По синицину

МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

1. ПРИРОДА ИСТОРИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА: СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Ключевые слова

Субъект и объект познания, историческая реконструкция, ретроспекция, мировоззрение, идеология, историческое сочинение, историография.

Вопросы для обсуждения

1. Специфика объекта исторического изучения.

2. Реконструктивный и ретроспективный характер исторического познания.

3. Коммуникабельность культур в историческом познании.

4. Влияние мировоззрения исследователя на историческое творчество.

Специфика исторического познания

Спор о том. является ли история наукой, имеет глубокие корни. Знаменитый швейцарский ученый Я. Буркхардт полагал, что «история вообще является самой ненаучной из всех наук», а английский историк Б. Бари, напротив, утверждал, что история есть «наука, не больше и не меньше». Ныне этот спор отошел в прошлое, и история заняла свое законное место среди других научных дисциплин. Однако вопрос о специфике познания в истории не утратил своей актуальности, и многие историки убеждены, что их познавательная деятельность ничем не отличается от работы физика или биолога. В этом отношении показательна дискуссия на страницах журнала «История и компьютер» между голландским историком П. Доорном и немецким М. Таллером, в которую включились многие ученые. Своими корнями дискуссия уходит в XIX столетие, когда представители немецкого историзма обрушились на позитивизм за его стремление максимально сблизить историю и естествознание путем реализации в истории основных исследовательских принципов и методов наук о природе. В соответствии с данной установкой предпринимались многократные попытки «математизировать» историю, «очистить» ее построение от всяких субъективных добавок, но большого успеха они не имели.

Было бы неправомерно утверждать, что естествознание вообще не влияет на историческую науку. Напротив, такое влияние следует оценить как глубокое и плодотворное. Идеалу «естествознания об обществе», приобретшему в XIX в. программный характер, -отмечает немецкий философ Х.-Г. Гадамер, мы обязаны исследовательскими успехами во многих гуманитарных областях. Использование историком количественных методов исследования и ЭВМ оказывает ему громадную помощь в постижении исторического процесса, и здесь накоплен значительный положительный опыт». При всем том науки об обществе не могут полностью следовать образцу естествознания, на что существуют объективные причины.

8 стр., 3709 слов

Зиммель Г. К теории познания соц.науки

... бесконечное число других вопросов нашей науки проявляется в такой массе разнообразных исторических воплощений, что всякое единообразное нормирование, ... воздействия индивидуумов друг на друга? и т. д. Напротив, и здесь следует удовлетвориться только приблизительным указанием ... часто встречаться там, где количество, сложность и трудность познания отдельных факторов и частных причин наибольшие. А ...

Исходный момент, определяющий специфику наук об обществе, в том числе об истории, заключается в том, что в них наблюдается качественное совпадение субъекта и объекта познания. Как писал Р. Ю. Виппер, «о жуках и грибах составляют науку посторонние им люди, а не сами объекты науки, тогда как в общественной науке изучаемый объект и изучающий субъект до известной степени совпадают, и она представляет собой именно то самое, что в определенное время и в определенной среде думают о людях и о своем собственном общечеловеческом прошлом». Совпадение не означает полного тождества, поскольку объект познания своем прошлом существовании вполне независим от историка.

Сознание ясного разделения субъекта и объекта познания пришлось до методологической зрелости первоначально в естественных науках, а затем распространилось на историю. История стала анализироваться как продукт воздействия человека, который можно рассматривать и оценивать. Условием для этого является дистанция между историком и продуктом деятельности общества. Расстояние между настоящим и прошлым позволяет объективизировать историю до ясно очерченной величины, снабдить историческое событие контурами факта, который можно исследовать. Однако это не устраняет проблемы качественного совпадения субъекта и объекта познания, определяющей особенности концепции исторической объективности в отличие от естественнонаучной. Историк не может столь же бесстрастно судить о событиях и деятелях прошлого человечества, как это делает химик, изучая очередные результаты проведенного эксперимента.

Для осознания глубины коллизии, возникающей между объектом и субъектом познания в процессе исторического творчества, необходимо рассмотреть особенности объекта исторического изучения и характерные моменты познавательной деятельности историка. Главной отличительной особенностью объекта исторического изучения является то, что исторический процесс представляет из себя продукт сознательной целеполагаюшей деятельности человека. Совокупный продукт материальной и духовной деятельности человека составляет его культуру. В этом смысле история -наука о культуре и о культурном человечестве.

Человек наделен свободной волей, его поведение не поддается жесткому программированию, ввиду чего в истории ненадежны прогнозы и бывает трудно определить мотивы поступков того или иного героя прошлого. Конечно, деятельность исторической личности — царство не только свободы, но и необходимости. Каждый из нас ограничен теми предпосылками в культурной жизни, которые были созданы предшествующими поколениями, соответствующей социальной средой, природными условиями, индивидуальными задатками и прочим. Поэтому, сколь бы гениальной ни была личность, реально осуществимыми оказываются лишь те ее цели, которые соответствуют данным условиям места и времени, либо результаты оказываются недолговечны. Таким образом, общественная жизнь выступает как сложный сплав субъективных и объективных элементов.

16 стр., 7903 слов

Раздел 1. Психология развития и возрастная психология: методологический ...

... понимания механизма психического развития ребенка, расшифруйте его основные составляющие: ведущая деятельность, социальная ситуация развития, психические новообразования, кризис развития. Нарисуйте схему ( ... возраста и возрастной периодизации психического развития Понятие «возраста» в истории науки. Психологический возраст. Теории психического развития. Механизмы психического развития. Концепция ...

