Билингвизм и мозг. Изучение иностранных языков и мозг Изучение второго языка: психологические и нейролингвистические аспекты

Черниговская Т.В.

Релевантные переменные: возраст начала изучения, тип (способ) изучения — прямой или структурно-формальный, знание других иностранных языков — и каких.

За последние годы у теоретиков-лингвистов сменилась точка зрения на природу изучения иностранного языка: раньше считалось, что это — процесс формирования совершенно новых навыков языкового поведения; теперь все более принята точка зрения, что изучение нового языка — это активный процесс творческого так сказать конструирования грамматики. Сменяется и ранее абсолютно признанная идея глобальной роли родного языка и следующих отсюда ошибок: теперь более принято считать, что есть некие общие, универсальные ошибки.

Ищут, таким образом, параллели в освоении первого языка ребенком и усвоении второго — или вторых языков — взрослым. Пытаются найти правила Универсальной Грамматики, которые ограничили бы разнообразие гипотез об усвоении языка детьми (см. про это в текстах по детской речи в Психолингвистике).

Сейчас ведется работа по сортировке и упорядочиванию факторов, влияющих на изучение второго языка (Родной язык, возраст и его особенности в психофизиологическом смысле, универсальность принципов и маркированность характеристик данного языка).

Идея решающей роли родного языка (Contrastive Analysis Hypothesis) — сводится к тому, что грамматическая структура родного языка (Mother tongue or L1) настолько сильна, что обучающийся строит свои новые языковые навыки на ее базе. В связи с этим, ошибки рассматриваются как следствие разницы в грамматическом строе двух языков. Такое влияние родного языка считается неизбежным. Согласно этой идее, сопоставительный анализ двух языков может предсказать или по крайней мере объяснить ошибки, которые делают учащиеся (Negative transfer).

В противоположность этому существует иная точка зрения, согласно которой ошибки обучающихся второму языку носят универсальных характер и сопоставимы с ошибками детей при овладении первым языком (Generative View — a creative process guided by innate, universal mechanisms). Есть специальные работы, показывающие сходность ошибок на разных стадиях изучения первого и второго языков как у взрослых, так и у детей. Предполагается, таким образом творческое выстраивание правил любого нового языка (Creative Construction Idea). В этой связи говорят о создании обучающимися как бы промежуточной грамматики (Interlanguage), т.е. грамматики изучающего второй язык — отличающейся и от таковой родного, и от изучаемого второго языка.

19 стр., 9271 слов

Изучение вклада Ф.А. Сохина в область речевого развития дошкольников

... в детском саду включала обучение родному языку и русскому языку в национальном и многонациональном детских садах. Большое внимание уделялось также сравнительному изучению речевого развития нормально слышащих, ... Конина считала, что полагаться на формирование грамматических навыков в процессе исправления ошибок неправомерно. Необходимо обучение детей, помощь в преодолении трудностей, а не пассивное ...

Интересно, что если синтаксические ошибки действительно не обязательно сводимы к Negative Transfer, то ошибки фонологические вроде бы бесспорно являются следствием влияния первого языка. Пожалуй, это объяснимо, так как — в конечном счете- это перенос моторных- артикуляторных- навыков.

Таким образом, изучение L2 находится под воздействием как переноса из L1, так и некоторых универсальных особенностей усвоения языка вообще.

Билингвизм и функциональная асимметрия мозга

Введение.

Вопросы мозговых механизмов билингвизма стали интересовать исследователей еще в прошлом веке. В основном этот интерес связывался с проблемой афазии у полиглотов при очаговых поражениях левого полушария. При этом обсуждалось, главным образом, какой язык больше страдает при афазиях и какой ранее восстанавливается. Показано, что при афатических нарушениях у полиглотов языки ведут себя по-разному, с разной степенью интерференции или вытеснения. Литература пестрит множеством взглядов, часто противоречивых (обзоры: [Вальд, 1961; Верещагин, 1969; Paradis, 1977; Albert, Obler, 1978]).

Для описания картины восстановления разных языков у билингвов был предложен ряд правил, или законов: так называемый закон Рибо [Ribot, 1881], гласящий в общем виде, что новое умирает раньше старого, и близкое к нему так называемое правило Питра [Pitres, 1895], согласно которому восстановление речи у полиглотов проходит 4 стадии: восстановление понимания (1) и говорения (2) на родном языке и затем восстановление понимания (3) и говорения (4) на чужом языке. Эти правила стали в афазиологии основополагающими, и хотя количество случаев, их подтверждающих, примерно равно случаям противоположным, последние обычно рассматриваются как исключения из правила Питра, причем объясняется это влиянием речевой среды, темой разговора, эмоциональными факторами и т.п. [Лурия, 1947; Членов, 1948]. Интересно заметить, что З. Фрейд [Freud, 1891] подчеркивал, что важную роль играет возраст и способ овладения языком, и что первым, по его мнению, должен восстанавливаться язык наиболее автоматизированный.

Правила, предложенные Питром и Рибо, недостаточны. По другим причинам: они подразумевают только отношения диссоциации и никак не учитывают отношения интерференции между различными языками, тогда как в описанных случаях последние легко увидеть. В подавляющем большинстве работ постулируется идея чисто функциональных отношений внутри одного и того же мозгового субстрата.

Противоположный взгляд на механизмы обеспечения билингвизма впервые был выдвинут Скорезби-Джексоном [Scoresby-Jakson, 1867]. Им был сформулирован тезис о существовании отдельных центров для каждого языка. Эта точка зрения с различными модификациями имела своих сторонников и позднее была развита рядом исследователей [Meynert, 1885; Adler, 1889; Sachs, 1903; Bychowsky, 1919], среди которых необходимо выделить Петцля [Potzl, 1930] и его школу. Следует особо подчеркнуть, что все вышеперечисленные авторы описывали больных с афазиями, т. е. с поражениями левого полушария. Вопрос о роли правого полушария или о взаимодействии полушарий большинством авторов не ставился вообще. Новый этап изучения функциональной асимметрии мозга характеризуется, во-первых, накоплением фактов, свидетельствующих о том, что правое полушарие имеет непосредственное отношение к языку и речи [Nebes, 1974; Балонов, Деглин, 1976; Zaidel, 1976; Иванов, 1978, 1979; Балонов и др., 1979; Jakobson, 1979, 1980; Розенфельд, 1977], во-вторых, появлением так называемых неинвазивных методов, позволяющих исследовать функции полушарий у здоровых людей.

5 стр., 2242 слов

Методы психолого-педагогических исследований 2

... сторон, т.е. учителя и ученика.           Результат исследования, в котором используется метод наблюдения, в значительной степени зависит от самого исследователя, от его ... Качественное интервью направлено на получение качественных знаний, выраженных обычным языком, и не предполагает количественной оценки. Описательное интервью направлено на ...

Эти идеи и методы определили новый подход к изучению билингвизма. Б.С. Котик [Котик, 1977], используя дихотическое тестирование здоровых билингвов, установила, что в отношении второго языка, выученного школьным методом, имеет место утрированный эффект правого уха, т. е. выявилась большая роль левого полушария для второго языка. При материнском же методе латеральные эффекты в дихотическом прослушивании на родном и втором языках не отличаются. Данные дихоптического исследования [Obler et al., 1975; Albert et al., 1979] свидетельствуют о том, что на ранних этапах усвоения второго языка в большей степени играет роль правое полушарие, по мере совершенствования второго языка роль правого полушария слабеет. Мнение, что левое полушарие обеспечивает родной язык, а правое — иностранный (при обучении материнским методом), разделяют и другие исследователи [Vildomec, 1960; Minkowsky, 1963; Иванов, 1978].

Из краткого обзора литературы по данному вопросу нам кажется важным выделить два положения: 1) что правое полушарие несет груз по обеспечению билингвизма, хотя суждения о его роли противоречивы и 2) что существенное значение имеет способ овладения языком [Penfield, Roberts, 1959].

Материал и методика.

Исследование выполнено методом унилатеральных припадков (УП), который позволяет сопоставить эффекты угнетения правого и левого полушарий у одного и того же человека. Сведения о методе и характеристику изменений речевой деятельности при угнетении того или другого полушария см. в статье [Балонов, Деглин, 1976].

Краткий анамнез. Исследовался больной Х.Б., 38 лет, туркмен, диагноз — галлюцинаторно-параноидальная шизофрения.

