Часть 2-Хантингтон

метки: Человек, Идентичность, Национальный, Группа, Страна, Заметить, Степень, Индивид

САМЮЭЛЬ ХАНТИНГТОН

ИДЕНТИЧНОСТИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ И ПРОЧИЕ

КОНЦЕПЦИЯ ИДЕНТИЧНОСТИ

Концепция идентичности, по меткому за­мечанию современного аналитика, «столь же обязательна, сколь и не отчетлива». Это «неявное множество, не поддающееся стро­гому определению и неподвластное стандар­тным методам измерения». Ведущий анали­тик идентичностей Эрик Эриксон предло­жил применительно к интересующей нас концепции взаимно исключающие терми­ны – «всепроникающая» и «туманная и не­постижимая». Раздражающая неуловимость идентичности была наглядно продемонст­рирована выдающимся теоретиком Леоном Визельтиром. В 1996 году он выпустил кни­гу под названием «Против идентичности», в которой дезавуировал и высмеял прекло­нение интеллектуалов перед этим понятием. В 1998 году Визельтир опубликовал книгу «Кадеш» – красноречивое, страстное и от­кровенное подтверждение его собственной еврейской идентичности. Идентичность – как грех: сколько бы мы ей ни противились, избежать ее мы не в силах.

Но каким образом следует ее определять? На этот вопрос давались различные ответы; впрочем, в главном они друг другу не противоречили. Идентичность – самосознание индивида или группы. Она представляет собой продукт само­идентификации, понимания того, что вы или я обла­даем особыми качествами, отличающими меня от вас и нас от них. Идентичность присуща даже новорож­денному, у которого она определяется такими призна­ками, как пол, имя, родители, гражданство. Правда, эти признаки остаются латентными до тех пор, пока ребенок не осознает их и не самоопределится с их по­мощью. Идентичность, как сформулировала группа ис­следователей, «соотносится с образами индивидуаль­ности и отличительности («самости»), воспроизводи­мыми актером, и формируется (а также изменяется с течением времени) благодаря взаимоотношениям че­ловека со значимыми персонажами из его окруже­ния». Пока люди взаимодействуют со своим окру­жением, у них нет иного выбора, кроме как опреде­лять себя через отношения к другим и отождествлять обнаруженные сходства и различия.

Идентичность важна потому, что определяет по­ведение человека. Если я считаю себя ученым, я буду вести себя соответственно этому представлению. Од­нако индивиды склонны менять идентичности. Если я начну вести себя иначе – к примеру, как полемист, а не как исследователь, – мне грозит «когнитивный диссонанс», с которым удастся справиться, лишь вос­становив прежний образ жизни либо переопределив себя из ученых в адвокаты. Аналогично если некий человек самоидентифицирует себя с демократами, но при этом регулярно голосует за республиканцев, рано или поздно ему придется признать себя американцем.

Концепции мк в исследованиях зарубежных социологов

... коммуникативного акта; контент-анализ; бихевиоризм) * П.Лазарсфельд (теория «минимального эффекта») и Б. Берельсон (концепция удовлетворения потребностей аудитории) * Модели политической коммуникации К. Шеннона и У. Уивера 1. ... И.А. Бодуэна де Куртенэ * Семиотика МК. Теория знака и значения в работах Г.Г. Шпета, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотман * Экоантропоцентрическая модель коммуникации Т.М. Дридзе 1. ...

Необходимо отметить несколько ключевых момен­тов относительно идентичности.

Первое. Идентичностью обладают как индивиды, так и группы. При этом индивиды приобретают идентичность и могут изменять ее только в группах. Тео­рия социальной идентичности показала, что стремле­ние к идентичности ведет людей к поиску последней в самых разных, зачастую враждебных друг другу груп­пах. Индивид может быть членом сразу многих групп и потому имеет возможность «переключать» идентич­ности. Групповая же идентичность, как правило, ме­нее гибкая, поскольку основывается на заранее задан­ных параметрах. Так, мои идентичности включают принадлежность к политологам и к факультету управ­ления Гарвардского университета; вдобавок я могу определить себя и как историка, и как сотрудника факультета политологии Стэнфордского университе­та (если там согласятся с подобным изменением мое­го статуса).

