Алексей Константинович Толстой родился 5 сентября (по старому стилю 24 августа) 1817 г. в Санкт-Петербурге. Отец его происходил из старинного и известного рода Толстых (Лев Толстой по этой линии приходится Алексею троюродным братом). Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница графа А.К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца графа Константина Петровича Толстого. Брак был несчастлив; между супругами скоро произошел открытый разрыв. После рождения сына супруги разошлись, мать увезла его в Малороссию к своему брату А.А. Перовскому, известному в литературе под именем Антония Погорельского. Здесь, в имениях Погорельцы и Красный Рог, прошло детство Толстого. Воспитанием будущего поэта занимался дядя, он всячески поощрял его художественные склонности и специально для него сочинил известную сказку «Черная курица, или Подземные жители». В 1826 г. Толстой с матерью и дядей отправился в Германию; в памяти его особенно резко запечатлелось посещение в Веймаре Гёте и то, что он сидел у великого старика на коленях. Чрезвычайное впечатление произвела на него Италия, с ее произведениями искусства. «Мы начали», пишет он в автобиографии, «с Венеции, где мой дядя сделал значительные приобретения в старом дворце Гримани. Из Венеции мы поехали в Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь,- и в каждом из этих городов рос во мне мой энтузиазм и любовь к искусству, так что по возвращении в Россию я впал в настоящую «тоску по родине», в какое-то отчаяние, вследствие которого я днем ничего не хотел есть, а по ночам рыдал, когда сны меня уносили в мой потерянный рай».
Потом мальчика перевезли в Петербург. При посредстве Жуковского он был представлен наследнику престола, будущему императору Александру II, и оказался в числе детей, приходивших к цесаревичу по воскресеньям для игр (впоследствии между ними сохранялись самые теплые отношения).
Перовский регулярно ездил с племянником за границу, знакомя его с тамошними достопримечательностями, однажды представил его Гете. До самой своей смерти в 1836 г. дядя оставался главным советчиком в литературных опытах воспитанника. Он также показывал произведения юноши Жуковскому и Пушкину, с которыми состоял в приятельских отношениях, – и есть свидетельства, что они были одобрены. Все свое довольно значительное состояние Перовский завещал племяннику.
Получив хорошую домашнюю подготовку, Толстой в 1834 г. поступает в число так называемых «архивных юношей», состоящих при Московском главном архиве министерства иностранных дел. В 1835 г. он выдержал экзамен на чин при Московском университете. В 1837–1840 гг. числился при русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, но очень скоро после назначения выхлопотал отпуск и время проводил отчасти в России, отчасти в новых заграничных путешествиях. Вернувшись в Петербург, с 1840 г. числился при II отделении императорской канцелярии. В 1843 г. получил придворный чин камер-юнкера, в 1851 – церемониймейстера.
II. Л.Н.Толстой. Лисица и виноград
... жанра) в обработке В. Даля, В. Афанасьева, Л.Н. Толстого, А.К. Толстого, А.Н. Толстого и др. Сказание про храброго витязя про Бову ... дети. Стихи. Тургенев И.С. Бежин луг. Певцы. Муму. Воробей. Толстой Л.Н. Детство. Азбука. Кавказский пленник. Станюкович К.М. Человек за ... гривой», «Зачем я убил коростеля», «Огоньки», «Васюткино озеро», «Дядя Кузя, куры, лиса и кот», «Теплый дождь»). 11. Образ мыслей ...
В 1840-х гг. Толстой вел жизнь блестящего светского человека, позволяя себе рискованные шутки и проказы, сходившие ему с рук благодаря покровительству цесаревича. Однако именно тогда начинается и его серьезная литературная деятельность. Первая публикация – фантастическая повесть «Упырь» (1841 г., под псевдонимом Краснорогский) была отмечена Белинским.
