Семинары №3. Проблема сознания и бессознательного в психологии и медицине

1. Понятие, структура, признаки, свойства и функции сознания. Развитие сознания.

Основная литература:

  1. Соколова Е. Е. Введение в психологию: Учебник для студ. высш. учеб. заведений. — М.: Издательский центр «Академия», 2005. С. 106-115.

Дополнительная литература:

  1. Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы психологии, № 2, 1991, с.15-36.

2. Понятие неосознаваемых психических процессов

Основная литература:

  1. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. Курс лекций. – М: ЧеРо, 2002. (Лекции 5-6. Неосознаваемые процессы);

Соколова Е. Е. Введение в психологию: Учебник для студ. высш. учеб. заведений. — М.: Издательский центр «Академия», 2005. С. 106-115

§ 6. Предмет и метод эмпирической психологии сознания. Программа построения психологии как самостоятельной науки В.Вундта

Как мы говорили в предыдущем параграфе, к концу XVII в. в работах многих мыслителей складывается обоснованное мнение, что непосредственным предметом эмпирического исследования в психологии должны быть явления сознания, тогда как вопросы о сущности души (существование которой признавали и Р.Декарт, и Дж.Локк) не имеют значения для эмпирического изучения психических процессов. Главным (а может быть, даже единственным) методом их изучения был метод «внутреннего восприятия» того, что происходит у человека в его собственном уме, рефлексии, или интроспекции, как стали говорить впоследствии. При этом любой психический процесс считался в интроспективной психологии осознанным (Дж.Локк не мог себе представить, что человек, ощущающий что-либо, может не знать об этом ощущении, т.е. не осознавать его, не отдавать себе в нем отчета).

Эта общая позиция разделялась всеми сторонниками интроспективной психологии, несмотря на различия (иногда довольно существенные) конкретных психологических концепций разных авторов внутри этого направления, которое стало в психологии господствующим вплоть до начала XX в. Именно в рамках интроспективного направления были предложены две ставшие наиболее известными программы построения психологии как самостоятельной науки. Эти программы были выдвинуты практически одновременно в Германии В. Вундтом и в Австрии Ф. Брентано.

Отделение психологии от философии и других наук было подготовлено развитием эмпирических и экспериментальных исследований физиологии нервной системы и органов чувств, попытками измерения (пусть даже косвенного, как это было у Г. Т. Фех-нера) некоторых параметров психических процессов и др. [33], [143]. Конечно, это отделение было не одномоментным событием, однако существует условная дата рождения психологии как самостоятельной науки. Это 1879 год — год появления в Лейпциг-ском университете первой в мире лаборатории экспериментальной психологии. Эта лаборатория была открыта немецким физиологом, философом и психологом Вильгельмом Вундтом (Wundt, 1832—1920), который организовал ее работу на основе предложенной им программы построения психологии как самостоятельной науки (обнародованной в 1873—1874 гг.) и создал большую психологическую школу, в которой обучались и воспитывались будущие психологи разных стран мира (Э.Титченер, С. Холл, О.Кюльпе, Ф. Крюгер, Э. Мейман, Г. Мюнстерберг, Н.Н.Ланге и др.).

2 стр., 791 слов

Тема 3. Возникновение психологии как самостоятельной науки

... нужно учитывать и опыт и ассоциации. Первые программы возникновения психологии как самостоятельной науки. Вильгельм Вундт (1832-1920). Существуют разные классификации первых программ возникновения ... логарифму силы раздражения. Был определен объект психофизики – система отношений между психическими факторами и вызывающими их внешними раздражения. Другой немецкий естествоиспытатель Г.Гельмгольц(1821- ...

Знаменитый советский физиолог, психиатр, невролог и психолог В. М. Бехтерев также учился в свое время у В. Вундта.

Эта программа базировалась на самой распространенной в интроспективной психологии точке зрения на сознание как «совокупность сознаваемых нами состояний» (т. е. на первый план выходило понимание сознания как «картины мира», как «образа»).

Именно так (как совокупность сознаваемых состояний) определял сознание В. Вундт в одной из своих работ. Он считал, что психология как наука о сознании должна решать следующие задачи: 1) описание свойств сознания, 2) выделение структурных составляющих сознания (элементов сознания), 3) установление связей между элементами, 4) нахождение законов психической жизни. Для решения этих задач он использовал эксперимент, однако введение эксперимента не только не исключало интроспекцию, а, напротив, предполагало строго контролируемое ее применение.

Для иллюстрации приведем несколько экспериментов В.Вундта [16]. В качестве экспериментального прибора он использовал хорошо известный музыкантам метроном. В. Вундт установил ряд свойств сознания, используя самонаблюдение испытуемого, который должен был описывать субъективные переживания, возникающие у него при слушании звуков метронома. Во-первых, он обратил внимание на то, что трудно слышать удары маятника метронома одинаковыми по силе (хотя объективно они совершенно одинаковы), что условно может быть передано словами «тик-так» или «так-тик». В результате этого эксперимента В. Вундт сделал вывод, что сознание ритмично по своей природе.

В другом эксперименте он определил так называемый объем сознания. Испытуемому предъявлялся ряд ударов метронома, следовавших друг за другом с интервалом в 1-1,5 с, и спустя очень небольшое время после него — новый ряд ударов. Испытуемый должен был по непосредственному впечатлению (не считая числа ударов) сказать, одинаковы данные ряды или какой-либо из них длиннее. Как правило, если число ударов в каждом из рядов не превышает шестнадцати (воспринимаемых при обычных условиях как восемь пар) звуков («тик-так» или «так-тик»), тождество или различие рядов по длине замечается испытуемым. При большей величине рядов испытуемый затрудняется с определением равенства или неравенства рядов по длине. Значит, констатировал В. Вундт, мы измерили объем сознания, равный количеству элементов, которые субъект может осознавать как единое целое за один акт перцепции (т.е. восприятия).

18 стр., 8822 слов

6. Классическая психология сознания (в.Вундт, э.Титченер, у.Джеймс)

... восприятия, представления, воображение, мышление, эмоции, желания, память, внимание – вся психика, сознание человека) психологические черты личности (направленность личности, темперамент, характер, интересы, способности данного ... совершает переход от отождествления души и психического к трактовке психики как сознания. Закончил этот переход Рене Декарт (1596-1650). Декарт – дуалист, рассматривает ...

В упомянутых экспериментах В. Вундта этот объем был равен восьми парам звуков. Если «укрупнить» единицы сознания при некотором усилии со стороны субъекта (единицей сознания может выступить не пара звуков, а восемь), то общее количество звуков, осознаваемое как единое целое, увеличивается до 40.

В. Вундт установил, что содержащиеся в сознании элементы не осознаются одинаково: одни из них воспринимаются более ясно и отчетливо, чем другие. Ясность впечатления означает его «субъективную» силу, отчетливость — отличие от других. Если слушать подряд удары метронома, то можно заметить, что наиболее ясно воспринимается только что прозвучавший удар, менее ясно и отчетливо — предыдущие удары, а некоторые из них прозвучали настолько давно, что впечатление от них уже исчезло из сознания испытуемого. Используя термины других исследователей (в частности, Г.Т.Фехнера), В.Вундт говорил о том, что это впечатление «погрузилось под порог сознания». Что такое отчетливость впечатления — на этом примере трудно продемонстрировать, поскольку звуки метронома объективно ничем друг от друга не отличаются. А вот если взять такие объективные раздражители, которые имеют различия, тогда можно попробовать изучить, как могут отличаться друг от друга соответствующие им субъективные впечатления по степени их отчетливости.

Для исследования В.Вундт использовал прибор под названием тахистоскоп (от греч. tachiste — как можно скорее и scopeo — смотрю), с помощью которого испытуемому предъявлялась табличка из букв на очень короткое время. Сначала испытуемый смотрел на белую ширму, в середине которой была точка — на ней испытуемый должен был сосредоточить свое внимание. Затем на очень короткое время ширма сдвигалась. Внимание испытуемого направлялось на табличку из букв, а затем ширма вновь закрывала эту табличку. Сколько букв может испытуемый различить при одном акте апперцепции (акте сосредоточения внимания на объекте)? Оказалось, что количество букв, которые субъект может воспринять так, чтобы при этом каждая из них осознавалась ясно и отчетливо (т.е. распознавалась испытуемым, а не просто виделась), довольно небольшое — выше шести это число не поднималось.

С помощью данной процедуры В. Вундт определил объем внимания, который гораздо меньше, чем объем сознания. Анализируя далее внимание, он констатировал, что фиксационная точка внимания (т.е. точка максимального сосредоточения внимания) не совпадает с точкой фиксации взора (т.е. человек может смотреть на одну точку или букву, а обращать внимание на другую).

Все эти моменты находят отражение в предложенной В. Вундтом модели сознания (рис. 4).

Сознание может быть представлено в виде двух концентрических окружностей с точкой посередине (центром окружностей).

Этот центр — фиксационная точка внимания. Концентрическая окружность поменьше — поле внимания, отграниченное от более широкого поля — поля сознания — порогом внимания. Большая окружность — поле сознания, ограниченное порогом сознания. Те содержания, которые не «помещаются» в сознание, выходят за его порог и перестают существовать не только как осознаваемые, но и как психические явления. Таким образом, В. Вундт разделял общую позицию интроспективной психологии в том, что нет никаких психических явлений, которые не осознавались бы. В подобной модели сознание предстает в виде сцены, которая имеет круглую форму и в целом освещена (в центре в большей степени, чем по ее краям).

26 стр., 12846 слов

Проблема сознания в психологии 2

... сферы сознания и бессознательного. Проблема исследования. Формирование сознания в психологии. Объект исследования. Сознание. Предмет исследования. Особенности сознания. ... оригинальные ассоциации образов. «Психическая деятельность может находится в фокусе сознания; иногда не достигает уровня сознания ( ... Фехнер, Вундт[6], Джеймс[17] и других. Особое внимание уделяли проблемам глубинной психологии З. ...

На эту сцену поднимаются и с нее сходят различные содержания сознания — элементы сознания и более сложные образования, составленные из элементов. Попадая в более освещенное поле, содержания сознания попадают в поле внимания, т.е. становятся воспринимаемыми субъектом более ясно и отчетливо, чем другие содержания сознания. Элементами сознания В. Вундт считал ощущения и простейшие чувствования — так он называл элементарные эмоциональные явления (удовольствие — неудовольствие, напряжение — разрядка, возбуждение — успокоение).

Каждый элемент имеет два свойства: качество и интенсивность.

Рис. 4. Модель сознания, по В. Вундту

Ученик В. Вундта Эдвард Брэдфорд Титченер (Titchener, 1867—1927) помимо ощущений (обладающих свойствами качества, интенсивности, отчетливости и длительности) и чувствований считал элементами сознания еще и представления («следы прежних ощущений»).