Из совокупной деятельности отдельных лиц в историческом процессе возникают такие образования, значение которых далеко превосходит пределы отдельной личности: государство, церковь, наука, искусство и т.д. Историческая наука, как продукт деятельности человека, также есть часть некой системы, принадлежащей истории. Сам исследователь выступает как член определенного сообщества, т. е. он историчен. В этом смысле социальное познание оказывается самопознанием, в котором общество является субъектом и объектом одновременно. Успех такого самопознания в немалой степени будет зависеть от уровня развития общества, его ценностных ориентацией.

Общество предстает перед нами как постоянно развивающийся организм. Следовательно, объект познания у историка незавершенный, что порождает свои трудности при изучении текущей истории. Поэтому долгое время в ученых кругах вообще не считалось возможным создание научной истории современности, и она исключалась из преподавания. В программах учебных заведений новейшая история прочно утверждалась лишь в XX в.

Исключительно важно учитывать, что объект исторического изучения представляет собой прошлое, т. е. то, что однажды было и уже не существует. Каждый миг настоящее переходит в прошедшее, которое не возвратить и не повторить, как нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Это безвозвратно ушедшее прошлое недоступно прямому наблюдению исследователя, в связи с чем встает болезненный для историка вопрос о реальности его объекта познания. Может ли история, рассматривая столь специфичный объект, претендовать на достоверный характер своих исследований? Постоянно находились гиперкритически настроенные теоретики, ставившие под сомнение реальность исторического прошлого и объективность исторического познания. Едва ли не самыми радикальными среди них являются некоторые советские математики, последователи народовольца Н.А.Морозова, объявившие всю древность и раннее средневековье «творением эпохи Возрождения» и «укоротившие» мировую историю на несколько тысячелетий. Подобная «перестройка» исторической хронологии не только искажает прошлое, но и вносит дезориентацию в историческое сознание общества.

Реальность прошлого, в первую очередь, удостоверяется нами через переживание настоящего. Субъективный опыт убеждает нас в реальности окружающего мира, который находится в постоянном движении к будущему. Обладая собственным выстраданным прошлым, мы имеем все основания признать его существование и у других людей, в том числе живших много раньше нас. Но дело не исчерпывается только субъективными переживаниями. Прошлое не уходит бесследно, оно в виде определенных результатов существует в настоящем. Современная европейская культура содержит целые пласты наследия античности или Возрождения, индийская и ли китайская — продолжают базироваться на основаниях, заложенных еще в III—I тысячелетиях до н. э. и т.д. Даже конкретные исторические события нередко восходят своими корнями в далекое прошлое, например Ближневосточный кризис.

13 стр., 6109 слов

Методы изучения исторического процесса

... прошлого возможна его конкретно-историческая реконструкция. Исторический источник – это все остатки прошлой жизни, все свидетельства о прошлом. Существуют разные классификации исторических источников. Например Л.Н. Пушкарев историк ... предметы материальной культуры, что важно для реконструкции реальных событий. Кроме археологии есть и другие вспомогательные дисциплины в рамках исторической науки – ...

Непосредственным звеном, связующим нас с прошлым, являются исторические источники, представляющие из себя реликты прошлого. Но это отдельный вопрос.

Со спецификой объекта исторического изучения связаны и особенности познавательной деятельности в нашей науке. Всякое познание представляет собой живое созерцание. Поскольку объект истории -прошлое и непосредственное чувственное его восприятие невозможно, то познание в исторической науке носит реконструктивный характер. Реконструктивное познание имеет место и в науках о природе, например в геологии, биологии или ботанике. Голландский историк П. Доорн вслед за палеонтологом С.Д. Гулдом отмечает, что не только история, но и естественные науки не стоят на позиции чистого наблюдения: вы не увидите электроны, тяготение или черные дыры. Первостепенная потребность любой науки — не прямое наблюдение, а возможность выявления фальсификаций, хотя историческая реконструкция, конечно, отличается от естественнонаучной. Главная ее специфика заключается в том, что она субъективизирована не только на исследовательском уровне — ученым, но и на уровне источников — их творцами. Источники отнюдь не прямо и не адекватно отражают прошлое. Поэтому настоятельной является верификация итогов исследования.

Естествоиспытатель для проверки своих заключений всегда может поставить эксперимент заново. Для историка такая возможность практически отсутствует, хотя наша наука и обладает некоторыми блестящими примерами в данной области. Среди таких экспериментов мы можем назвать плавания известного норвежского ученого Тура Хейердала на тростниковой лодке «Тигрис» цо Персидскому заливу и Индийскому океану (до берегов Африки) с целью доказательства возможности торговых и культурных связей между древним Шумером и некоторыми районами Азии и Африки. Сюда же относится путешествие Хсйердала на плоту «Кон-Тики» из Южной Америки на острова Тихого океана с целью доказать, что обитатели Полинезии и их культура происходят из древнего Перу, а также его плавание на папирусных ладьях «Ра-1» и «Ра-2». Интересный эксперимент, получивший название «Наска», поставил Д. Вудмэн. Стремясь доказать, что древние индейцы умели строить летательные аппараты, он «воссоздал» древнеперуанский воздушный корабль — воздушный шар, на котором поднялся над пустыней Наска. Но, говоря словами американского профессора С. Хьюза, все это — драматические исключения из правила, число которых следовало бы увеличить, и «историки должны напрячь свое воображение, чтобы найти новые пути приближения к первичной материи исторического опыта».

Не обладая возможностью с помощью эксперимента контролировать свой материал и подтвердить результаты своих исследований, историк вынужден апеллировать к более гипотетическим критериям проверки достоверности познания: к социальной практике вообще, либо к совокупной практике исторических исследований, либо, наконец, к исходному источниковому знанию. Все эти проверки имеют смысл, однако никогда не приводят к определенности. С их помощью невозможно окончательно подтвердить либо опровергнуть те или иные результаты исследования, но их вполне достаточно для создания системы непротиворечивых знаний, имея в виду согласованность исторических знаний между собой с общенаучной картиной мира и с современной социальной практикой.