Рос и развивался нормально. Окончил среднюю школу и 5 курсов медицинского института. Психически заболел в 1965 г., будучи на последнем курсе. Испытывал слуховые галлюцинации, высказывал бредовые идеи преследования и отношения. С тех пор многократно госпитализировался в связи с обострением заболевания. В период последней госпитализации прошел курс электросудорожной терапии методом УП.

Языковый анамнез. Родился в сельской местности в крестьянской семье, где говорили только по-туркменски. До 7 лет с русским, языком был не знаком. Впервые столкнулся с ним в туркменской школе, где стал его изучать на уроках русского языка. Однако на протяжении школьного обучения успешно им овладел. После окончания школы поступил в Ашхабадский медицинский институт , где преподавание шло на русском языке. Окончив 3 курса, перевелся в 1-й Ленинградский медицинский институт, где окончил 4-й и 5-й курсы. Трудностей в общении с русскоязычным окружением и в учебе на русском языке не ощущал. На протяжении последних 18 лет живет в Ленинграде и пользуется русским языком. Туркменский язык практикует только в общении с братом, который живет в Ленинграде.

По-русски говорит и понимает свободно. Речь грамматически правильная, использует в речи сложные синтаксические конструкции. Словарь богатый и разнообразный. Имеется легкий акцент. Во время многократных бесед с больным не отмечено каких-либо затруднений в понимании русского языка и при формулировании больным собственных мыслей на русском языке.

Программа исследований. После УП прослеживались:

  1. Динамика восстановления речи, т. е. время появления реакции на оклик по имени, называния обиходных и редко употребляемых предметов, понимание простых инструкций, возможность спонтанных высказываний и ответов на вопросы. Отмечались изменения речевой активности, особенности голоса и интонаций. Кроме того, исследовалась динамика восстановления ориентировки в месте и времени: узнавание помещений, окружающих лиц, умение найти дорогу в палату, назвать число, год, месяц, день недели.
  2. Особенности пересказа короткого текста.
  3. Выполнение тестов на анализ лексического и грамматического материала.

Исследования пересказа текста и выполнения тестов проводилось в период, когда исчезали признаки оглушения, вызванного припадком. Все исследования речевых функций осуществлялись на русском и туркменском языках. Проводить исследования помогал канд. мед. наук Х. Аннанепессов, одинаково хорошо владеющий туркменским и русским языками.

По данным специального опроса и выполнению ряда тестов больной праворукий.

Результаты исследования

Общие особенности восстановления речи. Независимо от того, на каком языке тестировались речевые функции, восстановление речи после левосторонних УП происходило позже, чем после правосторонних v оно было более растянуто во времени и заканчивалось в более поздние сроки. Всегда имело место длительно сохраняющееся снижение речевой активности и речевого внимания, сравнительно долго отсутствовала спонтанная речь. Очень медленно восстанавливалась вербальная ориентировка v даже через 18-20 мин. Она оставалась неполноценной. В то же время, ориентировка в наглядной ситуации восстанавливалась достаточно быстро. Когда больной не мог еще назвать число, месяц, год и объяснить, где он находится, он уже узнавал знакомые помещения и окружающие его лица. После правосторонних УП речь восстанавливалась быстро и отмечалось повышение речевой активности При этом наблюдались изменения голоса в виде гнусавости. Вербальная ориентировка восстанавливалась уже к 6-7 минуте, но длительно сохранялось нарушение ориентировки в конкретной ситуации.

Таким образом, сопоставление эффектов правосторонних и левосторонних УП показывает, что у больного имеет место доминирование левого полушария для речевой деятельности.

Сравнительная характеристика восстановления родного и второго языка. После левосторонних УП восстановление туркменского языка опережает восстановление русского языка (табл. 1).

Реакция на обращение к больному на родном языке появляется намного раньше, чем реакция на обращение на русском языке. Понимание туркменской речи, ответы на вопросы и называние предметов по-туркменски также появляется значительно раньше, чем эти же возможности на русском языке.

Таблица 1

Динамика восстановления родного и второго языков после левостороннего уп

Время от окончания УП (мин)

Задание по-туркменски

Выполнение

Задание по-русски

Выполнение

1

2

3

4

5

2

Оклик по имени

Живой поворот головы и глаз

Оклик по имени

Реакции нет

3-5

Вопрос о самочувствии

Ответ по-турк. «голова не болит»

Вопрос о самочувствии

Нет ответа

6-7

Инструкция дать руку

Инструкция показать язык

Быстро подает обе руки

Быстро выполняет

Инструкция дать руку Инструкция показать язык

Реакции нет Не выполняет

9-10

Называние предметов (ложка) (расческа)

Ответ по-турк. «чернильная ручка» Ответ по-турк. «карандаш»

10-12

«Какой месяц?»

Ответ по-турк. «Не помню»

«Где вы находитесь!» «Какой теперь год?» «Какой месяц?» «Какая на улице погода?»

Ответ по-русски: «В психбольнице» Ответ по-турк.: «1980» Нет ответа Ответ по-турк.: «На улице не особенно холодно»

14-15

(ложка) (ключ)

Ответ по-турк.: «ложка» Ответ по-турк.: «ключ»

16-17

(градусник) (расческа)

Отвечает по-турк.: «градусник, этим меряют температуру» Ответ по-турк.: «расческа»

(градусник) (пробирка) (расческа) «Как себя чувствуете?» «Почему, когда я говорю по-русски, Вы отвечаете мне по-туркменски?»

Ответ по-русски «термометр» Ответ по-туркм. «это сделано из стекла» Ответ по-русски: «расческа» Ответ по-туркменски «устал» «Русский плохо знаю, мне легче по-туркменски»

В дальнейшей беседе все время переходит на туркменский язык, говорит на нем быстро и свободно.

В то же время обращает на себя внимание одно обстоятельство. Хотя восстановление туркменского языка начинается и заканчивается раньше, чем русского, оно более растянуто во времени от появления первых реакций на речь до появления развернутых высказываний на родном языке проходит 15-20 мин. Восстановление же русского языка, хотя начинается и заканчивается позже туркменского, менее растянуто во времени от момента появления первых реакций на русское обращение до развернутых высказываний проходит около 5 мин. Однако, когда больной уже понимает русскую речь и может отвечать по-русски, он предпочитает пользоваться туркменским языком. При этом ответы на родном языке всегда более подробны и развернуты. После левосторонних УП — никогда v не наблюдалось ответов на русском языке при обращении по-туркменски. Существенно, что больной, который никогда не испытывал затруднений в пользовании русским языком сам отмечает такие затруднения после левосторонних УП.

Иные отношения между обоими языками выявились после правосторонних УП. Как указывалось, восстановление речи в целом протекает быстрее, чем после левосторонних УП, и, независимо от используемого языка, укладывается в несколько минут. В то же время можно заметить, что первый ответ на вопрос раньше появляется при обращении на русском языке (табл. 2).

Неожиданным оказалось, что в течение всего послеприпадочного периода больной разговаривал исключительно по-русски, а родным языком не пользовался даже тогда, когда к нему обращались на туркменском языке.

Таблица 2.

Динамика восстановления родного и второго языков после правостороннего уп

Время от Окончания УП (мин)

Задание по-русски

Выполнение

Задание по-туркменски

Выполнение

1

2

3

4

5

2

Оклик по имени

Поворот головы и глаз, невнятное бормотание

Оклик по имени

Поворот головы и глаз, невнятное бормотание

3-5

Вопрос о самочувствии Называние предметов (ложка) (градусник) (пробирка) (печать) Предложение назвать предмет по-туркм. (печать)

Невнятное бормотание Ответ по-русски: «ложка» Ответ по-русски: «термометр» По-русски: «пробирка» По-русски: «печать» По-русски: «печать на доску»

Вопрос о самочувствии Называние предметов (ложка)

Ответ по-русски: «хорошо, хорошо» Ответ по-русски: «ложка»

6-9

«Где вы находитесь?» «Какой сейчас год?» Дается инструкция отвечать по-туркм.

Ответ по-русски: «В психбольнице» По-русски: «1980» По-туркм.: «Хорошо, буду».

«Вы устали?»

По-русски: «Немного устал.» Далее говорит, что находится в кабинете врача недолго, что здесь «проверяли состояние», что настроение у него хорошее, что сегодня еще не завтракал и испытывает голод. По-русски говорит легко и свободно.

9-10

«Как Вы себя чувствуете?»

