с самим собой: хотя бы в чём я прав по отношению к ним, в чём не прав. В чём виноват, в чём не виноват, в чём хоть и не всё благополучно, и даже трагично, но иначе быть не могло…

Ведь что, в сущности, меня лично беспокоит после смерти мамы, да и всегда беспокоило при её жизни? Сама мама, её состояние, её комфорт, душевный и физический? Её достойные проводы в последний путь? Да, конечно. Но прежде всего: хороший я сын или плохой, удаётся ли мне любить маму так, как она того заслуживает, не сократил ли я ей жизнь, то есть не виноват ли в какой бы то ни было степени в её смерти, всё ли для неё сделал, что мог сделать, мог ли лелеять, беречь её больше, чем лелеял. А это всё выяснение отношений не с мамой, а с самим собой — по поводу мамы. И точно так же — в отношениях со всеми без изъятия другими людьми: главный вопрос не какие они, а какой я с ними. И такая придирчивая пристальность к самому себе — противоположность эгоизму. Эгоист — именно тот, кто с самим собой отношений выяснять не умеет и не хочет, для кого нет вопроса, какой он, потому что ответ заранее ясен: хороший! Он-то хороший, всегда и со всеми, это с ним кто-то плох. Вот это и есть эгоизм, то есть моносубъективность (я — один, меня не может быть много).

Уединённый труд души как школа общения с самим собой — это школа полисубъективности, множественной субъективности, когда субъектов общения два и больше, и все они — я. Это школа отношения к самому себе, школа выяснения отношений с самим собой. По поводу всех остальных отношений с миром.

— * —

Ну вот, мы чуть-чуть, надеюсь, разобрались в системе понятий. Теперь попробуем определить роль уединённого труда души в развитии-саморазвитии личности, рассмотреть различные варианты периодизации развития-саморазвития в связи с уединённым трудом души.

Уединённый труд души имеет такое гигантское значение в духовной жизни личности, что, пожалуй, не будет преувеличением утверждать: уединённый труд души — основная форма духовной жизни, такая форма, вне которой и без которой сколько-нибудь полноценная духовная жизнь вряд ли возможна. Но если так, то в психолого-педагогической работе всю проблематику развития-саморазвития личности необходимо ориентировать именно на уединённый труд души, на проблему его возникновения и развития до самого высокого уровня. И любые классификации условий личностной полноценности, любые периодизации развития-саморазвития нужно ориентировать именно на уединённый труд души, на его становление. Коль скоро мы осознали гигантское значение уединённого труда души как основной формы духовной жизни личности, нам никак не обойтись без переориентации на эту форму абсолютно всего имеющегося психолого-педагогического материала. И даже, пожалуй, не только имеющегося, наличного, но всякого возможного.

Высокое, полноценное развитие личности невозможно без следующих трёх условий:

без уединённого труда души;

без такого уровня самостоятельности, уровня

разрешимости своих проблем, уровня формируемости образа жизни в соответствии с личностным потенциалом, который обеспечил бы возможность быть внутренне свободным, то есть быть самим собой;

без такого уровня содержательного, глубокого, творческого общения, который оказался бы достаточным для преодоления любого кризиса, то есть достаточным для того, чтобы не бояться будущего.

Уединённый труд души — не просто первое из перечисленных трёх условий, а главное условие, и даже единственное. Два других условия возможны только при наличии уединённого труда души, как его следствие. Ни внутренняя свобода личности, ни спокойное, деловитое, созидательное отношение личности к собственному будущему без и вне уединённого труда души просто неосуществимы, немыслимы, невозможны. В сущности, можно было сказать, что личностная полноценность невозможна без уединённого труда души, и ограничиться этим. Я добавил ещё два условия, очень важных самих по себе, в порядке развития и пояснения основной мысли.

А что получится, если попытаться учесть возникновение и дальнейшее становление уединённого труда души в общей периодизации детского развития-саморазвития? Пытаясь осмыслить становление собственной личности от раннего детства до студенческих лет, а так же свой последующий психолого-педагогический опыт, я пришёл к периодизации развития-саморазвития личности, основанной на внутренней личностной логике развития, без жёсткого соотнесения с теми или иными паспортно-возрастными рамками.