6 стр., 2898 слов

О некоторых общих вопросах разработки истории психологии

... одна из форм материализма, играл в определенные эпохи прогрессивную роль н истории психологии (Т. Гоббс, французские материалисты XVIII в.). ... Ему же принадлежит и другая, не менее важная для историков психологии, мысль: "Во многих областях создалось такое положение, ... выделение психологии в самостоятельную науку с каким-либо определенным событием и приурочивать к какой-либо определенной дате. Это не ...

Другой важнейшей особенностью исторического познания является его ретроспективный характер. На эту специфику обратил внимание еще И.Х.Ф. Шиллер. «Всеобщая история, — говорил он, — исходит… из принципа, прямо противоположного фактической последовательности событий. Фактический ход событий есть переход от начала вещи к ее теперешнему состоянию. Наоборот, историк отправляется от теперешнего положения вещей и идет назад, к их генезису». Ретроспективные выводы имеют свои преимущества Так, рассматривая завершенные процессы, исследователь может более уверенно судить об их генезисе и итогах. Всякое явление он способен представить как в ретроспективе, так и в перспективе. Историку в принципе доступно более глубокое понимание смысла событий, чем их современникам; ему не надо гадать: кто одержит верх в кровавой битве под Верденом, чем завершится поход Непобедимой Армады, направленной на завоевание Англии, или переход Цезарем с войсками реки Рубикон. Он знает результат, и это знание накладывает неизгладимый отпечаток на всю работу ученого.

Но дело не только в этом. Историка разделяет с деятелями прошлого мировосприятие. Как справедливо предупреждал СЛ. Утченко. «мы должны все же отчетливо сознавать, что речь идет о нашем восприятии и наших оценках, тогда как восприятие тех же самых событий современниками было совсем иным, да и сами-то события выглядели для них вовсе не так, как для нас». При этом вовсе нет гарантий, что взгляд специалиста предпочтительнее. Выделяя отдельные события, потомки, по словам А.Г. Кузьмина, подправляют сведения о деяниях прошлого, «они подтягивают их под собственные представления и желания. Борьба за наследство редко обходится без искажения истины, даже если искажение и не осознается».

Каждая эпоха имеет центр тяжести в самой себе, «каждая жизнь есть, — по словам X. Ортеги-и-Гассета. — точка зрения на вселенную. Каждая видит то, что видит она и не может увидеть другая»89. Современная культура как «система живых идей» не представляет исключения и ограничена собственными рамками. И вот здесь-то и заключена целая проблема: может ли историк, являясь продуктом своего времени и своей культуры, адекватно понять прошлое?

В теории исторического познания стоит вопрос о коммуникабельности различных культур, т. е. насколько представители одной эпохи или культуры способны вообще к диалогу с представителями другого исторического мира. Для исследователя нового и новейшего времени он менее болезненный, чем для историка древности и средневековья, хотя и здесь сложности возникают на каждом шагу. Достаточно вспомнить о трудностях в понимании европейцами основополагающих элементов современной политики и культуры афро-азиатских стран. Известный английский этнограф-африканист Б.Дэвидсон свидетельствует: «Мы можем подойти к пониманию искусства Африки только путем упорного изучения характера этой цивилизации. Это очень трудно, ибо наша культура городского индустриализма увела нас далеко в другую сторону. Отделив науку от религии, мы теперь почти не способны понять те общественные явления, которые все еще отражают целостный характер поведения людей, принадлежащих к другой эпохе». Что же говорить о достоверной интерпретации явлений далекого минувшего? Разный жизненный опыт порождает у людей неодинаковые представления об окружающем мире, о границах реального.

13 стр., 6314 слов

История психологии как наука

... В широком смысле к ним можно отнести духовную и материальную культуру человеческой цивилизации. Конкретными источниками истории психологии являются тексты - труды историков, философов, естествоиспытателей, психологов, ... уровня психологического знания и научного образа мысли прошлого; анализ действий людей и групп в различные эпохи, способов решения социально-психологических проблем на личностном ...

Например, духовную жизнь средневекового человека невозможно представить без веры в дьявола, демонические существа, оборотней, колдунов и ведьм. Продажа души дьяволу, договоры с ним являлись для средневекового человека не воображаемой, а «подлинной» реальностью. До нас дошли образцы таких договоров, представленных на инквизиционных процессах. Но самое удивительное в том, что действия «одержимых» во время изгнания дьявола, сопутствующие этому процессу явления, засвидетельствованные многочисленными авторитетными очевидцами, выходят за границы реального с нашей точки зрения. Отказывать в доверии этим свидетельствам мы не имеем права, поскольку тогда единственным критерием достоверного мы будем вынуждены признать наш собственный опыт, порожденный современностью. Как указывал Н.К. Никольский, «едва ли совместимо с исторической критикою объявлять бессмыслицей показания источников потому только, что они не поддаются нашему пониманию за утратою объясняющих их материалов, или потому, что разрушают предвзятые теории». Во всяком случае все подобные «чудеса» являлись действенным фактом общественного сознания средневекового общества и реально определяли его жизнь.

Знаменитый французский этнограф и философ К. Леви-Строс, изучая шаманство у американских индейцев, пришел к выводу, что «колдуны, по крайней мере самые искренние из них, верят в свою миссию и что это убеждение основано на реально переживаемых ими специфических состояниях». В итоге не вызывает сомнений сила воздействия некоторых магических обрядов. Хотя очевидно, что действенность магии зависит от веры в нее: веры колдуна в действенность своих приемов, веры больного, которого колдун лечит, или жертвы, им преследуемой, и доверия общества к его требованиям. Все это свидетельствует о том, что подлинное понимание иных культур требует не простого рационалистического анализа составляющих их явлений, а расширения наших собственных представлений о реальном.