С 1854 г. в «Современнике» появляются стихи Козьмы Пруткова. Эта маска тупого и самовлюбленного бюрократа была придумана в начале 50-х гг. Толстым и его двоюродными братьями Алексеем, Александром и Владимиром Жемчужниковыми. Тогда же Толстой начал публиковать свои лирические стихотворения. В конце 50-х гг. он сотрудничает в славянофильской «Русской беседе», затем в «Русском вестнике» и «Вестнике Европы».
Зимой 1850–1851 г. Толстой встретил на балу Софью Андреевну Миллер, жену конногвардейского полковника. Завязался бурный роман, ознаменовавшийся ее скорым уходом от мужа. Муж, однако, долго не давал развода, против этого романа резко возражала и мать Толстого. Поэтому брак Толстого с Софьей Андреевной был заключен только в 1863 г. Практически вся его любовная лирика адресована именно ей – в том числе, посвященное их первой встрече стихотворение «Средь шумного бала, случайно…».
В 1855 г., во время Крымской войны, Толстой пытается организовать особое добровольное ополчение, но ему это не удается, и он поступает в число охотников так называемого «стрелкового полка Императорской фамилии». Участия в военных действиях ему так и не приходится принять, но он едва не умирает от жестокого тифа, унесшего около Одессы значительную часть полка.
В 1856 г., в день коронации Александра II, Толстой был назначен флигель-адъютантом. Вскоре, из-за нежелания оставаться в военной службе, был поставлен егермейстером (начальником егерей царской охоты). В этом звании, не неся никакой службы, он оставался до самой смерти; только короткое время было он членом комитета о раскольниках. Чиновная карьера Толстого складывалась успешно; при этом он умел сохранять внутреннюю независимость, следовать собственным принципам. Именно Толстой помог освободить от ссылки в Среднюю Азию и от солдатской повинности Тараса Шевченко; сделал всё, чтобы Тургенева отпустили из ссылки за некролог памяти Гоголя. Рассказывают, что когда Александр II спросил однажды Алексея Константиновича: «Что делается в русской литературе?», тот ответил: «Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского».
Однако карьера придворного и политического деятеля была Толстому не по душе. Преодолевая сопротивление людей, пекущихся о его будущности (в частности, самого императора), он в 1859 г. добился бессрочного отпуска, а в 1861 г. – полной отставки (эта житейская коллизия нашла выражение в поэме «Иоанн Дамаскин»).
Теперь он живет большей частью за границей, летом на разных курортах, зимой в Италии и Южной Франции, но подолгу бывает также в своих русских имениях – Пустыньке (под Петербургом) и Красном Роге. Занимается почти исключительно литературным творчеством. При этом хозяйству он уделял мало внимания, и постепенно разорился. В личной жизни своей Толстой представляет собой редкий пример человека, который не только всячески уклонялся от шедших ему навстречу почестей, но еще должен был выдерживать крайне тягостную для него борьбу с людьми, от души желавшими ему добра и предоставлявшими ему возможность выдвинуться и достигнуть видного положения. Толстой хотел быть «только» художником. Когда в первом крупном произведении своем — поэме, посвященной душевной жизни царедворца — поэта Иоанна Дамаскина — Толстой говорил о своем герое: «Любим калифом Иоанн, ему, что день, почет и ласка» — это были черты автобиографические. В поэме Иоанн Дамаскин обращается к калифу с такой мольбой: «простым рожден я был певцом, глаголом вольным Бога славить… О, отпусти меня, калиф, дозволь дышать и петь на воле». Необыкновенно мягкий и нежный, он должен был собрать весь запас своей энергии, чтобы отказаться от близости к Государю, которому, когда он заболел под Одессой, по несколько раз в день телеграфировали о состоянии его здоровья.
