Основные образы в романе Тургенева «Дворянское гнездо»
«Дворянское гнездо» (1858) было восторженно встречено читателями. Всеобщий успех объясняется драматичностью сюжета, остротой нравственной проблематики, поэтичностью нового произведения писателя. Дворянское гнездо воспринималось как определенное социально-культурное явление, предопределившее характер, психологию, поступки героев романа, в конечном счете — их судьбы. Тургеневу были близки и понятны герои, вышедшие из дворянских гнезд; он относится к ним и изображает их с трогательным участием. Это нашло отражение в подчеркнутом психологизме образов главных действующих лиц (Лаврецкого и Лизы Калитиной), в глубоком раскрытии богатства их духовной жизни. Любимые герои писатели способны тонко чувствовать природу и музыку. Для них характерно органическое слияние эстетического и нравственного начал.
Впервые Тургенев много места уделяет предыстории героев. Так, для формирования личности Лаврецкого немаловажное значение имело то, что мать его была крепостной крестьянкой, а отец — помещиком. Он сумел выработать твердые жизненные принципы. Не все они выдерживают проверку жизнью, но все же эти принципы у него есть. Ему присуще чувство ответственности перед родиной, желание принести ей практическую пользу.
Важное место занимает в «Дворянском гнезде» лирическая тема России, сознание особенностей ее исторического пути. Эта проблематика наиболее отчетливо выражена в идейном споре Лаврецкого с «западником» Паншиным. Показательно, что Лиза Калитина полностью на стороне Лаврецкого: «Русский склад ума ее радовал». Справедливо замечание Л. М. Лотман, что «в домах Лаврецких и Калитиных родились и созрели духовные ценности, которые навсегда останутся достоянием русского общества, как бы оно ни переменилось».
Нравственная проблематика «Дворянского гнезда» тесно связана с двумя повестями, написанными Тургеневым ранее: «Фаустом» и «Асей». Столкновение таких понятий, как долг и личное счастье, определяет существо конфликта романа. Сами эти понятия наполняются высоким нравственным и в конечном счете — общественным смыслом, становятся одними из важнейших критериев оценки личности. Лиза Калитина, как и пушкинская Татьяна, полиостью принимает народное представление о долге и морали, воспитанное у нее няней Агафьей. В исследовательской литературе иногда в этом усматривают слабость тургеневской героини, приводящую ее к смирению, покорности, религии…
(«Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне»)
... Проблематика и поэтика романа «Рудин»// История русской литературы ХIХ в. (вторая половина)/ Под ред. проф. Н.Скатова. – М., 1991. – С. 54-60. 2. Жанровая специфика романов «рудин», «дворянское гнездо», ... предпосылки романного творчества И.С.Тургенева; жанровая специфика романов «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне»; своеобразие классических романов И.С.Тургенева 1850-х годов (принципы ...
Есть и другое мнение, согласно которому за традиционными формами аскетизма Лизы Калитиной кроются элементы нового этического идеала. Жертвенный порыв героини, ее стремление приобщиться к вселенскому горю предвещают новую эпоху, несущую идеалы самоотвержения, готовности идти на гибель за величественную идею, за счастье народа, что станет характерным для русской жизни и литературы конца 60—70-х годов.
Тема «лишних людей» у Тургенева по существу заканчивалась в «Дворянском гнезде». Лаврецкий приходит к твердому сознанию, что силы его поколения исчерпаны. Но ему же дано заглянуть в будущее. В эпилоге он, одинокий и разочарованный, думает, глядя на играющую молодежь: «Играйте, веселитесь, растите, молодые силы… жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить…» Так был намечен переход к следующим романам Тургенева, в которых главную роль играли уже «молодые силы» новой, демократической России.
Излюбленное место действия в тургеневских произведениях — «дворянские гнезда» с царящей в них атмосферой возвышенных переживаний. Их судьба волнует Тургенева и один из своих романов, который так и называется «Дворянское гнездо», проникнут чувством тревоги за их судьбу.
Этот роман проникнут сознанием того, что «дворянские гнезда» вырождаются. Критические освещает Тургенев дворянские родословные Лаврецких и Калитиных, видя в них летопись крепостнического произвола, причудливую смесь «барства дикого» и аристократического преклонения перед Западной Европой.
Тургенев очень точно показывает смену поколений в роде Лаврецких, их связи с -различными периодами исторического развития. Жестокий и дикий самодур-помещик, прадед Лаврецкого («что барин восхотел, то и творил, мужиков за ребра вешал … старшого над собой не знал»); его дед, который однажды «перепорол всю деревню», безалаберный и хлебосольный «степной барин»; полный ненависти к Вольтеру и «изуверу» Ди-дероту, — это типичные представители русского «барства дикого». Сменяют их приобщившиеся к культуре то претензии на «французскость», то англоманство, что мы видим в образах легкомысленной старой княжны Кубенской, в весьма преклонном возрасте вышедшей замуж за молодого француза, и отца героя Ивана Петровича Начав с увлечения «Декларацией прав человека» и Дидро, он кончил молебнами и баней. «Вольнодумец — начал ходить в церковь и заказывать молебны; европеец — стал париться и обедать в два часа, ложиться в девять, засыпать под болтовню дворецкого; государственный человек — сжег все свои планы, всю переписку,
трепетал перед губернатором и егозил перед исправником». Такова была история одного из родов русского дворянства
Также дано представление о семействе Калитиных, где родителям нет никакого дела до детей, лишь бы были накормлены и одеты.