История и современность

Современная историческая наука своими корнями уходит в XVII в. Она базируется на скептическом рационализме, разрушившем основы традиционного общества. Она стремится к поиску истины, понимая подпей очевидное, поддающееся рациональному объяснению. Мы не так уж далеко ушли от Гекатея Милетского, который, формулируя свое методологическое кредо, заявлял: «Это я пишу, что считаю истинным. Ибо рассказы эллинов, как мне кажется, необозримы и смешны». Соответствующим «рациональным» образом Гекатсй и интерпретировал все, что ему казалось «смешным». Для становления истории как науки метод древнегреческого ученого имел первостепенное значение, но вряд ли его можно рассматривать как универсальный и достаточный сегодня. К сожалению, до сих пор все, что не умещается в умственный кругозор исследователя, им зачастую игнорируется либо «объясняется» с точки зрения очевидного. Однако «очевидное» для каждой эпохи свое, и наши претензии на единственно верное понимание исторических событий сомнительны. Рациональный метод оказывается недостаточно эффективным при объяснении поступков людей, чьи действия определялись стихией иррационального.

7 стр., 3309 слов

Актуальность темы исследования. Общение условие и универсальный ...

Являясь традиционными ценностями, они составляют духовный фундамент жизни, истории и культуры человеческого общества. Вступление общества в новую информационную эпоху своего развития определило возникновение и ... как формы социального взаимодействия, соответствующей содержанию общественных отношений формирующегося информационного общества. Как таковая тема делового этикета возникла и развивалась в ...

Фактически в нашей реконструкции прошлого речь идет о другой истории, отличной от той, какой она виделась современникам событий. Само современное общество переживает кризис рационализма. Доминанта духовного в постиндустриальной цивилизации порождает иную ментальность, допускающую значительную роль иррационального начала в жизни общества. Разочаровавшись в аксиомах теории прогресса, благах индустриализма и постулатах рационализма, общество ищет нового диалога с прошлым. Оно ставит вопрос, правильно ли мы его трактовали и использовали ли накопленный поколениями опыт? Все это не только выдвигает перед исторической наукой новые исследовательские задачи, но и делает реальным вариант «непредсказуемого прошлого».

Следовательно, историк, претендующий на аутентичное истолкование прошлого, должен прежде всего признать исторически относительный характер своего собственного мировосприятия, являющегося, по словам О. Шпенглера, «выражением только одного определенного существования». Ему необходимо уяснить, что иные культуры с такой же убежденностью отстаивали другие истины. Так, в частности, обстоит дело с «чувством» истории.

Наша культура в своей основе исторична. Для нас историческое сознание настолько очевидно, что трудно себе представить, что оно могло отсутствовать у кого бы то ни было. И тем не менее ни шумеро-вавилонская. ни древнеиндийская, ни древнеегипетская культуры им не обладали, они не выработали ничего приближающегося к историческим сочинениям. В лучшем случае они создавали полумифистические хроники, посвященные богам. Даже греческая общественная мысль имела доминирующую тенденцию, основывающуюся на резко антиисторической метафизике. Для традиционного общества, по словам М. Эли аде, вообще характерны тенденция сопротивляться конкретному историческому времени и стремление периодически возвращаться к мифологическому первоначалу, к «Великому времени». В этом пренебрежении историей, т. е. событиями, не имеющими доисторического прообраза, и в этом отказе от профанного непрерывного времени румынский ученый усматривает определенную метафизическую оценку человеческого существования. Поэтому историк древних культур оперирует с материалами, в которых миф и реальность органически переплетались и протекают нередко в псевдоистории. Современной научной рациональной историографии нелегко освоить подобный материал и сделать достоверные выводы о действительно имевших место событиях.

Исследователи конца XIX — начала XX вв. обратили внимание на тот факт, что разные исторические эпохи в неодинаковой степени благоприятны для раскрытия смысла истории. А. Тойнби отмечал, «что живость исторических впечатлений пропорциональна их силе и болезненности». Например, «француз, взрослевший в период франко-прусской войны и Парижской коммуны, переживший все взлеты и падения 1870-1871 гг., оказался наделенным куда более острым историческим сознанием, чем любой из его современников в Швейцарии, Бельгии или Англии»». Н.А. Бердяев был убежден, что целостные эпохи не способствуют историческому познанию, сама историческая наука возникает в критическую эпоху. Действительно, историческая наука родилась в переломный период греческой истории, когда последняя вышла за рамки отдельных полисов. «Отец истории» Геродот опирался на опыт своих предшественников-логографов, но его труд резко выделяется на их фоне. «История» Геродота была вызвана к жизни событием, всколыхнувшим почти весь тогдашний исторический мир, — греко-персидскими войнами, которые помогли ему возвыситься нал местной историей.

16 стр., 7880 слов

Программа учебного курса «история психологии»

... критический анализ подходов зарубежных авторов к освещению истории психологии; охарактеризовать психологическое наследие видных ученых прошлого и современности, дать адекватную оценку научного вклада отдельных ... вновь вводимых в контексте историко-психологического знания научных понятий и терминов; - основные труды выдающихся мыслителей прошлого и настоящего. УМЕТЬ: - изложить и критически оценить ...

Разные исторические эпохи порождают и различные по характеру исторические сочинения. Исследователь античной историографии В.П. Бузескул в этой связи отмечал, что произведения греческих авторов, претендующие на универсальную точку зрения на историю, могли появиться только в соответствующее им время, когда сами события приобрели более или менее всеохватывающий характер: Геродот — современник греко-персидских войн. Эфор — возвышения Македонии при Филиппе и Александре, Полибий — римских завоеваний в Средиземноморье, слияния Востока и Запада в одной Империи .