Но гарвардский факультет управления никогда не сможет стать историческим факультетом или перебраться в Стэнфорд. Его идентичность куда более жесткая, нежели моя. Если базовые параметры групповой идентичности исчезают (например, дости­гается цель, ради достижения которой и создавалась группа), само существование группы оказывается под угрозой – до тех пор, пока не будет найдена новая побудительная причина деятельности.

Второе. Идентичности в общем и целом представ­ляют собой конструкты. Люди конструируют соб­ственные идентичности, занимаясь этим кто по жела­нию, кто по необходимости или по принуждению. Бе­недикт Андерсон, фразу которого частенько повторя­ют, называл нации «воображаемыми сообществами». Перефразируя Андерсона, идентичности – вообража­емые сущности: то, что мы думаем о самих себе, то, к чему мы стремимся. Не считая культурной наслед­ственности (от которой можно и отречься), пола (ко­торый можно и сменить) и возраста (который нельзя изменить, но с которым можно бороться), люди относительно свободны в определении собственной иден­тичности, пускай даже с практическим применением этого определения впоследствии возникают сложно­сти. Наследуемые признаки – скажем, националь­ность – переопределяются или вовсе отвергаются, да и само понятие национальной принадлежности меня­ется с течением лет, всякий раз приобретая новое со­держание.

Третье. Индивиды, как и группы (хоть и в мень­шей степени), обладают множественными идентичностями. Последние могут быть «кровными», террито­риальными, экономическими, культурными, полити­ческими, социальными и национальными. Значимость перечисленных идентичностей для индивида или груп­пы меняется с ходом времени, от ситуации к ситуа­ции, при том что эти идентичности дополняют друг друга – или конфликтуют одна с другой. «Лишь эк­стремальные социальные ситуации, – замечает Кармела Либкинд, – подобные военным сражениям, вре­менно устраняют все групповые идентичности кроме одной, самой важной».

Четвертое. Идентичности определяются «само­стью», являясь при этом результатом взаимодействия конкретного человека или группы с другими людьми или группами. Восприятие другими оказывает суще­ственное влияние на самоидентификацию человека или группы. Если при попадании в новый социальный контекст человек оказывается в положении чужака, изгоя, он, по всей вероятности, начнет сам себя счи­тать чужаком. Если большинство населения страны считает некое меньшинство отсталым и невежествен­ным, члены этого меньшинства, скорее всего, воспри­мут это отношение, в результате чего оно превратится в часть их идентичности. Да, идентичность – это са­моидентификация человека или группы, но на самоидентификацию оказывает огромное влияние воспри­ятие тебя другими.

Различия поведения между этническими группами современных людей.

... умеренно выражая эмоциональность, спокойствие, рассудительность; определенная степень замкнутости в полиэтнических группах, иногда – настороженное отношение к представителям других национальностей; высокая ... проявляться в жестоких формах по отношению к оскорбившему их человеку. К национально-психологическим особенностям узбековотносятся решительность, обдуманность, доверчивость, доброжелательность, ...

Внешние источники идентичности могут находить­ся в ближайшем окружении, в социальном контексте страны или в политическом строе. Что касается пос­леднего, вряд ли будет преувеличением сказать, что правительства присваивают людям национальные и прочие идентичности.

Люди могут стремиться к идентичности, но дос­тигнут ее лишь тогда, когда их примут в свой круг те, кто эту идентичность уже обрел. Известна история времен «холодной войны» о польском мальчике, ко­торый спрашивал своего отца: «Папа, в школе нам го­ворят, что русские – наши братья. А еще – что они друзья. Я совсем запутался, кто они такие – братья или друзья?» Отец подумал и ответил: «Братья». – «Почему, папа?» – не отставал мальчик. – «Потому что друзей можно выбирать». При этом не следует забывать, что люди, которых вы желаете видеть сво­ими друзьями, станут таковыми, только если они сами хотят видеть вас своим другом. После оконча­ния «холодной войны» поляки, чехи и венгры напря­женно ожидали, признает ли Запад их притязания на принадлежность к Западной Европе. Этим народам удалось завоевать благосклонность Запада, но отсю­да отнюдь не следует, что другие восточноевропей­ские народы, пожелавшие приобщиться к западной идентичности, встретят не менее радушный прием. Так, Европа почти не замечает Турцию, чьи элиты мечтают о «вестернизации» своей страны. В итоге турки никак не могут ответить сами себе, кто они та­кие – европейцы или азиаты – и к какой геополити­ческой сфере – Европа, Запад, Ближний Восток, исламский мир или даже Центральная Азия – отно­сятся.

