Государственное образовательное учреждение
Высшего профессионального образования
_________________________________________________________________________________________________
___________________ факультет
Кафедра ______________
Специальность 021700 — филология
Специальность 021701 — русский язык и литература
Курсовая работа
ОБРАЗ ПЕЧОРИНА В ИССЛЕДОВАНИЯХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛ РУССКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
_________________________________
Работа завершена «___»_______г._________(______________)
Работа допущена к защите
Научный руководитель
кандидат филологических наук
доцент «___»_______ г.____________________(____________)
Заведующий кафедрой
кандидат филологических наук
доцент «___»_______ г._____________________(___________)
Казань ______
Содержание
| 1.Введение…………………………………………………………………………. |
3 |
| 2.Основная часть………………………………………………………………… |
6 |
| 2.1.Культурно-историческая и психологическая школы в русском литературоведении………………………………………………… |
6 |
| 2.2.Художественный образ в литературе и психологии…………………………………………………………………………. |
10 |
| 2.3.Интерпретация образа Печорина…………………………………. |
13 |
| 3.Заключение……………………………………………………………………… |
24 |
| 4.Список использованной литературы…………………………………. |
27 |
1. Введение
Наивысшего расцвета русское дореволюционное литературоведение достигает к середине XIX в., когда в нем возникают, сменяя друг друга, различные школы и направления. В академическом литературоведении второй половины XIX — начала XX века русская филологическая мысль поднимается на уровень мировой филологии. Стремясь выработать и утвердить свою методологию, каждая из литературоведческих школ многое перенимала от предшествующих. Так, например, методология психологического направления формировалась под влиянием культурно-исторической школы. В основе литературоведческих учений, школ лежали идеалистические воззрения на сущность языка и литературы, на их соотношение между собой и взаимодействие с обществом.
Культурно-историческая литературоведческая школа была самой значительной в России второй половины XIX века. Основной для представителей этой школы была идея единого изучения художественного наследия писателей в контексте их эпохи во всем многообразии ее духовной культуры.
Пристальное внимание литературоведов и критиков конца прошлого века к психологическому обоснованию явлений литературы того времени, явный интерес к психологизму писателей-классиков — все это обращает нас к работам ученых психологического направления, ярким представителем которого был Д.Н.Овсянико-Куликовский.
Актуальность нашей темы определяется как самим материалом исследования, так и используемыми подходами к решению поставленных задач. Тщательное изучение богатого наследия литературоведческих школ, усваивающих и развивающих положительный литературоведческий опыт, дает четкое представление об историческом движении филологической науки в целом.
Новизна исследования состоит в стремлении показать особенности интерпретации образа Печорина в ретроспективном плане, рассмотрев взгляды представителей различных школ литературоведения.
Цель работы — изучение образа Печорина в работах представителей культурно-исторической школы и психологического направления в русском академическом литературоведении.
Достижению поставленной цели способствовало решение задач:
— тезисно рассмотреть историю развития русского академического литературоведения;
— исследовать принципиальные взгляды представителей культурно-исторического и психологического направлений в литературоведении;
— дать краткую характеристику творчества самого яркого представителя психологической школы — Д.Н. Овсянико-Куликовского;
— рассмотреть понятие «художественный образ» с точки зрения литературы и психологии;
— выделить специфические черты художественного образа;
— дать понимание образа Печорина с точки зрения психотипа и с точки зрения общественно-социальной принадлежности;
— изучить понимание образов Лермонтова и Печорина как натур эгоцентрических;
— сделать акцент в исследовании интерпретаций образа Печорина на слиянии его с образом Лермонтова;
— критически проанализировать взгляды Овсянико-Куликовского в отношении «пороков» и «болезни» Печорина и т.д.
Поставленные цель и задачи определили структуру работы, которая состоит из введения, основной части, содержащей 3 главы, заключения, библиографии.
Первая глава посвящена анализу академических направлений в русском литературоведении. Рассмотрены предпосылки возникновения культурно-исторической и психологической школ литературоведения, их цели, достоинства и недостатки. Описаны методологические основы литературоведческих школ, личность и деятельность ярчайших их представителей.
Во второй главе «Художественный образ в литературе и психологии» даны понимания термина «образ», рассмотрены пути появления образа, выделены специфические черты образа, упомянуто о парадоксальности образа в плане его функционирования.
Третья глава «Интерпретация образа Печорина» преставляет собой наибольший интерес с точки зрения глубины разработки проблем, поставленных в нашем исследовании. В ней решается большинство заявленных задач, высказывается наше мнение по некоторым вопросам, показаны возможности разработки темы исследования.
В заключении обобщаются результаты исследования и рассматриваются перспективы работы над темой.
2. Основная часть
2.1.Психологическая школа в русском литературоведении
Русское литературоведение XIX века поднялось до высокого уровня научного исследования литературы. К середине века в нем возникают различные школы и направления.
Мифологическая школа возникла в 40-50-е годы под воздействием методологии, разработанной бр. Гримм. Представители: Ф.И.Буслаев, А.Н.Афанасьев, О.Ф.Миллер, А.А.Котляревский. В основе методологии мифологического направления лежали сравнительно-исторический метод изучения, установление органической связи языка, народной поэзии и народной мифологии, принцип коллективной природы творчества. Мифологические концепции Гриммов были проникнуты националистическими идеями. С принципиально иных позиций обращались к мифологии русские ученые, рассматривая мифы как выражение народного мировоззрения, ставя задачу определения творческого пути народа.