Л.Н.Толстой о духовно-нравственном воспитании 2
... время преобразований в социальной и духовной жизниобщества педагогические поиски Л.Н. Толстого привлекают актуальностью проблемобучения и воспитания подрастающего поколения. Глубокие изменения, происходящиев ... отношения к философской специфике взглядов, замалчиваниенепонятных положений. Например, идеи Л.Н. Толстого о религиозно-нравственномвоспитании долгое время замалчивались, как будто их просто ...
Одно время Толстой поколебался было: ему показалось привлекательным быть при Государе, как он выразился в письме к нему, «Бесстрашным сказателем правды» — но просто придворным Толстой не хотел быть ни в каком случае. В его переписке ясно отразилась удивительно-благородная и чистая душа поэта; но из нее же видно, что изящная его личность была лишена силы и тревоги, мир сильных ощущений и мук сомнения был ему чужд. Это наложило печать на все его творчество. Толстой начал писать и печатать очень рано. Уже в 1841 г., под псевдонимом Краснорогский, вышла его книжка «Упырь» (Санкт-Петербург).
Толстой впоследствии не придавал ей никакого значения и не включал в собрание своих сочинений; ее лишь в 1900 г. переиздал личный друг его семьи, Владимир Соловьев. Это — фантастический рассказ в стиле Гофмана и Погорельского-Перовского. Белинский встретил его очень приветливо. Длинный промежуток времени отделяет первое, мимолетное появление Толстого в печати от действительного начала его литературной карьеры. В 1854 г. он выступил в «Современнике» с рядом стихотворений («Колокольчики мои», «Ой стоги» и др.), сразу обративших на него внимание. Литературные связи его относятся еще к сороковым годам. Он был хорошо знаком с Гоголем, Аксаковым, Анненковым, Некрасовым, Панаевым и особенно с Тургеневым, который был освобожден от постигшей его в 1852 г. ссылки в деревню благодаря хлопотам Толстого. Примкнув ненадолго к кружку «Современника», Толстой принял участие в составлении цикла юмористических стихотворений, появившихся в «Современнике» в 1854 — 55 годах под известным псевдонимом Кузьмы Пруткова. Весьма трудно определить, что именно здесь принадлежит Толстому, но несомненно, что его вклад был не из маловажных: юмористическая жилка была очень сильна в нем. Он обладал даром весьма тонкой, хотя и добродушной насмешки; многие из лучших и наиболее известных его стихотворений обязаны своим успехом именно иронии, в них разлитой (например «Спесь», «У приказных ворот»).
Глава 1. Теория стиля
... жизни, манера, метод работы»: весьма часты выражения «стиль поведения», «стиль общения», «стиль жизни», «стиль одежды» и т. д. В литературоведении термин «стиль» имеет множество аспектов и толкований. Дискуссионным до ... Москвы и Петербурга, Наташи и Элен, Кутузова и Наполеона. Другой стилевой принцип Толстого - внимание к телесной портретной детали (маленькие руки Андрея Болконского, лучистые глаза ...
Юмористически-сатирические выходки Толстого против течений 60-х годов («Порой веселой мая», «Потом богатырь» и др.) немало повлияли на дурное отношение к нему известной части критики.
Видное место занимают юмористические пассажи и в цикле толстовских обработок былинных сюжетов. Никогда не стесняясь в своих юмористических выходках посторонними соображениями, этот, по мнению многих из своих литературных противников, «консервативный» поэт написал несколько юмористических поэм, до сих пор не включаемых в собрание его сочинений и (не считая заграничных изданий) попавших в печать только в восьмидесятых годах. В ряду этих поэм особенной известностью пользуются две: «Очерк русской истории от Гостомысла до Тимашева» («Русская Старина», 1878, т. 40) и «Сон Попова» (ib., 1882, No. 12).
Первая из них представляет собой юмористическое обозрение почти всех главных событий истории России, с постоянным припевом: «Порядка только нет». Поэма написана в намеренно-вульгарном тоне, что не мешает некоторым характеристикам быть очень меткими (например об Екатерине II: «Madame, при вас на диво порядок процветает,- писали ей учтиво Вольтер и Дидерот,- лишь надобно народу, которому вы мать, скорее дать свободу, скорей свободу дать». Она им возразила: «Messieurs, vous me comblez», и тотчас прикрепила украинцев к земле»).