По-русски: «Ничего, хорошо»

«Какое сегодня число?»

По-русски: «4 ноября».

Общие особенности восстановления речи. Независимо от того, на каком языке тестировались речевые функции, восстановление речи после левосторонних УП происходило позже, чем после правосторонних v оно было более растянуто во времени и заканчивалось в более поздние сроки. Всегда имело место длительно сохраняющееся снижение речевой активности и речевого внимания, сравнительно долго отсутствовала спонтанная речь. Очень медленно восстанавливалась вербальная ориентировка v даже через 18-20 мин. Она оставалась неполноценной. В то же время, ориентировка в наглядной ситуации восстанавливалась достаточно быстро. Когда больной не мог еще назвать число, месяц, год и объяснить, где он находится, он уже узнавал знакомые помещения и окружающие его лица. После правосторонних УП речь восстанавливалась быстро и отмечалось повышение речевой активности При этом наблюдались изменения голоса в виде гнусавости. Вербальная ориентировка восстанавливалась уже к 6-7 минуте, но длительно сохранялось нарушение ориентировки в конкретной ситуации.

Таким образом, сопоставление эффектов правосторонних и левосторонних УП показывает, что у больного имеет место доминирование левого полушария для речевой деятельности.

Сравнительная характеристика восстановления родного и второго языка. После левосторонних УП восстановление туркменского языка опережает восстановление русского языка (табл. 3).

Реакция на обращение к больному на родном языке появляется намного раньше, чем реакция на обращение на русском языке. Понимание туркменской речи, ответы на вопросы и называние предметов по-туркменски также появляется значительно раньше, чем эти же возможности на русском языке.

Таблица 3

Динамика восстановления родного и второго языков после левостороннего уп

Время от окончания УП (мин)

Задание по-туркменски

Выполнение

Задание по-русски

Выполнение

1

2

3

4

5

2

Оклик по имени

Живой поворот головы и глаз

Оклик по имени

Реакции нет

3-5

Вопрос о самочувствии

Ответ по-турк. «голова не болит»

Вопрос о самочувствии

Нет ответа

6-7

Инструкция дать руку Инструкция показать язык

Быстро подает обе руки Быстро выполняет

Инструкция дать руку Инструкция показать язык

Реакции нет Не выполняет

9-10

Называние предметов (ложка) (расческа)

Ответ по-турк. «чернильная ручка» Ответ по-турк. «карандаш»

10-12

«Какой месяц?»

Ответ по-турк. «Не помню»

«Где вы находитесь!» «Какой теперь год?» «Какой месяц?» «Какая на улице погода?»

Ответ по-русски: «В психбольнице» Ответ по-турк.: «1980» Нет ответа Ответ по-турк.: «На улице не особенно холодно»

14-15

ложка) (ключ)

Ответ по-турк.: «ложка» Ответ по-турк.: «ключ»

16-17

(градусник) (расческа)

Отвечает по-турк.: «градусник, этим меряют температуру» Ответ по-турк.: «расческа»

(градусник) (пробирка) (расческа) «Как себя чувствуете?» «Почему, когда я говорю по-русски, Вы отвечаете мне по-туркменски?»

Ответ по-русски «термометр» Ответ по-туркм. «это сделано из стекла» Ответ по-русски: «расческа» Ответ по-туркменски «устал» «Русский плохо знаю, мне легче по-туркменски»

В дальнейшей беседе все время переходит на туркменский язык, говорит на нем быстро и свободно.

В то же время обращает на себя внимание одно обстоятельство. Хотя восстановление туркменского языка начинается и заканчивается раньше, чем русского, оно более растянуто во времени от появления первых реакций на речь до появления развернутых высказываний на родном языке проходит 15-20 мин. Восстановление же русского языка, хотя начинается и заканчивается позже туркменского, менее растянуто во времени от момента появления первых реакций на русское обращение до развернутых высказываний проходит около 5 мин. Однако, когда больной уже понимает русскую речь и может отвечать по-русски, он предпочитает пользоваться туркменским языком. При этом ответы на родном языке всегда более подробны и развернуты. После левосторонних УП — никогда v не наблюдалось ответов на русском языке при обращении по-туркменски. Существенно, что больной, который никогда не испытывал затруднений в пользовании русским языком сам отмечает такие затруднения после левосторонних УП.

Иные отношения между обоими языками выявились после правосторонних УП. Как указывалось, восстановление речи в целом протекает быстрее, чем после левосторонних УП, и, независимо от используемого языка, укладывается в несколько минут. В то же время можно заметить, что первый ответ на вопрос раньше появляется при обращении на русском языке (табл. 4).

Неожиданным оказалось, что в течение всего послеприпадочного периода больной разговаривал исключительно по-русски, а родным языком не пользовался даже тогда, когда к нему обращались на туркменском языке.

Таблица 4.

Динамика восстановления родного и второго языков после правостороннего уп

Время от Окончания УП (мин)

Задание по-русски

Выполнение

Задание по-туркменски

Выполнение

1

2

3

4

5

2

Оклик по имени

Поворот головы и глаз, невнятное бормотание

Оклик по имени

Поворот головы и глаз, невнятное бормотание

3-5

Вопрос о самочувствии Называние предметов (ложка) (градусник) (пробирка) (печать) Предложение назвать предмет по-туркм. (печать)

Невнятное бормотание Ответ по-русски: «ложка» Ответ по-русски: «термометр» По-русски: «пробирка» По-русски: «печать» По-русски: «печать на доску»

Вопрос о самочувствии Называние предметов (ложка)

Ответ по-русски: «хорошо, хорошо» Ответ по-русски: «ложка»

6-9

«Где вы находитесь?» «Какой сейчас год?» Дается инструкция отвечать по-туркм.

Ответ по-русски: «В психбольнице» По-русски: «1980» По-туркм.: «Хорошо, буду».

«Вы устали?»

По-русски: «Немного устал.» Далее говорит, что находится в кабинете врача недолго, что здесь «проверяли состояние», что настроение у него хорошее, что сегодня еще не завтракал и испытывает голод. По-русски говорит легко и свободно.

9-10

«Как Вы себя чувствуете?»

По-русски: «Ничего, хорошо»

«Какое сегодня число?»

По-русски: «4 ноября».

Более того, на прямую инструкцию отвечать по-туркменски, больной хотя и выразил на туркменском языке готовность это сделать, вслед за тем снова заговорил по-русски. При этом русским языком пользовался свободно, отвечал развернутыми длинными предложениями, не испытывая никаких затруднений.

Таким образом, и скорость восстановления родного и второго языков, и предпочтительное использование одного из них зависят от того, какое из полушарий угнетено. В условиях угнетения левого полушария и реципрокного облегчения функций правого полушария восстановление родного языка опережает восстановление второго. В этих условиях наблюдается также и предпочтительное использование родного языка. В то же время, хотя второй язык восстанавливается гораздо позже родного, сам период его восстановления занимает гораздо меньше времени. В условиях угнетения правого полушария и реципроксного облегчения функций левого полушария восстановление обоих языков протекает быстро, причем восстановление второго языка несколько опережает восстановление родного. В этих условиях наблюдается предпочтительное использование второго языка и игнорирование родного.

Пересказ текста. Задание заключалось в том, что больному зачитывался на одном из языков рассказ Л. Н. Толстого «Два товарища» и предлагалось его пересказать. Затем то же задание повторялось на другом языке. Пересказы больного записывались на магнитную ленту.

После левостороннего УП на ранних этапах послеприпадочного периода, когда больной уже понимает и может говорить на обоих языках, пересказ текста ни на одном из них не удается. На более поздних этапах пересказ удается только по-туркменски после прослушивания текста на туркменском же языке. Пересказ состоит из законченных, как правило, простых предложений, сложные предложения встречаются редко. Каждая фраза содержательна и является описанием определенной конкретной ситуации (Мальчик в лесу ночевал. Медведь пришел, понюхал. Этот как полумертвый лежал… и т. д.).

Последовательность событий в пересказе соблюдается, так что в целом он содержит законченную фабулу. В то же время сюжет пересказа лишь отдаленно напоминает сюжет оригинала. Общим с оригиналом является только место действия и ряд действующих лиц. Примечательно, что в пересказе появляются и действующие лица, отсутствующие в оригинале, лисица и лев, более типичные для туркменских фольклорных сюжетов. Пересказать рассказ по-русски после прослушивания русского текста больной не может и на поздних этапах послеприпадочного периода. Настоятельные просьбы вызывают у него вспышку негодования.