Самая значительная Культурно-историческая школа представлена именами А.Н.Пыпина, Н.С.Тихонравова, А.Д.Галахова В.Спасовича и др. Важнейшими предпосылками этой школы был общий подъем науки, успехи естествознания и техники в XIX веке, развитие философии. Методология заключалась в установлении связей искусства с другими факторами духовной жизни общества.
Для этой школы характерно изучение не индивидуального творчества, а социальной, групповой психологии, литературы целого общества, нации в строго определенную эпоху. Показательно, что в этот период существенно снизился литературоведческий интерес к стиху.
На основе достижений мифологической и культурно-исторической школ в Росии возникло сравнительно-историческое литературоведение , главой которого стал А.Веселовский. В процессе формирования единой мировой литературы литературные связи играли все более существенную роль. Вследствие этого на передний план выдвинулась теория заимствования, разработке которой придавал огромное значение Александр Веселовский.
Алексей Веселовский осмыслил и развивал основные принципы анализа литературного процесса, разработанные к началу 1860-х гг. Его научные взгляды сформировались под влиянием культурно-исторического направления. Он называл себя учеником Пыпина, так как также тяготел к биографизму психологического типа и умел создавать яркие очерки-портреты. Рассматривая основные тенденции всеобщей литературы, он пытался в массе разнородных фактов обнаружить закономерность во взаимоотношениях западных и восточных литератур, а также приложить сравнительно-исторический метод к изучению русской литературы.
В широких рамках культурно-исторического литературоведения возникло психологическое направление , основателями которого были А.А.Потебня и Д.Н.Овсянико-Куликовский. Разделяя основные положения методологии культурно-исторической школы, они сосредоточили свое внимание на глубинных проблемах соотношения языка и мысли, различии научного и художественного мышления, взаимосвязи литературы и общественной психологии, психологии творчества и восприятия произведений художественной литературы[1] .
В нашей работе мы рассматриваем образ Лермонтова с позиций представителей культурно-исторической, сравнительно-исторической и психологической школ в литературоведении. Методологически связанные между собой, эти школы различаются принципами подхода к проблемам исследования художественных произведений.
Основные предпосылки возникновения и широкого распространения культурно-исторической школы — разработка в критике проблемы историзма и осознание писателями своей роли в общественно-историческом развитии. Крупнейшей фигурой культурно-исторической школы в русском литературоведении и выразителем ее принципов был академик А.Н.Пыпин. Его деятельность была тесно связана с общим подъемом национального самосознания и общественной мысли середины XIX века. Ученый был убежден в глубокой связи литературы и жизни и понимал произведение как памятник определенной эпохи и факт культурно-исторического развития, в котором неизбежно отражается время.
К культурно-историческому направлению склонялся и А.Д.Галахов, считавший необходимым следовать исторической точке зрения в суждениях о литературных произведениях.
Методология культурно-исторической школы, базирующаяся на философии позитивизма, была практически идеалистической. Положительной стороной было установление связей литературы с материальным и духовным развитием общества. Отрицательной стороной стало пренебрежение к эстетической природе литературы. В 80-х годах противники этой методологии (в частности, Э.Эннекен2 ) выдвинули другие требования к исследованиям в этой области. Но именно в России был осуществлен поворот от общих культурно-исторических оснований к исследованию конкретных художественных элементов.
Упрочению психологического направления способствовали успехи ученых в области физиологии, психологии (Сеченов, Тимирязев, Бехтерев, впоследствии — Павлов).
В 70-80-е годы XIX века на основе успешного развития естественно-экспериментальных наук, и в частности, физиологии и психологии, сформировалось особое направление философско-эстетической мысли. В свою очередь, это направление делилось на разновидности — генетическую, социологическую, психологическую и психофизиологическую теории.
В центре всех психологических теорий искусства находится индивидуальный психический акт. Герой — это создающий или воспринимающий субъект, а предмет анализа — психические процессы, которые возникают в сознании как творящего, так и воспринимающего субъекта.
Цель исследований психологической школы — исследование психологии самого автора художественного произведения.
Психологическое направление в русском литературоведении получило широкое развитие в конце XIX — начале XX в. Многочисленные ученики А.А.Потебни составили так называемую «харьковскую группу»: Д.Овсянико-Куликовский, А.Горнфельд, В.Харциев, Т.Райнов, Б.Лезин и др. На страницах непериодического издания «Вопросы теории и психологии творчества» они развивали взгляды своего учителя, разрабатывали теории соотношения языка и мышления, психологии художественного и научного творчества.
В целом психологическое направление сыграло большую роль в разработке вопросов взаимосвязи языка и мышления, теории художественной образности, психологии творчества и восприятия художественных произведений, в исследовании историко-литературного процесса.
Из всех последователей А.А.Потебни наиболее выдающимся ученым был Д.Н.Овсянико-Куликовский (1853-1920).
Его научная деятельность начиналась с лингвистики, а преподавательская — с чтения лингвистических курсов (в Харьковском университете, где до 1891 г. читал лекции и А.А.Потебня).