Он предлагал более строгий метод интроспективного анализа — метод аналитической интроспекции. При этом типе интроспекции испытуемый должен был научиться выделять сенсорную мозаику сознания, не совершая «ошибки стимула», которая очень характерна для «наивных испытуемых» и не должна появляться у настоящих профессиональных психологов, исследующих сознание как сумму сознаваемых нами состояний.

Согласно Э.Титченеру, ошибка стимула означает, что наблюдатель вместо описания состояний собственного сознания начинает, как правило, описывать внешний объект (стимул) как таковой: «Мы так привыкли жить в мире объектов, мы так привыкли облекать мысль в популярные выражения, что нам трудно усвоить чисто психологическую точку зрения на интенсивность ощущения и рассматривать сознание так, как оно есть, независимо от его отношения к объективному миру» [120, 169].

«Чисто психологическая точка зрения» означает, по Э.Титченеру, что испытуемый не должен говорить «я вижу книгу или лампу», он должен описывать лишь ощущения, которые возникают в сознании при восприятии внешнего объекта — книги или лампы (светлое, темное и т.п.).

Поэтому испытуемый — если он хочет заниматься научными исследованиями сознания — должен быть натренирован на выделение сенсорной мозаики образа (Э.Титченер предполагал, что таким образом можно добиться большей объективности в научных исследованиях субъективного мира).

Из ощущений, как из кирпичиков, складывается все содержание нашей душевной жизни, в том числе более сложные мыслительные образования. Он называл свой вариант интроспективной психологии структурализмом (понимая под структурой фактически сумму субъективных элементов в сознании).

1  В качестве свойств ощущений Э.Титченер выделял качество, интенсивность, отчетливость и длительность.

Э.Титченер в принципе был согласен с «концентрической моделью» В.Вундта, однако, с его точки зрения, она не учитывала возможных изменений состояний сознания во времени. Поэтому он представлял сознание в виде «двухуровневого» потока (рис. 5), верхний «уровень» которого включает в себя ясные содержания сознания, нижний — смутные. Э.Титченер предполагал, что в этом потоке постоянно происходит процесс перехода одних состояний сознания с верхнего на нижний уровень и наоборот.

7 стр., 3398 слов

Психология и её связь с другими науками

... задач существенно изменяет и условия развития ее теории. 1. Связь психологии с философией Чрезвычайно важна связь психологии и философии. Психология долго развивалась в рамках философии, и выделение ее в ... а в соответствии с теоретическими предпосылками и методами исследования она относится к психологии. Связи психологии и медицины настолько тесные, что для психологов, работающих в этой сфере, ...

Перед нами — одна из моделей сознания, предложенная в рамках интроспективной психологии. В основе этого направления лежала декарто-локковская концепция сознания, в которой сознание считалось замкнутым в себе миром субъективных явлений. Так понимаемое сознание выступало для В. Вундта и Э.Титченера предметом исследования. Оно изучалось методом особой, изощренной интроспекции, расчленяющей сознание на элементы. При этом сознательное отождествлялось с психическим (существование бессознательных психических процессов отрицалось).

Кроме того, для структурализма (впрочем, как и для концепции В. Вундта) характерен отчетливый элементаризм — стремление расчленить сознание на элементы, далее неделимые «атомы» сознания, а затем собрать из них более сложные содержания. При этом поскольку данные элементы имели сенсорную (чувственную) природу, постольку для этого направления интроспективной психологии был характерен отчетливо выраженный сенсуализм (нет никаких сознательных процессов, невыводимых из ощущений и несводимых в конечном итоге к ним).

Наличия в сознании иных — несенсорных — содержаний не допускалось. Сами ощущения возникают безо всякой активности со стороны субъекта — как только предмет появится перед глазами (эта позиция может быть обозначена как механицизм).

Механицизм чувствуется также в объяснении сложных явлений сознания, возникающих из простых путем установления ассоциативных связей между ними. Впрочем, в концепции В. Вундта кроме ассоциативных представлены и апперцептивные связи, однако для понимания сути этих связей необходимо обратиться к истории возникновения данных понятий в психологии.

Рис. 5. Модель сознания, по Э.Титченеру

§ 7. Ассоциация как механизм работы сознания. Понятие апперцепции

Термин «ассоциация» приобрел чрезвычайную популярность в классической эмпирической психологии сознания еще до В. Вундта. Ассоциацией (от лат. associatio — соединение) называлась возникающая в опыте индивида закономерная связь между двумя содержаниями сознания (ощущениями, представлениями, мыслями, чувствами и т.п.), которая выражается в том, что появление в сознании одного из содержаний влечет за собой и появление другого. Чем чаще возникает в опыте такая связь, тем прочнее становится ассоциация.

Ассоциация как явление была описана еще Платоном и Аристотелем, однако сам термин «ассоциация» предложил Дж.Локк в XVII в. для обозначения довольно редких и необязательных (случайных) связей между разными «идеями», которые возникают по причине неожиданного (случайного) совпадения во времени и пространстве друг с другом соответствующих им (идеям) событий. Дж.Локк считал эти связи «неразумными» в отличие от других, разумных, которые устанавливаются в результате специальных действий (операций) разума.

Однако так случилось, что именно ассоциация стала в центре внимания последующих поколений психологов, рассматривавших ассоциацию сначала как преобладающий, а затем (на какое-то время) как единственный механизм работы сознания. Некоторые психологи увидели в нем всеобщий закон функционирования сознания, столь же строгий и проверяемый, как законы в физике, например закон всемирного тяготения, открытый И.Ньютоном. Сначала, правда, ассоциацией объясняли лишь частные явления в сознании: так, английский философ и теолог Джордж Беркли {Berkeley, 1685—1753) пытался объяснить ассоциацией восприятие «третьего измерения», т.е. глубины. Позже Дэвид Юм (Hume, 1711 — 1776) распространяет этот закон на понимание всех познавательных процессов (восприятие, память, мышление).

11 стр., 5186 слов

Психология как наука. Виды психологического знания. Отрасли психологии

... 5/ выделение безобразных элементов сознания. 6/ выделение неосознаваемых причин некоторых явлений сознания. 7/ субъективность, можно изучать только себя. 5. Развитие представлений о предмете психологии. Психология как наука о поведении ...

Во второй половине XVIII в. возникает ассоцианизм как особое направление в психологии, представители которого стали считать ассоциацию единственным механизмом функционирования сознания и психики, стремясь к строго детерминистскому способу объяснения всех психических феноменов.

В период «классического ассоцианизма» (середина XVIII —начало XIX в.) возникают стройные, законченные системы ассоцианизма, в которых ассоциация становится объяснительным принципом всей психики вообще (Д.Гартли, Т.Браун, Дж.Милль).

Назвав свою ассоциативную концепцию «ментальной механикой», Джеймс Милль (Mill, 1773— 1836) тем самым подчеркнул наиболее характерную черту ассоциативных теорий этого времени: стремление вывести все законы душевной жизни из механических по своей сути связей (ассоциаций) далее неделимых элементов (ощущений или представлений).

В ассоциативной психологии были выделены типы ассоциаций, различающиеся путями их образования: одни авторы (Д. Юм, Дж. Ст. Милль) выделяли ассоциации по сходству (голубое — синее), контрасту (черное —белое), по смежности в пространстве и во времени (случайный испуг ребенка в темной комнате вызывает затем страх темноты), причинно-следственные (Д.Юм): яркая вспышка света — болевое ощущение; другие (Д.Гартли, Дж. Милль) сводили все ассоциации к ассоциациям по смежности в пространстве и времени, поскольку отрицали какую-либо активность субъекта в процессе образования ассоциативных связей. Кроме первичных законов образования ассоциаций Т.Браун выявил вторичные законы, т.е. факторы, способствующие возникновению конкретной ассоциации из множества возможных в данный момент: сила впечатлений, объединяющихся в ассоциацию, их новизна, способности или/и патологические особенности индивида и т.п.

Можно выделить также две противоположные точки зрения на природу ассоциаций: одни авторы считали ассоциацию только «тенью» мозговых процессов, сочетающихся по определенным физиологическим законам (Т.Гоббс, Д.Гартли, Дж.Ст.Милль, А. Бэн), другие приписывали возникновение ассоциации исключительно законам сознания самого по себе (Дж. Милль).

Некоторые ассоцианисты (Т. Браун) занимали промежуточную позицию.

Наконец, различались также точки зрения психологов на роль ассоциаций в психической жизни: одни считали их единственным типом психических связей (представители классического ассоциа-низма), другие выделяли, наряду с ассоциативными, еще другие типы связей («разумные» — у Дж.Локка, апперцептивные — у В.Вундта и др.).

В середине XIX в. начинаются кризис ассоцианизма в теории и в то же время разработка отдельных его идей в экспериментальных и практических исследованиях. В теории закрепляется положение о невозможности свести «законы духа» к механическим законам и выдвигается требование «обратного» введения в концепцию ассоцианизма активности субъекта. Например, А. Бэн выделял так называемые творческие ассоциации, образование которых объяснялось «спонтанной активностью ума», а не сочетанием полученных в опыте представлений, что противоречит исходным принципам ассоциативной психологии. В. Вундт, как уже указывалось, выделял в сознании, наряду с ассоциативными, также апперцептивные связи.

4 стр., 1876 слов

Исправительная (пенитенциарная) психологии.Связь юридической ...

... осужденного, а также возвращение его в социум путем адаптации. Задачи пенитенциарной психологии: 1. Исследование индивидуально-психологических особенностей личности осужденного, подлежащего исправлению. Специфика ... управления как факторами, которые непосредственно воздействуют на осужденных в процессе реализации (воспитательный процесс и его методы, личность воспитателя и организация отношений с ...

На рубеже XIX и XX вв. идеи ассоцианизма используются в экспериментальных исследованиях и практике для объяснения законов памяти (Г.Эббингауз), в исследованиях мотивации (З.Фрейд), в практике судебной экспертизы (ассоциативный эксперимент), в диагностических исследованиях патологических изменений психики и др. Надо отметить, однако, что у некоторых из названных авторов (например, у З.Фрейда) ассоциация рассматривается уже не как механическая, а смысловая связь, с помощью которой можно проникнуть в скрытые «пружины» человеческого поведения. В первые два десятилетия XX в. ассоцианизм как особое направление в психологии исчезает и его идеи ассимилируются различными отраслями психологической теории и практики. Общепризнанной становится мысль о том, что «ассоциация — это вообще не столько «механизм», сколько явление, — конечно, фундаментальное, — которое само требует объяснения и раскрытия его механизмов» [100, 156]. Критический анализ различных идей ассоцианизма содержался практически во всех основных психологических концепциях XX в. Понятие ассоциации до сих пор широко используется в психологической литературе, хотя ему больше не придается столь широкий объяснительный смысл.