«Сон статского советника Попова» еще более комичен.- Написанные в народном стиле стихотворения, которыми дебютировал Толстой, особенно понравились московскому славянофильскому кружку; в его органе, «Русской Беседе», появились две поэмы Толстого: «Грешница» (1858) и «Иоанн Дамаскин» (1859).
С прекращением «Русской Беседы» Толстой становится деятельным сотрудником Катковского «Русского Вестника», где были напечатаны драматическая поэма «Дон-Жуан» (1862), исторический роман «Князь Серебряный» (1863) и ряд архаически сатирических стихотворений, вышучивающих материализм 60-х годов. В «Отечественных Записках» 1866 г. была напечатана первая часть драматической трилогии Толстого — «Смерть Иоанна Грозного», которая в 1867 г. была поставлена на сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге и имела большой успех, несмотря на то, что соперничество актеров лишало драму хорошего исполнителя заглавной роли. В следующем году эта трагедия, в прекрасном переводе Каролины Павловой, тоже с большим успехом, была поставлена на придворном театре лично дружившего с Толстым великого герцога Веймарского.
С преобразованием в 1868 г. «Вестника Европы» в общелитературный журнал, Толстой становится его деятельным сотрудником. Здесь, кроме ряда былин и других стихотворений, были помещены остальные две части трилогии — «Царь Федор Иоаннович» (1868, 5) и «Царь Борис» (1870, 3), стихотворная автобиографическая повесть «Портрет» (1874, 9) и написанный в Дантовском стиле рассказ в стихах «Дракон». После смерти Толстого были напечатаны неоконченная историческая драма «Посадник» и разные мелкие стихотворения.
Л.Н. Толстой (1828-1910) Творческий путь
... столетия новому» (А.А. Блок)2. Толстой и в нем преодолел моралистический замысел, нравственное «воскресение» князя Дмитрия Нехлюдова скорее декларировано, чем ... из немногих классических произведений о простых вольных людях, красоте их жизни. В начале 60-х гг. писатель ... (1868), добавляя, что вообще «в новом периоде русской литературы нет ни одного художественного прозаического произведения, немного ...
Меньше всего выдается художественными достоинствами чрезвычайно-популярный роман Толстого «Князь Серебряный», хотя он, несомненно, пригоден как чтение для юношества и для народа. Он послужил также сюжетом для множества пьес народного репертуара и лубочных рассказов. Причина такой популярности — доступность эффектов и внешняя занимательность; но роман мало удовлетворяет требованиям серьезной психологической разработки. Лица поставлены в нем слишком схематично и одноцветно, при первом появлении на сцену сразу получают известное освещение и с ним остаются без дальнейшего развития не только на всем протяжении романа, но даже в отделенном 20 годами эпилоге. Интрига ведена очень искусственно, в почти сказочном стиле; все совершается по щучьему велению. Главный герой, по признанию самого Толстого — лицо совершенно бесцветное. Остальные лица, за исключением Грозного, сработаны по тому условно-историческому трафарету, который установился со времен «Юрия Милославского» для изображения древнерусской жизни. Толстой хотя и изучал старину, но большей частью не по первоисточникам, а по пособиям. Сильнее всего отразилось на его романе влияние народных песен, былин и лермонтовской «Песни о купце Калашникове».