Однако больших успехов Дмитрий Николаевич достиг в критике и литературоведении. Его научной и преподавательской работе в университете с самого начала сопутствовала «литературная работа», как он называл свои выступления в журнале «Слово», газетах «Одесские новости» и «Харьковские губернские ведомости». В последний период деятельности он целиком посвятил себя журналистике и литературоведению, исследуя по преимуществу проблемы русской классической литературы3 .
В становлении литературоведческих взглядов Овсянико-Куликовского большое значение имела его природная склонность изучать не столько историю интересующих его явлений, сколько психологию развития этих явлений. Под воздействием работ А.А.Потебни он выработал в себе устойчивое стремление подходить ко всякому явлению языка и литературы с целью раскрытия его психологической сущности.
Психологизм как метод в исследовании литературы был характерным явлением литературоведческой науки конца XIX в. Приверженцем этого метода был и Овсянико-Куликовский. Во второй половине 90-х годов он сотрудничал в журналах «Новое слово» и «Жизнь».
После поражения революции 1905 г. Овсянико-Куликовский стал преподавать в Петербургском университете. Также он сотрудничает в «Вестнике Европы», а с 1912 г. становится одним из редакторов этого журнала.
Последние два года (1919-1920) Овсянико-Куликовский жил в Одессе, работая над «Воспоминаниями», в которых осветил некоторые периоды своей жизни и научной работы.
2.2.Художественный образ в литературе и психологии
Понятие «художественный образ» существует в широкой и узкой трактовке. В узком смысле художественный образ — это разновидность образа вообще, под которой понимается результат освоения сознанием человека окружающей действительности. В широком значении образ — это внешний мир, попавший в «фокус» сознания, ставший его раздражителем и превращенный в факт сознания4 .
С точки зрения философии и психологии образы (др.-гр. эйдос — облик, вид) — это конкретные представления, т.е. отражение человеческим сознанием единичных предметов (явлений, фактов, событий) в их чувственно воспринимаемом обличии. Они противостоят абстрактным понятиям , которые фиксируют общие, повторяющиеся свойства реальности, игнорируя ее неповторимо-индивидуальные черты. Иначе говоря, существует чувственно-образная и понятийно-логическая формы освоения мира5 .
Истоки теории образа лежат в античности. Но развернутое обоснование понятия, близкое к современному пониманию, дано в немецкой классической эстетике, особенно у Гегеля.
А.А.Потебня в работе «Мысль и язык» рассматривал образ как воспроизведенное представление — в качестве некой чувственно воспринимаемой данности. Именно это значение слова «образ» является насущным для теории искусства.
В.Е.Хализев, один из современных нам теоретиков литературы, утверждал, что художественные образы создаются при активном участии воображения: «они не просто воспроизводят единичные факты, но сгущают существенные для автора стороны жизни во имя ее оценивающего осмысления. Воображение художника — это не только психологический стимул его творчества, но и некая данность, присутствующая в произведении»6 . В последнем наличествует вымышленная предметность, не имеющая полного соответствия себе в реальности.
Д.Н.Овсянико-Куликовский рассмотрел отличия художественного образа (индивидуального и типичного) от обыденного (индивидуального и нетипичного)7 , однако являющегося исходным моментом для создания первого. Здесь имеется ввиду, что художник может взять любой образ из сферы нашего обыденного мышления и подвергнуть его дальнейшей разработке, устраняя черты случайные или ненужные для проявления, получив на выходе настоящий художественный образ. Соответственно задачей художника является очистка обыденных образов от случайного, ненужного и усиление типических черт. Такой взгляд объясняется позициями реализма, на которых стоял ученый. Еще раз мы можем увидеть это в упоминании Овсянико-Куликовским «реальных» художественных образов Онегина, Ленского, Татьяны, Фамусова, Молчалина, Чацкого, Хлестакова, Манилова и др., производящих впечатление несомненной правды. Эти образы стали впоследствии образами-понятиями, формами мысли, достоянием целых поколений, служа им для уяснения соответствующих явлений действительности8 .
Основной постулат Овсянико-Куликовского в вопросах изучения природы искусства и психологии художественного творчества звучит так: «между художественным творчеством, в собственном смысле, и нашим обыденным, житейским мышлением существует тесное психологическое сродство: основы первого даны в художественных элементах второго»9 . Ученый делает выводы, вытекающие из этого утверждения:
1) если бы не было художественных элементов в нашем обыденном мышлении, <…> то мы не могли бы понимать и усваивать художественные произведения;
2) наше обыденное мышление по своему существу реалистично, его художественные элементы индивидуальны и воспроизводят действительность.
Известно давно, что понимание художественного произведения есть в некоторой мере повторение творчества художника. Мы отвечаем на художественную мысль поэта аналогичными движениями нашей художественной мысли. Усвоение и понимание произведения — требуют творчества. «Это творчество было бы невозможно, если бы наша психика была лишена художественных элементов»10 . Таким образом, Овсянико-Куликовский последовательно удивительно просто и ясно, доказательно утверждает позиции реализма и психологизма в литературоведческой науке.