Тургенев и Г. Джеймс в доме со многими окнами
... Г. Джеймса «Женский портрет» и романа И. С. Тургенева «Дворянское гнездо». Эти произведения объединяет не только видное место, занимаемое каждым ... и в романе «Дворянское гнездо». Читатель понимает, как постепенно возникает в Лизе любовь к Лаврецкому. Повествователь заботливо отмечает отдельные ... повествователя и даже не в монологах Лизы и Лаврецкого, но, прежде всего, в кратких и сбивчивых репликах, ...
Вся эта картина дополняется фигурами сплетника и шута старого чиновника Гедеонове кого, лихого отставного штаб-ротмистра и известного игрока — отца Панигина, любителя казенных денег — отставного генерала Коробьина, будущего тестя Лаврецкого, и т.п. Рассказывая историю семей персонажей романа, Тургенев создает картину весьма далекую от идиллического изображения «дворянских гнезд». Он показывает раэрошерстую Россию, люди которой ударяются во все тяжкие от полного курса на запад до буквально дремучего прозябания в своем имении.
А все «гнезда», которые для Тургенева были оплотом страны, местом, где концентрировалась и развивалась ее мощь, претерпевают процесс распада, разрушения. Описывая предков Лаврецкого устами народа (в лице дворового человека Антона), автор показывает, что история дворянских гнезд омыта слезами многих их жертв.
Одна из них — мать Лаврецкого — простая крепостная девушка, оказавшаяся, на свое несчастье, слишком красивой, что привлекает внимание барича, который, женившись из желания досадить отцу, отправился в Петербург, где увлекся другой. А бедная Малаша, не перенеся еще и того, что у нее, в целях воспитания, отняли сына, «безропотно, в несколько дней угасла».
Тема «безответности» крепостного крестьянства сопровождает все повествование Тургенева о прошлом рода Лаврецких. Образ злой и властной тетки Лаврецкого Глафиры Петровны дополняют образы постаревшего на барской службе дряхлого лакея Антона и старухи Апраксеи. Эти образы неотделимы от «дворянских гнезд».
Помимо крестьянской и дворянской линий автор еще разрабатывает линию любовную. В борьбу между долгом и личным счастьем перевес оказывается на стороне долга, которому любовь не в силах противостоять. Крах иллюзий героя, невозможность для него личного счастья являются как бы отражением того социального краха, который пережило дворянство в эти годы.
«Гнездо» — это дом, символ семьи, где не прерывается связь поколений. В романе Дворянское гнездо» нарушена эта связь, что символизирует разрушение, отмирание родовых поместий под влиянием крепостного права. Итог этого мы можем видеть например, в стихотворении Н. А. Некрасова «Забытая деревня».
Но Тургенев надеется, что не все еще потеряно, и обращается в романе, прощаясь с прошлым, к новому поколению, в котором он видит будущее России.
Лиза Калитина — самая поэтичная и грациозная из всех женских личностей, когда-либо созданных Тургеневым. Лиза при первом знакомстве предстаёт перед читателями стройной, высокой, черноволосой девушкой лет девятнадцати. «Её природные качества: искренность, естественность, природный здравый смысл, женственная мягкость и грация поступков и душевных движений. Но в Лизе женственность выражается в робости, в стремлении подчинить чужому авторитету свою мысль и волю, в нежелании и неумении пользоваться врождённою проницательностью и критической способностью. <…> Она по-прежнему считает покорность высшим достоинством женщины. Она молча покоряется, чтобы не видеть несовершенства окружающего мира. Стоя неизмеримо выше окружающих её людей, она старается себя уверить, что она такая же, как и они, что отвращение, которое возбуждает в ней зло или неправда, есть тяжкий грех, недостаток смирения»1. Она религиозна в духе народных верований: её привлекает в религии не обрядовая сторона, а высокая нравственность, совестливость, терпеливость и готовность безоговорочно подчиниться требованиям сурового нравственного долга.2 «Эта девушка богато одарена природою; в ней много свежей, неиспорченной жизни; в ней всё искренне и неподдельно.