Пятое. Значимость альтернативных идентичностей индивида или группы ситуационна. В некоторых случаях люди подчеркивают тот аспект собственной идентичности, который связывает их с теми, с кем они взаимодействуют. В других случаях они подчеркивают аспекты, отличающие их от остальных. Как было до­казано в одном исследовании, женщина-психолог в компании десятка психологов-мужчин будет чувство­вать себя прежде всего женщиной; в компании десят­ка женщин, не имеющих отношения к психологии, она будет чувствовать себя психологом. Значимость са­моидентификации человека со страной обычно возра­стает, когда этот человек выезжает за рубеж и въяве наблюдает образ жизни иностранцев. В попытках освободиться от османского ига сербы выпячивали при­верженность православию, тогда как мусульмане-ал­банцы всячески подчеркивали свою расовую и языко­вую принадлежность. Основатели государства Паки­стан формулировали национальную идентичность в рамках исламской религии, дабы подчеркнуть тем са­мым независимость Пакистана от Индии. Несколько лет спустя мусульманская страна Бангладеш, обосно­вывая право на государственную независимость от пакистанских единоверцев, упирала на особенности культуры и языка.

Взаимоотношения людей в группе и их динамика

... климата в группах людей, и конечно, рассмотреть динамику взаимоотношений между людьми. Объект исследования - взаимоотношения людей и их динамика. Предмет – взаимоотношения людей в группе государственных служащих. Цель – изучить взаимоотношения людей в группе и ...

Идентичности могут быть узкими или расширен­ными, причем «ширина» наиболее значимых идентичностей варьируется относительно ситуации. Так, «вы» и «я» становятся «нами» по отношению к «ним»; как говорят арабы: «Мы с моим братом против наших бра­тьев, мы с нашими братьями против всего мира». Чем активнее взаимодействие с представителями геогра­фические удаленных и основанных на иных ценнос­тях культур, тем шире становятся идентичности. Для французов и немцев значимость национальной идентичности уступает значимости идентичности европей­ской, которая становится тем важнее, как заметил Джонатан Мерсер, «чем сильнее противоречия меж­ду «ними» и «нами», чем сильнее отличия между ев­ропейцами и японцами. Поэтому вполне естествен­но, что процесс глобализации ведет к расширению религиозных и цивилизационных идентичностей, ко­торые приобретают все большую значимость для ин­дивидов и народов в целом.

ПРОЧИЕ И ВРАГИ

Чтобы идентифицировать себя, людям нужны другие. А нужны ли им также и враги? Некоторым – безус­ловно. «О, как чудесно ненавидеть!» – восклицал Йозеф Геббельс. «О, какое наслаждение – схватка, как чудесно биться с врагами, которые защищаются, с врагами, которые пробудились», – писал Андре Мальро. Это крайние проявления потребности, при­сущей в той или иной степени всем людям без исклю­чения, потребности во враге, выявленной двумя вели­чайшими умами двадцатого столетия. В письме к Зиг­мунду Фрейду (1939) Альберт Эйнштейн утверждал, что любая попытка искоренить войну «завершится прискорбным провалом… поскольку внутри человека гнездится жажда ненависти и разрушения». Фрейд соглашался: люди, как звери, писал он в ответ, они решают проблемы насилием, и только всемогущему мировому государству удастся предотвратить подоб­ное развитие событий. По Фрейду, люди обладают двумя типами инстинктов — «направленными на со­хранение и объединение… и направленными на раз­рушение и смерть». Оба этих типа изначально прису­щи человеческой природе и сосуществуют в человеке. Поэтому «бесполезно и пытаться избавить чело­века от агрессивных наклонностей». […]