Вернемся к изложенной выше вундтовской модели сознания и заметим, что и в ней нет абсолютного отождествления связей в сознании исключительно с ассоциативными. Надо отметить, что в немецкой психологии (вспомним, что В. Вундт — немецкий психолог) давно уже существовал протест против механицизма английской психологии (в которой, собственно, и возникли идеи ассоцианизма).

Одним из первых против него выступил мыслитель Готфрид Вильгельм Лейбниц (Leibniz, 1646—1716), который вел в свое время полемику с Дж.Локком по ряду вопросов. Здесь мы затронем лишь один аспект этой полемики. Так, Дж. Локк признавал активность разума только при образовании сложных идей (из простых), тогда как простая идея (ощущение) возникает, с его точки зрения, безо всякой активности со стороны субъекта.

Г.В.Лейбниц, напротив, считал, что активность субъекта необходима при возникновении в сознании даже простых идей. Он называл этот процесс «апперцепцией», понимая под ней субъектную активность (внимание к одним событиям и игнорирование других), без которой невозможно возникновение в сознании сколь-нибудь ясного и отчетливого его содержания.

Затем понятие апперцепции было развито в учении немецкого философа, педагога и психолога Иоганна Фридриха Гербарта (Herbart, 1776—1841), считающегося родоначальником немецкой эмпирической психологии. Наконец, у В. Вундта это понятие употребляется (наряду с понятием ассоциации) для обозначения связей элементов в сознании. Ассоциация, по В. Вундту, процесс пассивного «сцепления» содержаний сознания друг с другом, апперцепция — процесс активного объединения содержания сознания самим субъектом. Таким образом, даже в пределах концепции сознания, понимаемого как совокупность сознаваемых нами состояний, как «картина», образ мира, находится место активности субъекта. Другими словами, сознание понимается также и как процесс построения образа мира, выступая в процессуальной своей ипостаси. Эта последняя становится главной для представителей другого направления внутри интроспективной психологии — функционализма.

16 стр., 7526 слов

СОЗНАНИЕ КАК ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ

... субъектом, но детерминирует процесс восприятия. Эти принципиальные схемы познавательной саморегуляции - установки, можно также рассматривать как системы значений. Всеми исследователями до начала XVIII века предметом психологии признавалась душа. ...

Лекция 5 Неосознаваемые Процессы

Неосознаваемые механизмы сознательных действий;

Первичные автоматизмы и навыки;

Навыки и сознание;

Явление неосознаваемой установки;

Неосознаваемые сопровождения сознательных действий и психических состояний,

Их значение для психологии, Примеры

Вы уже хорошо знаете, что психология поведения сделала объектом своего изучения факты поведения, рассматривая их в качестве антитезы явлениям сознания. Напомню, что противопоставление поведения и сознания шло по линии метода выявления соответствующих фактов. В случае сознания это было постижение внутреннего опыта – субъективный метод; в случае поведения регистрация внешне наблюдаемых событий – объективный метод.

Однако сознанию можно противопоставить не только поведение (как внутренне наблюдаемому – внешне наблюдаемое), но и неосознаваемые, или бессознательные, психические процессы. Им и будет посвящена эта лекция. Неосознаваемые психические процессы стали особенно Интенсивно изучаться с начала нашего века. Уже первые результаты этого изучения фактически нанесли смертельный удар по психологии сознания, вполне соизмеримый тем, который она получила со стороны бихевиоризма. Поэтому знакомство с неосознаваемыми процессами вам совершенно необходимо для более полного представления о тех драматических событиях, которые сопровождали поиск и уточнение предмета психологии.

Однако поскольку к «неосознаваемому психическому» обращались в разное время очень разные ученые, излогать эту тему, прослеживая развитие какого-то одного направления или одной теории, невозможно. Поэтому я изберу не исторический, а систематический способ изложения.

Целью лекции будет: познакомить вас с фактами неосознаваемого психического; дать классификацию этих фактов; наконец, наметить проблемы, которые изучались и обсуждались в связи с последними.

Все неосознаваемые процессы можно разбить на три больших класса: (1) неосознаваемые механизмы сознательных действий; (2) неосознаваемые побудители сознательных действий; (3) «надсознательные» процессы.

В первый класс – неосознаваемых механизмов сознательных действий – входят в свою очередь три различных подкласса:

а) неосознаваемые автоматизмы;

6) явления неосознаваемой установки;

17 стр., 8151 слов

Исследования социальной установки в отечественной и зарубежной психологии

... «готовность». В сфере общей психологии под термином «установка» рассматривается состояние готовности индивида к определенному поведению, действиям, обусловленное ситуацией и потребностями субъекта. ... сознания и нервной системы, -показывающее готовность к реакции, -организованное, -на базе предшествующего опыта, -оказывающее направляющее и динамическое воздействие на поведение. Социальная установка ...

в) неосознаваемые сопровождения сознательных действий.

Рассмотрим каждый из названных подклассов. а) Под неосознаваемыми автоматизмами подразумевают обычно действия или акты, которые совершаются «сами собой», без участия сознания. Иногда говорят о «механической работе», о работе, при которой «голова остается свободной». «Свободная голова» и означает отсутствие сознательного контроля.

Анализ автоматических процессов обнаруживает их двоякое происхождение. Некоторые из этих процессов никогда не осознавались, другие же прошли через сознание и перестали осознаваться.

Первые составляют группу первичных автоматизмов, вторые – группу вторичных автоматизмов. Первые называют иначе автоматическими действиями, вторые – автоматизированными действиями, или навыками.

В группу автоматических действий входят либо врожденные акты, либо те, которые формируются очень рано, часто в течение первого года жизни ребенка. Их примеры: сосательные движения, мигание, схватывание предметов, ходьба, конвергенция глаз и многие другие.

Группа автоматизированных действий, или навыков, особенно обширна и интересна. Благодаря формированию навыка достигается двоякий эффект: во-первых, действие начинает осуществляться быстро и точно; во-вторых, как уже говорилось, происходит высвобождение сознания, которое может быть направлено на освоение более сложного действия. Этот процесс имеет фундаментальное значение для жизни каждого индивида. Не будет большим преувеличением сказать, что он лежит в основе развития всех наших умений, знаний и способностей.

Рассмотрим какой-нибудь пример. Возьмем обучение игре на фортепиано. Если вы сами прошли через этот процесс или наблюдали, как он происходит, то знаете, что все начинается с освоения элементарных актов. Сначала нужно научиться правильно сидеть, ставить в правильное положение ноги, руки, пальцы на клавиатуре. Затем отрабатываются отдельно удары каждым пальцем, подъемы и опускания кисти и т. д. На этой самой элементарной основе строятся элементы собственно фортепианной техники: начинающий пианист учится «вести» мелодию, брать аккорды, играть стаккато и легато… И все это – лишь основа, которая необходима для того, чтобы рано или поздно перейти к выразительной, игре, т. е. к задачам художественного исполнения.

Так, путем продвижения от простых действий к сложным, благодаря передаче на неосознаваемые уровни действий уже освоенных, человек приобретает мастерство. И в конце концов выдающиеся пианисты достигают такого уровня, когда, по словам Гейне, «рояль исчезает, и нам открывается одна музыка».

Почему в исполнении мастеров-пианистов остается «одна музыка»? Потому, что они в совершенстве овладели пианистическими навыками.

Говоря об освобождении действий от сознательного контроля, конечно, не надо думать, что это освобождение абсолютно, т. е. что человек совсем не знает, что он делает. Это не так. Контроль, конечно, остается, но он осуществляется следующим интересным образом.

Поле сознания, как вы уже знаете, неоднородно: оно имеет фокус, периферию и, наконец, границу, за которой начинается область неосознаваемого. И вот эта неоднородная картина сознания как бы накладывается на иерархическую систему сложного действия. При этом самые высокие этажи системы – наиболее поздние и наиболее сложные компоненты действия – оказываются в фокусе сознания; следующие этажи попадают на периферию сознания; наконец, самые низкие и самые отработанные компоненты выходят за границу сознания.

Надо сказать, что отношение различных компонентов действий к сознанию нестабильно. В поле сознания происходит постоянное изменение содержаний: представленным в нем оказывается то один, то другой «слой» иерархической системы актов, составляющих данное действие.

Движение в одну сторону, повторим, это уход выученного компонента из фокуса сознания на его периферию и с периферии – за его границу, в область неосознаваемого. Движение в противоположную сторону означает возвращение каких-то компонентов навыка в сознание. Обычно оно происходит при возникновении трудностей или ошибок, при утомлении, эмоциональном напряжении. Это возвращение в сознание может быть и результатом произвольного намерения. Свойство любого компонента навыка вновь стать осознанным очень важно, поскольку оно обеспечивает гибкость навыка, возможность его дополнительного совершенствования или переделки.

Между прочим, этим свойством навыки отличаются от автоматических действий. Первичные автоматизмы не осознаются и не поддаются осознанию. Более того, попытки их осознать обычно расстраивают действие.

Это последнее обстоятельство отражено в хорошо известной притче о сороконожке. Сороконожку спросили: «Как ты узнаешь, какой из твоих сорока ног нужно сейчас сделать шаг?». Сороконожка глубоко задумалась – и не смогла двинуться с места!

В психологии много внимания уделялось проблеме механизмов формирования навыка, которая, как вы уже хорошо понимаете, имеет большое практическое значение.

Бихевиористы, считавшие, что психология должна встать на службу практики и при этом заниматься внешними действиями человека и животных, очень много исследовали этот вопрос. Однако их теория и практика экспериментирования находились в рамках очень механистических представлений. Согласно этим представлениям навык вырабатывается за счет «проторения» путей в мозговых центрах в результате механического повторения, или «зазубривания», одного и того же действия. Об участии и роли сознания в этом процессе для бихевиористов, конечно, не могло быть и речи.

В советской психологии проблеме формирования навыков также уделялось большое внимание. Однако под ход к этой проблеме был совсем другой. Он не был отягощен бихевиористским требованием исключения роли сознания; в результате был найден целый ряд очень важных и совершенно не вписывающихся в бихевиористскую схему механизмов.

Большой вклад в эту проблему внес советский физиолог Н. А. Бернштейн, об идеях которого я буду говорить более подробно позже. Сейчас лишь упомяну о том, что он выдвинул совсем другой принцип: «повторение без повторения», который означает, что при отработке навыка человек не затверживает одно и то же действие, а постоянно варьирует его в поисках оптимальной «формулы» движения. При этом сознанию принадлежит очень важная роль.

В доказательство того, что механическое заучивание гораздо менее эффективно, чем «сознательное», Н. А. Бернштейн приводит следующий факт из личных наблюдений. Надо сказать, что он был очень хорошим пианистом и использовал собственные фортепианные упражнения для анализа интересовавших его механизмов.