Типология и своеобразие женских образов в произведених И.С. Тургенева
... лишний человек» Рудин; напрасно грезящий о счастье и приходящий к смиренному самоотвержению и надежде на счастье для людей нового времени Лаврецкий («Дворянское гнездо», 1859; события происходят ... в отечественной словесности, «Записки охотника» стали смысловым фундаментом всего дальнейшего творчества Тургенева: отсюда тянутся нити и к исследованию феномена «лишнего человека» (проблема, намеченная ...
У неё есть природный ум и много чистого чувства. По всем этим свойствам она отделяется от массы и примыкает к лучшим людям нашего времени»1. По мнению Пустовойта, у Лизы цельный характер, ей свойственно нести моральную ответственность за свои поступки, она доброжелательна к людям и требовательна к себе. «От природы ей присущи живой ум, сердечность, любовь к прекрасному и – что самое главное – любовь к простому русскому народу и ощущение своей кровной связи с ним. Она любит простой народ, хочет ему помочь, сблизиться с ним». Лиза знала, как несправедливы по отношению к нему были её предки-дворяне, сколько бедствий и страданий людям причинил, например, её отец. И, будучи с детства воспитана в религиозном духе, она стремилась «всё это отмолить»2. «Лизе и в голову не приходило, — пишет Тургенев, — что она – патриотка; но ей было по душе с русскими людьми; русский склад ума её радовал; она, не чинясь, по целым часам беседовала со старостой материнского имения, когда он приезжал в город, и беседовала с ним, как с ровней, без всякого барского снисхождения». Это здоровое начало проявилось в ней под влиянием няни – простой русской женщины Агафьи Власьевны, которая воспитала Лизу.
Рассказывая девочке поэтичные религиозные предания, Агафья толковала их как бунт против несправедливости, царящей в мире. Под влиянием этих рассказов Лиза с юных лет чутко относилась к людским страданиям, доискивалась правды, стремилась делать добро. Она и в отношениях с Лаврецким ищет нравственной чистоты, искренности. С детства Лиза была погружена в мир религиозных представлений и преданий. Всё в романе как-то незаметно, незримо клонит к тому, что она покинет дом и уйдёт в монастырь. Мать Лизы – Марья Дмитриевна – прочит ей в мужья Паншина. «…Паншин просто без ума от моей Лизы. Что ж? Он хорошей фамилии, служит прекрасно, умён, ну, камерюнкер, и если на то будет воля Божия… я со своей стороны, как мать, очень буду рада». Но Лиза не испытывает к этому человеку глубоких чувств, и читатель с самого начала чувствует, что у героини с ним не будет близких отношений. Ей не нравится его излишняя прямолинейность в отношениях с людьми, отсутствие чуткости, душевности, некоторая поверхностность. Например, в эпизоде с учителем музыки Леммом, написавшем для Лизы кантату, Паншин ведёт себя бестактно. Он бесцеремонно рассуждает о музыкальном произведении, которое Лиза ему показала по секрету.
«Глаза Лизы, прямо на него устремлённые, выражали неудовольствие; губы её не улыбались, всё лицо было строго, почти печально: «Вы рассеянны и забывчивы, как все светские люди, вот и всё». Ей неприятно, что из-за неделикатности Паншина Лемм расстроился. Она чувствует себя виноватой перед учителем за то, что сделал Паншин и к чему она сама имеет только косвенное отношение. Лемм считает, что «Лизавета Михайловна девица справедливая, серьёзная, с возвышенными чувствами, — а он <Паншин> — дилетант. <…> Она его не любит, то есть она очень чиста сердцем и не знает сама, что это значит: любить. <…> Она может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, то есть душа его не прекрасна». Тётя героини Марфа Тимофеевна также чувствует, что «… Лизе за Паншиным не быть, не такого мужа она стоит». Главный герой романа – Лаврецкий. После разрыва с женой он утратил веру в чистоту человеческих отношений, в женскую любовь, в возможность личного счастья. Однако общение с Лизой постепенно воскрешает его былую веру во всё чистое и прекрасное. Он желает девушке счастья и потому внушает ей, что личное счастье превыше всего, что жизнь без счастья становится тусклой и невыносимой. «Вот новое существо только что вступает в жизнь.
Счастье: подходы к определению
... насколько мы удовлетворены тем, что имеем». Мы рождены для поиска счастья. В основе счастья лежат чувства любви, привязанности, близости и сострадания. Далай-лама считает, что у каждого ... ключевой фактор, который позволяет индивидууму наиболее полно использовать остальные факторы для достижения счастья и удовлетворения, - состояние ума. Этот фактор является решающим. Есть факторы, которые ведут ...