С точки зрения современной науки и с учетом вышесказанного мы можем выделить специфические черты художественного образа. В процессе возникновения художественного образа художественное сознание, сочетая рассудочный и интуитивный подходы, схватывает нерасчлененность реального бытия явлений действительности и отражает его в чувственно-наглядной форме. Соответственно образ:
— целостен;
— типичен (несет в себе обобщение);
— экспрессивен (выражает идейно-эмоциональное отношение автора к предмету);
— самодостаточен (он есть форма выражения содержания в искусстве).
Парадоксальность функционирования образа заключается в том, что объективность образа дает возможности для субъективной его интерпретации. Однако не стоит забывать здесь о том, что мотив, импульс творчества художника субъективен. И удивительным образом этот субъективный исходный пункт разрабатывается, развивается, становится типичным, объективным образом.
Образное творчество М.Ю.Лермонтова тоже парадоксально в том, что оно субъективно. Но при внимательном изучении произведения «Герой нашего времени» мы видим, что субъективен лишь Печорин. Все остальные образы объективны, типичны. И особенности такого представления образов зависели от особенностей личности самого М.Ю.Лермонтова. Именно поэтому мы рассматриваем образ Печорина в неразрывной связи с образом Лермонтова вслед за Овсянико-Куликовским, предложившим составное наименование образа «Лермонтов-Печорин».
2.3.Интерпретация образа Печорина
Взгляды представителей культурно-исторической и психологической школ на характер Печорина различаются в соответствии с проповедуемой ими методологией анализа литературных произведений.
Рассматривая образ Печорина, Д.Н.Овсянико-Куликовский дает нам понимание его как с точки зрения психотипа (в работе «М.Ю.Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта»), так и с точки зрения общественно-социальной принадлежности (в работе «Из «Истории русской интеллигенции»»).
Так, ученый определяет Печорина по укладу психики как эгоцентрическую натуру, характеризуя эгоцентризм как «постоянное, затяжное и слишком отчетливое ощущение субъектом своего «я»»11 . Он предупреждает об отличии этого понятия от понятия «эгоизм», последовательно дает понимание такого различия. Любопытное наблюдение сделал Овсянико-Куликовский, описывая эгоцентризм — он говорит о существовании двух типов этого явления. Один эгоцентризм — «возрастной», свойствен молодым людям с неопределенным миросозерцанием, проходящий. Второй — постоянный, характерный эгоцентризм, который свойствен Лермонтову (по мнению Овсянико-Куликовского) несмотря на то, что поэт не нашел своего настоящего места в жизни, испытывая неустанное стремление и борение своего духа. Он убежден, что такие художественные произведения мог написать человек, достигший полноты духовного развития, законченной умственной и нравственной зрелости12 . Все творения Лермонтова свидетельствуют о стойком эгоцентризме. Важнейшие образы — от Демона до Печорина — оказываются субъективными. В них Лермонтов воспроизводит себя или некоторые существенные стороны своей натуры, равно как и свое психологическое отношение к обществу, людям, миру. Можно сказать, что это исповедь души.
Овсянико-Куликовский дает нам понимание образов Лермонтова и Печорина как натур эгоцентрических, осложненных сознанием своего превосходства перед другими. Он обращает наше внимание на то, что такие люди придают своим отрицательным чертам также исключительность, как будто это тоже преимущество. Такая переоценка отрицательных черт приводит к искренности признаний, к беспощадному самоанализу, к жестокому самобичеванию13 .
А.Д.Галахов выдвигает два предположения происхождения образа Печорина. Одно предположение — Лермонтов вывел современного ему человека, живьем взятого из действительности, ставшего героем эпохи. Второе предположение — Лермонтов изобразил себя самого, свою линость, которая не была выражением современного человека, героя его эпохи. С целью решения этой задачи ученый обращается к анализу лирики Лермонтова, анализируя такие черты героя поэта, как «врожденная наклонность к тревоге», «гордость», «анализ и сомнения». Галахов приходит к выводу, что все герои Лермонтова — зеркальное его отражение, выражение самого поэта.
В «Предисловии» к «Журналу Печорина» Лермонтов выдал самому себе аттестат искренности: «Да, такова моя участь с самого детства! Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились <…>». Это место перенесено из драмы «Два брата» (1836 г.), где тираду произносит Александр Радин (действие II, сцена I) — прототип Печорина. А.Д.Галахов также отмечает это, уточняя, что «только круг действий Печорина обширнее»14 .
Преувеличенно-горделивое и презрительное отношение Печорина к людям — маска, под которой он скрывает свою душу от чужих глаз. Но люди судили о нем по этой маске. Ему же порой могло показаться, что маска его души и в самом деле срослась с его подлинной душой.
То же самое видим и в отношении Лермонтова. Он остается вне общества, в полном одиночестве. В университете поэт держал себя от всех в стороне, пренебрежительно и заносчиво15 . Он шел в «свет», как на битву, хорошо подготовленный и вооруженный и соответственно вел себя там. Взаимные отношения между поэтом и окружавшей его светской средой были самыми напряженными. То же самое видим и в отношении Печорина: «Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Быть всегда на страже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры <…>».
Важен следующий вывод: при гипертрофированном «я» человек становится на оборонительную и наступательную позиции, что ведет к обострению «духа противоречия».