Современность не только определяет исторический кругозор, и делает для нас более близкими и понятными одни эпохи и отдаляет другие. Так, историки начала XX в. много писали о близости процессов, протекавших в античной и современной им европейской истории, сопоставляя последнюю то с переходом от эллинизма к Римской эпохе, то с Гражданскими войнами в Римской республике I в. до н.э. Ими было глубоко подмечено, что многие явления экономической жизни греко-римской цивилизации стали доступны для научного понимания только недавно, когда новоевропейская культура достигла соответствующей стадии развития -капиталистической.

Интересный пример на тему понимания в истории приводит НИ. Кареев. Ученый признается, что в годы гражданской войны он лучше ста! понимать некоторые явления эпохи Французской революции: «Мне всегда казалось маловероятным, и я даже как бы не верил, что во время Французской революции за чашку кофе приходилось платить сотни или тысячи ливров. Я готов был видеть в этом одно из бывающих нередко преувеличений какого-либо редкого, исключительного, но чрезвычайно обобщенного факта. И. лучше сказать, я не верил, хотя на этот счет говорила масса достоверных источников, а скорее, просто не понимал, как могла существовать такая невероятная дороговизна и как с нею справлялось население. Здесь была для меня некоторая невразумительная историческая проблема, которую разрешил для меня наш собственный исторический опыт». Это свидетельствует о большом гносеологическом значении опыта современности для понимания прошлого.

Таким образом, мы видим, что познавательные возможности историка определяются не только его личностными качествами, профессионализмом, но и в решающей степени современной ему действительностью, уровнем развития общества, членом которого исследователь является. Импульс, получаемый ученым от современности, является системообразующим в исторической науке. В своей деятельности историк исходит из задач, диктуемых ему общественной жизнью, поэтому трудно найти значимое историческое сочинение, в котором бы так или иначе не рассматривались волнующие современность вопросы. Как справедливо подчеркивал Н.И. Кареев, историческая книга — «не простое зеркало, в котором отражается внешняя сторона прошлого, не самопишущий аппарат, отмечающий общественные явления и создающий нечто вроде протокола, это — продукт мысли, перерабатывающий в своем горниле данные опыта, продукт… творческого духа, практической мысли в одной из ее форм». Великий исторический труд мыслится только в определенном обществе и как результат деятельности конкретного автора.

9 стр., 4037 слов

Программа исторической науки о принципах

... История человечества — “изображение прошлой действительности в царстве духа”; она отказывается от установления законов, управляющих историческими событиями. <…> Поскольку историки, в особенности историки ... lt;…> Каждая из отдельных исторических наук прослеживает исторический процесс лишь в одном направлении ... могут быть исчерпывающим образом предопределены прошлым. Поэтому в каждый данный ...

Переживаемая эпоха задает историку определенную систему представлений, в рамках которых движется его научная работа. Независимо от принадлежности исследователя к тому или иному общественному лагерю, политической партии или научной школе, в его построениях будет многое, что свойственно самой эпохе. Так западные и российские историки первой трети XX в. и различных политических ориентации в равной мере исходили из идеи грандиозного перелома в истории Европы, вызванного 1-й мировой войной. Как писал Р.Ю. Виппер, жизненный опыт поколения, пережившего войну, «необычайно обогатился», и теперь уже не история учит понимать и строить жизнь, а жизнь учит толковать историю. Была выдвинута концепция конца индустриальной системы в целом, заката европейской культуры и наступления нового средневековья (Н.А.Бердяев. Р.Ю.Виппер. О. Шпенглер).

Хотя столь пессимистические настроения разделяли не все, но общую атмосферу создавала убежденность в том, что лучшие времена нашей культуры уже позади. В этих «похоронах» активно участвовали и большевистские авторы, провозглашавшие приход социалистической культуры на смену буржуазной.

При всем желании историк не может выйти за I р.типы своего времени или отстраниться от волнующих общество проблем. Современность — это не просто эмбриональная среда, в которой развивается историческая мысль, но и своеобразный инструмент, направляющий проблематику исследований, воздействующий на их основные выводы и оценки. Перемены в общественном строе, государственной или национальной политике так или иначе сказываются и на историографии. Они побуждают исследователей пересмотреть свои воззрения на историю в соответствии с изменившимися условиями. Такой пересмотр затрагивает не только ближайшее к нам прошлое, но и самые отдаленные периоды, если речь идет о концептуальном переосмыслении. Прошлое как бы открывается перед нами новыми сторонами, высвечивается с новых, неожиданных позиций. Наиболее радикальные перемены наблюдались в историографии второй половины XIX в., когда на смену политической истории пришла социальная, вызванная к жизни обострением социально-экономических вопросов капиталистического общества.

По синицину — Стр 2

Однако речь вовсе не идет о простом «переписывании» истории с постоянно меняющихся точек зрения. Мы не должны оказываться в западне исторического релятивизма, утверждающего, что каждое поколение, каждая социальная группа препарирует для себя всю традицию о прошлом, творит для себя идеальное прошлое в угоду своим интересам. Прагматический подход к прошлому имеет место, но он не исчерпывает собой взаимосвязи истории и современности. Следует согласиться с Н.А. Ерофеевым, что «постоянное возвращение к сделанному, пересмотр его отражают поступательное движение науки, ее неуклонное стремление к полному знанию». Как и всякая наука, история не только отражает в своем развитии влияние современности, но развивается по своим внутренним законам и собственной логике.

Другое дело, что исторический образ прошлого по своей природе никогда не является завершенным, т. е. окончательным. Прошлое столетие принесло невиданное расширение наших представлений о «начале» истории, были открыты шумерская и индская культуры. Говоря словами К.Ясперса, «перед нами разверзлась пропасть прошлого и будущего». Историю поэтому «нельзя ограничить ни с той, ни с другой стороны, чтобы обрести тем самым замкнутую картину, полный самодовлеющий ее образ». Этот образ не завершен и в том отношении, что каждая эпоха добавляет к нему нечто свое, и, пока продолжается человеческая история, в него будут вноситься свои коррективы.