Славная девушка, что-то из неё выйдет? Она и собой хороша. Бледное свежее лицо, глаза и губы такие серьёзные, и взгляд чистый и невинный. Жаль, она, кажется, восторженна немножко. Рост славный, и так легко ходит, и голос тихий. Очень я люблю, когда она вдруг остановится, слушает со вниманием без улыбки, потом задумается и откинет назад свои волосы. Паншин её не стоит. <…> А впрочем, чего я размечтался? Побежит и она по той же дорожке, по какой все бегают…» — рассуждает о Лизе 35-тилетний Лаврецкий, имеющий за плечами опыт не сложившихся семейных отношений. Лиза сочувствует идеям Лаврецкого, в котором гармонично сочетались романтическая мечтательность и трезвая положительность. Она поддерживает в душе его стремление к полезной для России деятельности, к сближению с народом. «Очень скоро и он и она поняли, что любят и не любят одно и то же»1. Тургенев не прослеживает в деталях возникновение духовной близости между Лизой и Лаврецким, но он находит другие средства передачи быстро растущего и крепнущего чувства. История взаимоотношений героев раскрывается в их диалогах, с помощью тонких психологических наблюдений и намёков автора. Писатель остаётся верен своему приёму «тайной психологии»: о чувствах Лаврецкого и Лизы он даёт представление главным образом при помощи намёков, едва уловимых жестов, пауз, насыщенных глубоким смыслом, скупых, но ёмких диалогов.
Музыка Лемма сопровождает лучшие движения души Лаврецкого и поэтические объяснения героев. Тургенев сводит к минимуму словесное выражение чувств героев, но заставляет читателя по внешним признакам догадываться об их переживаниях: «бледное лицо» Лизы, «закрыла лицо руками», Лаврецкий «склонился к её ногам». Писатель концентрирует внимание не на том, что говорят герои, а на том, как они говорят. Почти за каждым их поступком или жестом улавливается сокровенное внутреннее содержание1. Позже, осознав свою любовь к Лизе, герой начинает мечтать о возможности личного счастья и для себя самого. Приезд жены, ошибочно признанной умершей, поставил Лаврецкого перед дилеммой: личное счастье с Лизой или долг по отношению к жене и ребёнку. Лиза ни на йоту не сомневается в том, что ему необходимо простить жену и что семью, созданную волей божьей, никто не имеет права разрушить. И Лаврецкий вынужден покориться печальным, но неумолимым обстоятельствам. Продолжая считать личное счастье высшим благом в жизни человека, Лаврецкий жертвует им и склоняется перед долгом2. Добролюбов увидел драматизм положения Лаврецкого «не в борьбе с собственным бессилием, а в столкновении с такими понятиями и нравами, с которыми борьба действительно должна устрашить даже энергичного и смелого человека»3.
Проблема любви, брака и семьи в романе Толстого Анна Каренина ...
... чувство на которое был способен». Создав ту «обстановку счастья», которая вошла у него в привычку, Каренин вдруг обнаружил, ... когда Анна поняла, что ее страстной,…любви недостаточно для счастья Вронского, и он, для которого она пожертвовала сыном, « ... или публицистических авторских отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная преемственная связь, которая проявляется ...
Лиза – живая иллюстрация этих понятий. Её образ способствует раскрытию идейной линии романа. Мир несовершенен. Принять его – значит примириться со злом, которое творится вокруг. На зло можно закрыть глаза, можно замкнуться в собственном маленьком мирке, но нельзя при этом остаться человеком. Возникает ощущение, будто благополучие куплено ценой чужого страдания. Быть счастливым, когда есть кто-то страдающий на земле – стыдно. Какая неразумная и характерная для русского сознания мысль! И человек обречён на бескомпромиссный выбор: эгоизм или самопожертвование? Выбрав правильно, герои русской литературы отрекаются от счастья и мира. Наиболее законченный вариант отречения – уход в монастырь. Подчёркивается именно добровольность такого самонаказания – не кто-то, а что-то заставляет русскую женщину забыть о молодости и красоте, телесное и душевное принести в жертву духовному. Иррациональность здесь очевидна: какая польза в самопожертвовании, если оно не будет оценено? Зачем отказываться от удовольствия, если оно никому не вредит? Но может быть уход в монастырь – не насилие над собой, а откровение высшего человеческого назначения?1 Лаврецкий и Лиза вполне заслуживают счастья – автор и не скрывает симпатии к своим героям.