Лучше всего удалась автору фигура Грозного. То безграничное негодование, которое овладевает Толстым каждый раз, когда он говорит о неистовствах Грозного, дало ему силу порвать с условным умилением перед древнерусской жизнью. По сравнению с романами Лажечникова и Загоскина, еще меньше заботившихся о реальном воспроизведении старины, «Князь Серебряный», представляет собой, однако, шаг вперед. Несравненно интереснее Толстой как поэт и драматург. Внешняя форма стихотворений Толстого не всегда стоит на одинаковой высоте. Помимо архаизмов, к которым даже такой ценитель его таланта, как Тургенев, относился очень сдержанно, но которые можно оправдать ради их оригинальности, у Толстого попадаются неверные ударения, недостаточные рифмы, неловкие выражения. Ближайшие его друзья ему на это указывали, и в переписке своей он не раз возражает на эти вполне благожелательные упреки. В области чистой лирики лучше всего, соответственно личному душевному складу Толстого, ему удавалась легкая, грациозная грусть, ничем определенным не вызванная. В своих поэмах Толстой является поэтом описательным по преимуществу, мало занимаясь психологией действующих лиц. Так, «Грешница» обрывается как раз там, где происходит перерождение недавней блудницы. В «Драконе», по словам Тургенева (в некрологе Толстому), Толстой «достигает почти Дантовской образности и силы»; и действительно, в описаниях строго выдержан Дантовский стиль.
Интерес психологический из поэм Толстого представляет только «Иоанн Дамаскин». Вдохновенному певцу, удалившемуся в монастырь от блеска двора, чтобы отдаться внутренней духовной жизни, суровый игумен, в видах полного смирения внутренней гордыни, запрещает предаваться поэтическому творчеству. Положение высоко-трагическое, но заканчивается оно компромиссом: игумену является видение, после которого он разрешает Дамаскину продолжать слагать песнопения. Всего ярче поэтическая индивидуальность Толстого сказалась в исторических балладах и обработках былинных сюжетов. Из баллад и сказаний Толстого особенной известностью пользуется «Василий Шибанов»; по изобразительности, концентрированности эффектов и сильному языку — это одно из лучших произведений Толстого.
34.Эпохи развития личности в трилогии Толстого
... исправить самого себя, усвоить все добродетели и быть счастливым...». Так заканчивает Толстой вторую повесть трилогии. В пору юности Иртеньев пытается найти свой путь, обрести истину. Так ... в отрочестве скептицизм, сладострастие, самоуверенность, неопытность и (начало тщеславия) гордость; в юности красота чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе; в молодости — эклектизм в ...
О писанных в старорусском стиле стихотворениях Толстого можно повторить то, что сам он сказал в своем послании Ивану Аксакову: «Судя меня довольно строго, в моих стихах находишь ты, что в них торжественности много и слишком мало простоты». Герои русских былин в изображении Толстого напоминают французских рыцарей. Довольно трудно распознать подлинного вороватого Алешу Поповича, с глазами завидущими и руками загребущими, в том трубадуре, который, полонив царевну, катается с ней на лодочке и держит ей такую речь: «…сдайся, сдайся, девица душа! я люблю тебя царевна, я хочу тебя добыть, вольной волей иль неволей, ты должна меня любить. Он весло свое бросает, гусли звонкие берет, дивным пением дрожащий огласился очерет…» Несмотря, однако, на несколько условный стиль толстовских былинных переработок, в их нарядном архаизме нельзя отрицать большой эффектности и своеобразной красоты.
С середины 60-х годов его некогда богатырское здоровье — он разгибал подковы и свертывал пальцами винтообразно зубцы вилок — пошатнулось. Как бы предчувствуя свою близкую кончину и подводя итог всей своей литературной деятельности, Толстой осенью 1875 г. написал стихотворение «Прозрачных облаков спокойное движенье», где, между прочим, говорит о себе:
Всему настал конец, прийми ж его и ты Певец, державший стяг во имя красоты.
Это самоопределение почти совпадает с тем, что говорили о Толстом многие «либеральные» критики, называвшие его поэзию типичной представительницей «искусства для искусства». И, тем не менее, зачисление Толстого исключительно в разряд представителей «чистого искусства» можно принять только с значительными оговорками. В тех самых стихотворениях на древнерусские сюжеты, в которых всего сильнее сказалась его поэтическая индивидуальность, водружен далеко не один «стяг красоты»: тут же выражены и политические идеалы Толстого, тут же он борется с идеалами, ему не симпатичными.