Так вот, будучи молодым человеком и экономя время, которое ему жалко было тратить на отработку фортепианной техники, он делал следующее: ставил на пюпитр книгу, читал ее, а в это время разыгрывал гаммы или этюды, тренируя пальцы. И вот после достаточно длительного периода таких занятий, он с удивлением обнаружил, что никакого прогресса в технике нет! Тогда он оставил чтение и перешел на вдумчивую отработку техники, после чего сразу достиг заметных результатов.

Между прочим, к выводу о необходимости сосредоточения внимания на отрабатываемых движениях давно пришли педагоги и тренеры. Вы, наверное.знаете, что в спорте существуют приемы идеомоторной тренировки – тренировки движений в плане представления, при внешней неподвижности обучающегося.

Есть такой прием и в фортепианной педагогике: человеку предлагается разыгрывать пьесы тоническими нажатиями пальцев, без их подъема и пространственного смещения, – вы просто кладете руки на плоскость и тоническими нажатиями «проигрываете» произведение. Если кто-нибудь из вас играет и хочет технически отработать сложную вещь, попробуйте этот способ. После того как вы час или два позанимаетесь таким образом, вы почувствуете необыкновенную усталость – гораздо большую, чем при реальной игре (а бóльшая усталость говорит и о большей загрузке мозговых центров).

Зато после такого двухчасового упражнения прогресс оказывается гораздо более заметным, чем при физической, т. е. при внешнедвигательной игре.

Гимнастика йоги, по-видимому, имеет тот же смысл. Когда мы делаем упражнения, размахивая руками и ногами, то с большой вероятностью оберегаем свои моторные центры от излишней нагрузки; мы лишь формально проделываем движение, не задумываясь о его тонких деталях.

Гимнастика йоги построена исключительно на тонических напряжениях мышц. Вся эта работа идет под сознательным контролем, идет интенсивно и приносит очень хорошие результаты.

Итак, выработка навыка – это процесс, идущий как бы с двух противоположных сторон: со стороны субъекта и со стороны организма. Мы произвольно и сознательно вычленяем из сложных движений отдельные элементы и отрабатываем правильное их выполнение. Одновременно, уже без участия нашей воли и сознания, идет процесс автоматизации действия. Этим мы обязаны уже собственно физиологическим свойствам и механизмам нашего организма. Он обладает таким замечательным даром: перенимать на себя в ходе автоматизации значительную часть работы, организуемой сознанием.

До сих пор наши примеры касались преимущественно двигательных автоматизмов. Возникает вопрос: а существуют ли автоматизмы в других сферах психической жизни человека, например в восприятии?

Да, конечно, существуют. Хорошо известно, что высшие формы зрительного или слухового восприятия требуют длительных упражнений. Именно в ходе длительной практики вырабатываются, например, такие способности, как «чтение» рентгенограмм, восприятие радиокода Морзе и др.

Но можно взять примеры из повседневной жизни. Попробуйте вспомнить, кáк вам слышалась иностранная речь на чужом когда-то языке: это был сплошной, нерасчлененный поток звуков. А после обучения этому языке вы стали воспринимать его совершенно иначе, четко выделяя слова и целые фразы. Этим вы обязаны образованию слуховых автоматизмов.

В нашем обычном восприятии мира трудно увидеть «черновую работу» неосознаваемых механизмов. Но с помощью специальных приемов она может быть обнаружена.

Дело в том, что иногда, будучи поставлены в необычные условия, перцептивные автоматизмы искажают восприятие, т. е. становятся причиной иллюзий, и тем самым себя обнаруживают. Приведу пример.

Перед вами оконная рама (рис. 3).

Она называется «иллюзией окна» или «окном Эймса», по имени ее автора, американского психолога. Это плоская модель рамы, которая насажена на ось. Моторчик вращает ось и приводит раму в движение.

Итак, я задаю вам вопрос: как вращается это «окно»? Вы отвечаете: «То туда, то сюда», и это ваше вполне четкое впечатление. Так? Так!

Ну, а теперь я вам скажу, что это впечатление ошибочно: рама все время вращалась в одну сторону, по часовой стрелке. Не верите? Да, трудно поверить: ведь вы отчетливо видели колебательные движения! И все-таки это так. А теперь разберемся, в чем тут дело.

Объяснение иллюзии надо начать с рассмотрения формы окна. Вы видите, что оно имеет форму трапеции. Основана эта иллюзия на очень сильном признаке глубины – линейной перспективе. В чем этот признак состоит? Он хорошо известен: если вы смотрите на уходящие вдаль рельсы, то они кажутся сходящимися, т. е. расстояние между ними кажется постепенно уменьшающимся.

Т

Рис. 3. Иллюзия вращающегося окна («окно Эймса»).

Ввиду искаженной формы окно при реальном вращении в одну сторону воспринимается как совершающее возвратно-поступатель­ные движения (большая сторона все время кажется находящейся ближе к наблюдателю, чем меньшая).

очно так же если вы смотрите на обычное окно в комнате под углом, то сторона, которая ближе к вам, выглядит большей, а та, которая дальше, – меньшей. Такая связь видимого размера и удаленности повторялась в вашем опыте многие тысячи раз на очень многих объектах. В результате теперь, когда вы видите одно из двух реально одинаковых тел меньше, то понимаете, что оно дальше, а точнее,видите его находящимся дальше. В этом и состоит суть обсуждаемого перцептивного автоматизма; его можно описать как «срабатывание» признака линейной перспективы.

Этот неосознаваемый процесс относится к группе автоматических актов, которые формируются без участия сознания. Уже маленькие дети фактически используют этот признак, не отдавая себе в нем отчета. Да и взрослые его непосредственно не осознают, а узнают о нем разве что из учебников психологии или руководств по проективному рисунку.

Итак, автор иллюзии использовал описанный перцептивный автоматизм – срабатывание признака линейной перспективы; это во-первых.

Во-вторых, он учел наш перцептивный опыт в отношении формы оконных рам, перцептивное «знание» того, что они прямоугольные, т. е. что их стороны одинаковые.

Главная «хитрость» его состояла в том, что он сделал окно непрямоугольным. В результате, когда окно поворачивается так, что его бóльшая сторона оказывается к вам ближе, вы видите расположение окна правильно: бóльшую сторону ближе, меньшую дальше. Когда же на вас начинает «находить» меньшая сторона, то ее размер (при убеждении, что стороны одинаковы) не позволяет «пропустить» ее вперед – и вы видите меньший край окна снова отходящим назад.

Механизмами такого рода много занимался Г. Гельмгольц. Для их описания он предложил термин «бессознательное умозаключение». Г. Гельмгольц подчеркивал, что слово «умозаключение» надо ставить в кавычки потому, что этот процесс подобен умозаключению только по результату: по природе же он отличается от истинного умозаключения, так как происходит бессознательно. Мы как бы рассуждаем, но на самом деле этого не делаем: за нас подобную работу производит неосознаваемый перцептивный процесс.

Например, в случае иллюзии окна процесс этот эквивалентен следующему умозаключению.

Известно, что когда одна из одинаковых сторон меньше, то она дальше (большая посылка).

Эта сторона – меньше (малая посылка).

Значит, она дальше (вывод).

Поскольку процесс протекает бессознательно, сознательные усилия изменить его не могут. Бессознательные умозаключения, по выражению Гельмгольца, «непреодолимы».

И действительно, сколько бы я вас ни убеждала, что на самом деле окно движется в одну сторону, сколько бы вы его не «трогали руками» (в буквальном или переносном смысле), вы все равно будете видеть его движение иллюзорно.

Спросим себя, а есть ли автоматические процессы в умственной сфере? Конечно, есть. Их так много, что сразу даже трудно выбрать какой-нибудь простой пример.

Лучше всего, наверное, обратиться к области математики. Именно там для нас наиболее очевиден процесс последовательного наслоения все более сложных действий, умений или знаний на автоматизированные предшествующие «слои». Уход более элементарных действий на неосознаваемый уровень сопровождается моментальным «усмотрением» того, что вначале требовало развернутого процесса мышления.

Рассмотрим такой алгебраический пример:

Чему равно это выражение? Одним словом, в ответе – единица. Так? Так. А теперь посмотрим, на что опиралось решение. Оно опиралось на непосредственное «вúдение» того, что, например, в числителе имеется неполный квадрат суммы и разность квадратов, а в знаменателе – разность кубов; на знание их разложения; на моментальное использование правила сокращения одинаковых сомножителей в числителе и знаменателе; на знание того, что 1 – это и 12 и 13, и т. д. Все эти «вúдения», «использования правил», «знания» – автоматизированные умственные действия, путь к которым состоял из многих и многих шагов, которые мы проделали, начиная с обучения в первом классе.

На этом мы заканчиваем знакомство с первым подклассом неосознаваемых механизмов и переходим ко второму – 6) явлениям неосознаваемой установки.

Понятие «установка» заняло в психологии очень важное место, наверное, потому, что явления установки пронизывают практически все сферы психической жизни человека.

В советской психологии существует целое направление – грузинская школа психологов – которое разрабатывает проблему установки в очень широком масштабе. Грузинские психологи являются непосредственными учениками и последователями выдающегося советского психолога Дмитрия Николаевича Узнадзе (1886-1950), который создал теорию установки и организовал разработку этой проблемы силами большого коллектива.

Собственно теорию установки я с вами разбирать не буду: это большая и сложная тема. Ограничусь знакомством с явлениями неосознаваемой установки.

Прежде всего, что такое установка. По определению, это – готовность организма или субъекта к совершению определенного действия или к реагированию в определенном направлении.

Замечу, что речь идет именно о готовности к предстоящему действию. Если навык относится к периоду осуществления действия, то установка – к периоду, который ему предшествует.

Фактов, демонстрирующих готовность, или предварительную настройку организма к действию, чрезвычайно много, и они очень разнообразны. Как я уже говорила, они относятся к разным сферам психической жизни индивида.

Например, ребенок задолго до годовалого возраста, пытаясь взять предмет, подстраивает кисть руки под его форму: если это маленькая крошечка, то он сближает и вытягивает пальцы, если это круглый предмет, он округляет и разводит пальцы и т. д. Подобные пред настройки позы руки иллюстрируют моторную установку.

Спринтер на старте находится в состоянии готовности к рывку – это тоже моторная установка.

Если вы сидите в темной комнате и со страхом ждете чего-то угрожающего, то иногда и в самом деле начинаете слышать шаги или подозрительные шорохи. Поговорка «у страха глаза велики» отражает явления перцептивной установки.

Когда вам дается какой-нибудь математический пример, выраженный в тригонометрических символах, то у вас создается установка решать его с помощью формул тригонометрии, хотя иногда это решение сводится к простым алгебраическим преобразованиям. Это пример умственной установки.