Из этого вытекает вопрос: виноват ли Печорин в становлении своей души таковой, какой она стала? Можно сказать, что он не виноват, исходя из вышесказанного. Но одновременно и виноват, так как кто же еще мог позволить отрицательным своим задаткам взять верх над положительными? А вместе получается, что Печорин «без вины виноват»16 .
Все помыслы такой эгоцентрической души группируются и вращаются вокруг антитезы «я и другие люди», «я и общество». Такой человек интересуется людьми и обществом со стороны их отношений к нему, их суждений о нем. Лермонтов-Печорин (термин Овсянико-Куликовского) исходит от себя — все впечатления озаряются или омрачаются у него светом или тенью, падающими на внешний мир изнутри его внутреннего мира. «Я» — это мерило вещей. И здесь Овсянико-Куликовский предостерегает нас от ошибки думать, что это «я» слабо, несамобытно, зависит от воли людей. Напротив, здесь мы имеем дело со слишком ярким выражением внутреннего «я» человека. Человек, получая впечатления извне и изнутри, поневоле воспринимает все непросто.
Далее исследователь протестует против взгляда на Печорина как на антисоциальную и хищническую натуру. Хотя такой взгляд вполне может сформироваться после прочтения этих строк: «…Я чувствую в себе ненасытную жадность, поглощающую все то, что встречается на пути: я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы» («Кн. Мери»).
Печорин — человек с ярко выраженным социальным инстинктом. Ему нужны живые связи с людьми, с обществом, что дает ему ощущение этой жизни. Более всего его удовлетворила бы общественная деятельность, для развития которой просто не было условий. И ему пришлось создать суррогат такой деятельности: «…честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде». Здесь мы наблюдаем измельчание большой души. Силы человека растрачиваются впустую. Все то же самое мы можем сказать и о Лермонтове, если обратимся к биографическим сведениям.
Так, в одном из писем к М.Лопухиной (1832 г.), извещающем о переходе из Московского университета в юнкерскую школу, есть стихотворение, окончание которого таково:
Ужасно стариком быть без седин!
Он равных не находит; за толпою
Идет, хоть с ней не делится душою:
Он меж людьми ни раб, ни властелин,
И все, что чувствует, — он чувствует один17 .
Другой взгляд у Галахова, который говорит о «раздвоении», к которому привел его постоянный анализ каждого душевного движения, каждого жизненного факта. Эти постоянные мысли погубили чувства. Но и мысль не согрета ни одним чувством. Осталось лишь одно — любопытство к новизне. Отчего же именно к новизне? Оттого, то скука — ходячая монета всех героев Лермонтова, по мнению Галахова. Главной причиной скуки им называется преждевременное знание всего, знание, приобретенное и ранним опытом жизни, и анализом недолговременной еще жизни18 .
В отношении Печорина Лермонтов дает изображение его натуры и психологии как «картину болезни». В «Предисловии» он предстает перед нами как «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Заканчивается «Предисловие» так: «Будет и того, что болезнь указана, а как ее лечить — это уже Бог знает».
О каких же пороках и болезнях Печорина идет речь? Соответствует ли такой взгляд действительности?
Самое главное говорит Печорин княжне Мери, представляя ей себя как «нравственного калеку». Что имеет ввиду наш герой? Овсянико-Куликовский поясняет, что это соответствует действительности, что одна половина души Печорина, причем лучшая половина, погруженная в подобие летаргического сна. Живет же, проявляется другая половина души — показная, которая (по мнению Печорина) могла проложить дорогу к успехам в свете, к осуществлению честолюбивых планов. Мы считаем нелишним напомнить здесь о маске, которую сознательно надевают на себя Печорин и Лермонтов, и которая настолько нужна им, что они начинают отождествлять себя именно с этой маской. Так удобно, так легко. Жаль только, что часто можно видеть сращение с маской. Где же настоящее, истинное?
А настоящее живет в душе Печорина. Это «отчаяние, холодное и безсильное». Такое чувство хорошо знакомо натурам гордым, честолюбивым и властным, которым пришлось отказаться от проявления этих черт в жизни и в общественной деятельности.
Пороки Печорина: гордость, честолюбие и властолюбие, в их чрезмерном выражении. Сами по себе эти черты не несут порочности. Но если они становятся страстями, как у Печорина, это уже так. Он в своих этих страстях не считается с интересами людей, забывает об их благе, их счастье в стремлении добиться своей цели (Например, он говорит об обладании Мери как цветком, который срывает для того, чтобы понюхать, да и выбросить потом на дорогу, авось кто поднимет).
Именно в этом стремлении к самоуслаждению без учета обстоятельств — главный порок Печорина.
Овсянико-Куликовский говорит, что «картина болезни» дополняется:
1)напряженным самоуглублением;
2)исключительной силой субъективной памяти.