После правостороннего УП на ранних этапах послеприпадочного периода больной начинает пересказывать текст на обоих языках. Эти пересказы очень многословны, однако пересказом текста в подлинном смысле слова то, что говорит больной, не является. И на туркменском, и на русском языках пересказ состоит из обломков предложений или отдельных слов, которые многократно повторяются. Не одного конкретного эпизода, ни одной определенной ситуации пересказы не содержат. Никакой связи между смежными отрезками текста уловить не удается. Естественно, никакого, даже отдаленного сходства с оригиналом пересказы не имеют. Из оригинала больной заимствует лишь отдельные слова. По существу, эти квазипересказы на обоих языках представляют собой бесконечные персеверации нескольких незаконченных синтаксических конструкций, порой довольно сложных сложных (…в лесу вой поднял, зная что лежит, около медведя дал знать, что лежит, подняв вой в лесу, зная, что лежит … и т. д.).

Все это больной быстро и монотонно бормочет, иногда голос затухает и слова становятся неразличимыми.

Сопоставление пересказов на обоих языках все же выявляет некоторые различия. Русский пересказ не столь многословен, в нем меньше персевераций и удается выявить несколько, хотя и бессодержательных предложений. Примечательно, что в туркменском пересказе появились аграмматизмы, сводящиеся в основном к ошибкам в согласовании слов.

На поздних стадиях послеприпадочного периода наблюдается явное улучшение пересказов. На туркменском языке исчезают аграмматизмы и персеверации, появляются оформленные простые по структуре предложения, рассказ становится лаконичным, осмысленным и по сюжету приближается к оригиналу. Пересказ на русском языке обнаруживает ту же тенденцию, но улучшение выражено меньше. Сохраняются, хотя и не в таком количестве, персеверации; наряду с увеличением количества оформленных предложений, отмечаются и незаконченные; намечается фабула, но еще далекая от оригинала.

Таким образом, и грамматическое оформление, и осмысленность пересказов текста на обоих языках зависят от того, какое полушарие угнетено. В условиях угнетения левого полушария пересказ возможен только на родном языке и только на поздних стадиях послеприпадочного периода, когда происходит частичное восстановление функций этого полушария. Пересказ в этих условиях семантически связан, содержит много конкретных деталей, но сюжета оригинал полностью не воспроизводит. На русском языке при любой степени угнетения левого полушария пересказ невозможен. В условиях угнетения правого полушария и реципрокного облегчения функций левого полушария на обоих языках при попытке пересказать текст имеет место сходная картина.

На ранних этапах послеприпадочного периода пересказ представляет собой бессмысленный набор многократно повторяемых фрагментов синтаксических конструкций. На поздних этапах при частичном восстановлении функций правого полушария появляются оформленные простые предложения и рассказ приобретает семантическую связность. Сопоставление пересказов на обоих языках показывает, что при глубоком угнетении функций правого полушария русский пересказ грамматически несколько лучше оформлен. Однако по мере восстановления функций правого полушария грамматическое оформление и содержательность пересказа на родном языке улучшаются быстрее.

Выполнение заданий на анализ лексического и грамматического материала. Предлагавшиеся тесты были ориентированы на исследование способности больного к метаязыковым операциям. Проведено 2 серии исследований (каждое на двух языках).

Таблица 5.

Результаты классификации лексического материала

Контрольные исследования

Левосторонний УП

Правосторонний УП

Туркменские слова

Русские слова

Туркменские слова

Русские слова

Туркменские слова

Русские слова

Хороший умный

Неумный неглупый

Плохой неплохой

Нехороший неглупый

хороший умный

неплохой плохой глупый

нехороший неумный неглупый

хороший умный неплохой неглупый

глупый плохой неумный нехороший

отказ

хороший умный неумный неплохой

плохой глупый нехороший неглупый

Плохой глупый неглупый хороший

Неплохой нехороший неумный умный

Анализ лексического материала. Больному предлагали для классификации 8 слов, каждое из которых было напечатано на отдельной карточке (Табл. 5).

Принцип классификации не регламентировался. Предлагаемый тест допускает возможность классификации, во-первых, с опорой на метаязыковой принцип синонимия-антонимия с отрицательной трансформацией одинаковых лексем и синонимия-антонимия с использованием разных лексем: во-вторых, классификацию по внеязыковым принципам, с опорой на референт. В последнем случае при распределении слов по группам конструируется образ человека, наделенный положительными или отрицательными чертами портрет.

В контрольных исследованиях, проведенных до припадков, тест выполнялся одинаково на обоих языках (табл. 5).

Единый принцип классификации отсутствовал. Слова в разных группах, выделенных больным. объединялись на основании разных признаков: в одних с опорой на языковые показатели (либо синонимы, либо антонимы, либо негативированные лексемы),в других с опорой на референт (портретные группы).После левостороннего УП результаты выполнения теста на туркменском и русском языках оказались различными. При классификации туркменских слов больной выделил две портретные группы, т, е. строго провел единый принцип классификации, опираясь исключительно на референты слов. На русском языке больной категорически отказался производить классификацию. После правостороннего УП результаты классификации туркменских и русских слов оказались близкими. Отсутствовал единый принцип классификации. Отсутствовал также определенный признак, объединяющий слова в каждой выделенной группе. В классификации русских и туркменских слов все же выявились различия. Каждую группу туркменских слов объединяют языковые и внеязыковые (портретные) признаки. Каждую группу русских слов объединяют только языковые показатели. Таким образом, в обычном состоянии больной способен анализировать и туркменский, и русский лексический материал, ориентируясь как на референты слов, так и на метаязыковые принципы. Совмещение обоих принципов приводит и эклектичности классификаций. Угнетение левого полушария лишает больного способности анализировать русский лексический материал, хотя понимание значений слов сохраняется. При анализе туркменского лексического материала в условиях угнетения левого полушария больной придерживается только внеязыкового принципа, игнорируя форму слова, вследствие чего классификация становится более последовательной. В условиях угнетения правого полушария при классификации слов ослабевает опора на их референты и усиливается значение формы. Это наблюдается и при анализе туркменского, и при анализе русского лексического материала, однако, наиболее выражен такой сдвиг при классификации русских слов.

Анализ грамматического материала. Исследовалось понимание грамматических конструкций обоих языков. Больному предъявлялись напечатанные на карточках предложения, представляющие собой, активные и пассивные, прямые и инвертированные конструкции (табл. 6).

Сложность теста заключается в том, что в него входят так называемые обратимые предложения, т. е. такие, в которых отсутствует семантический ключ и понимание которых требует полного трансформационного анализа для выявления субъекта и объекта действия. Такого рода сложность возникает как при анализе пассивных неинвертированных, так и при анализе пассивных и активных инвертированных предложений. Вероятно, трудность таких трансформаций обусловлена несовпадением синтаксических и семантических ролей. Больному предлагалось расклассифицировать предложения, принцип классификации не указывался. После завершения классификации производилась проверка понимания больным этих фра предлагалось положить карточки с фразами к тем рисункам, на которых были изображены соответствующие сюжеты. Такая проверка показала, что больной понимал смысл всех туркменских фраз, как в обычном состоянии, так и после УП. Больной понимал также смысл большинства русских фраз в обычном состоянии и после УП, однако фразы с усложненной грамматикой (пассивные и инвертированные конструкции) иногда вызывали затруднения.

В контрольных исследованиях, проведенных до припадков, результаты выполнения теста па туркменском и русском языках оказались различными.

Таблица 6.

Результаты классификации грамматического материала

Примечание: знаком «+» обозначены фразы в форме прямого актива, «++» — инвертированного актива, «х» — прямого пассива, «хх» — инвертированного пассива.