Потребность индивидов в самоуважении ведет к убеждению, что группа, к которой они принадлежат, лучше всех прочих групп. Это ощущение «самости» усиливается и ослабевает одновременно с переменчи­вой фортуной групп, к которым принадлежат индиви­ды, причем в степени, зависящей от «ширины» конк­ретной групповой идентичности. Этноцентризм, как заметил Мерсер, есть «логическое следствие эгоцен­тризма». Даже в тех случаях, когда группы произволь­ны, временны, «минимальны», люди, по утверждению сторонников теории социальной идентичности, про­должают превозносить свою группу и дискриминиро­вать прочие. В результате нередки ситуации, когда люди приносят в жертву абсолютные цели ради дос­тижения относительных. Пусть им будет хуже, но все-таки лучше, чем тому, кого они видят своим соперни­ком; вариант «нам лучше, но сопернику тоже» вовсе не рассматривается: «победа над соперником гораздо важнее абсолютной выгоды». Эти предположения под­тверждаются психологическими экспериментами и опросами общественного мнения, не говоря уже о по­вседневном опыте и голосе рассудка. К неудоволь­ствию экономистов, американцы не раз заявляли, что пускай они станут жить хуже, зато по-прежнему бу­дут опережать японцев; вариант «жить лучше, но от­стать от японцев» никого в Америке не устраивал.

016_Человек. Его строение. Тонкий Мир

... трудно и несовместимо с земными условиями. Тело человека – это не человек, а только проводник его духа, футляр, в ... весьма интересные и поучительные впечатления. Главное существование (человека) – ночью. Обычный человек без сна в обычных условиях может прожить ... неясности и туманности… Инструментом познавания становится сам человек, и от усовершенствования его аппарата, как физического, так ...

Признание различий между собой и другими да­леко не всегда ведет к конкуренции и тем более к не­нависти. Но даже те, кто почти не испытывает психо­логической потребности ненавидеть, часто вовлекают­ся в процессы, ведущие к созданию врагов. Идентич­ность требует дифференциации. Последняя, в свою очередь, требует сравнения, выявления признаков, по которым «наша» группа отличается от «их» группы. Сравнение порождает оценку: «наши» признаки луч­ше или хуже, чем «их» признаки? Групповой эгоизм ведет к логичному выводу: все «наше» намного луч­ше. А поскольку представители других групп рассуж­дают аналогичным образом, конфликтующие позиции ведут к конкуренции. «Мы» должны продемонстриро­вать «наше» превосходство над «ними». Конкуренция ведет к антагонизму и расширению узкой идентично­сти, к превращению оной в идентичность фундамен­тальную. Возникают стереотипы, противники демонизируются, «другие» становятся врагами.

Потребность во врагах объясняет постоянство кон­фликтов внутри человеческих сообществ и между ними, однако формы и локализации этих конфликтов далеко не очевидны. Конкуренция и конфликт возмож­ны только между теми, кто находится в одном и том же универсуме, на одной и той же арене. В определенном смысле, как заметил Волкан, враг «должен быть «как мы»».

[…]Возможность продолжительного мира между эт­ническими группами, нациями и государствами пред­ставляется маловероятной. Как показывает человечес­кий опыт, окончание одной войны, «горячей» или «хо­лодной» – все равно, создает предпосылки для начала следующей. «Элементом человеческого естества, – заключил совет психиатров, – всегда были поиски врага, воплощающего, на временной или постоянной основе, наши собственные отрицательные качества». Сложившиеся в конце двадцатого столетия теория раз­личий, теория социальной идентичности, социобиология и теория атрибуции едины в заключении, что нена­висть, соперничество, потребность во враге, личное и групповое насилие и войны коренятся в человеческой психике и психике человеческого социума.