В политическом отношении он является в них славянофилом в лучшем смысле слова. Сам он, правда (в переписке), называет себя решительнейшим западником, но общение с московскими славянофилами все же наложило на него яркую печать. В Аксаковском «Дне» было напечатано нашумевшее в свое время стихотворение «Государь ты наш батюшка», где в излюбленной им юмористической форме Толстой изображает петровскую реформу как «кашицу», которую «государь Петр Алексеевич» варит из добытой «за морем» крупы (своя якобы «сорная»), а мешает «палкой»; кашица «крутенька» и «солона», расхлебывать ее будут «детушки».
В старой Руси Толстого привлекает, однако, не московский период, омраченный жестокостью Грозного, а Русь Киевская, вечевая. Когда Поток-богатырь, проснувшись после пяти-векового сна, видит раболепие толпы перед царем, он «удивляется притче» такой: «если князь он, иль царь напоследок, что ж метут они землю пред ним бородой? мы честили князей, но не этак! Да и полно, уж вправду ли я на Руси? От земного нас Бога Господь упаси! Нам писанием велено строго признавать лишь небесного Бога!» Он «пытает у встречного молодца: где здесь, дядя, сбирается вече?» В «Змее Тугарине» сам Владимир провозглашает такой тост: «за древнее русское вече, за вольный, за честный славянский народ, за колокол пью Новграда, и если он даже и в прах упадет, пусть звон его в сердце потомков живет».
Л.Н. Толстой
... изображаемых людей и события. С первой же главы повести “Отрочество” Толстой показывает, как герой его трилогии Николенька Иртеньев выходит из узких рамок семьи, где протекало его ... характере отрицательные черты — скептицизм, неопытность и гордость; в юности заметную роль играет “красота чувств” и вместе с тем развиваются тщеславие и неуверенность в самом себе; ...
С такими идеалами, нимало не отзывающимися «консерватизмом», Толстой, тем не менее, был в середине 60-х годов зачислен в разряд писателей откровенно-ретроградных. Произошло это оттого, что, оставив «стяг красоты», он бросился в борьбу общественных течений и весьма чувствительно стал задевать «детей» Базаровского типа. Не нравились они ему главным образом потому, что «они звона не терпят гуслярного, подавай им товара базарного, все чего им не взвесить, не смеряти, все кричат они, надо похерити». На борьбу с этим «ученьем грязноватым» Толстой призывал «Пантелея-Целителя»: «и на этих людей, государь Пантелей, палки ты не жалей суковатые». И вот, он сам выступает в роли Пантелея-Целителя и начинает помахивать палкой суковатой. Нельзя сказать, чтобы он помахивал ею осторожно. Это не одна добродушная ирония над «материалистами», «у коих трубочисты суть выше Рафаила», которые цветы в садах хотят заменить репой и полагают, что соловьев «скорее истребити за бесполезность надо», а рощи обратить в места «где б жирные говяда кормились на жаркое» и т. д. Весьма широко раздвигая понятие о «российской коммуне» Толстой полагает, что ее приверженцы «все хотят загадить для общего блаженства», что «чужим они немногое считают, когда чего им надо, то тащут и хватают»; «толпы их все грызутся, лишь свой откроют форум, и порознь все клянутся in verba вожакорум. В одном согласны все лишь: коль у других именье отымешь да разделишь, начнется вожделенье». Справиться с ними, в сущности, не трудно: «чтоб русская держава спаслась от их затеи, повесить Станислава всем вожакам на шею». Все это вызвало во многих враждебное отношение к Толстому, и он вскоре почувствовал себя в положении писателя, загнанного критикой. Общий характер его литературной деятельности и после посыпавшихся на него нападок остался прежний, но отпор «крику оглушительному: сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли вымыслы ваши в наш век положительный!» он стал давать в форме менее резкой, просто взывая к своим единомышленникам: «дружно гребите, во имя прекрасного, против течения». Как ни характерна сама по себе борьба, в которую вступил поэт, считавший себя исключительно певцом «красоты», не следует, однако, преувеличивать ее значение. «Поэтом-бойцом», как его называют некоторые критики, Толстой не был; гораздо ближе к истине то, что он сам сказал о себе: «двух станов не боец, но только гость случайный, за правду я бы рад поднять мой добрый меч, но спор с обоими — досель мой жребий тайный, и к клятве ни один не мог меня привлечь».