Контроль

Левосторонний УП

Правосторонний УП

Туркменские фразы

Русские фразы

Туркменские фразы

Русские фразы

Туркменские фразы

Русские фразы

1. Петю побил Ваня ++

1. Ваня побил Петю +

1. Ваня побил Петю +

1. Ваня побил Петю +

1. Петя побит Ваней Х

1. Петю побил Ваня ++

Петя побит Ваней X

Ваней побит Петя ХХ

Петю побил Ваня ++

Ваней побит Петя ХХ

Петей побит Ваня ХХ

Петя побит Ваней Х

2.Ваня побил Петю +

Ваню побил Петя ++

Ваней побит Петя ХХ

Ваню побил Петя ++

2.Ваня побил Петю +

Ваней побит Петя ХХ

Ваней побит Петя ХХ

Ваня побит Петей Х

2.Петя побил Ваню +

Ваня побит Петей Х

Петя побил Ваню +

Петей побит Ваня ХХ

3.Петя побил Ваню +

2.Петю побил Ваня ++

Ваню побил Петя ++

2.Петя побил Ваню +

Ваню побил Петя ++

2.Петя побил Ваню +

Ваню побил Петя ++

Петя побит Ваней Х

Ваня побит Петей Х

Петей побит Ваня ХХ

3.Петю побил Ваня ++

Ваню побил Петя ++

4.Ваня побит Петей Х

Петя побил Ваню +

Петей побит Ваня ХХ

Петю побил Ваня ++

Ваня побит Петей Х

Ваня побит Петей Х

Петей побит Ваня ХХ

Петей побит Ваня ХХ

Петя побит Ваней Х

Петя побит Ваней Х

Ваней побит Петя ХХ

Ваня побил Петю +

Фразы на туркменском языке больной разложил на 4 группы так, что в каждую попали одинаковые по смыслу и совпадающие по какому-либо грамматическому показателю (лнбо по залогу, либо по позиции агенса и патиенса).

С классификацией русских фраз больной по существу не справился — он распределил предложения по двум группам, положив в одну из них все фразы, начинающиеся с имени Петя, а в другую — с имени Ваня. Иными словами, он подошел к заданию формально, ориентируясь на самый простой признак — позицию имени собственного.

После левостороннего УП больной при классификации фраз на туркменском языке использовал чисто семантический принцип, не пытаясь, как это было в контрольных исследованиях, ориентироваться еще и на грамматическое оформление предложений. Следует, однако, отметить, что в одну из групп попала фраза, противоречащая другим по смыслу, что свидетельствует о появлении затруднений в понимании фраз с усложненной грамматикой. Классификация русских фраз была выполнена так же, как в контрольных исследованиях, т.е. больной по-прежнему с заданием не справился.

После правостороннего УП при классификации фраз на туркменском языке больной опирался исключительно на грамматическое оформление (залог), игнорируя смысл фраз. Причем и этот единственный принцип классификации он провел недостаточно последовательно. При классификации фраз на русском языке больной распределил их на две группы по 4 фразы. При этом в каждой группе оказались по 3 фразы, совпадающие либо по смыслу, либо по залогу. Трудно решить, на какой из признаков (семантический или грамматический) ориентировался больной. Несомненно однако, что появился неформальный подход к выполнению задания и классификация стала содержательной.

Таким образом, при анализе грамматического материала на туркменском языке в контрольных исследованиях больной в равной степени опирался на семантику предложений и на их грамматическое оформление. При этом оба принципа он проводил последовательно. В условиях угнетения левого полушария и реципрокного облегчения функций правого полушария больной ориентировался исключительно на семантику и игнорировал при анализе грамматическое оформление фраз. В условиях угнетения правого полушария и реципрокного облегчения функций левого полушария больной ориентировался только на грамматическое оформление и полностью игнорировал семантику предложений. Иначе обстояло дело с русским грамматическим материалом. И в контрольных исследованиях, и в условиях угнетения левого полушария больной не смог использовать для классификации ни семантику предложений, ни их грамматическое оформление, хотя понимание смысла этих предложений имелось. В условиях же угнетения правого полушария и реципрокного облегчения функций левого полушария больной сумел произвести анализ русского грамматического материала, хотя неясным остается, каким из принципов (семантическим или грамматическим) он руководствовался.

В целом, проведенное тестирование выявило существенные различия в метаязыковых операциях, которые производил больной над лексическим и грамматическим материалом на родном и втором языках при угнетении одного из полушарий. При работе с материалом на родном языке угнетение любого полушария не лишает больного возможности производить метаязыковые операции, но вызывает противоположно направленные их сдвиги. Угнетение левого полушария приводит к усилению опоры на семантику и утрате значения формы. Угнетение правого полушария усиливает опору на форму и устраняет опору на семантику. При работе с языковым материалом на втором языке угнетение левого полушария ведет к полной утрате возможности производить метаязыковые операции, а угнетение правого полушария не влияет на эту способность, либо даже ее улучшает.

Заключение.

Приведенные экспериментальные данные неоспоримо свидетельствуют о том, что левое и правое полушария играют принципиально разную роль в нервной организации родного языка, приобретенного прямым материнским методом, и второго языка, выученного школьным методом. Нам кажется правомерным рассмотреть изложенные факты в рамках понятий генеративной семантики. Представители этого направления [Fillmore, 1968; Lakoff, 1971; McCawley, 1968; Chave, 1971; Мельчук, 1974] описывают начальный этап порождающего процесса как уровень семантического представления, или уровень глубинно-семантических структур. При этом, в отличие от так называемой «стандартной» модели глубинной структуры [Chomsky, 1957; Katz, Fodok, 1963] они требуют включения глубинного синтаксиса в уровень семантического представления. Таким образом, говоря о глубинно-семантическом уровне, мы имеем ввиду не только замысел, мотивы высказывания [Выготский, 1956; Лурия, 1975, 1979], но и простейшие ядерные грамматические отношения. Исходя из этого, мы полагаем, что у монолингвов физиологические механизмы правого полушария ответственны за формирование глубинно-семантического уровня высказывания. Левое же полушарие обеспечивает процессы перевода глубинно-семантических структур в поверхностные. Под поверхностными структурами подразумеваются окончательно оформленные в грамматическом и фонетическом отношении высказывания.

Такое представление в самом общем виде может быть проиллюстрировано схемой (I), где индексом Г обозначены физиологические механизмы правого (D) полушария, ответственные за формирование глубинно-семантических структур, индексом П — физиологические механизмы левого (S) полушария, формирующие поверхностные структуры и обеспечивающие трансформационные процедуры, стрелкой I — направление процесса перевода глубинных структур в поверхностные.

Мозговая организация билингвизма того типа, который обнаружен у исследованного нами больного Х. Б., выглядит гораздо сложнее. Мы проиллюстрируем ее схемой (II) и попытаемся обосновать эту схему. Индексами Г1 и П1 обозначены здесь физиологические механизмы, обеспечивающие формирование глубинно-семантических и поверхностных структур высказываний на родном языке, стрелка 1 указывает направление соответствующего порождающего процесса; индексами Г2 и П2 обозначены глубинные и поверхностные структуры, обеспечивающие порождение высказываний на втором, выученном школьным методом языке, стрелка 2 указывает направление порождавшего процесса на втором языке. И схемы II видно, что распределение между полушариями физиологических механизмов, обеспечивающих формирование глубинных и поверхностных структур неодинаково для родного и второго языков: в то время как для родного языка оно соответствует схеме 1, для второго языка оно иное — оба механизма, обеспечивающие порождение, локализованы в левом полушарии. Правомерность такого представления вытекает из экспериментальных фактов.

В условиях угнетения левого полушария речевая деятельность на любом языке отсутствует, что связано с выключением трансформационных механизмов. По мере рассеивания угнетения начинает постепенно восстанавливаться речь на родном языке. Возможность порождать высказывания на родном языке обеспечивается сохранностью механизмов, формирующих глубинные структуры высказываний, в правом полушарии (Г1) постепенной реституцией механизмов левого полушария, обеспечивающих процедуры порождения, приводящие к конечной поверхностной структуре (П1).

Дефицитом П1 и сохранностью Г1 можно объяснить упрощенность синтаксиса пересказа текста на родном языке при достаточной его семантической связности и насыщенности конкретными деталями. Этим же можно объяснить и своеобразие метаязыковых операций при анализе лексического и грамматического материала на родном языке — ведущую роль семантики и игнорирование формы.

В условиях угнетения левого полушария речь на втором языке начинает восстанавливаться поздно, но восстанавливается сразу почти в полном объеме. Это можно объяснить тем, что механизмы, формирующие глубинные и поверхностные структуры высказываний на втором языке (Г2 и П2), расположены в левом полушарии и их реституция протекает параллельно. Поэтому порождение высказываний на втором языке становится возможным только при достаточно полном освобождении этого полушария от угнетения. Естественным следствием дефицита функций Г2 и П2 является предпочтение родного языка, невозможность пересказать текст на втором языке и неспособность к метаязыковым операциям над лексическим и грамматическим материалом на втором языке.