ИСТОЧНИКИ ИДЕНТИЧНОСТИ

Перед людьми имеется богатый, почти безграничный выбор возможных источников самоидентификации. Наиболее важными среди них представляются следу­ющие:

1. Аскриптивные — возраст, пол, кровное родство, этническая и расовая принадлежность;

2. Культурные – клановая, племенная, языковая, национальная, религиозная, цивилизационная принадлежности;

3. Территориальные – ближайшее окружение, деревня, город, провинция, штат, регион, климатическая зона, континент, полушарие;

4.Политические – фракционная и партийная (в широком смысле – от клики до общественного движения) принадлежности, преданность лидеру, группы интересов, идеология, интересы государства;

5. Экономические — работа, профессия, должность, рабочее окружение, наниматели, отрасли, экономические секторы, профсоюзы, классы, государства;

Психология национализма 2

... национализм - это психология, политика, основанная на идеях национального превосходства и национальной исключительности своей нации, признании приоритета национального ... основном связанные с использованием теории социальной идентичности) являются слишком "лабораторными" для подобных исследований. ... т.д. Первая мировая война и раскол II Интернационала показали, насколько национальные идеи перевешивают ...

6. Социальные — друзья, клубы, команды, коллеги, компании для развлечений, социальный статус.

Любой индивид неминуемо окажется вовлеченным во множество перечисленных выше группировок, но из этого вовсе не следует, что они тем самым станут для него источниками идентичности. К примеру, че­ловек может найти работу или страну, которые ему отвратительны, и отвергнуть их. Кроме того, взаимо­отношения идентичностей достаточно сложны. Когда идентичности сопоставимы в абстрактном смысле, но способны порой, как это бывает с семейными и рабо­чими идентичностями, налагать на человека противо­речивые обязательства, – мы говорим о дифференци­рованных идентичностях. Другие идентичности, на­пример, территориальные или культурные, являются иерархическими по своей сути. Широкие идентично­сти включают в себя идентичности узкие, при этом последние могут конфликтовать со «старшими» – скажем, человек, отождествляющий себя с провинци­ей, отнюдь не обязательно отождествляет себя со страной. Вдобавок некоторые идентичности одного и того же разряда могут и не быть «всеобъемлющими». Вспомним о двойном гражданстве, о «двойных нацио­нальностях», когда утверждается, что человек одно­временно – американец и итальянец; однако двойной религиозности не существует – невозможно быть одновременно мусульманином и католиком.

Идентичности также различаются по степени ин­тенсивности. Самоидентификация зачастую зависит от масштабов: люди охотнее, интенсивнее отожде­ствляют себя с семьей, а не с политической партией (впрочем, не всегда).

Более того, значимость идентичностей всех типов варьируется под влиянием вза­имодействия индивида или группы с окружающей средой.

Узкие и широкие идентичности в рамках одной иерархии могут усиливать друг друга или конфликто­вать одна с другой. Эдмунд Берк обронил знаменитую фразу о том, что главный принцип (зародыш) обще­ственного поведения – привязанность к малому, к тому фрагменту социума, к которому мы принадлежим: «Любовь к целому отнюдь не устраняется этой привя­занностью к малому». «Феномен фрагмента» являет­ся ключевым для достижения военного успеха. Стра­ны выигрывали войны, армии побеждали в сражениях благодаря тому, что солдаты интенсивно отождеств­ляли себя с собратьями по оружию. А невозможность формирования единого сознания в малой группе неиз­бежно ведет к поражению – как узнали американс­кие военные во Вьетнаме. Иногда, правда, узкие при­вязанности вступают в конфликт с широкими и даже подменяют собой последние, как это происходит с тер­риториальными движениями за автономию и незави­симость. Иными словами, мира и покоя внутри иерар­хии идентичностей не наблюдается.

ЛОЖНАЯ ДИХОТОМИЯ

Нации, национализм и национальные идентичности в общем и целом суть порождения колебаний европей­ской истории в период между пятнадцатым и девят­надцатым столетиями. Война создала государство, она также породила нации. «Ни одна нация, в истинном смысле этого слова, – утверждает выдающийся ис­торик Майкл Говард, – не могла возникнуть без вой­ны… Никакое самоопределившееся сообщество не могло утвердиться в качестве нового, независимого игрока на мировой арене без вооруженного конфлик­та или угрозы такового». Люди формируют ощуще­ние национальной идентичности в сражениях за диф­ференциацию с теми, кто говорит на другом языке, исповедует другую религию, хранит другие традиции или просто живет на другой территории.