Но на протяжении всего романа читателя не покидает чувство грустного финала. Неверующий Лаврецкий живёт по классицистической системе ценностей, устанавливающей дистанцию между чувством и долгом. Долг для него – не внутренняя потребность, а печальная необходимость. Лиза Калитина открывает в романе иное «измерение» – вертикальное. Если коллизия Лаврецкого лежит в плоскости «я» – «другие», то душа Лизы ведёт напряжённый диалог с Тем, от Кого зависит земная жизнь человека. В разговоре о счастье и отречении вдруг обнаруживается пропасть между ними, и мы понимаем, что взаимное чувство – слишком ненадёжный мостик над этой бездной. Они как будто говорят на разных языках. По мнению Лизы, счастье на земле зависит не от людей, а от бога. Она уверена, что брак – нечто вечное и незыблемое, освящённое религией, богом. Поэтому она беспрекословно примиряется со случившимся, ибо считает, что нельзя достичь подлинного счастья ценой нарушения существующих норм. И «воскресение» жены Лаврецкого становится решающим аргументом в пользу этого убеждения. Герой же в этом видит возмездие за пренебрежение общественным долгом, за жизнь его отца, дедов и прадедов, за его собственное прошлое. «Тургенев впервые в русской литературе поставил очень тонко и незаметно важный и острый вопрос о церковных путах брака»2. Любовь, по мнению Лаврецкого, оправдывает и освящает стремление к удовольствию. Он уверен, что любовь искренняя, не эгоистичная может помочь трудиться и достичь цели. Сравнивая Лизу со своей бывшей, как он полагал, женой Лаврецкий думает: «Лиза <…> сама бы воодушевила меня на честный, строгий труд, и мы пошли бы оба вперёд к прекрасной цели»3. Важно, что в этих словах нет отказа от личного счастья во имя исполнения долга. Более того, Тургенев в данном романе показывает, что отказ героя от личного счастья не помог ему, а помешал выполнить свой долг. У его возлюбленной другая точка зрения. Она стыдится той радости, той жизненной полноты, какую обещает ей любовь. «Во всяком движении своём, во всякой невинной радости Лиза предчувствует грех, страдает за чужие проступки и часто готова принести свои потребности и влечения в жертву чужой прихоти. Она вечная и добровольная мученица. Считая несчастье за наказание, она несёт его с покорным благоговением»1. В практической жизни она отступает от всякой борьбы. Её сердце остро чувствует незаслуженность, а потому – незаконность будущего счастья, его катастрофу. У Лизы нет борьбы между чувством и долгом, а есть чувство долга, которое отзывает её от мирской жизни, полной несправедливости и страданий: «Я всё знаю, и свои грехи, и чужие. <…> Всё это отмолить, отмолить надо… отзывает меня что-то; тошно мне, хочется запереться навек». Не печальная необходимость, а неизбывная потребность влечёт героиню в монастырь. Здесь не только обострённое ощущение социальной несправедливости, но и чувство личной ответственности за всё зло, происходившее и происходящее в мире. У Лизы не возникает мысли о несправедливости судьбы. Она готова к страданиям. Сам Тургенев ценит не столько содержание и направление мысли Лизы, сколько высоту и величие духа, — ту высоту, которая даёт ей силу разом порвать с привычной обстановкой и привычной средой2. «Лиза ушла в монастырь не только для того, чтобы замолить свой грех любви к женатому человеку; она хотела принести собою очистительную жертву за грехи родных, за грехи своего класса»3. Но её жертва ничего не может изменить в обществе, где спокойно наслаждаются жизнью такие пошлые люди, как Паншин и жена Лаврецкого Варвара Павловна. В судьбе Лизы заключён тургеневский приговор обществу, уничтожающему всё чистое и возвышенное, что рождается в нём. Как ни восхищали Тургенева полное отсутствие эгоизма у Лизы, её нравственная чистота и твёрдость духа, он, по мнению Винниковой, осудил свою героиню и в её лице – всех тех, кто, имея силы для подвига, не сумел, однако, совершить его. На примере Лизы, зря погубившей свою жизнь, которая была так необходима Родине, он убедительно показал, что ни очистительная жертва, ни подвиг смирения и самопожертвования, совершённый человеком, неверно понявшим свой долг, не могут никому принести пользы. Ведь девушка могла воодушевить на подвиг Лаврецкого, но не сделала этого. Более того, именно перед её ложными представлениями о долге и счастье, якобы зависящими только от бога, герой и вынужден был отступить. Тургенев считал, что «России теперь нужны сыны и дочери, не только способные на подвиг, но и осознающие, какого именно подвига ждёт от них Родина»1. Итак, уходом в монастырь «заканчивается жизнь молодого, свежего существа, в котором была способность любить, наслаждаться счастием, доставлять счастие другому и приносить разумную пользу в семейном кругу. Что же сломило Лизу? Фанатическое увлечение неправильно понятым нравственным долгом. В монастыре она думала принести собою очистительную жертву, думала совершить подвиг самоотвержения. Духовный мир Лизы весь основан на началах долга, на полном отречении от личного счастья, на стремлении дойти до предела в осуществлении своих моральных догматов, и таким пределом для неё оказывается монастырь. Любовь, возникшая было в душе Лизы, — это, в глазах Тургенева, извечная и коренная тайна жизни, которую невозможно и не нужно разгадывать: такое разгадывание