В условиях угнетения правого полушария избирательно страдает механизм, обеспечивающий формирование глубинных структур высказываний на родном языке (Г1), в то время как механизмы, обеспечивающие порождение на втором языке (Г2 и П2), оказываются сохранными или испытывают даже реципроксное облегчение. Этим можно объяснить поразительное доминирование второго языка. Этим же можно объяснить улучшение по сравнению с обычным состоянием метаязыковых операций над лексическим и грамматическим материалом на втором языке.

Дефицитом возможностей формирования глубинных структур (Г1) и облегчением формирования поверхностных структур (П1) высказываний на родном языке в условиях угнетения правого полушария можно обеспечить особенности пересказа текста на родном языке — его бессвязность, полное отсутствие какого бы то ни было сюжета, бесконечное персеверирование фрагментов синтаксических конструкций. Этими же факторами можно объяснить и своеобразие метаязыковых операций на родном языке — ведущее значение формы и игнорирование семантики.

В условиях угнетения правого полушария дефектным оказался и пересказ текста на втором языке. Очевидно, глубинные структуры высказываний на втором языке не являются полностью автономными и надстраиваются над глубинными структурами родного языка. На схеме II эта зависимость представлена стрелкой 3. Вероятно, такая иерархия глубинных структур обусловливает более быстрое улучшение пересказа текста на родном языке по мере восстановления функций правого полушария.

На схеме также показаны возможные причины интерференции двух языков, выявленные при исследовании больного. При описании особенностей пересказа текста в условиях угнетения правого полушария отмечалось, что в речи на родном языке у больного появились аграмматизмы. Нет оснований связывать эти нарушения с дефектами формирования глубинных структур высказывания на родном языке. Как уже многократно указывалось, такие дефекты ведут к семантическим, а не грамматическим затруднениям. Можно предположить, что в условиях угнетения правого полушария порождение высказываний на родном языке происходит путем трансформаций глубинных структур второго языка, нервные механизмы которого связаны с интактным левым полушарием, в поверхностные структуры родного языка. Появление аграмматизмов в этом случае может быть обусловлено сложностью трансформационных процедур. Этот гипотетический путь порождения высказываний на родном языке представлен на схеме II пунктирной стрелкой 4.

Таким образом, различное значение правого и левого полушарий для родного и второго языков сводится к разной латерализации механизмов, обеспечивающих начальные этапы формирования высказываний. Но следует подчеркнуть, что, по-видимому, такая мозговая организация 6илингвизма складывается только в случаях, когда второй язык приобретен школьным методом. Вероятно, в тех случаях, когда оба языка приобретены прямым, материнским методом в раннем возрасте, поверхностные структуры обоих языков (П1 и П2) надстраиваются над одной глубинной структурой (Г), нервные механизмы которой связаны с правым полушарием. Мозговая организация билингвизма такого типа может быть проиллюстрирована схемой III.

Мы отчетливо осознаем всю гипотетичность и упрощенность предлагаемых схем. Мы считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что эти схемы не являются локализационными картами речевых зон мозга, отражают лишь наши представления о локализации начальных и конечных этапов процесса порождения высказываний на разных языках, а также направление трансформационных процессов. По-видимому, граница между механизмами правого и левого полушарий при разных типах билингвизма и на разных стадиях овладения вторым языком может смещаться в ту или иную сторону. Естественно также, что непроходимой пропасти между мозговыми организациями билингвизма, предложенными на схемах II и III, не существует. Разные виды билингвизма могут базироваться на промежуточных типах мозговой организации. Допустимо так же, что в процессе овладения вторыми языками глубинные структуры родного и вторых языков могут сближаться и билингвизм, представленный на схеме (II), — трансформироваться в билингвизм, представленный на схеме (III).

Во введении к статье указывалось на многообразие клинических вариантов афазий у билингвов и полиглотов при очаговых поражениях мозга. Указывалось также на многообразие исключений из правила Питра при восстановлении разных языков у билингвов и полиглотов с афатическими нарушениями. Представленные схемы мозговой организации билингвизма и их возможные промежуточные варианты могут пояснить, как нам кажется, такое многообразие. В частности, они позволяют очертить сферу действия правила Питра и понять причины исключений из этого правила. Очевидно, правило Питра справедливо только для случаев дефицита функций левого полушария и лишь при том условии, что второй язык приобретен школьным методом, т. е. когда механизмы, обеспечивающие порождение высказываний на втором языке, целиком сконцентрированы в левом полушарии (схема II).

Исключениями из этого правила будут все случаи поражения левого полушария при билингвизме с мозговой организацией, близкой к схеме III, а также все случаи, когда имеется дефицит функций правого полушария.

Представленные схемы поясняют также результаты экспериментов по дихотическому прослушиванию у билингвов со вторым языком, приобретенным школьным и прямым методом [Котик, 1975, 1977]. Очевидно, утрированный эффект правого уха в первом случае и обычный v во втором объясняется, исходя из схем II и III соответственно. Не исключено, что обнаруженная Олбертом [Albert et al., 1979] особая заинтересованность правого полушария на самых ранних стадиях овладения вторым языком в школе, может быть связана с тем, что при, формировании порождающих механизмов второго языка чрезвычайно важно участие механизмов, обеспечивающих глубинные структуры высказываний на родном языке (стрелка 3 на схеме II).

На важность этой связи указывают данные исследования Х. Б.

Нам кажется, что развиваемые в этой статье представления о мозговой организации билингвизма могут быть сопоставлены с представлениями, сложившимися в лингвистике. Порождение речи при билингвизме обсуждается в лингвистических работах, изучающих языковые контакты [Шухардт, 1959; Щерба, 1958; Jakobson, l959; Иванов, l96l; Weinreich, l963; Fishman, l965; Haugen, 1966; Колшанский, 1967]. Языковые контакты подразумевают попеременное использование двух или более языков одними и теми же людьми или одним и тем же индивидом (и в этом случае следует говорить о билингвизме).

Местом, где происходит контакт языков, всегда является говорящий индивид, и именно в его речи происходит интерференция языков, которая может быть представлена в разных формах и в разной степени. В этом смысле перевод с языка на язык является одним из видов языкового контакта и, с другой стороны, как правило, взаимодействие языков у одного индивида является в той или иной степени переводом одного языкового кода на другой, даже в случаях крайне редко встречающегося «чистого» билингвизма [Vogt, 1954; Jakobson, 1959; Mounen, 1903; Weinreich, 1963]. В настоящее время наиболее интересным представляется вопрос, каким образом в билингве совмещаются два языковых кода и как он может ими пользоваться с наименьшей интерференцией. При этом первичным кодом является первый язык, отражающий в какой-то мере процесс мышления; второй язык в этом случае будет переводом с/на первичный код [Колшанский, 1967]. Существенным является способ усвоения языка материнский (прямой) или «школьный» (рациональный), т. к. в первом случае перевод осуществляется в гораздо меньшей степени, чем во втором [Ervind, Osgood, 1954; Penfield, Roberts, 1959].

Нам представляется, что изучение мозговой организации билингвизма с позиций функциональной асимметрии мозга может внести известный вклад в понимание этих сложных проблем.

Латерализация языков у билингва

Введение.

Распределение функции полушарий мозга в обеспечении речевой деятельности при билингвизме остается объектом пристального внимания исследователей, несмотря на более чем вековую историю и значительное количество фундаментальных работ, появившихся в последние годы. Нужно отметить, что имеющиеся экспериментальные данные очень разнородны и часто получают едва ли не взаимоисключающую интерпретацию.

Большая часть фактов была получена на больных с очаговыми поражениями головного мозга в связи с наблюдавшейся «афазией полиглотов». Отмечалось, что при такого рода афазии восстановление языков происходит неравномерно: языки ведут себя по-разному — одни вытесняются, другие вспоминаются; характер восстановления тех или иных речевых функций также очень разнообразен — больной может понимать какой-либо из языков, но не говорить на нем, говорить, но не писать или писать только каким-либо определенным образом, например готическим шрифтом; может сохраниться способность называть предметы на данном языке, но не строить фразы и т. п. В последнее время в связи с использованием неинвазивных методов исследования латерализации – дихотических, дихоптических, отставленной слуховой обратной связи — получены многочисленные и не менее противоречивые данные на здоровом контингенте испытуемых (двух- и многоязычных).

Все разнообразие фактов и интерпретаций можно свести к следующим основным положениям.