Роль мировоззрения исследователя

Влияние современности на историческое творчество реализуется через мировоззрение исследователя. Корни исторической теории, которой руководствуется ученый, обнаруживаются в его мировоззрении. В этом отношении оно задает исследователю соответствующий угол зрения на материал, влияет на его категориальное формирование, на компоновку фактов и их оценку. Такая связь научной позиции историка с его мировоззрением объективна и не зависит от его сознания.

Учитывая роль мировоззрения в научном познании, невольно обращаешься к вопросу о природе мировоззрения. В. Дильтей утверждал, что оно формируется в повседневности, вне науки. «Мировоззрения, — писал он, — не ЯВЛЯЮТСЯ созданием мышления. Они не являются в результате одной лишь воли познания… Они являются в результате занятой в жизни позиции, жизненного опыта, всей структуры нашего психологического целого». Каждое мировоззрение, подчеркивал немецкий философ, «обусловлено исторически и потому ограничено и релятивно». Каждое выражает только одну точку зрения на мир и потому не может претендовать на универсальность.

Действительно, на формирование взглядов ученого немалое влияние оказывает та социальная среда, в которой он воспитывался, с которой он связан своими жизненными интересами. Отсюда проистекают его классовые, партийные, национальные, конфессиональные, расовые, половые пристрастия. Биосоциальные характеристики историка тем или иным образом воздействуют на его научную деятельность. В разные времена и в разных культурных образованиях одни из этих характеристик выдвигаются на авансцену, другие отходят на задний план. В прошлом, в начале XX в., особенно подчеркивалась классовая и национальная принадлежность исследователя. Именно тогда возникла проблема партийности в науке. Но если мы обратимся, например, к античности, то узнаем, что там главной характеристикой историка была не его классовая позиция или национальность, а принадлежность к определенному полису и сословию. В период же Реформации важнейшим моментом, определяющим направленность исторических исследований, было отношение ученого к католической церкви, т. е. его конфессиональные воззрения.

Признавая наличие в историографии всех указанных оценочных суждений, связанных с мировоззрением исследователя, мы не можем сводить к ним научное познание. Воззрения человека формируются не только в повседневной жизни; как ученый он складывается в результате научных занятий, и этот момент является определяющим. Занятие наукой вырабатывает у историка критическое мышление, позволяющее контролировать свою деятельность, а также накладывает на него определенные моральные и профессиональные обязательства, которым он должен следовать.

С мировоззрением историка в немалой степени связан его научный язык. Категориальный аппарат, которым пользуется исследователь, он получил от предшествующих поколений; его понятия отстают от происходящего в науке движения. «Вначале символы живых комбинаций мысли. — писал Р.Ю. Виппер о категориях, — они надолго переживают общее воззрение, которое их вызвало» Понятия не способны охватить исторические события в их целостности. Укрепившись в науке, термины нередко превращаются в неоспоримые общие факты, под которые подгоняется живой материал. Поэтому в науке настоятельно необходимым является процесс регулярного пересмотра, «очищения» понятий от пережитков устаревшего мировоззрения..

В любом случае наш научный язык является выражением современных отношений и представлений об обществе и об окружающем мире в целом. «Понятия, связанные с объектом нашего интереса, которые мы привносим в эти (изучаемые события), — заметил уже Г.В.Ф. Гегель, — мы находим не в далеких эпохах, даже не в высокой цивилизации Греции и Рима; они свойственны нашему времени»». Отсюда очевидной становится опасность неадекватного перевода языка документов на современный, искажения смысла явлений прошлого при передаче его в наших научных категориях. Эта опасность двоякого рода: она приводит как к модернизации, так и к архаизации прошлого, а нередко и просто к подмене понятий.

Трудности перевода языка одной культуры на язык другой связаны, в первую очередь, с разным жизненным опытом, выработанным ими. Например, исследователь национальной религии Японии «синто» С.Е. Светлов обращает внимание на тот факт, что понятие «синто» различно трактуется в научной литературе. Одни определяют его как «комплекс социальных и политических идей», другие — как «набор поверий, обычаев, примет и обрядов», третьи — как «культуру и обычаи», а то и как «обожествление природы, рожденное восхищением ею», хотя в данном случае речь идет о живом явлении в истории японской культуры. Что же тогда говорить об идентификации давно исчезнувших явлений, о которых сохранились нередко только косвенные свидетельства? Они никогла не смогут получить однозначного выражения в нашем языке. Дискуссионными были и остаются понятия, отражающие различные категории зависимого населения древности: «мушкенум», «гуруш», «джет», «мерет», или различные понятия, связанные с передачей религиозного опыта наших предков. Извлеченное из источников понятие должно быть подвергнуто тщательному анализу и дефиниции и только после этого применено в работе. Близость к источнику не гарантирует преимущества употребляемого понятия, поскольку источник редко раскрывает его содержание.

Очевидно, чтобы дать не только внешнюю канву событий прошлого, но и уяснить их смысл, исследователь должен понять прошлое изнутри, попытаться оценить его в тех категориях, которыми оперировали современники событий. «Нет никаких оснований для идеализации прошлого, — пишет Б. Дэвидсон. — Но есть немало оснований для того, чтобы понять его. Если мы согласимся с этим подходом, то начнем постепенно разбираться в том, что в действительности делали и думали люди и почему»». В этих целях в немецкой историографии был разработан метод «вживания» (И.Г. Дройзен, В. Дильтей), базирующийся на принципах герменевтики.