Здесь ученый проводит психологическое исследование отрывка из «Княжны Мери», основываясь на достижениях психологической науки в то время: «Страсти не что иное, как идеи при первом их развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться; многие спокойные реки начинаются шумными водопадам, но ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы: полнота и глубина чувств и мыслей не допускают бешеных порывов; душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит. Она проникается своей собственной жизнью — лелеять и наказывать себя как любимого ребенка. Только в высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие Божие…»
Здесь Овсянико-Куликовский объясняет страсти как «страстное отношение» к идеям, эмоциональность мысли; а идеи — все вообще представления и понятия, но преимущественно те, которые относятся к субъективным переживаниям. Мысль Лермонтова была им преобразована: в юношеском возрасте человек относится к «идеям», возникающим в его сознании, страстно, эмоционально, а с годам эта эмоциональность проходит. С этим преобразованием можно поспорить. При обращении к тексту мы видим, что речь не о тех идеях, которые возникают в сознании самопроизвольно, а речь о размышлениях о реализации плана, решении задачи. Можно даже дать иллюстрацию из обыденного мышления. Действительно, в стадии разработки плана решения определенной задачи мы испытываем эмоциональный подъем, проявляем активность, например, в подборе и анализе литературы (при написании курсовой работы).
Здесь речь об идеях в их первом развитии идет только исключительно с целью иллюстрации описываемого процесса, не более того. Здесь нет «скрытого» смысла.
И далее, мысль Овсянико-Куликовского о том, что в Печорине представлена психологическая картина вечно бодрствующей рефлексии, даже раздвоении личности («…душа проникается своей собственной жизнью, лелеять и наказывать себя как любимого ребенка…»).
Мы считаем, что здесь нет раздвоения личности, а всего лишь есть взгляд на себя со стороны, отстранение, как способ понять самого себя.
Далее тоже спорно утверждение ученого о том, что в 25-26 лет такой самоанализ невозможен. Тем более мы не согласны с тем, что это «симптом болезненного развития души». Более того, такая рефлексия возможна и в 20 лет, это лишь признак особенностей личностного характера.
Еще один момент, названный «порочным» — «неспособность забывать». Здесь мы также можем с точки зрения современности утверждать, что такая способность свойственна многим людям. И более верным было бы причинами назвать определенную неуверенность в себе, что и порождает подобную рефлексию, а также повышенную впечатлительность натуры.
Тут же Овсянико-Куликовский говорит, что «нравственное несовершенство» часто встречалось в психологии людей 30-40-х гг. Индивидуальный образ опять-таки оказался типичным. Тем более мы можем утверждать наш взгляд на проблему «героя своего времени».
В отношении «пороков», изображенных в «Герое нашего времени», В.Спасович высказывает свое мнение, споря с Лермонтовым. Он считает, что книга не есть портрет пороков всего поколения людей. Также ученый говорит, что мало одной наблюдательности Лермонтова для адекватного изображения картины человечества, что у поэта не было условий для изучения разнообразных субъектов. При этом Спасович обращается к биографическим сведениям о Лермонтове, называя его «чужаком» в обществе, вследствии чего ему маловероятно был бы доступен сложный продукт истории — современный человек19 .
С общественно-социальной точки зрения Овсянико-Куликовским Печорин сравнивается с Онегиным. Оба эти образа были отнесены им к типу неудачника и лишнего человека. Им был сделан вывод о том, что сама жизнь вырабатывала особый социально-психологический тип беспокойно мечущегося человека, чувствующего себя лишним, не находящего своего места и назначения.
Эти люди не могли осуществить своей «общественной стоимости», потому что со средою своего круга они не уживались, а другой среды найти не умели; они также не располагали тем душевным содержанием, которое давало бы им возможность выносить тяготу душевного одиночества20 . Далее ученый сравнивает образ Печорина с образом Онегина во всем их сходстве и различии, позиционируя Печорина среди других лермонтовских образов как «не совсем реальный тип». И здесь доказательно говорит о существовании типа Печорина (например, сам Лермонтов), являвшегося для лучших людей того времени не совсем тем, чем для нас. Этот общественно-психологический тип стоит посередине между Онегиным, человеком 20-х гг, и так называемыми «людьми 40-х гг»21 .
Тип образа Печорина Спасович характеризует так: «Печорин — первый экземпляр рода людей из закаленной стали, большей частью пропадающих бесцельно и безславно, по полному их неумению и нежеланию справляться с мелкими будничными задачами обыкновенной, спокойной жизни и порывающихся на нечто более великое»22 .
Для сравнения обратимся к трактовке образа Печорина А.Д.Галаховым. Образ Печорина национален, возвышается над общим уровнем. Печорин сознавал себя гениальным, но не самореализовался. Галахов, как и Овсянико-Куликовский, утверждает, что Печорин и виноват, и не виноват одновременно. Сила, не находя исхода, пробивает себе другой путь. Желая заявить себя, она истощается на что-то другое, часто на пустое и недоброе. С нравственной точки зрения действия Печорина безнравственны и в гражданском, и в общечеловеческом отношении23 .
А.Н.Веселовский, как В.Спасович и А.Д.Галахов, утверждал абсолютное влияние Байрона на творчество М.Ю.Лермонтова. Следовательно, образ Печорина также характеризуем этими учеными в соотвествии с этим влиянием. Так, Печорин,- как и байроновский герой Чайльд-Гарольд, — человек высокой породы, на нем лежит печать демонизма, он — невольный скиталец с врожденными чувствами тревоги и волнения24 . А.Д.Галахов говорит, что перед нами — «неизбежная судьба», Печорин становится «роковым человеком». Судьба приводила его к развязке чужих драм. Он сам справедливо называет себя «лицом пятого акта»: без него не завершается пьеса. Это необходимое лицо всегда было палачом или предателем: «Сколько раз играл я роль топора в руках судьбы!»25 .