Состояние готовности, или установка, имеет очень важное функциональное значение. Субъект, подготовленный к определенному действию, имеет возможность осуществить его быстро и точно, т. е. более эффективно.

Но иногда механизмы установки вводят человека в заблуждение (пример необоснованного страха).

Приведу вам еще один пример, на этот раз заимствуя его из древнекитайского литературного памятника.

«Пропал у одного человека топор. Подумал он на сына своего соседа и стал к нему приглядываться: ходит, как укравший топор, глядит, как укравший топор, говорит, как укравший топор. Словом, каждый жест, каждое движение выдают в нем вора.

Но вскоре тот человек стал вскапывать землю в долине и нашел свой топор. На другой же день посмотрел на сына соседа: ни жестом, ни движением не похож он на вора» [9, с. 271].

Именно «ошибки установки», которые проявляются в ошибочных действиях, восприятиях или оценках, относятся к наиболее выразительным ее проявлениям и раньше всего привлекли внимание психологов.

Надо сказать, что не всякая установка неосознаваема. Можно сознательно ждать страшного – и действительно видеть страшное, можно осознанно подозревать человека в краже топора – и действительно видеть, что он ходит, «как укравший топор».

Но наибольший интерес представляют проявления именно неосознаваемой установки. Именно с них и начались экспериментальные и теоретические исследования в школе Д. Н. Узнадзе 11131.

Основные опыты, которые явились отправной точкой для дальнейшего развития концепции Д. Н. Узнадзе, проходили следующим образом. Испытуемому давали в руки два шара разного объема и просили оценить, в какой руке тар больше. Больший шар, предположим, давался в левую руку, меньший – в правую. Испытуемый правильно оценивал объемы шаров, и проба повторялась: снова в левую руку давали больший шар, а в правую меньший, и испытуемый снова правильно оценивал объемы. Снова повторялась проба, и так раз пятнадцать подряд*.

Наконец, в очередной, шестнадцатой, пробе неожиданно для испытуемого давались два одинаковых шара с той же самой инструкцией: «сравнить их объемы». вот оказалось, что испытуемый в этой последней, KOнтрольной пробе оценивал шары ошибочно: он воспринимал их снова как разные по объему. Зафиксировавшаяся установка на то, что в левую руку будет дан больший шар, определяла, или направляла, перцептивный процесс, испытуемые, как правило, говорили, что в левой руке шар меньше. Правда, иногда ответы были также, как и в установочных пробах, т. е. что в левой руке шар больше. Ошибки первого типа были названы контрастными иллюзиями установки, ошибки второго типа – ассимилятивными иллюзиями установки.

Д. Н. Узнадзе и его сотрудники подробно изучив условия возникновения иллюзий каждого типа, но я не буду на них сейчас останавливаться. Важно другое убедиться, что установка в данном случае была действительно неосознаваемой.

Непосредственно это не очевидно. Более того, можно предположить, что в подготовительных пробах испытуемые вполне осознавали, что идут однотипные предявления, и начинали сознательно ждать такой же пробы в очередной раз.

Предположение это абсолютно справедливо, и для того, чтобы его проверить, Д. Н. Узнадзе проводит контрольный эксперимент с гипнозом.

Испытуемого усыпляют и в состоянии гипноза проводят предварительные установочные пробы. Затем испытуемый пробуждается, но перед тем ему внушается, что он ничего не будет помнить. Вслед за пробуждением му дается всего одна, контрольная проба. И вот окаывается, что в ней испытуемый дает ошибочный ответ, хотя он не знает, что до того ему много раз предъявлялись шары разного размера. Установка у него образовалась и теперь проявилась типичным для нее образом.

Итак, описанными опытами было доказано, что процессы образования и действия установки изучаемого типа не осознаются.

Д. Н. Узнадзе, а за ним и его последователи придали принципиальное значение этим результатам. Они увидели в явлениях неосознаваемой установки свидетельство существования особой, «досознательной», формы психики. По их мнению, это ранняя (в генетическом и функциональном смысле) ступень развития любого сознательного процесса.

Можно различным образом относиться к той или иной теоретической интерпретации явлений неосознаваемой установки, но безусловный факт состоит в том, что эти явления, как и рассмотренные выше автоматизмы, обнаруживают многоуровневую природу психических процессов.

Перейдем к третьему подклассу неосознаваемых механизмов – в) неосознаваемым сопровождениям сознательных действий.

Не все неосознаваемые компоненты действий имеют одинаковую функциональную нагрузку. Некоторые из них реализуют сознательные действия – и они отнесены к первому подклассу; другие подготавливают действия – и они описаны во втором подклассе.

Наконец, существуют неосознаваемые процессы, которые просто сопровождают Действия, и они выделены нами в третий подкласс. Этих процессов большое количество, и они чрезвычайно интересны для психологии. Приведу примеры.

Вам, наверное, приходилось наблюдать, как человек, орудующий ножницами, двигает челюстями в ритме этих движений. Что это за движения? Можно ли отнести их к двигательным навыкам? Нет, потому что движения челюстями не реализуют действие; они также никак не подготавливают его, они лишь сопровождают его.

Другой пример. Когда игрок на бильярде пускает шар мимо лузы, то часто он пытается «выправить» его движение вполне бесполезным движением рук, корпуса или кия.

Студенты на экзаменах часто очень сильно зажимают ручку или ломают карандаш, когда их просишь, например, нарисовать график, особенно если они в этом графике не очень уверены.

Человек, который смотрит на другого, порезавшего, например, палец, строит горестную гримасу, сопереживая ему, и совершенно этого не замечает.

Итак, в группу процессов третьего подкласса входят непроизвольные движения, тонические напряжения, мимика и пантомимика, а также большой класс вегетативных реакций, сопровождающих действия и состояния человека.

Многие из этих процессов, особенно вегетативные компоненты, составляют классический объект физиологии. Тем не менее, как я уже сказала, они чрезвычайно важны для психологии. Важность эта определяется двумя обстоятельствами.

Во-первых, обсуждаемые процессы включены в общение между людьми и представляют собой важнейшие дополнительные (наряду с речью) средства коммуникации.

Во-вторых, они могут быть использованы как объективные показатели различных психологических характеристик человека – его намерений, отношений, скрытых желаний, мыслей и т. д. Именно с расчетом на эти процессы в экспериментальной психологии ведется интенсивная разработка так называемых объективных индикаторов (или физиологических коррелятов) психологических процессов и состояний.

Для пояснения обоих пунктов снова приведу примеры.

Первый пример будет развернутой иллюстрацией того, как можно непроизвольно и неосознаваемо передавать информацию другому лицу.

Речь пойдет о «таинственном» феномене «чтения мыслей» с помощью мышечного чувства. Вы, наверное, слышали о сеансах, которые дают некоторые лица с эстрады. Суть их искусства состоит в действительно уникальной способности воспринимать у другого лица так называемые идеомоторные акты, т. е. тончайшие мышечные напряжения и микродвижения, которые сопровождают усиленное представление какого-то действия.

Однажды мне довелось посетить сеанс В. Мессинга, одного из самых известных «чтецов мыслей», и я поделюсь с вами своими впечатлениями.

Его сеансы обычно проходили так. Из публики писались в жюри записки с заданиями: жюри (составленное из зрителей) знакомилось с ними и приглашало автора одного из заданий на сцену, чтобы тот выступил в роли мысленного транслятора, или индуктора. Для этого он должен был, положив свою руку на предплечье В. Мессинга, усиленно думать о предстоящем действии. Индуктор предупреждался, что, если В. Мессинг будет делать не то, следует мысленно решительно говорить ему «нет»!

Нужно заметить, что круг задач, которые выполнял В. Мессинг, был достаточно ограничен. Перед началом сеанса его ассистент перечислял, чтó Мессинг не берется отгадывать: он не воспроизводил задуманные тексты или стихотворения, не писал под диктовку, не отгадывал рисунки, ноты и т. п.

А что же он брался делать? Для примера проводились наиболее выдающиеся случаи его отгадок. Например, однажды Мессинг отыскал в зале задуманный ряд, подошел к зрителю, сидящему на определенном месте, вынул у него из кармана пиджака карманные шахматы, расставил фигуры заданным образом и сделал заданный ход. Или: нашел книгу, в ней – указанную страницу и прочитал задуманную строчку.

Пристальный анализ подобных задач показывает, что все они имеют «маршрутный» или «адресный» характер, т. е. требуют куда-то пойти, где-то остановиться, что-то куда-то передвинуть и т.п. И вот человек, усиленно думая о нужном движении, сам того не замечая, слегка подталкивает В. Мессинга в нужном направлении и останавливает в нужном месте.

Вы скажете: «Ну хорошо, «подтолкнуть» человека к тому, чтобы он сошел со сцены в зал, «провести» его по рядам, «остановить» около нужного ряда и места это еще возможно. Но как же дальше? Как быть, на пример, с расстановкой шахмат?»

Отвечу, в подобных задачах Мессингу помогла дополнительный прием – совершение непрерывных пробующих движений, на каждое из которых он получал сигналы «разрешения» или «запрета».

Чтобы не быть голословной, поделюсь личным опытом: на уже упомянутом сеансе мне посчастливилось выступить в роли индуктора.

Задуманная мною задача состояла из нескольких простых действий. Сначала надо было, идя по сцене, описать траекторию восьмерки, обогнув последовательно стол жюри и стол ассистента, потом пройти тот же маршрут в обратном направлении, наконец, подойти к роялю на сцене, повернуть стул сиденьем наружу и сесть на него. Вот и все.

Надо сказать, что Мессинг начинал с того, что приводил индуктора в особое состояние. Он поставил меня перед собой – учтите, что все это происходило на сцене, на нас были направлены прожектора, а также взоры нескольких сот зрителей. К тому же сам Мессинг был очень возбужден, он «ел» меня глазами, делал перед моим лицом какие-то пассы, проводил руками по моим рукам, требуя расслабиться, и в то же время приказывал нервными отрывочными фразами: «Прошу вас, смотрите на меня, смотрите на меня, смотрите на меня! Думайте, думайте! Думайте, думайте!» Потом дал мне руку – рука сильно дрожала; я подумала, что, наверное, это тоже специальная мера, чтобы «раскачать» и мою руку и чтобы она лучше «транслировала» мои намерения.

Наконец, задав очень быстрый темп движения, он двинулся вперед, так что я за ним еле успевала.

Мы проделали половину «восьмерки», когда я решила, продолжая думать о задании, проконтролировать свою руку, чтобы она двигательного ничего не сообщала. Как только я приняла это решение, Мессинг сделал совершенно ненужную петлю, во время которой мы чуть вообще не сбежали со сцены. (Надо сказать, что подавляющее большинство задач до этого решались в зале, и он привык отправляться в зал.)