Под внутренней логикой саморазвития личности подростка">личностного развития-саморазвития имеется в виду вся история этого процесса, вся уже возникшая — и предопределяющая перспективу — система поведенческих стереотипов, предпочтений, тенденций. Эта внутренняя логика может быть либо благоприятной, либо неблагоприятной для возникновения уединённого труда души. Но если уединённый труд души возник, то именно он и оказывается тем решающим фактором, под воздействием которого внутренняя логика личностного развития-саморазвития вообще создаётся.

По критерию этой внутренней логики я выделил следующие этапы.

1. Стихийное саморазвитие в процессе овладения навыками самообслуживания в быту под руководством и с помощью близкого взрослого.

О саморазвитии речь идёт потому, что особо акцентируется собственная детская активность, без провоцирования, поощрения, направления которой в совместно-разделённой дозированной деятельности взрослого и ребёнка любые развивающие усилия взрослого результата не дадут.

Саморазвитие ребёнка на этом первом (в предлагаемой мною периодизации) этапе названо стихийным, так как собственная детская активность, без которой оно неосуществимо, носит скорее вынужденный, чем сознательно-добровольный характер. Ребёнок саморазвивается, потому что вынужден делать то, чего от него добиваются, учиться тому, чему его хотят научить, вынужден вопреки собственному, подчас отчаянному, сопротивлению.

2. Стихийное саморазвитие в процессе совместно-разделённой — бытовой, игровой, трудовой и так далее — деятельности как со взрослыми, так и с детьми, особенно превосходящими по уровню развития; деятельности, внутри которой совершается речевое развитие от первичного набора сигнальных жестов до свободного владения национальным словесным языком как основным средством общения, в том числе (в перспективе) общения с самим собой, то есть уединённого труда души.

3. Стихийно-сознательное саморазвитие в большой ролевой игре и в реализации всевозможных увлечений (лепкой, рисованием, конструированием, драматизациями, чтением, всякого рода попытками литературного творчества).

На этом этапе в творческом уединении, заполненном лепкой, рисованием, чтением и тому подобными занятиями, хотя бы просто фантазированием, зарождается (может зарождаться) умение общаться с самим собой, то есть уединённый труд души.

Осуществляется всё более интенсивный труд души, в котором накапливается материал для содержательного непосредственного общения.

В процессе реализации увлечений, стихийном постольку, поскольку ребёнок занимается тем, что ему нравится, и именно потому, что ему это нравится, не думая, конечно, о том, как это сказывается на темпах, качестве и направленности его саморазвития, постепенно определяется приоритетная сфера духовных интересов, осознание которой может привести ко всё более сознательному выбору направлений саморазвития и к сознательным же попыткам самореализации в выбранных направлениях.

То есть третий этап является переходным между стихийностью и сознательностью саморазвития. Именно на этом этапе начинаются попытки осознания не только мира вокруг себя, но и себя в мире, прежде всего своего места среди других людей, иными словами, начинает формироваться рефлексия.

Пока ещё на эмоциональном уровне формируются начатки будущей мировоззренческой системы. Формируются эмоционально-мотивационные предпочтения, которые позже определят мировоззренческий выбор.

4. Сознательное саморазвитие в зрелом творчестве и самотворчестве (то есть творчестве себя, в самосозидании).

Формирование мировоззренческой системы (индивидуальной, именно данной личностью признанной за свою, данной личностью предпочтённой, картины мира) на основе ранее возникших эмоционально-мотивационных предпочтений.

С опорой на мировоззренческую систему — определение смысла жизни и попытки его сознательной реализации в образе жизни (при условии достаточного стимулирования воли к жизни и жажды жизни как извне (прежде всего наличие-отсутствие изоляции, одиночества), так и изнутри (особенно совесть и любовь, причём не столько ко мне кого-то «другого», сколько моя).

Попытки сознательной реализации смысла жизни — это и есть попытки сознательного достижения Акме как конечной цели всех усилий.