I. Характер мозговой организации разных языков у одного и того же индивида может отличаться.

II. Доминантность полушарий для разных языков — явление парциальное и динамическое, она может меняться в зависимости от языкового и культурного окружения, сферы применения данного языка.

III. Мозговая организация каждого из языков зависит от двух групп факторов: неязыковые — (1) возраст, (2) способ и (3) очередность усвоения языка; языковые — (1) тип слоговой структуры данного языка — существует мнение что языки с закрытым слогом (большинство языков мира) в большей мере латерализованы в левом полушарии, тогда как языки с открытым слогом (японский и полинезийские) — в правом; (2) соотношение алфавитной и иероглифической систем письма — предполагается, что языки с алфавитной системой письма более левополушарно латерализованы, языки с иероглифической — более правополушарно; (3) направление письма — языки с направлением письма слева направо более левополушарно латерализованы, с направлением справа налево – более правополушарно; (4) ориентированность данного языка на европейский «логический» тип мышления (более левополушарно организованные) или на мифопоэтическую, образную традицию (более правополушарно).

В нашем предыдущем исследовании, касающемся проблемы билингвизма в связи с мозговым его обеспечением, изучалась латерализация языков у билингва с родным языком туркменским и вторым — русским, выученным школьным методом [Черниговская, Балонов, Деглин, 1983]. Исследование проводилось в психиатрической клинике в процессе проведения унилатеральной электросудорожной терапии. Больной обследовался после левосторонних и правосторонних воздействий. Было показано, что в условиях угнетения левого полушария и восстановление речи, и выполнение метаязыковых тестов, и пересказ коротких рассказов гораздо успешнее осуществляются на родном языке, тогда как те же функции на втором языке значительно затруднены. В условиях угнетения правого полушария картина менялась на противоположную: все языковые функции гораздо успешнее осуществлялись на русском языке, тогда как на родном языке они оказывались в значительной мере затрудненными. Анализ материала показал, что различие роли полушарий сводится к разной латерализации механизмов, обеспечивающих начальные этапы порождения речи на разных языках: для первого (родного) языка они обеспечиваются структурами правого полушария, для второго – структурами левого полушария; завершающий этап речепорождающего процесса обеспечивается на обоих языках структурами левого полушария. Решающими факторами, таким образом, оказываются очередность и способ усвоения языка (первый – туркменский — был усвоен прямым материнским методом, второй – русский — рациональным, школьным).

В данной статье приводится анализ аналогичного случая билингвизма, когда второй язык выучен школьным методом. Задачей исследования была проверка гипотезы о значении очередности и способа усвоения языка для его латерализации. Кроме того, поскольку в описываемом в данной работе случае родным языком является русский (в отличие от предыдущего исследования, где русский являлся вторым), представлялась возможность выяснить судьбу латерализации одного и того же языка, выступающего в разных ролях. Это особенно интересно, поскольку при обсуждении нашей предыдущей работы высказывались предположения, что большее правополушарное обеспечение туркменского языка может быть связано с его «восточным характером» [Иванов, 1981].

Материал и методика.

Исследование выполнено в процессе проведения электросудорожной терапии методом унилатеральных припадков (УП), которые вызываются нанесением электрического стимула на одну половину головы (правую или левую).

Метод позволяет сравнивать эффекты угнетения правого и левого полушарии мозга (соответственно Л и П) у одного и того же человека, так как после УП в течение 30 — 40 мин деятельность угнетенного полушария подавлена, а деятельность интактного полушария реципрокно облегчена [Балонов, Деглин, Черниговская, 1985].

Исследовалось влияние право- и левосторонних УП на речевые функции у больной-билингва: прослеживалось влияние угнетения левого или правого полушария на скорость и характер восстановления речи на русском и английском языках, а также на выполнение лексических и грамматических тестов и пересказ короткого рассказа на обоих языках.

Языковой анамнез. Русскоязычная больная, хорошо владеющая английским языком, который впервые стала изучать в школе. Закончила английское отделение Института иностранных языков, затем курсы гидов-переводчиков в Интуристе. Работала гидом, т. е. практиковала устную английскую речь. Впоследствии работала преподавателем английского языка на гуманитарных факультетах, библиографом иностранной литературы и переводчиком научных текстов, т. е. знакома с достаточно сложным научным языком. Оценивает свое знание языка как очень хорошее.

Лексический тест состоял из напечатанных на отдельных карточках слов, представляющих собой разные типы лексических замен: «хороший, нехороший, плохой, неплохой, глупый, неглупый, умный, неумный». Как было показано нами ранее [Черниговская, Деглин, 1984; Chernigovskaya, Deglin, 1986], в условиях угнетения функций П и реципрокного облегчения функций Л больные, которых просят расклассифицировать слова, делают это с ориентацией на собственно языковые факторы (синонимия, антонимия); в противоположных условиях они ориентируются на внеязыковые факторы: в одну группу объединяются слова, обозначающие положительные качества личности, в другую — слова, обозначающие отрицательные качества, т. е. Составляются так называемые «портреты».

Грамматический тест состоял из напечатанных на отдельных карточках предложений разной синтаксической сложности, представляющих собой описания ситуаций, в которых субъектом действия является то одно, то другое лицо (активные и пассивные конструкции, фразы с прямым и обратным порядком слов): «Ваня побил Петю, Петю побил Ваня, Петя побит Ваней, Ваней побит Петя, Петя побил Баню, Ваню побил Петя, Ваня побит Петей, Петей побит Ваня». Понимание тестовых фраз требует полного анализа синтаксической структуры для выявления субъекта и объекта действия. Испытуемой предлагали классифицировать слова и фразы любым угодным ей образом. В грамматическом тесте, кроме того, нужно было идентифицировать фразы с соответствующими картинками, что являлось прямой проверкой понимания смысла предложения. Помимо того больной зачитывали короткий рассказ на обоих языках и просили его пересказать.

Результаты.

Характер восстановления языков. Скорость и характер восстановления обоих языков после лево- и правосторонних УП различались. После После левосторонних УП восстановление речи начиналось на 6-7 мин, при этом восстановление русского языка несколько опережало восстановление английского (таблица).

Испытуемая отвечала по-русски независимо от того, на каком языке задавались вопросы и формулировались инструкции. Лишь на 11-й минуте больная впервые ответила по-английски на вопрос, заданный на том же языке. Надо, однако, заметить, что и вопрос и ответ представляли собой хорошо знакомую, стереотипную, автоматизированную ситуацию:

«Are you at home?» — «No, I am not».

На следовавшие далее более сложные — или, точнее говоря, менее стереотипные — вопросы ответы давались по-русски. Выражаемые по-английски просьбы называть предметы, выполнять инструкции никогда не вызывали реакции на том же языке: больная пользовалась только русским, явно недоумевая по поводу английской речи экспериментатора. Английская речь восстановилась лишь на позднем этапе, при этом больная ошибалась и часто переходила на русский язык. Большинство английских ответов трафаретно:

«Where are you now?» — «I am in the room».

«Where is this room? Is it at home?» — «No, it is not at home».

На все вопросы и инструкции, предъявляемые по-русски, больная давала только русские ответы. Восстановление языков после правосторонних УП протекало совершенно иначе. Речь начала восстанавливаться уже на 2-й мин. Независимо от того, на каком языке обращались, больная отвечала по-английски (причем самые первые английские ответы были получены спонтанно, в ответ на русские вопросы).

Первое «проявление» русского языка отмечено на 5-й мин, когда на очень простой вопрос, заданный по-русски, был получен смешанный русско-английский ответ:

«Как настроение?» — «Настроение — Bad».

На просьбу встать, произнесенную по-русски, больная не реагировала, ту же просьбу, выраженную по-английски, выполнила. Уже на 6-й мин стало возможно выполнение тестов, в процессе которого больная вступила с экспериментатором в диалог по-английски — попросила дать ей очки и объяснила, зачем они ей нужны, комментировала свои действия. На 16—24-й мин больная начала активно пользоваться русским языком, а на 25-й мин наблюдалась интерференция языков (например, «Вы первый раз заболели?» — «Нет, это it was … it is not the first time. На одиннадцатом отделении полтора года. Был depression. After that I was sent to the hospital by name after Bechtereva»).

На этом же этапе английские ответы на русские вопросы исчезли. На 25-29-й мин наблюдались ухудшение английской речи, затруднения в подборе слов.