Только большими усилиями руки (уже вполне сознательными) мне удалось вернуть его на нашу «восьмерку».

Наконец, мы подошли к стулу у рояля – и здесь случилось нечто совершенно непредвиденное. На стуле случайно оказался кошелек, кем-то забытый. Кошелек никак не входил в программу, но Мессинг этого не мог знать. Он схватил кошелек и стал вертеть его в руках. Я «думала» изо всех сил, что ему не надо этого делать (что выражалось, как я чувствовала, в энергичных запрещающих сжатиях моей руки)Он, конечно, воспринимал эти сигналы, но продолжал искать в ложном направлении: побежал к своему рабочему столику, открыл кошелек и стал выкидывать все, что там лежало.

Здесь я уже совсем пришла в ужас, и изо всех сил транслировала ему «запрещения», но он только говорил: «Мне больно, мне больно!» – и продолжал действовать в том же духе. Среди прочих вещей в кошельке оказалась автобусная книжечка. Он ее то вкладывал, то выкладывал, а в конце концов начал отрывать от нее один билетик за другим (смотрите, какая изобретательность в поиске!).

Наконец, мне удалось почти буквально «оттащить» его назад к роялю. Надо сказать, что к этому моменту мне уже захотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Я уже не следила за тем, чтобы не подавать знаков, наоборот, старалась подавать их изо всех сил.

Итак, мы подошли к стулу, и я стала «думать», чтобы он его повернул (такими несколько поворачивающими движениями руки).

И Мессинг начал, действительно, поворачивать стул, но, увы вверх ногами! Я усиленно думала, что его надо повернуть не так, а вот так, но ничего не действовало, 0ц вертел его минуты три; наконец, стул оказался в нужном положении, и я резко расслабила руку.

Но еще не конец, и Мессинг это чувствовал. Теперь по программе записки, которая находилась перед глазами жюри, надо было сесть на стул. И вот эта задача оказалась самой трудной! Ведь она была «неадресной»! Нужно было придать определенную позу своему телу, и это-то как раз труднее всего было отгадать по мышечным усилиям моей руки.

И когда в ответ на мое усиленное думание Мессинг снова начал переворачивать стул вверх ногами, мне пришлось перейти на старый, проверенный способ передачи мыслей – сказать ему сквозь зубы: «Сядьте!» – и только тогда наше выступление закончилось.

Итак, еще раз: во-первых, большая активность и изобретательность при поиске нужного действия и, во-вторых, высокая чувствительность к идеомоторным сигналам – этих двух способностей достаточно для выполнения сложных «адресных» задач при так называемом чтении мыслей.

Теперь спросим себя: а происходит ли неосознаваемая передача информации в обыденной жизни, в профессиональной деятельности? Конечно, происходит. Вспомним некоторые виды спорта, которые требуют точного согласования движений партнеров, например, парное фигурное катание. Хотя этот вопрос и не исследовался специально, с большой вероятностью можно предположить, что удивительная слаженность у фигуристов достигается за счет взаимного восприятия мимолетных мышечных напряжении, перераспределений тонуса, незаметных подготовительных движений и т. п. Заметим, что сознание спортсменов обычно занято художественной стороной исполнения, так что взаимный обмен двигательной информацией, скорее всего, проходит на неосознаваемом уровне.

Возьмем другой пример: боксеры и фехтовальщики. Должны они уметь разгадывать готовящиеся удары противника? Обязательно должны. И вот та непрерывная двигательная активность, в которой находится фехтующий или боксирующий спортсмен, наверняка, направлена не только на подготовку нужного движения, но и на маскировку его. Канал общения между противниками как бы забивается лишними движениями, и последние организуются как мера предотвращения невольной, неосознаваемой передачи информации.

Но сделаем шаг в еще более широкую область – повседневное общение людей друг с другом. Неосознаваемые и полуосознаваемые компоненты речевой моторики постоянно обнаруживают наши состояния и настроения. Ведь голос человека может приобретать массу оттенков: быть глухим, звонким, хриплым, металлическим, дрожащим, мягким, и всеми этими качествами он обязан тонической активности голосовых связок и артикуляционного аппарата. Она, как и напряжения руки, далеше не всегда осознается, особенно ввиду того, что главная функция речевых движений состоит в передаче смысла и сознание занято преимущественно этой их стороной

Важно подчеркнуть, что эмоционально-выразительные сопровождения подобных действий часто- не осознаются не только лицом, «индуцирующим» сигналы этого рода, но и тем, кто их воспринимает.

Сколько раз вам, наверное, приходилось наблюдать как один человек перенимает у другого позы, жесты манеру говорить, совершенно не замечая этого. Способность неосознаваемых компонентов общения оказывать на другое лицо также неосознаваемое действие является одним из самых замечательных их свойств. Можно думать, что свойство это уходит корнями в биологические механизмы подражания и эмоционального заражения, которые играют ведущую роль в коммуникации животных.

Сказанного, наверное, достаточно, чтобы понять, почему в экспериментальной психологии издавна предпринимались попытки обнаружить, и по возможности зарегистрировать, неосознаваемые компоненты действий и состояний человека.

В качестве примера я приведу одно исследование, которое было проведено в 20-х гг. нашего века молодым тогда психологом А. Р. Лурией, впоследствии ученым с мировым именем, профессором Московского университета.

В основу этого исследования был положен так называемый ассоциативный эксперимент, предложенный в начал века К. Юнгом для выявления скрытых аффективных комплексов. В таком эксперименте испытуемому обычно предъявляют длинный список слов, на каждое из которых он должен ответить первым приходящим в голову словом.

А. Р. Лурия внес в описанную методику следующую модификацию: он спросил испытуемого вместе с произнесением ответного слова нажимать на очень чувствительный датчик (это была мембрана пневматического барабанчика).

Таким образом, словесный ответ сочетался, или сопрягался, с моторной ручной реакцией, ввиду чего методика в целом и получила название сопряженной моторной методики А. Р. Лурии [69].

И вот что оказалось. Если предлагаемое слово было нейтральным, то через положенное время, в среднем спустя 2-3 с, следовал ответ (например, дом – окно, стол – стул) и запись моторной реакции имела острый пик, который означал уверенное нажатие на датчик. Если же предлагалось эмоционально окрашенное слово, то время речевой реакции увеличивалось до 10-25 и более секунд, но это было известно и раньше. Что же касается моторного ответа, то он тоже задерживался, но до явного нажатия в руке разыгрывалась своего рода «тоническая буря»: на записи руки можно было видеть подъемы и спады, снова подъемы, дрожь и т. п. Все это отражало «смятение» испытуемого в период подыскания подходящего ответа.

Эта методика была применена А. Р. Лурией к лицам, которые находились под следствием и подозревались в преступлении.

Вот один пример. Субъекту, причастному к убийству, дается слово «полотенце» (для него это значимое слово, так как во время преступления жертва при сопротивлении поранила ему руку и он оторвал кусок полотенца, чтобы перевязать рану).

Следует период молчания в течение 7 с. Одновременно в моторной сфере наблюдается тоническое волнение,- на записи медленно поднимается «горб» с неровной, колеблющейся формой; внешняя же реакция так и не наступает [69, с. 232].

В настоящее время высокая техническая оснащенность психологического эксперимента позволила изучить и применять в целях диагностики различных психических состояний человека (эмоционального возбуждения, напряжения, стресса, концентрации внимания и др.) десятки объективных индикаторов. Среди них и традиционные физиологические показатели, такие как пульс, частота дыхания, кровяное давление, электрическая активность мозга и такие недавно изученные индикаторы, как, например, микродвижения глаз, зрачковая реакция и др.

Любопытные результаты были получены в одном американском исследовании, где для выявления эмоциональных состояний использовалась регистрация ширины зрачка.

Испытуемым-студентам (мужчинам и женщинам) предъявлялись картины различного содержания. Среди них были фигура обнаженного мужчины, фигура обнаженной женщины, изображение матери с ребенком и пейзаж.

Как видно на рис. 4, у испытуемых-мужчин ширина зрачка оказалась наибольшей при рассматривании фигуры женщины, а у женщин – при восприятии матери и ребенка. Кстати с помощью этого метода оказалось возможным выявлять лиц-гомосексуалистов.

В целом в ходе исследований подобного рода обнаружилась следующая важная в теоретическом и практическом отношении закономерность. Когда перед человеком возникает задача овладения собственными выразительными реакциями, то он решает ее с разным успехом в отношении реакций различного типа.

Рис. 4. Изменение ширины зрачка (неосознаваемый компонент эмоциональных реакций) при восприятии различных изображений.

Легче всего человеку удается контролировать внешние воздействия (слова, движения, и пр.), заметно труднее – мышечную тонику (позу, мимику, интонацию).

Наконец, на последнем месте оказываются такие вегетативные компоненты действий, как слезы, дрожь, изменения зрачка и т. п. Из сказанного ясно, что мало осознаваемые реакции могут быть наиболее информативными и, возможно, наиболее действенными в плане передачи эмоциональных состояний в процессе общения.

Лекция 6 Неосознаваемые Процессы (продолжение)

Неосознаваемые побудители действий:

З. Фрейд и его представления о бессознательном.

Формы проявления бессознательного;

Методы психоанализа.

«Надсознательные» процессы.

Сознание и неосознаваемое психическое.

Методы выявления неосознаваемых процессов

Обратимся ко второму большому классу неосознаваемых процессов – неосознаваемым побудителям сознательных действий.

Эта тема тесно связана прежде всего с именем Зигмунда Фрейда. Сначала несколько слов о самом 3. Фрейде.

Он прожил 83 года (1856-1939), и почти 80 лет из них провел в Вене. После окончания медицинского факультета Венского университета 3. Фрейд некоторое время пробыл в Париже, в клинике известного в то время психиатра Шарко, а затем вернулся в Вену, где стал работать в качестве практикующего врача.

Вскоре после начала своей врачебной деятельности он занялся разработкой теоретических проблем личности и особого метода лечения психических заболеваний, в основном неврозов. Как теория Фрейда, так и его метод лечения, названный им психоаналитическим, стали очень популярны. Сам З. Фрейд считается одним из самых известных психологов XX в.

Однако отношение к теории З. Фрейда и к его взглядам в целом было очень противоречивым. Его теория, как никакая другая с самого начала подвергалась ожесточенной критике и даже осуждению.

С чем же связано такое противоречивое отношение к творчеству Фрейда? Одна из причин состоит в том, что З. Фрейд был сам очень противоречив. Когда читаешь его тексты, то удивляешься присутствию в них элементов прямо противоположного рода. С одной стороны, он очень внимателен к фактам, можно сказать, великий знаток фактов. С ними он очень корректно работает, интересно обобщает, выдвигает смелые теоретические положения и снова доказывает их фактами. С другой стороны, в его текстах встречаешь теоретические построения, практически ничем не обоснованные.