В области русской исторической драмы Толстому принадлежит одно из первых мест; здесь он уступает только одному Пушкину. Исторически-бытовая драма «Посадник», к сожалению, осталась неоконченной. Драматическая поэма «Дон-Жуан» задумана Толстым не только как драма, для создания которой автор не должен перевоплощать свою собственную психологию в характеры действующих лиц, но также как произведение лирически-философское; между тем спокойный, добродетельный и почти «однолюб» Толстой не мог проникнуться психологией вечно ищущего смены впечатлений, безумно-страстного Дон-Жуана. Отсутствие страсти в личном и литературном темпераменте автора привело к тому, что сущность дон-жуанского типа совершенно побледнела в изображении Толстого: именно страсти в его «Дон-Жуане» и нет. На первый план между драматическими произведениями Толстого выступает, таким образом, его трилогия. Наибольшей известностью долго пользовалась первая часть ее — «Смерть Иоанна Грозного». Это объясняется прежде всего тем, что до недавнего времени только она одна и ставилась на сцену — а сценическая постановка трагедий Толстого, о которой он и сам так заботился, написав специальное наставление для нее, имеет большое значение для установления репутации его пьес. Сцена, например, где к умирающему Иоанну, в исполнение только что отданного им приказа, с гиком и свистом врывается толпа скоморохов, при чтении не производит и десятой доли того впечатления, как на сцене. Другая причина недавней большей популярности «Смерти Иоанна Грозного» заключается в том, что в свое время это была первая попытка вывести на сцену русского царя не в обычных до того рамках легендарного величия, а в реальных очертаниях живой человеческой личности.
Повесть ‘Детство’ Л.Н. Толстого (психология детского ...
... - Ясная Поляна. Легендой был окружен в семейных воспоминаниях образ прадеда Толстого по матери Сергея Федоровича Волконского. Генерал-майором он участвовал в Семилетней войне. Тоскующей жене его ... образом удалось писателю в первой повести трилогии создать столь емкий по степени художественного обобщения образ детства. История изучения повести Л.Н. Толстого продолжительна и включает много авторитетных ...