Возрастные границы этих этапов абсолютно индивидуальны, и пытаться определить эти границы для всех — не для каждого, а именно для всех одни и те же, — просто нелепо. Ясно, что далеко не все дорастают не только до четвёртого, высшего, но даже до третьего этапа. До старости застревают на втором, а то и на первом.

Содержание третьего и особенно четвёртого этапа определяется трудом души, особенно уединённым. Без него на высшие этапы личностного развития-саморазвития подняться невозможно. Первые два этапа рассматриваются, в сущности, как подготовительные, на которых создаётся — или не создаётся — база для самостоятельного труда души (несамостоятельный имеет место с самого начала, иначе никакого развития-саморазвития не будет).

Формирование же человечного или бесчеловечного образа действий (образа жизни) идёт с самого начала, на всех этапах саморазвития, буквально с пелёнок, как выбор способа выхода из различных конфликтных ситуаций в разнообразном общении с окружающими людьми, выбор способа реагирования на чужую и свою человечность или бесчеловечность в том или ином единичном случае.

Нарочитый нажим на термин «саморазвитие» подчёркивает собственную активную роль растущего человека как субъекта своей жизни, сначала стихийного, а затем, если повезёт, всё более сознательного субъекта. Возрастные рамки выделенных этапов (периодов) развития могут быть очень сжаты или крайне растянуты, в зависимости, как раз, от собственной активности субъекта саморазвития, от того, насколько она стимулируется или подавляется другими участниками этого процесса.

Дело в том, что саморазвитие, разумеется, невозможно в одиночку. В моём саморазвитии участвует множество людей, и если я говорю всё же именно о саморазвитии, то этим подчёркивается, что главный субъект саморазвития, главный его участник — я сам, а не кто-то другой. Роль остальных тоже является определяющей в большей или меньшей степени. Но эти остальные могут что бы то ни было определить только при условии, что я сам действую, пусть и под их руководством, направляемый ими. Или не под руководством, а с помощью, которой сам прошу, либо она мне добровольно предлагается.

Возможны и другие формы взаимного участия в саморазвитии друг друга (в том числе НАЖИМ, ПРИНУЖДЕНИЕ к совершенно определённым, желательным для принуждающего, ЛИЧНЫМ УСИЛИЯМ принуждаемого).

Так что речь всегда идёт, в сущности, о взаиморазвитии. Но без моей собственной, хотя бы вынужденной, активности, без моих личных усилий — никто ничего у меня не «разовьёт». И чтобы не упустить из виду это важнейшее обстоятельство, лучше пользоваться именно термином «саморазвитие».

— * —

Уединённый труд души может не только быть основой для разработки общей периодизации саморазвития личности (предыстория — когда уединённого труда души ещё нет, то есть первый и второй этапы, — и история, когда уединённый труд души уже возник, определяя содержание третьего и четвёртого этапов), но и иметь самостоятельную периодизацию. В ней отражается изменение характера уединённого труда души, его мотивации, его роли в общем саморазвитии. Уединённый руд души — основная форма саморазвития, его главная движущая сила с момента возникновения. Он может видоизменяться следующим образом.

1. Импульсивная увлечённость теми или иными творческими видами деятельности. То есть уединённый труд души ещё не стал основной духовной потребностью, не стал постоянным, а носит эпизодический, ситуативный характер. К нему может принудить и одиночество, и просто дефицит прямого общения. Уединённым трудом души можно заняться со скуки или чтобы «доказать» своим обидчикам, что тебе и без них хорошо.

2. Определение приоритетной сферы интересов. Наступает момент, когда уединённый труд души приобретает самостоятельное значение, становится самостоятельной ценностью, духовной потребностью. Мне становится интересно — и всё интересней — с самим собой. Я больше не умею скучать. И в уединённом труде души постепенно определяется, точнее создаётся, сфера главных моих интересов, собственно личностных потребностей. Я больше, например, не могу обойтись без книг, без определённой музыки и многого другого.

Возникает иерархия интересов: вот эти главные, а те — второстепенные для меня. Вот про это — как можно больше, а про то — как получится, интересно повозиться, но не жалко, если не удаётся. То, чего нужно как можно больше, и есть область, сфера приоритетных, главных моих интересов. Эта сфера преимущественно и характеризует моё «Я», мою личность.