Социальная и этническая идентичности

... целостного образования (self).Джемс сформулировал вопрос, который определил дальнейшее направление исследований идентичности: «Может ли человек утром, вставая с постели, сказать, что он тот же самый, кто ... является частью этой структуры и занимает в ней определенное бесспорное положение. Идентичность помогает человеку реализовать основную потребность и найти свою социальную нишу, что позволит ему ...

Французы, англичане, а следом за ними голланд­цы, испанцы, пруссаки, германцы и итальянцы «вы­плавили» свои национальные идентичности в тигле войны. Чтобы выжить и преуспеть, европейские ко­роли и принцы в шестнадцатом – восемнадцатом столетиях неустанно мобилизовывали экономические и людские ресурсы своих владений, тем самым посте­пенно создавая профессиональные национальные ар­мии взамен наемных войск. Одновременно шли про­цессы формирования национального сознания и про­тивопоставления одной нации другим. К 1790-м годам, писал Р. Р. Палмер, «войны королей завершились, на­чались войны народов». Слова «нация» и «отечество» проникли в европейские языки лишь к середине во­семнадцатого столетия. Характерный образчик обре­тения национальной идентичности у европейских на­родов – возникновение британской идентичности. Английская идентичность сформировалась в войнах с французами и шотландцами. Британская же иден­тичность сложилась позднее – но тоже в итоге «преж­де всего войны. Снова и снова бритты сражались с французами, снова и снова вступали в вооруженную конфронтацию с врагом, откуда бы тот ни являлся – из Уэльса, из Шотландии, из самой Англии; снова и снова коллективно защищались от нападений Друго­го. В своих глазах они сами выглядели протестанта­ми, сражающимися за выживание с олицетворением могущества католического мира».

Если принять как данность, что нации и нацио­нальные государства исторически возникли в резуль­тате войн, придется отвечать на вопрос, возможно ли поддерживать национальную идентичность в мирное время. Не ослабляет ли продолжительный мир значи­мости национальной идентичности в сравнении с про­чими и не ведет ли он к эрозии патриотизма и к обо­стрению конфликтов между людьми, прежде считав­шими себя представителями одной нации, противопо­ставляемой другим?

Исследователи, как правило, выделяют два типа национализма и национальной идентичности, причем дают им различные названия: гражданский и этниче­ский, или политический и культурный, или револю­ционный и трайбалистский, или либеральный и интег­ральный, или рационально-ассоциативный и органи­чески-мистический, или гражданско-территориальный и этнико-генеалогический, – или просто патриотизм и национализм. В каждой паре первый ее член рас­сматривается как «хороший», а второй – как «пло­хой». «Хороший», гражданский национализм подразу­мевает существование открытого общества, основан­ного (по крайней мере в теории) на общественном до­говоре, к которому могут присоединиться и тем самым стать гражданами этого общества люди любой расы, любой национальности. Этнический национализм, по контрасту, является ограничительным: «членство» в нации доступно лишь тем, кто обладает определенным набором базовых этнических и культурных признаков. В начале девятнадцатого столетия, по мнению ученых, усилия европейских народов по созданию нацио­нальных идентичностей носили ярко выраженный граждан­ский характер. Националистические движения ратова­ли за равенство граждан, отвергая классовые и сослов­ные отличия. Либеральный национализм бросал вызов авторитарным многонациональным империям. Позд­нее романтики и их последователи, прославляя «на­родность» и поставив этническое сообщество выше отдельного человека, создали «непросвещенный» этни­ческий национализм, который достиг своего апофеоза в гитлеровской Германии.

Строев (Нация и национализм)

... менее, евреи прекрасно осознают себя отдельной нацией и эффективно поддерживают свою национальную идентичность, столетиями не ассимилируясь среди других народов. Вывод состоит в том, что ... обходиться без любого из этих признаков, если наличествует главное: факт национального самосознания, то есть национализм. Национализм – есть единственное необходимое и достаточное условие существования любой нации. ...