было бы святотатством2. Любви в романе придано торжественное и патетическое звучание. Завершение романа трагично по причине того, что счастье в понимании Лизы и счастье в понимании Лаврецкого изначально различны3. Попытка Тургенева изобразить в романе равноправную, полноценную любовь кончилось неудачей, разъединением – добровольным с обеих сторон, личной катастрофой, принятой как нечто неизбежное, исходящее от бога и потому требующее самоотречения и смирения4. Личность Лизы оттенена в романе двумя женскими фигурами: Марьи Дмитриевны и Марфы Тимофеевны. Марья Дмитриевна, мать Лизы, по характеристике Писарева, – женщина без убеждений, не привыкшая к размышлениям; она живёт одними светскими удовольствиями, симпатизирует пустым людям, не имеет влияния на своих детей; любит чувствительные сцены и щеголяет расстроенными нервами и сентиментальностью. Это – взрослый ребёнок по развитию5. Марфа Тимофеевна, тётя героини – умная, добрая, одарённая здравым смыслом, проницательная. Она энергична, деятельна, говорит правду в глаза, не терпит лжи и безнравственности. «Практический смысл, мягкость чувств при резкости внешнего обращения, беспощадная откровенность и отсутствие фанатизма — вот преобладающие черты в личности Марфы Тимофеевны…»1. Её духовный склад, её характер, правдивый и непокорный, многое в её облике корнями уходит в прошлое. Её холодная религиозная восторженность воспринимается не как черта современной ей русской жизни, а как нечто глубоко архаическое, традиционное, пришедшее из каких-то глубин народной жизни. Между этими женскими типами Лиза является нам наиболее полно и в лучшем свете. Её скромность, нерешительность и стыдливость оттеняется резкостью приговоров, смелостью и придирчивостью тётки. А неискренность и жеманство матери резко контрастируют с серьёзностью и сосредоточенностью дочери. В романе не могло быть счастливого исхода, потому что свободу двух любящих людей сковывали непреодолимые условности и вековые предрассудки тогдашнего общества. Не сумев отречься от религиозных и нравственных предрассудков своей среды, Лиза во имя ложно понятого морального долга отказалась от счастья. В «Дворянском гнезде» сказалось, таким образом, и отрицательное отношение Тургенева-атеиста к религии, которая воспитывала в человеке пассивность и покорность судьбе, усыпляла критическую мысль и уводила в мир иллюзорных мечтаний и неосуществимых надежд2. Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать выводы об основных способах, с помощью которых автор создаёт образ Лизы Калитиной. Важную значение здесь имеет авторское повествование об истоках религиозности героини, о путях становления её характера. Значительное место занимают и портретные зарисовки, отражающие мягкость и женственность девушки. Но основная роль принадлежит небольшим, но содержательным диалогам Лизы с Лаврецким, в которых образ героини максимально раскрывается. Разговоры героев происходят на фоне музыки, поэтизирующей их взаимоотношения, их чувства. Не меньшую эстетическую роль в романе играет и пейзаж: он как бы соединяет души Лаврецкого и Лизы: «для них пел соловей, и звёзды горели, и деревья тихо шептали, убаюканные и сном, и негой лета, и теплом». Тонкие психологические наблюдения автора, едва уловимые намёки, жесты, многозначительные паузы – всё это служит созданию и раскрытию образа девушки. Сомневаюсь, что Лизу можно назвать типичной тургеневской девушкой – деятельной, способной на самопожертвование ради любви, обладающей чувством собственного достоинства, твёрдой волей и сильным характером. Можно признать наличие у героини романа решимости – уход в монастырь, разрыв со всем, что было дорого и близко, – свидетельство тому. Образ Лизы Калитиной в романе служит наглядным примером того, что далеко не всегда отказ от личного счастья способствует счастью всеобщему. Трудно не согласится с мнением Винниковой, считающей, что жертва Лизы, ушедшей в монастырь, была напрасной. Действительно, она могла бы стать музой Лаврецкого, его вдохновителем, подвигнуть его на многие благие дела. Это был, в определённой степени, её долг перед обществом. Но этому долгу реальному Лиза предпочла абстрактный – устранившись от практических дел в монастырь, «отмаливать» свои грехи и грехи окружающих. Её образ раскрывается перед читателями в вере, в религиозном фанатизме. Она не является действительно деятельной натурой, на мой взгляд, её деятельность – мнимая. Возможно, с точки зрения религии, решение девушки уйти в монастырь и её молитвы имеют какое-либо значение. Но в настоящей жизни требуются реальные действия. А Лиза на них не способна. В отношениях с Лаврецким всё зависело от неё, но она предпочла подчиниться требованиям нравственного долга, понимаемого ею превратно. Лизавета уверена, что нельзя достичь подлинного счастья ценой нарушения существующих норм. Она боится, что её возможное счастье с Лаврецким вызовет чьи-то страдания. А, по убеждению девушки, быть счастливым, когда есть кто-то страдающий на земле – стыдно. Она приносит свою жертву не во имя любви, как она думает, а во имя своих взглядов, веры. Именно это обстоятельство имеет решающее значение для определения места Лизы Калитиной в системе женских образов, созданных Тургеневым.
О некоторых средствах создания психологии героев романа Ф.М. ...