То есть на этом этапе я наконец-то удосуживаюсь выяснить, кто же я такой, где я, а где не я, или уже не совсем я. Формируется мой духовный облик, а под его влиянием может измениться и физический (не зря же говорят, например, про одухотворённые, строгие, добрые, и так далее, лица).

Всё это может получаться как бы само собой, не осознаваться до поры до времени. Но чем скорее это будет мною осознано, тем лучше: с этого момента я — хозяин своей человеческой судьбы.

3. Формирование мировоззренческой системы, личностной позиции и смысла жизни (который, стихийно сформировавшийся при определении приоритетов, оказывается решающим фактором при формировании личностной позиции и мировоззрения).

Я уже твёрдо знаю, кто я такой, и могу сам себя достраивать и отстаивать. Моё саморазвитие окончательно становится сознательным. Я именно сам себя развиваю в определённых мною самим направлениях и областях, а не учусь чему придётся у кого придётся, существуя, как получится. Это уже вершинный, высший уровень и этап саморазвития.

Пока у моего саморазвития нет «мотора», оно может прерваться в любой момент. Оно носит не только стихийный, но и вынужденный характер: меня заставляют, вынуждают саморазвиваться. Меня тормошат, вынуждают шевелиться, чему-то учиться, а сам я вряд ли бы палец о палец ударил.

«Мотором» саморазвития становится именно труд души, особенно уединённый. Сначала, может быть, вынужденный к уединению скукой или ссорой, я обнаруживаю, что это не так уж плохо, что мне самому с собой очень даже интересно, и уединённый труд души становится потребностью. И только с этого момента саморазвитие становится «самоходным», может обойтись без «буксира» и «толкача», становится пожизненным. И только с этого момента начинается целенаправленное движение к вершине, сознательное достижение какого бы то ни было Акме.

Собственно, только это и есть саморазвитие, а то, что было раньше — так, более-менее вынужденное верчение. Вертишься, оборачиваешься то к одному «раздражителю», то к другому, чешешь то затылок, то поясницу, то пятку, извиваешься, изворачиваешься, не имея ни малейшего представления о том, где верх, где низ, где право, где лево, когда движешься вперёд, а когда назад, а то и задом наперёд. Суета одна, а не жизнь.

Собственно жизнь без уединённого труда души невозможна; жизнь тогда только и начинается, когда начинается этот труд. А начинается он, увы, далеко не у всех. Следовательно, далеко не все и живут. Так, существуют, прозябают. Суетятся.

Дефицит прямого общения может играть как положительную, так и отрицательную роль. Его роль положительная, когда он стимулирует уединённый труд души (то есть когда начинаешь заниматься этим трудом со скуки или от одиночества, из-за конфликта с окружающими).

При дефиците прямого общения:

первоначальный смысл (мотив) уединения — самосохранение и самоутверждение личности;

затем уединение становится способом духовного

существования;

и наконец — фактором, определяющим характер (содержание) прямого общения. Вот и ещё один вариант периодизации получился.

Роль дефицита прямого общения отрицательная, если этот дефицит приводит к одиночеству как ощущению (переживанию) недостатка любви, заброшенности, ненужности (по отношению, прежде всего, к близким взрослым — у детей, вообще к близким людям), и непринятости, непризнанности, невостребованности (среди ровесников и вообще среди равных).

В общем, плохо или хорошо — дефицит прямого общения — зависит от его последствий: приводит ли этот дефицит к уединённому труду души (тогда, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло), или же к одиночеству, как объективному, так и субъективному (тогда хуже некуда).

Легко догадаться, что высшая форма соревнования — соревнование с самим собой — является условием и одновременно способом реализации прежде всего уединённого труда души. С кем же ещё соревноваться в уединении, кроме самого себя? И постепенно привыкаешь соревноваться прежде всего именно с самим собой, самоутверждаться в подлинном саморазвитии, а не в суетливой озабоченности тем, что кто-то лучше меня, и как бы мне его обскакать.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.fio.ru/