Надо сказать, что удельные веса того и другого компонентов очень разные в различных его произведениях. И чем раньше написан текст, тем больше корректной работы с фактами, а чем позднее – тем больше теоретических спекуляций. Возникает впечатление, что че1л больше росла слава 3. Фрейда, тем больше он начинал верить в то, что его построения верны, и становился менее самокритичен.

К тому же надо добавить, что критику своей теории он принимал как подтверждение последней. Согласно его теории человек не пропускает в сознание всю правду о себе. Точно так же и человечество, говорил Фрейд, не хочет принять его учение об истинной природе человека, и критика его теории есть работа тех же самых механизмов защиты и вытеснения, которые действуют в индивидуальной психике, но только в масштабе общественного сознания.

3. Фрейд был современником В. Вундта, В. Джемса и Э. Титченера. Когда он начал создавать свою теорию, то отчетливо понимал, насколько она расходится с традиционной психологией, т. е. с психологией сознания.

Говорят, однажды он сравнил Вундта с легендарным великаном, у которого была снесена голова, а он, в пылу битвы не замечая этого, продолжал сражаться. Фрейд заметил, что традиционная психология, по-видимому, умерщвлена его учением о сновидениях, но она этого пока не замечает и продолжает поучать дальше.

3. Фрейд обладал непримиримым характером. Он растерял почти всех своих учеников, которые пытались как-то изменить или дополнить его доктрину. Поскольку психоанализ пробивает себе дорогу с величайшим трудом, считал он, каждое отступление следует рассматривать как предательство.

Я остановлюсь далее на одном наиболее позитивном вкладе Фрейда – описании и анализе неосознаваемых причин некоторых психических явлений и действий.

Маленькая историческая справка. Интерес к неосознаваемым процессам возник у Фрейда в самом начале его врачебной деятельности. Толчком послужила демонстрация так называемого постгипнотического внушения, на которой Фрейд присутствовал и которая произвела на него потрясающее впечатление.

Одной даме внушили в гипнозе, что она по пробуждении должна взять зонтик кого-то из гостей, стоящий в углу комнаты. Когда она проснулась, то действительно взяла зонтик и раскрыла его. На вопрос, зачем она это сделала, дама ответила, что захотела проверить, исправен ли зонтик. Когда же ей заметили, что зонтик чужой, она смутилась и поставила его на место.

Подобные факты были известны и до Фрейда. Приведу описание еще одного интересного случая, принадлежащее французскому психиатру XIX в. Ш. Рише, который много занимался гипнозом.

Врач внушил в гипнозе одной своей пациентке, чтобы та пришла к нему через неделю; он внушил ей также, что по пробуждении она не будет помнить об этом задании. Прошла неделя, и в назначенный день и час раздался звонок. Появилась пациентка со следующими словами: «Я решительно не знаю, зачем пришла; погода ужасная. У меня дома гости. Я бежала, чтоб сюда скорее дойти; мне некогда у вас оставаться, я должна немедленно уйти. Это просто нелепо. Я совершенно не понимаю, зачем пришла» [91, с. 141].

Но вернемся к 3. Фрейду. Какие особенности феномена постгипнотического внушения привлекли его внимание? Во-первых, неосознаваемость причин совершаемых действий. Во-вторых, абсолютная действенность этих причин: человек выполняет задание, несмотря на то, что сам не знает, почему он это делает. В-третьих, стремление подыскать объяснение, или мотивировку, своему действию. Наконец, в-четвертых, возможность иногда путем длительных расспросов привести человека к воспоминанию об истинной причине его действия, по крайней мере так было в случае с зонтиком.

На основании анализа подобных и многих других фактов – о них я скажу позже – 3. Фрейд создал свою теорию бессознательного. Согласно ей в психике человека существуют три сферы, или области: сознание, предсознание и бессознательное.

Типичными обитателями предсознательной сферы, по мнению Фрейда, являются скрытые, или латентные, знания. Это те знания, которыми человек располагает, но которые в данный момент в его сознании не присутствуют. Вы, например, очень хорошо знаете имя и отчество своей тети или бабушки, но до того, как я упомянула об этом, актуально их не осознавали. Точно так же вы хорошо знаете теорему Пифагора, но и она не присутствует постоянно в вашем сознании.

Таким образом, по Фрейду, психика шире, чем сознание. Скрытые знания – это тоже психические образования, но они неосознанны. Для их осознания, впрочем, нужно только усилить следы прошлых впечатлений.

Фрейд считает возможным поместить эти содержания в сферу, непосредственно примыкающую к сознанию (в предсознание), поскольку они при необходимости легко переводятся в сознание.

Что же касается области бессознательного, то она обладает совершенно другими свойствами.

Прежде всего содержания этой области не осознаются не потому, что они слабы, как в случае с латентными знаниями. Нет, они сильны, и сила их проявляется в том, что они оказывают влияние на наши действия и состояния. Итак, первое отличительное свойство бессознательных представлений – это их действенность. Второе их свойство состоит в том, что они с трудом переходят в сознание. Объясняется это работой двух механизмов, которые постулирует Фрейд, – механизмов вытеснения и сопротивления.

По мнению 3. Фрейда, психическая жизнь человека определяется его влечениями, главное из которых – сексуальное влечение (либидо).

Оно существует уже у младенца, хотя в детстве оно проходит через ряд стадий и форм. Ввиду множества социальных запретов сексуальные переживания и связанные с ними представления вытесняются из сознания и живут в сфере бессознательного. Они имеют большой энергетический заряд, однако в сознание не пропускаются: сознание оказывает им сопротивление. Тем не менее они прорываются в сознательную жизнь человека, принимая искаженную или символическую форму.

Фрейд выделил три основные формы проявления бессознательного: это сновидения, ошибочные действия (забывание вещей, намерений, имен; описки, оговорки и т. п.) и невротические симптомы.

Невротические симптомы были главными проявлениями, с которыми начал работать Фрейд. Вот один пример из его врачебной практики.

Молодая девушка заболела тяжелым неврозом после того, как, подойдя к постели умершей сестры, на мгновение подумала о своем шурине (муже сестры): «Теперь он свободен и сможет на мне жениться». Эта мысль была тут же ею вытеснена как совершенно неподобающая в данных обстоятельствах, и, заболев, девушка совершенно забыла всю сцену у постели сестры. Однако во время лечения она с большим трудом и волнением вспомнила ее, после чего наступило выздоровление.

Согласно представлениям 3. Фрейда, невротические симптомы – это следы вытесненных травмирующих переживаний, которые образуют в сфере бессознательного сильно заряженный очаг и оттуда производят разрушительную работу. Очаг должен быть вскрыт и разряжен – и тогда невроз лишится своей причины.

Обратимся к случаям проявления неосознаваемых причин действий в обыденной жизни, которые в ранний период своей научной деятельности в большом количестве собрал и описал 3. Фрейд [123].

Далеко не всегда (и вы сейчас это увидите) в основе симптомов лежит подавленное сексуальное влечение. В повседневной жизни возникает много неприятных переживаний, которые не связаны с сексуальной сферой, и тем не менее они подавляются или вытесняются субъектом. Они также образуют аффективные очаги, которые «прорываются» в ошибочных действиях.

Вот несколько случаев из наблюдений 3. Фрейда.

Первый относится к анализу «провала» его собственной памяти. Однажды Фрейд поспорил со своим знакомым по поводу того, сколько в хорошо известной им обоим дачной местности ресторанов: два или три? Знакомый утверждал, что три, а Фрейд – что два. Он назвал эти два и настаивал, что третьего нет. Однако этот третий ресторан все-таки был. Он имел то же название, что и имя одного коллеги Фрейда, с которым тот находился в натянутых отношениях.

Другой пример. Один знакомый Фрейда сдавал экзамен по философии (типа кандидатского минимума).

Ему достался вопрос об учении Эпикура. Экзаменатор спросил, не знает ли он более поздних последователей Эпикура, на что экзаменующийся ответил: «Как же, Пьер Гассенди». Он назвал это имя потому, что два дня назад слышал в кафе разговор о Гассенди как об ученике Эпикура, хотя сам его работ не читал. Довольный экзаменатор спросил, откуда он знает это имя, и знакомый солгал, ответив, что специально интересовался работами этого философа.

После этого случая имя П. Гассенди, по словам знакомого Фрейда, постоянно выпадало из его памяти: «По-видимому, виной тому моя совесть, – заметил он, – я и тогда не должен был знать этого имени, вот и сейчас постоянно его забываю» [123, с. 112].

Следующий пример относится к оговоркам. 3. Фрейд считал, что оговорки возникают не случайно: в них прорываются истинные (скрываемые) намерения и переживания человека.

Однажды председатель собрания, который по некоторым личным причинам не хотел, чтобы собрание состоялось, открывая его, произнес: «Разрешите считать наше собрание закрытым».

А вот пример ошибочного действия. Когда Фрейд был молодым практикующим врачом и ходил к больным на дом (а не они к нему), он заметил, что перед дверями некоторых квартир он вместо того чтобы позвонить, доставал собственный ключ. Проанализировав свои переживания, он нашел, что это случалось у дверей тех больных, где он чувствовал себя «как дома» [123, с. 147].

В психоанализе был разработан ряд методов выявления бессознательных аффективных комплексов. Главные из них – это метод свободных ассоциаций и метод анализа сновидений. Оба метода предполагают активную работу психоаналитика, заключающуюся в толковании непрерывно продуцируемых пациентом слов (метод свободных ассоциаций) или сновидений.

С той же целью используется уже частично знакомый вам ассоциативный эксперимент. Расскажу об этом методе более подробно, так как он наиболее простой.

Вы уже знаете, что в ассоциативном эксперименте испытуемому или пациенту предлагают быстро отвечать любым пришедшим в голову словом на предъявляемые слова. И вот оказывается, что после нескольких десятков проб в ответах испытуемого начинают появляться слова, связанные с его скрытыми переживаниями.

Если вы читали рассказ К. Чапека «Эксперимент доктора Роуса», то могли составить себе представление о том, как это все происходит.

Передам вам краткое содержание рассказа. В чешский городок приезжает американский профессор-психолог, чех по происхождению. Объявляется, что он продемонстрирует свое профессиональное мастерство. Собирается публика – знать города, журналисты и другие лица. Вводят преступника, который подозревается в убийстве. Профессор диктует ему слова, предлагая отвечать первым пришедшим в голову словом. Сначала преступник вообще не желает иметь с ним дело. Но потом игра «в слова» его увлекает, и он в нее втягивается. Профессор дает сначала нейтральные слова: пиво, улица, собака. Но постепенно он начинает включать слова, связанные с обстоятельствами преступления. Предлагается слово «кафе», ответ – «шоссе», дается слово «пятна», ответ – «мешок» (потом было выяснено, что пятна крови были вытерты мешком); на слово «спрятать» – ответ «зарыть», «лопата» – «яма», «яма» – «забор» и т. д,

Короче говоря, после сеанса по рекомендации профессора полицейские отправляются в некоторое место около забора, раскапывают яму и находят спрятанный труп [129].