Дихотомия между гражданским и этническим на­ционализмом, как их ни назови, существенно упроща­ет реальную картину и потому не выдерживает кри­тики. В большинстве упомянутых выше пар этничес­кая категория является своего рода вместилищем всех тех форм национализма и национальной идентично­сти, которые не удалось отнести к гражданским, ли­беральным или договорным. В частности, эта катего­рия вмещает в себя две совершенно разные концеп­ции национальной идентичности – этнически-расо­вую и культурную. Читатель, возможно, заметил, что выше мы не упомянули «нацию» в числе возможных источников идентичности. Причина этого следующая: на Западе национальная идентичность время от вре­мени становилась основной формой идентичности, однако она оставалась «производной» и черпала свою интенсивность из других источников. Таковая иден­тичность обычно (но не всегда) включает в себя территориальный элемент, а также элементы аскриптив­ные (раса, этническая принадлежность), культурные (религия, язык), политические (государство, идеоло­гия) и даже экономические (сельское хозяйство) и социальные (сети и сетевые коммуникации).

Главный тезис этой книги – сохраняющийся при­оритет англо-протестантской культуры в американ­ской национальной идентичности; но слова «культура» имеет, как известно, множество значений. Чаще все­го его используют применительно к «культурным про­дуктам» общества, подразумевая как «высокую» куль­туру (искусство, литература, музыка), так и «низкую» (массовые развлечения, предпочтения потребителей).

В этой книге слову «культура» придан несколько иной смысл. Под «культурой» мы понимаем совокупность языка, религии, общественных и политических цен­ностей, социального кодекса, разграничивающего «хо­рошее» и «дурное», «допустимое» и «недопустимое», а также общественных институтов и поведенческих структур, отражающих эти субъективные элементы. Приведем пример, более подробно рассматриваемый в главе четвертой: большинство трудоспособных аме­риканцев работают дольше, отдыхают меньше и по­зднее выходят на пенсию, нежели жители других промышленно развитых стран; в Америке ниже уровень безработицы и инвалидности и скромнее пенсионные льготы. Кроме того, большинство американцев силь­нее гордятся своей работой, воспринимают отдых как нечто не слишком достойное и даже испытывают чув­ство вины, когда отдыхают, презирают тех, кто не ра­ботает, считают рабочую этику ключевым элементом представления о типичном американце. Кажется впол­не разумным заключить из вышесказанного, что объективный и субъективный акценты на работе яв­ляются отличительной характеристикой американской культуры в сравнении с другими культурами. Именно в этом смысле слово «культура» и употребля­ется в данной книге.

Глава I. Особенности психологии здоровья, понятие «психологическое ...

... здоровья. Глава I. Особенности психологии здоровья, понятия «психологическое здоровье», понимание психологической культуры человека. Понятие «психологическое здоровье». Как уже было сказано выше, понятие “здоровье” ... осознание и чувство непрерывности, постоянства и идентичности своего физического и психического «Я»; чувство постоянства и идентичности переживаний в однотипных ситуациях; критичность к ...