По мере того как этот интерес новизны пропадал, уменьшался и интерес к «Смерти Иоанна Грозного», которая теперь ставится редко и вообще уступила первенство «Федору Иоанновичу». Непреходящим достоинством
трагедии, помимо очень колоритных подробностей и сильного языка, является чрезвычайная стройность в развитии действия: нет ни одного лишнего слова, все направлено к одной цели, выраженной уже в заглавии пьесы. Смерть Иоанна носится над пьесой с первого же момента; всякая мелочь ее подготовляет, настраивая мысль читателя и зрителя в одном направлении. Вместе с тем каждая сцена обрисовывает перед нами Иоанна с какой-нибудь новой стороны; мы узнаем его и как государственного человека, и как мужа, и как отца, со всех сторон его характера, основу которого составляет крайняя нервность, быстрая смена впечатлений, переход от подъема к упадку духа. Нельзя не заметить, однако, что в своем усиленном стремлении к концентрированию действия Толстой смешал две точки зрения: фантастически-суеверную и реалистическую. Если автор желал сделать узлом драмы исполнение предсказания волхвов, что царь непременно умрет в Кириллин день, то незачем было придавать первостепенное значение стараниям Бориса вызвать в Иоанне гибельное для него волнение, которое, как Борис знал от врача, будет для царя смертельно помимо всяких предсказаний волхвов. В третьей части трилогии — «Царе Борисе» — автор как бы совсем забыл о том Борисе, которого вывел в первых двух частях трилогии, о Борисе косвенном убийце Иоанна и почти прямом — царевича Димитрия, хитром, коварном, жестоком правителе Руси в царствование Феодора, ставившем выше всего свои личные интересы. Теперь, кроме немногих моментов, Борис — идеал царя и семьянина. Толстой не в состоянии был отделаться от обаяния образа, созданного Пушкиным, и впал в психологическое противоречие с самим собой, причем еще значительно усилил пушкинскую реабилитацию Годунова. Толстовский Борис прямо сентиментален. Чрезмерно сентиментальны и дети Бориса: жених Ксении, датский королевич, скорее напоминает юношу эпохи Вертера, чем авантюриста, приехавшего в Россию для выгодной женитьбы. Венцом трилогии является срединная ее пьеса — «Федор Иоаннович». Ее мало заметили при появлении, мало читали, мало комментировали. Но вот, в конце 1890-х годов, было снято запрещение ставить пьесу на сцене. Ее поставили сначала в придворно-аристократических кружках, затем на сцене Петербургского Малого театра; позже пьеса обошла всю провинцию. Успех был небывалый в летописях русского театра. Многие приписывали его удивительной игре актера Орленева, создавшего роль Федора Иоанновича — но и в провинции всюду нашлись «свои Орленевы». Дело, значит, не в актере, а в том замечательно благодарном материале, который дается трагедией. Поскольку исполнению «Дон-Жуана» помешала противоположность между психологией автора и страстным темпераментом героя, постольку родственность душевных настроений внесла чрезвычайную теплоту в изображение Федора Иоанновича. Желание отказаться от блеска, уйти в себя так знакомо было Толстому, бесконечно-нежное чувство Федора к Ирине так близко напоминает любовь Толстого к жене. С полной творческой самобытностью Толстой понял по-своему совсем иначе освещенного историей Федора — понял, что это отнюдь не слабоумный, лишенный духовной жизни человек, что в нем были задатки благородной инициативы, могущей дать ослепительные вспышки. Не только в русской литературе, но и во всемирной мало сцен, равных, по потрясающему впечатлению, тому месту трагедии, когда Федор спрашивает Бориса: «царь я или не царь?» Помимо оригинальности, силы и яркости, эта сцена до такой степени свободна от условий места и времени, до такой степени взята из тайников человеческой души, что может стать достоянием всякой литературы. Толстовский Федор Иоаннович — один из мировых типов, созданный из непреходящих элементов человеческой психологии. Последним произведением Толстого стала драма из древненовгородской истории «Посадник» Работа над ней началась сразу по окончании трилогии, но завершить ее автор не успел. В возрасте 58 лет Толстой скончался 10 октября (по старому стилю 28 сентября) 1875 г. в своем имении Красный Рог от передозировки морфия, который употреблял для облегчения страданий от астмы и невралгии с тяжелыми головными болями. Похоронен был возле сельской церкви. Позже там же завещала похоронить себя Софья Андреевна. Поэзия Толстого нашла должное признание лишь после его смерти, когда ее оценили поэты-символосты.
Психологизм романа-эпопеи Л.Н. Толстого "Война и мир"
... которая означает не нарастание, не развитие предшествующего, но переворот творения Л.Н. Толстого являются поэтому, единственным в своем роде материалом для постановки теоретических ... пределы эстетической реальности его книг. Общим и частным особенностям психологизма Льва Толстого посвящена огромная научная литература. Художественное миросозерцание Л.Н.Толстого, чрезвычайно сложное и противоречивое, ...