Печорин у Веселовского — надломленный герой. Но, наделенный недюжинным образованием, художественной любовью к природе, симпатиями к горской вольности, дон-жуановской тоской по идеальной женщине и мщением неповинным существам, далеким от его идеала, — он только в глазах недальновидных читателей-современников поэта, готовых принять каждый блуждающий огонек за светило, мог являться положительным характером26 .
Исследователи — представители рассмотренных нами литературоведческих школ совпадают в мнении о том, что «Герой нашего времени» является автобиографичным произведением. Веселовский называет роман «беспощадной исповедью, подводящей итоги блужданий, сомнений и бесплодной траты сил», Спасович пишет, что «произведение Лермонтова — идеал, указывающий современному человеку, каким он должен быть, или <…> как мечта автора о самом себе, каким он желал бы быть», Галахов называет поэзию Лермонтова объективной. «Миросозецание поэта выразилось в характере созданного им лица, постоянного героя его произведений». Однако мы видим разницу в этих взглядах на суть вопроса.
Овсянико-Куликовский замечает, что, если Печорин — это сам Лермонтов, «как есть», то Лермонтов — не Печорин, потому что «герой нашего времени» — тип собирательный.
3. Заключение
Русская литературная мысль прошла в своем развитии большой исторический путь, который привел в середине XIX века к формированию русского литературоведения в его национальной специфике.
Потребность в объективных оценках любого исторического материала побуждает искать в научном опыте академического литературоведения позитивные элементы и систематизировать их.
Анализ академических направлений в русском литературоведении показывает, что есть все основания констатировать конструктивный, отличающийся национальным своеобразием вклад русских ученых в литературоведческую методологию.
На протяжении многих десятилетий XIX — начала XX в. в русском литературоведении господствовала культурно-историческая школа — направление в науке о литературе, опиравшееся на методологию, принципы которой складывались в России еще в 30-40-х годах XIX в. Основные предпосылки ее возникновения и широкого распространения — разработка в критике проблемы историзма и осознание писателями своей роли в общественно-историческом развитии.
Русская психологическая школа выросла на почве позитивизма. Она представлена такими крупными именами, как А.А.Потебня и Д.Н.Овсянико-Куликовский.
Д.Н.Овсянико-Куликовского волнует проблема художественного мышления, его сущности и своеобразия. Он выступил с учением о двух формах художественного познания, в основе которых лежит «наблюдение и опыт»27 . Стараясь объяснить литературно-художественные явления жизнью, он вводит понятие «общественно-психологического типа». Каждый такой тип рождается в определенную историческую эпоху и находит свое художественное воплощение в образах литературных героев (Онегин, Печорин).
Соединив «психологический» метод с принципами социологического анализа, Дмитрий Николаевич положил начало изучению «общественной психологии» как одного из важнейших факторов, определяющих содержание и направление историко-литературного процесса.
Рассматривая образ Печорина, Д.Н.Овсянико-Куликовский дает нам понимание его как с точки зрения психотипа, так и с точки зрения общественно-социальной принадлежности.
Также он объединяет образы Лермонтова и Печорина в один «Лермонтов-Печорин», рассматривая их как эгоцентрические натуры.
В отношении Печорина Лермонтов дает изображение его натуры и психологии как «картину болезни». В «Предисловии» он предстает перед нами как «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Мы в нашей работе постарались дать ответ на вопросы:
— о каких пороках и болезнях Печорина идет речь?
— соответствует ли такой взгляд действительности?
Мы подвергли некоторой критике мысли Овсянико-Куликовского о том, что в Печорине присутствует раздвоение личности, что в 25 лет невозможен столь напряженный рефлексирующий самоанализ, что рефлексия подобного рода есть «симптом болезненного развития души».
Взгляды представителей культурно-исторической и психологической школ на характер Печорина различаются в соответствии с проповедуемой ими методологией анализа литературных произведений. Так, В.Спасович характеризует Печорина, как человека, бесцельно и безславно пропадающего. А.Д.Галахов утверждает, что с нравственной точки зрения действия Печорина безнравственны и в гражданском, и в общечеловеческом отношении. Он называет Печорина мучеником постоянной мысли. У А.Н.Веселовского мы видим отрицательного «надломленного» героя, человека рокового, зависящего от своей судьбы.
Творчество Лермонтова и его роман «Герой нашего времени» нельзя рассматривать в отрыве от тех процессов, которые происходили в русской и мировой литературе в конце 30-х и начале 40-х годов XIX века. В этот период одной из важнейших задач была задача создать образ героя своего времени, рассказать об отношении этого героя к породившему его обществу. Роман Лермонтова называют первым русским реалистическим романом в прозе. Роман этот волновал, волнует и будет волновать душу и ум своих читателей и исследователей.
4. Список использованной литературы
1.Академические школы в русском литературоведении. / Отв. Ред. П.А.Николаев.- М.: «Наука», 1976.- 516 с.