Гражданско-этническая дихотомия объединяет культурные и аскриптивные элементы, которые рази­тельно отличаются друг от друга. Разрабатывая свою этническую теорию, Хорас Каллен утверждал, что, сколь бы иммигрант ни изменился, «он не сможет из­менить своего деда». Отсюда следует, что этничес­кие идентичности остаются фактически неизменны­ми. Межнациональные браки опровергают это утвер­ждение, а еще более важным доводом является раз­личие между традициями и культурой. Человек не в состоянии изменить своих предков, и в этом смысле этническое наследие трактуется как данность. Точно так же человек не в силах поменять цвет кожи, хотя значимость цветов кожи в разных обществах разнит­ся. Однако человек в силах сменить культуру. Люди переходят из одной веры в другую, учат иностранные языки, принимают новые ценности и убеждения, отож­дествляют себя с новыми символами, подстраивают­ся под новый образ жизни. Культура младшего поко­ления зачастую сильно отличается от культуры пре­дыдущих поколений. Временами происходят и гло­бальные перемены в культурах обществ. Перед Второй мировой войной и после нее Германия и Япония опре­деляли свою национальную идентичность преимуще­ственно в аскриптивных, этнических терминах. Пора­жение в войне изменило стрежневой элемент обеих культур. Две самых милитаризированные страны зем­ного шара в 1930-х годах превратились в две наибо­лее миролюбивые. Культурная идентичность транс­формируема, идентичность же этническая трансфор­мации не подлежит. Поэтому необходимо проводить между ними четкое различие, важность ключевых элементов национальной идентичности варьируется в зависимости от истори­ческого опыта народа. Часто какой-либо источник идентичности волей обстоятельств оказывается до­минирующим. Германская идентичность включает лингвистические и прочие культурные элементы, но была аскриптивно определена законом 1913 года в расовых терминах. Немцем может считаться лишь тот, чьи родители были немцами. В результате по­томки немецких переселенцев, обосновавшихся в России в восемнадцатом веке, признаются немцами и, если они эмигрируют в Германию, автоматически получат немецкое гражданство – несмотря на то, что язык, на котором они говорят (если говорят во­обще), будет непонятен большинству новых сооте­чественников, а их привычки и традиции коренному немцу покажутся совершенно дикими. По контрас­ту, потомки (в третьем поколении) турецких пересе­ленцев, которые выросли в Германии, получили в ней образование, нашли работу и бегло говорят по-немецки, вплоть до 1999 года сталкивались с непре­одолимыми препятствиями при попытках получить немецкое гражданство.

Часть 2-Хантингтон — Стр 2

В бывших Советском Союзе и Югославии нацио­нальная идентичность определялась политически, че­рез коммунистическую идеологию, насаждавшуюся правящими режимами. В этих странах проживали люди множества национальностей, каковые были официально признаны на культурном уровне. С другой стороны, французы на протяжении полутора столетий (считая с 1789 г.) были политичес­ки разделены на два народа – mouvement и l’ordre etabli, которые категорически отказывались искать соглашения относительно того, нужно или нет при­знать законным все произошедшее в период Французской революции. Поэтому французская идентичность определялась культурой. Иммигранты, которые вели французский образ жизни и, что важнее, прекрасно говорили по-французски, признавались французами. В отличие от Германии французский закон гласил, что любой человек, рожденный во Франции, пускай от родителей-иностранцев, признается французским гражданином. Правда, это положение подкорректи­ровали в 1993 году: теперь отпрыскам иностранцев, рожденным на территории Франции, вменялось в обя­занность подавать прошение о получении гражданства до наступления восемнадцатилетнего возраста. Это было сделано из опасения, смогут ли дети иммигран­тов из мусульманской Северной Африки проникнуть­ся французской культурой. Но в 1998 году ограниче­ния ослабили: сегодня дети, рожденные на террито­рии Франции от родителей-иностранцев, автоматиче­ски становятся французскими гражданами в возрасте восемнадцати лет, если к тому времени прожили на французской земле пять лет подряд, с одиннадцати до восемнадцати.

Значимость составных элементов национальной идентичности переменчива. В конце двадцатого сто­летия немцы и французы в большинстве своем отвер­гли авторитарные элементы идентичности и приобщи­лись к демократическим ценностям. Во Франции про­славляют революцию, в Германии ниспровергают фа­шизм. С окончанием «холодной войны» лишилась национальной идентичности Россия: малая часть об­щества осталась приверженной коммунистической идеологии, некоторые отождествили себя с Европой, другие пытаются определиться через культурные эле­менты – православие и панславизм, третьи, исходя из географического местоположения страны, рассуж­дают о России как об евразийской державе. И Германия, и Франция, и Россия (СССР) на про­тяжении своей истории устанавливали различные приоритеты среди элементов национальной идентич­ности, и значимость этих элементов менялась с тече­нием времени. То же самое верно и в отношении дру­гих стран. […]

Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской

национальной идентичности.

– М.: ООО „Издательство АСТ”:

ООО”Транзит книга, 2004.

С.49 – 68.