В наиболее общем виде он заключаются в следующем. Поскольку историк имеет, прежде всего, дело с текстами (письменными источниками), то он должен обратить внимание не только на содержание источника, но и процесс его передачи, на связанные с передачей намерения. Мы должны понять и истолковать мотивы, определяющие поступки исторического деятеля, его намерения, исходя из жизненных обстоятельств и всей личности героя. Понимание должно быть ориентировано не только на действующее лицо, но и на то, что было очевидным для его времени. Л. Ранке при этом требовал от исследователя погасить свое «я», чтобы не смешивать личное с чужим. Хотя, с другой стороны, понимание может основываться только на подобии, способности одного человека понять другого». Поэтому психоисторики, напротив, настаивают на необходимости широкого использования собственных чувств как инструмента исследования. Так, Л. де Моз заявляет: «Психоистория, как и психоанализ, — наука, в которой личные чувства исследователя не менее, а, может, даже более важны, чем его глаза и руки. Как и глаза, чувства страдают погрешностями, они не всегда дают точную картину. Но ведь психоистория имеет дело с мотивами людей, поэтому оценка мотивов во всей их сложности только выиграет, если психоисторик начнет идентифицировать себя с действующими липами истории вместо того, чтобы подавлять чувства, как проповедуется и практикуется в большинстве «наук»».

Базируясь на принципах понимания, французский писатель и историк П. Деке, автор биографии царицы Клеопатры, следующим образом формулирует свой исторический метод: «Чтобы понять происходящее, нужно проникнуться опасениями той эпохи, предваряющей христианскую эру, по меньшей мере, на одно поколение, нужно жить ее тревогами, ощутить гигантскую приливную волну, швырнувшую сменяющих друг друга в горнило битвы, услышать, наконец, грохот падения этого дуба — Помпеи. Попытаться стать таким же, как люди того времени, жертвами слухов, поддающихся проверке лишь через недели, а то и через месяцы, представить себе этот сумбур, превращающий политический расчет в сложнейшую дилемму и погрузиться в пучину неизвестности, когда пользы от средств связи было столько же, сколько от нынешней телепатии»».

Однако побиться должного результата крайне сложно, учитывая ретроспективный характер исторического познания. Историк знает итог изучаемых процессов, будущее прошедших эпох, которые мы пытаемся понять и мы не можем абстрагироваться от этого знания. Это знание отчуждает от нас прошлое. Поэтому по-своему прав американский ученый С. Хьюз. утверждая, что историк «не может рядиться, как это он иногда пытается делать, современником описываемых событий. Его действительное положение значительно более рискованно»». Конечно, исследователь не может отделаться от своего «привилегированного» положения по отношению к прошлому, но он не вправе и отказаться от максимально возможного приближения к нему, используя все средства из арсенала научного и художественного познания, тем более что он, при всей важности метода понимания, не является единственным путем постижения прошлого.

Понимание всегда идет рука об руку с объяснением. Социальные, политические и ментальные структуры, кризисы, каузальные связи и прочее не могут быть изучены с точки зрения отдельных индивидов. Для этого необходимо выяснение социально-экономическою строя данного общества. Проникновение исследователя в дух эпохи, изучение ценностных установок, господствующих в рассматриваемый период, будет эффективным лишь параллельно с социальным анализом, позволяющим, не своди личность к набору классовых признаков, определить объективные общественные рамки ее деятельности. Необходим системный подход к прошлому, в основе которого лежит признание единства в общественно-историческом развитии единичного, особенного и общего, их каузальной и функциональной связи. Современный подход к историческому исследованию предполагает, таким образом, соединение в едином методе познания «объяснения» и «понимания», разъелиненных учеными в конце XIX в. Поскольку история по своей природе является рефлексионной наукой, то она равным образом может опираться на объяснение и понимание как средство познания нашей рефлексии.

Серьезная опасность модернизации истории возникает в том случае, когда исследователь прибегает к прямым сравнениям и сопоставлениям процессов и явлений прошлого и современности. Так, например, в науке конца XIX — начала XX вв. проводились аналогии между развитием обществ Древнего мира и Нового времени, выражающие стремление «приблизить» к нам минувшее, «освободить» его от «условных» и «маскирующих» форм, в которых оно выражено, перевести их на привычный современности язык. Историки исходили из убеждения в повторяемости исторических моментов, сходстве старинных и современных жизненных условий. Многие авторы заходили столь далеко, что обнаруживали в древности капиталистические фабрики, банковскую систему, аналогичную современной, политические партии и прочее. При этом игнорировалось то обстоятельство, что одинаковые формы в разные времена наполняются различным сущностным содержанием. Афинская республика отличается от республики, установленной во Франции в ходе Великой революции, или республиканского строя США. Общественные классы периода индустриального и постиндустриального общества — это не одно и то же. Исторические понятия требуют перемены значений. Игнорирование исторического характера понятий чревато навязыванием прошлому несвойственных ему черт и отношений. Отсюда следует, что сравнения правомерны лишь тогда, когда наблюдается действительная общность в строении культурных систем различных эпох.

Соблюдению принципа историзма может способствовать различение исторических и социологических понятий. В одном случае, указывал в этой связи Д.М. Петрушевский, речь идет о поиске черт, типичных для социально-экономического строя определенного места и времени, в другом — о категории вневременной и внепространственной и в то же время применимой к любому случаю, где только наблюдаются явления определенного порядка. В последнем смысле «капитализм» или «феодализм» есть веберовские «идеашнотипические» социологические понятия. Назначение «идеального типа» — определить, в какой степени предмет исследования соответствует ему или от него отклоняется. В сравнении с «идеальным типом» явление познается в его индивидуальности и неповторимости. Чтобы избежать ненужного осовременивания минувшего, историку следует помнить о том, что каждая эпоха самоценна и не служит «ступенью» для последующей, более «высокой» развития культуры.