Создалось впечатление, что больная по мере восстановления функций правого полушария как бы забывала второй язык, явно предпочитая общение по-русски.

Таким образом, при угнетении Л и реципрокном облегчении функций П отмечалось более быстрое восстановление и предпочтительное использование родного языка. При угнетении П и реципрокном облегчении функций Л наблюдалось более раннее восстановление и предпочтительное использование второго языка.

Классификация слов. В обычном состоянии больная классифицировала слова на обоих языках, ориентируясь как на языковые, так и на неязыковые факторы. В условиях угнетения Л или П при выполнении заданий на обоих языках больная ориентировалась только на языковые показатели. Разница в характере языкового поведения при выполнении тестов состояла в том, что после левосторонних УП, выполняя задание на английском языке, больная спонтанно вслух читала слова и переводила их на русский язык, тогда как после после правосторонних УП чтения вслух и перевода не было. Русские тесты выполнялись молча в обоих состояниях. По-видимому, это говорит о том, что в условиях угнетения Л английский язык оказывается в «более сложных условиях», чем в обратной ситуации, когда перевод на русский не кажется больной необходимым для выполнения заданий. Следует отметить, что после левосторонних УП выполнение тестов на обоих языках было возможным примерно в одно время (15-17-я мин), тогда как после правосторонних УП выполнение английского теста оказалось возможным уже на 6-й мин, а русского — лишь на 12-й.

Классификация фраз. В обычном состоянии больная легко классифицировала фразы на обоих языках: независимо от их грамматического оформления все фразы, где действующим лицом является Ваня, попадали в одну группу, а те, где Петя, — в другую. Это свидетельствует об адекватном понимании различных грамматических структур на обоих языках.

После левосторонних УП выполнение тестового задания стало возможным на 18-й мин. Классификация фраз на обоих языках в основном ориентирована на первое называемое в предложении имя: объединяются фразы, начинающиеся с имени «Ваня», в другую группу попадают фразы, начинающиеся с имени «Петя» (хотя строго соблюсти этот принцип больной не удалось) . Важно отметить, что английские фразы больная прочитывала вслух, настойчиво переводя на русский язык (как и при выполнении лексического теста).

Классификация русских фраз производилась молча.

После правосторонних УП классификация английских фраз оказалась возможной значительно раньше, чем русских, — уже на 9-й мин. Фразы хотя и прочитывались вслух, но на русский язык не переводились, больная ориентировалась на языковые факторы — отдельно группировала активный и пассивный залоги. Сама указала принцип классификации: «По залогу самые подходящие, иначе никак разделить не могу». Классификация русских фраз долго не удавалась: на 13-й мин предпринята первая попытка, результатом которой явился отказ выполнять тест. Неудачей оказалась и вторая попытка на 19-й мин: больная утверждала, что классифицирует «по залогу», в то время как на самом деле она хаотически перекладывала карточки с фразами. На вопрос, видит ли она, что в одной из групп оказываются разные залоговые формы, больная ответила утвердительно, пояснив неуверенно, что «смысл здесь один». Когда же экспериментатор попытался прямо выяснить, понимает ли больная смысл фраз, оказалось, что далеко не всегда это так. На русском языке тест выполнялся молча и медленно, в несколько попыток. Окончательная классификация была хаотична и единого принципа не обнаруживала.

Идентификация фраз с картинками. В контрольных исследованиях больная хорошо справилась с заданием на обоих языках. После левостороннего УП идентификация английских фраз производилась с переводом на русский язык, подобно тому как это происходило при классификации; идентификация русских фраз — молча. Наибольшие трудности вызвали фразы со сложным синтаксисом (пассивные и инвертированные конструкции).

Больная пыталась помочь себе утрированным интонированием, выделяя голосом субъект действия.После правосторонних УП английские фразы идентифицировались молча и вполне успешно, тогда как русские вызывали большие сложности, особенно наиболее простые, исходные предложения. Больная никак не могла сообразить, кто из участников ситуации является действующим лицом, а кто — объектом действия. Ни помощь экспериментатора, ни собственные попытки разобраться в смысле изображения (например, использование дейктической жестикуляции — показывание пальцем на участников изображенной на картинке сцены) ситуацию не облегчили.

Пересказ текста. В контрольных исследованиях пересказы на обоих языках в целом передавали содержание предъявленного текста, хотя в английском варианте встречались ошибки. В условиях угнетения Л больная дважды отказывалась от английского пересказа, потом предложила переводить фразу за фразой — делала это плохо, с ошибками и непониманием сути текста, затем спонтанно перешла к самостоятельному пересказу по-русски. Пересказ по-английски не удавался даже на поздних этапах. Пересказ русского текста также сначала не удавался, несмотря на ряд попыток. Лишь на позднем этапе больной удалось пересказать русский текст, но ее речь была скудна и даже аграмматична, хотя сюжет рассказа уловлен.

В условиях угнетения П пересказы на обоих языках характеризуются персеверациями, фрагментарностью. Тем не менее английский пересказ лучше построен, фразы грамматически более правильны, смысл рассказа понят более точно. Русский пересказ ущербен, смысл рассказа не понят, имели место ошибки в согласовании времен.

Обсуждение.

Следует заметить, что угнетение того или другого полушария влечет за собой неравномерные изменения различных уровней языков, восстанавливающихся после УП. Так, например, после правосторонних УП, когда функции Л облегчены, в наиболее благоприятных условиях, как было показано, оказывалась английская речь; между тем характерные для этого состояния диспрозодия и изменение голосовых характеристик дольше отмечались именно для английской речи (для русской речи диспрозодия исчезала на 9-й мин, для английской — на 13-й).

Следовательно, вызываемый правосторонними УП дефицит фонетического уровня для английского языка, по-видимому, более серьезен, чем дефицит других уровней. После левосторонних УП, когда облегчены функции П и речевая деятельность на английском языке оказывается в менее благоприятных условиях, выполнение грамматических тестов именно на английском языке происходит без привлечения дополнительной информации, тогда как на русском языке больная пытается выявить субъект и объект действия утрированным интонированием, т. е. привлечением данных фонетического уровня. Очевидно, выявление полушарного обеспечения разных языковых уровней в условиях билингвизма требует особого изучения.

Наши последние данные говорят также о том, что не только разные языковые уровни обеспечиваются разными полушарными механизмами, но и различные стадии обработки речевого материала, различные когнитивные процедуры требуют участия разных зон мозга, в том числе и полушарных механизмов [Chernigovskaya, Vartanian, 1989].

Выполнение грамматических тестов говорит о разной иерархии сложности синтаксиса для разных полушарий: для Л максимальную сложность представляют исходные конструкции (считающиеся простыми), для П, напротив, труден анализ наиболее сложных конструкций. Этот феномен был описан нами ранее при характеристике метаязыковых возможностей монолингвов.

Описанные примеры показывают, что при анализе билингвальното материала надо учитывать не только полушарное обеспечение языков в целом, но и взаимоотношение разных уровней одного и того же языка. Надо иметь в виду и особенности самих языков. Так, в нашем случае грамматический тест на английском языке сам по себе легче, чем на русском, так как английский язык характеризуется фиксированным порядком слов, и ряд конструкций, допустимых в русском языке, для него невозможен. Представленные данные позволяют, на наш взгляд, утверждать, что высказанная ранее гипотеза о различном полушарием обеспечении начальных и конечных этапов речепорождающего процесса для первого и второго языков подтверждается: латерализация первого языка, усвоенного прямым методом, связана с обоими полушариями (так как начальный этап обеспечивается структурами П, а конечный — структурами Л), тогда как латерализация второго языка, выученного школьным методом, связана в основном с Л (так как весь процесс речепорождения и речевосприятия обеспечивается, по-видимому, структурами Л).

Следует, однако, подчеркнуть, что проиллюстрированное выше распределение функций полушарий мозга в обеспечении билингвизма является довольно грубой схемой, отражающей основные положения. Как уже указывалось, различные стадии обработки речевой информации и различные когнитивные задачи, решаемые испытуемым, вовлекают и различные уровни, и зоны мозга, что еще раз подтверждает концепцию А.Р. Лурии о динамической локализации психических функций [Лурия, 1979].

Таким образом, полушарное распределение функций обеспечения языков действительно зависит от очередности и способа усвоения языка. Можно предположить также, что — по крайней мере для нашего случая — оно не определяется принадлежностью языка к тому или иному типу.