... читателями, как выворачивает их жизнь наизнанку и «разглядывает все складки и морщинки их душевной подноготной»2 . Наблюдения о некоторых средствах создания психологии героев романа и стали темой данной ... Образ мыслящего героя, в сознании которого происходит постоянная, ни на минуту не прекращающаяся работа над уяснением противоречий и смысла окружающей жизни, стоит в центре романа Достоевского. Его ...
С5- На какие два «полюса» можно разделить героев романа и по ...
... добра, правды и любви, вторые же считают жизнь игрой, и всё ими совершается ради собственной выгоды. Люди «мира»- положительные герои романа, к ним относятся Наташа Ростова, Андрей ... Болконский, Пьер Безухов, Марья Болконская. Наташу Ростову можно охарактеризовать такой фразой: «сущность её жизни- любовь». Доброта и ...
Социально-психологическое и нравственно-философское содержание ...
... и нравственно-философское содержание романа. Цель исследования: определение места романа «Преступление и наказание» в понимании правды жизни и смысла жизни человека. В ходе выполнения ... стремящегося утвердить себя. Огромная трагическая мощь романа, всестороннее разоблачение буржуазной идеи «сверхчеловека», глубокое воспроизведение социальных условий жизни столичной бедноты, подлинный демократизм и ...
Сюжет романа В центре романа — история Лаврецкого, происходящая в 1842 г. в губернском городе О., эпилог рассказывает о том, что произошло с героями через восемь лет. Но в целом охват времени в романе гораздо шире — предыстории героев уводят в прошлый век и в разные города: действие происходит в имениях Лаврики и Васильевское, в Петербурге и Париже. Так же «скачет» и время. В начале повествователь указывает год, когда «дело происходило», затем, рассказывая историю Марьи Дмитриевны, отмечает, что муж ее «умер лет десять тому назад», а еще тому назад пятнадцать лет «в несколько дней успел покорить ее сердце». Несколько дней и десятилетие оказываются равнозначными в ретроспективе судьбы персонажа. Таким образом, «пространство, где живет и действует герой, почти никогда не бывает замкнутым — за ним видится, слышится, живет Русь…», в романе показана «лишь часть родной земли, и это чувство пронизывает и автора, и его героев» . Судьбы главных героев романа включены в историко-культурную ситуацию российской жизни конца XVIII — первой половины XIX в. Предыстории персонажей отражают связь времен с характерными для разных периодов чертами быта, национального уклада, нравов. Создается соотношение целого и части. В романе показан поток жизненных событий, где бытописание естественно сочетается с тирадами и светскими диспутами на социально-философские темы (например, в гл. 33).
Персонален представляют разные группы общества и разные течения общественной жизни, характеры проявляются не в одной, а в нескольких детально обрисованных ситуациях и включаются автором в более длительный, чем одна человеческая жизнь, период. Этого требует масштаб авторских умозаключений, обобщающих идей об истории России. В романе шире, чем в повести, представлена российская жизнь, затрагивается более широкий круг общественных вопросов. В диалогах в «Дворянском гнезде» реплики героев имеют двойной смысл: слово в буквальном значении звучит как метафора, а метафора неожиданно оказывается пророчеством. Это относится не только к пространным диалогам Лаврецкого и Лизы, рассуждающих о серьезных мировоззренческих вещах: жизни и смерти, всепрощении и грехе и т. д. до и после появления Варвары Павловны, но и к разговорам других персонажей. Глубокий подтекст имеют, казалось бы, простые незначительные реплики. Например, объяснение Лизы с Марфой Тимофеевной: «А ты, я вижу, опять прибирала свою келейку. — Какое это вы произнесли слово! — прошептала Лиза…» Эти слова предваряют главное объявление героини: «Я хочу идти в монастырь».
Дворянское гнездо — Стр 2
Характер диалога в романе изменяется только один раз, во время свидания Лизы и Лаврецкого. Он становится «импрессионистским», передающим эмоциональную атмосферу свидания, намекает на чувства героев. Диалог состоит из отрывочных фраз и неполных предложений, в которых повторяются отдельные слова. Замешательство Лаврецкого передано многоточиями и повторами: «Лиза!… Лиза… «Я…я…я… люблю вас»).
Психологическое состояние героев дано в авторских «описательных» ремарках: «сердце его захолонуло», «произнес он с невольным ужасом» и т.д. Как было отмечено, главные герои «все подлинно гармонические моменты любви… переживают вне ситуации общения» . Диалог занимает большое место в повести, но его значение специфично: «Вы сегодня были сердиты. — Я? — Вы. — Отчего же, помилуйте… — Не знаю, но вы были сердиты и ушли сердитыми. Мне было очень досадно, что вы так ушли, и я рада, что вы вернулись». В речевых интонациях передаются эмоции героев; разговоры «ни о чем» отражают неопределенность их чувств, диалоги создают эмоциональную атмосферу, в которой формируются отношения Аси и господина Н. Н., запечатлевают причудливую смену настроений героини. Диалог становится драматичным (когда реплики приравниваются к действию) в повести однажды — во время свидания, выявляя грубость и непоследовательность поведения Н. Н. (неожиданную для него самого).