2.Введение в литературоведение: Учеб. пособие / Л.В.Чернец, В.Е.Хализев, А.Я.Эсалнек и др.; Под ред. Л.В.Чернец.- М.: Высш.шк, 2004.- 680 с.
3.Веселовский А.Н. Западное влияние в новой русской литературе / А.Н.Веселовский.- М., 1916.
4.Возникновение русской науки о литературе.- М.: Наука, 1975.- 463 с.
5.Галахов А.Д. Лермонтовъ / А.Д.Галахов // Русский вестник., 1858.- Т.XVI.- С.60-92, 277-311, 583-612
6.М.Ю.Лермонтов: pro et contra / Сост. В.М.Маркович, Г.Е.Потапова.- Спб.: РХГИ, 2002.- 1080 с.
7.Овсянико-Куликовский Д.Н. М.Ю.Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- Спб.: Прометей, 1914.- 141 с.
8.Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы. В 2-х т. Т.2. «Из истории русской интеллигенции». Воспоминания / Сост., подгот. текста, примеч. И.Михайловой / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- М.: Худож. Лит., 1989.- 526 с.
9.Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений. Т.1-9 / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- М.: Пг, ГИЗ, 1914-1923.
10.Осьмаков Н.В. Психологическое направление в русском литературоведении: Д.Н. Овсянико-Куликовский / Н.В.Осьмаков.- М.: Просвещение, 1981.- 160 с.
11.Осьмакова Л.Н. Хрестоматия по теории литературы: Учеб пособие / Л.Н.Осьмакова.- М.: Просвещение, 1982.- 448 с.
12.Спасович В. Байронизм Лермонтова / В.Спасович // Вестник Европы.- М., 1888.- Апрель.- С.500-548
13.Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е.Хализев. — М.: Высш. шк., 2000.- 398 с.
14. Харциев В.И. Краткий очерк жизни и творчества М.Ю.Лермонтова (1814-1914).
К столетию со дня рождения/В.И.Харциев.- Харьков, 1914.- 32 с.
[1] Осьмаков Н.В. Психологическое направление в русском литературоведении: Д.Н. Овсянико-Куликовский / Н.В.Осьмаков.- М.: Просвещение, 1981.- С.5
2 Осьмаков Н.В. Психологическое направление в русском литературоведении: Д.Н. Овсянико-Куликовский / Н.В.Осьмаков.- М.: Просвещение, 1981.- С.9
3 Осьмаков Н.В. Психологическое направление в русском литературоведении: Д.Н. Овсянико-Куликовский / Н.В.Осьмаков.- М.: Просвещение, 1981.- С.14
4 Введение в литературоведение: Учеб. пособие / Л.В.Чернец, В.Е.Хализев, А.Я.Эсалнек и др., Под ред. Л.В.Чернец.- М.: Высш.школа, 2004.- 680 с.
5 Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е.Хализев.— М.: Высш. шк., 2000.- С.90
6 Там же.- С.91
7 Осьмакова Л.Н. Хрестоматия по теории литературы: Учеб пособие / Л.Н.Осьмакова.- М.: Просвещение, 1982.- С.386
8 Осьмакова Л.Н. Хрестоматия по теории литературы: Учеб пособие / Л.Н.Осьмакова.- М.: Просвещение, 1982.- С.387
9 Там же.- С.385
10 Там же.- С.386
11 Овсянико-Куликовский Д.Н. М.Ю.Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- Спб.: Прометей, 1914.- С.5
12 Там же.- С.10
13 Овсянико-Куликовский Д.Н. М.Ю.Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- Спб.: Прометей, 1914.- С.73
14 Галахов А.Д. Лермонтовъ / А.Д.Галахов // Русский вестник.- 1858.- Т.16.- С.81
15 Михайловский Н.К. Герой безвременья // М.Ю.Лермонтов: pro et contra / Н.К.Михайловский.- Спб:РХГИ, 2002.- С.276
16 Овсянико-Куликовский Д.Н. М.Ю.Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- Спб.: Прометей ,1914.- С.76
17 Михайловский Н.К. Герой безвременья // М.Ю.Лермонтов: pro et contra / Н.К.Михайловский.- Спб:РХГИ, 2002.- С.275
18 Галахов А.Д. Лермонтовъ / А.Д.Галахов // Русский вестник.- 1858.- Т.16.- С.81-82
19 Спасович В. Байронизм у Лермонтова / В.Спасович // Вестник Европы.- 1888.- Апрель.- С.540
20 Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы. В 2-х т. Т.2. «Из истории русской интеллигенции». Воспоминания / Сост., подгот. текста, примеч. И.Михайловой / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- М.: Худож. Лит., 1989.- С.99
21 Там же.- С.121
22 Спасович В. Байронизм у Лермонтова / В.Спасович // Вестник Европы.- 1888.- Апрель.- С.541
23 Галахов А.Д. Лермонтовъ / А.Д.Галахов // Русский вестник.- 1858.- Т.16.- С.612
24 Там же.- С.286-289
25 Там же.- С.84
26 Веселовский А.Н. Западное влияние в новой русской литературе / А.Н.Веселовский.- М.,1916.- С.186
27 Академические школы в русском литературоведении. / Отв. Ред. П.А.Николаев.- М.: Наука, 1976.- С.8