Таким образом, органическая связь исторической науки и современности неоднозначно влияет на решение исторической наукой своей главной задачи — объективного изучения прошлого; воздействие современности на историю может иметь как плодотворный, так и негативный характер. Предлагать же конкретные рецепты для того, чтобы выделить позитивные импульсы современности представляется делом ненадежным. В наиболее общем виде можно заметить, что наука должна исходить из ориентации на фундаментальные потребности современности и внимательно анализировать современный опыт для углубленного осмысления минувшего. Мы должны в разумных пределах ограничить зависимость исторических изысканий от сиюминутных потребностей общественной жизни, поставить пределы историческому релятивизму в науке. Этому способствует совершенствование методологии исторического исследования, повышение профессионального мастерства историка. Но, призывая к научному объективизму. мы не вправе требовать элиминации истории из современности, будь это даже возможно. Последнее приведет лишь к застою в науке, потере к ней общественною интереса.

Наконец, неверно ставить вопрос о зависимости от современности одной историографии; в большей или меньшей степени это удел всех наук. Как отмечает американский методолог А. Стерн, всякая теория — естественнонаучная или историческая — носит печать своей эпохи: «Категории картезианской механики существовали не дольше категорий схоластической физики Аристотеля. Ньютон недолго использовал категории Декарта, и категории физики Эйнштейна и квантовой механики отличаются от ньютоновских. Подобным образом категории эволюционной и генетической ботаники ненадолго пережили категории статической ботаники Линнея». Конечно, характер связи естественных наук и истории с жизнью современного общества качественно иной, но сама связь существует объективно и влияет на познавательные операции в науках о природе. Поэтому всякое научное познание не знает границ, и каждое поколение добавляет в него свои главы, отражая прогресс науки на пути постижения объективной действительности. Как отметил Б. Боммелье. история — «медленная наука». Прогресс исторических знаний не столь заметен, как в естествознании и технике, но он несомненен. Мы знаем гораздо больше и точнее, чем ученые прошлых поколений.

Воздействие современности на историческую науку — только одна сторона взаимодействия историографии и общественной жизни. Другая связана со значением исторического опыта, накопленного наукой для современности. Последнее определяется тем обстоятельством, что историческое сознание составляет существенную часть сознания общества в целом и самосознания отдельных социальных групп и национальных образований. Всякая социальная индивидуальность осознает себя лишь на базе выяснения особенностей, определения своего места среди других индивидуальностей и в рамках общего пути, пройденного культурным человечеством. Вез знания истории сделать это невозможно. Но историческое сознание не является величиной неизменной по своему содержанию, оно само исторично и эволюционирует вместе со сдвигами, происходящими в обществе. Следствием этого является постоянная потребность общественного сознания в переосмыслении исторического опыта.

В общественном историческом сознании переплетаются знания, выработанные собственно исторической наукой, представленные читающей публике публицистикой и художественной литературой, а также полученные в обыденной жизни через рассказы ветеранов, очевидцев каких-то событий, посещение музеев и прочее. Большая роль здесь принадлежит занятиям истории в школе. Разные источники формирования исторического сознания общества приводят к тому, что в нем функционирует немало мифов, тешащих национальное чувство, представляющих в иллюзорном свете те или иные важные для современности события прошлого. Задача заключается в формировании научного исторического сознания общества. Особенно актуальна она для молодых национальных государств, ставших на пуль самостоятельного развития.

Обнаруживаются определенные взаимосвязи истории и идеологии. Всякая идеология включает в себя исторический элемент, пытается обосновать свои претензии на правоту в социальной борьбе, опираясь на исторические данные. В свою очередь общество предъявляет к исторической науке свои требования идеологического характера. Главные из них сводятся к охране и укреплению государства посредством определенной направленности исторических работ. Поэтому исследователь, являясь носителем конкретного мировоззрения, не может, как правило, избежать идеологической направленности своих работ. Однако история ни в коем случае не есть придаток идеологии. Как наука она выполняет в обществе свои социальные функции, далеко выходящие за рамки требований идеологии.

Так же обстоит дело со связью истории и политики. Без строго научных знаний в области истории не может быть и речи о правильной государственной политике, особенно внешней, базирующейся на изучении исторических корней современных политических процессов. Ни одна важная государственная реформа не может быть успешной без учета опыта прошлого. Но к обслуживанию политики историография свои задачи не сводит. Более того, наука может многое потерять, если будет стремиться подчинить свои поиски меняющейся политической ситуации, подгонять сезои выводы в угоду политической конъюнктуре. Для историка актуальным является не только то, что сегодня значимо для современности. Исходя из общих задач научного познания, актуальными могут оказаться исследования самого отдаленного прошлого, явления малозначимые в координатах государственной политики, но важные с точки зрения выявления всех звеньев в цепочке культурного развития. Подлинные услуги обществу история может оказать, следуя не в кильватере идеологии или политики, а на пути свободного развития, представляя в распоряжение современности научно интерпретированный опыт прошлого.Таким образом, история как наука обладает своей спецификой, связанной с социальной природой, реконструктивным и ретроспективным характером исторического познания. Эта специфика не позволяет историографии копировать интеллектуальную модель, заимствованную из естествознания. Тем не менее история вполне обоснованно претендует на научный характер результатов своих исследований. Следует согласиться с выдающимся французским историком М. Блоком: «Мы еще не слишком хорошо знаем, чем станут в будущем науки о человеке. Но мы знаем: для того чтобы существовать, продолжая, конечно, подчиняться основным законам разума, им не придется отказываться от своей оригинальности или ее стыдиться».

Контрольные вопросы

1. В чем состоит смысл исторического процесса как научной категории ?

2. В чем заключается отличие исторического познания от естественнонаучного и художественного?

3. Что означают субьектно-объектные отношения в историческом ношении?

4. Дайте развернутый ответ на вопрос: каковы отличительные особенности познавательной деятельности историка?