У нас нет возможности разбирать далее теорию и технику психоанализа, равно как и его критику. Все это требует специального курса лекций. Моя цель была лишь познакомить вас с главным вкладом 3. Фрейда – открытием им сферы динамического бессознательного и описанием форм его проявления.

Обратимся к третьему классу неосознаваемых процессов, которые я условно обозначила как «надсознательные» процессы. Если попытаться кратко их охарактеризовать, то можно сказать, что это процессы образования некоего интегрального продукта большой сознательной работы, который затем «вторгается» в сознательную жизнь человека и, как правило, меняет ее течение.

Чтобы понять, о чем идет речь, представьте себе, что вы заняты решением проблемы, о которой думаете изо дня в день в течение длительного времени, исчисляемого неделями и даже месяцами или годами. Это жизненно важная проблема. Вы думаете над каким-то вопросом, или о каком-то лице, или над каким-то событием, которое не поняли до конца и которое вас почему-то очень затронуло, вызвало мучительные размышления, колебания, сомнения. Думая над вашей проблемой, вы перебираете и анализируете различные впечатления и события, высказываете предположения, проверяете их, спорите с собой и с другими. И вот в один прекрасный день все проясняется – как будто пелена падает с ваших глаз. Иногда это случается неожиданно и как бы само собой, иногда поводом оказывается еще одно рядовое впечатление, но это впечатление как последняя капля воды, переполнившая чашу. Вы вдруг приобретаете совершенно новый взгляд на предмет, и это уже не рядовой взгляд, не один из тех вариантов, которые вы перебирали ранее. Он качественно новый; он остается в вас и порой ведет к важному повороту в вашей жизни.

Таким образом, то, что вошло в ваше сознание, является действительно интегральным продуктом предшествовавшего процесса. Однако вы не имели четкого представления о ходе последнего. Вы знали только то, о чем думали и что переживали в каждый данный момент или в ограниченный период времени. Весь же большой процесс, который по всем признакам происходил в вас, вами вовсе не прослеживался.

Почему же подобные процессы следует поместить вне сознания? Потому, что они отличаются от сознательных процессов, по крайней мере, в следующих двух важных отношениях.

Во-первых, субъект не знает того конечного итога, к которому приведет «надсознательный» процесс. Сознательные же процессы предполагают цель .действия, т. е. ясное осознание результата, к которому субъект стремится. Во-вторых, неизвестен момент, когда «надсознательный» процесс закончится; часто он завершается внезапно, неожиданно для субъекта. Сознательные же действия, напротив, предполагают контроль за приближением к цели и приблизительную оценку момента, когда она будет достигнута.

Судя по феноменологическим описаниям, к обсуждаемому классу «надсознательных» процессов следует отнести процессы творческого мышления, процессы переживания большого горя или больших жизненных событий, кризисы чувств, личностные кризисы и т. п.

Одним из первых психологов, который обратил специальное внимание на эти процессы, был В. Джемс. Он собрал на этот счет массу ярких описаний, которые изложены в его книге «Многообразие религиозного опыта» [33]. В качестве более поздних работ на эту тему (на русском языке) можно назвать небольшие статьи 3. Фрейда [121], Э. Линдемана [61], сравнительно недавно опубликованную книгу Ф. Е. Василюка [19] и др.

Приведу два развернутых примера, которые разбираются В. Джемсом. Первый пример Джемс заимствует у Л. Н. Толстого.

«Мне рассказывал С., – пишет Л. Н. Толстой, – умный и правдивый человек, как он перестал верить. Лет 26-ти уже, он раз на ночлеге во время охоты, по старой, с детства принятой привычке, встал вечером на молитву. Старший брат, бывший с ним на охоте, лежал на сене и смотрел на него. Когда С. кончил и стал ложиться, брат его сказал ему: «А ты все еще делаешь это?» И больше ничего они не сказали друг другу. И С. перестал с того дня становиться на молитву и ходить в церковь… И не потому, чтобы он знал убеждения своего брата и присоединился к ним, не потому, чтоб он решил что-то в своей душе, а только потому, что слово это, сказанное братом, было как толчок пальцем в стену, которая готова была упасть от собственной тяжести; слово было только указанием на то, что там, где он думает, что есть вера, давно пустое место, и что потому слова, которые он говорит, и кресты, и поклоны, которые он кладет во время стояния на молитве, суть вполне бессмысленные действия. Сознав их бессмысленность, он не мог продолжать их» [цит. по: 33, с. 167].

Заметьте, что с человеком, от лица которого ведется рассказ, случалось как раз то, что я описала в абстрактном примере: в один прекрасный день он обнаружил, что потерял веру; что его вера – как стена, которая уже не поддерживается ничем, и ее достаточно тронуть пальцем, чтобы она упала, в роли этого «пальца» и выступил равнодушный вопрос брата. Тем самым как бы подчеркивается, что не столько вопрос брата, сколько предшествующий процесс, не осознававшийся в полном объеме героем рассказа, подготовил его к этому решающему повороту.

Другой пример из Джемса относится к .кризису чувства. «В течение двух лет,- рассказывает один человек,- я переживал очень тяжелое состояние, от которого едва не сошел с ума. Я страстно влюбился в одну девушку, которая, несмотря на свою молодость, была отчаянной кокеткой… Я пылал любовью к ней и не мог думать ни о чем другом. Когда я оставался один, я вызывал воображением все очарование ее красоты и, сидя за работой, терял большую часть времени, вспоминая наши свидания и представляя будущие беседы. Она была хороша собой, весела, бойка. Обожание мое льстило ее тщеславию. Любопытнее всего, что в то время, как я добивался ее руки, я знал в глубине души, что она не создана быть моею женою, и что никогда она на это не согласится… И такое положение дел в соединении с ревностью к одному из ее поклонников расстраивало мои нервы и отнимало сон. Моя совесть возмущалась такой непростительной слабостью с моей стороны. И я едва не дошел до сумасшествия. Тем не менее я не мог перестать любить ее.

Но замечательнее всего тот странный, внезапный, неожиданный и бесповоротный конец, которым все это завершилось. Я шел утром после завтрака на работу, по обыкновению полный мыслями о ней и о моей несчастной участи. Вдруг, как будто какая-то могущественная внешняя сила овладела мной, я быстро повернул назад и прибежал в мою комнату. Там я принялся немедленно уничтожать все, что хранил в память о ней: локоны, записочки, письма и фотоминиатюры на стекле. Из локонов и писем я сделал костер. Портреты раздавил каблуком с жестоким и радостным упоением мщения… И я так чувствовал себя, точно освободился от тяжкого бремени, от болезни. Это был конец. Я не говорил с ней больше, не писал ей, и ни одной мысли о любви не возбуждал во мне ее образ. <…> В это счастливое утро я вернул к себе мою душу и никогда больше не попадался в эту ловушку» [33, с. 169].

В. Джемс, комментируя этот случай, подчеркивает слова: «как будто какая-то могущественная внешняя сила овладела мной». По его мнению, эта «сила» – результат некоторого «бессознательного» процесса, который шел вместе с сознательными переживаниями молодого человека.

В. Джемс не мог предвидеть, что термин «бессознательный» приобретет в результате появления психоанализа слишком специальный смысл. Поэтому, чтобы подчеркнуть совершенно особый тип впервые описанных им процессов, я использовала другой термин – «надсознательные». Он, как мне кажется, адекватно отражает их главную особенность: эти процессы происходят над сознанием в том смысле, что их содержание и временные масштабы крупнее всего того, что может вместить сознание; проходя через сознание отдельными своими участками, они как целое находятся за его пределами.

Подведем итоги всему сказанному в последних двух лекциях. В свое время 3. Фрейд сравнил человеческое сознание с айсбергом, который на девять десятых погружен в море бессознательного. Вы знаете, что под бессознательным Фрейд имел в виду вытесненные желания, влечения, переживания. Рассмотрение всей темы «Неосознаваемые процессы» приводит к выводу, что, если сознание и окружено «водами» бессознательного, то состав этих «вод» гораздо более разнообразен.

Всамом деле, попробуем изобразить человеческое сознание в виде острова, погруженного в море неосознаваемых процессов (рис. 5).

Внизу следует поместить неосознаваемые механизмы сознательных действий (I).

Это – технические исполнители, или «чернорабочие», сознания. Многие из них образуются путем передачи функций сознания на неосознаваемые уровни.

Н

Рис. 5. Схема соотношения сознания и неосознаваемых процессов различных классов

аравне с процессами сознания можно поместить неосознаваемые побудители сознательных действий (II).

Они имеют тот же ранг, что и сознаваемые побудители, только обладают другими качествами: они вытеснены из сознания, эмоционально заряжены и время от времени прорываются в Осознание в особой символической форме. И наконец, процессы «надсознания» (III).

Они Развертываются в форме работы сознания, длительной и напряженной. Результатом ее является некий интегральный итог, который возвращается в сознание в виде новой творческой идеи, нового отношения или чувства, новой жизненной установки, меняя дальнейшее течение сознания.

Видите, насколько более разнообразная картина получается по сравнению с той, которая складывалась в некоторых школах в результате анализа только определенного, ограниченного круга неосознаваемых процессов и игнорирования процессов остальных классов.

В заключение обсудим, каким образом мы узнаем о неосознаваемом психическом. Я хотела бы обратить ваше внимание на то, что здесь существует особая методическая задача, и задача довольно трудная. Ведь «неосознаваемое» – это отрицательная характеристика, которая означает, что соответствующие содержания отсутствуют в сознании. Так как же их можно обнаружить?

Прежде всего, неосознаваемое проявляется в сознании, и мы рассмотрели различные формы его проявлений – иллюзии восприятия, ошибки установки, фрейдовские феномены, наконец, интегральные результаты надсознательных процессов.

Пожалуй, еще более информативным оказывается совместное использование субъективных и объективных данных. Например, при образовании навыка анализ состава и качества выполнения действия вместе с речевым отчетом позволяет судить, насколько продвинулся процесс автоматизации, т. е. переход действия в сферу неосознаваемого .

Мы убедились, наконец, в ценности использования физиологических индикаторов (сопряженная методика А. Р. Лурии и др.).

Таким образом, мы встречаемся все с теми же исходными данными: фактами сознания, поведения и физиологическими процессами. Их комплексное использование дает возможность проникать в различные сферы неосознаваемого психического.

* Повторение проб служило цели укрепления, или фиксации, установки, соответственно описываемые опыты получили название экспериментов с фиксированной установкой.