В самый решительный момент герой вспоминает о Гагине и восклицает: «Ваш брат… ведь он все знает… Он знает, что я вижусь с вами». Эта фраза определяет последующее развитие событий. В этом диалоге каждое слово равно поступку. И эти действия не соответствуют характеру отношений, сложившихся у молодых людей ранее. Поэтому героиня не сразу понимает смысл слов и переспрашивает: «Я должен был ему все сказать. — Должны? — проговорила она невнятно». Дальнейшие обвинения, которые предъявляет Н. Н. Асе («Да, да, — повторил я с каким-то ожесточением, — и в этом вы одни виноваты…»; «посмотрите лее, что вы наделали…»), являются, по сути, его самым решительным действием, в ответ на которое Ася отвечает не словами, а резким и неожиданным движением: «…она вдруг вскочила — с быстротою молнии бросилась к двери и исчезла…». Таким образом, диалог в повести и романе выполняет различные функции. Подытоживая вышеизложенное, можно сказать, что близкие по тематике повесть и роман Тургенева конца 50-х гг., с характерной для его творчества коллизией «счастья и долга», при ближайшем рассмотрении обнаруживают различия в характере конфликта, в изображении хронотопа, в роли второстепенных персонажей, в масштабах художественного мира, широте отражения действительности, форме повествования.
В эпилоге «Дворянского гнезда» звучит элегический мотив скоротечности жизни, стремительного бега времени. Прошло восемь лет, ушла из жизни Марфа Тимофеевна, не стало матери Лизы Калитиной, умер Лемм, постарел душой и телом Лаврецкий. В течение этих восьми лет совершился, наконец, перелом в его жизни: он перестал думать о собственном счастье и добился того, чего хотел – сделался хорошим хозяином, выучился пахать землю, улучшил быт своих крестьян. В сцене встречи Лаврецкого с молодым поколением дворянского гнезда Калитиных выражено предчувствие Тургеневым ухода в прошлое целой эпохи русской жизни.
Роман появился в печати в 1859 году, накануне крестьянской реформы, которая очень много изменила не только в жизни крестьянства, но и всего общества. Русское дворянство оказалось перед лицом таких жизненных испытаний, которые обернулись трагедией для многих его представителей.
В романе рядом с Лаврецким оказываются те силы, которые связаны со светлым будущем, здоровым, открытым всему лучшему. Не случайно действие в эпилоге происходит весной: «Опять повеяло с неба сияющим счастьем весны; опять улыбнулась она земле и людям; опять под ее лаской все зацвело, полюбило и запело». Дом Калитиных как будто помолодел. Он, казалось, кипел жизнью и переливался весельем через край, из окон на улицу неслись радостные звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха. Как элегическое прощание с жизнью звучат слова Лаврецкого: «Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!»
Герой живет в ожидании конца. Обращаясь к молодому поколению, Лаврецкий говорит: «Играйте, веселитесь, растите, молодые силы… жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить: вам не придется, как нам, отыскивать свою дорогу, бороться, падать и вставать среди мрака: мы хлопотали о том, как бы уцелеть, – сколько нас не уцелело – а вам надобно дело делать, работать».
Особенно впечатляющим моментом в эпилоге является картина последнего свидания Лизы и Лаврецкого. Оно безмолвно, как то чувство, которое не умерло в душах героев. И автор не хочет прикасаться к нему, предоставляя нам право домыслить и дочувствовать самим.
В данной ситуации Тургенев остается верен собственным художественным принципам. Он всегда был убежден, что художник должен быть «тайным» психологом. Все, что чувствует героиня, выражает ее внешность: «Она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще слегка наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу».
Образы тишины и безмолвия вообще имеют символическое значение для Тургенева. Этот образ — выражение внутренней тишины духа, внутренней нравственной деятельности, высшей духовной красоты. Красота и обаяние тихой жизни видятся и слышатся Лаврецкому в его неказистом Васильевском, где жила тетка Глафира. Только после того, как герой услышал эту тишину русской жизни, он смог понять и полюбить Лизу с тишиной ее веры, с глубокой скрытой красотой ее души. Не углубляясь в диалектику души своих героев, Тургенев, тем не менее, передает всю полноту их внутренней жизни.
Эпилог романа является концентрированным выражением всей его проблематики, символического, образного значения. В нем заключен основной лирико-трагический мотив, передана атмосфера и настроение увядания, исполненного поэзии заката. При этом Тургенев показывает, что в русском обществе подспудно зреют новые, лучшие, светлые силы.
Таким образом, художественная манера Тургенева-писателя с полной силой реализована в эпилоге романа «Дворянское гнездо».