Русские западники: представители, круг идей, эстетика

1. П. Я. Чаадаев

В истории русской философии и особенно русской полити­ческой мысли яркий контраст представляют два взаимно противоположных направления — славянофильское и за­падническое. Старания славянофилов были направлены на разработку христианского миропонимания, опирающегося на учения отцов восточной церкви и православие в тойсамобытной форме, которую ему придал русский народ. Они чрезмерно идеализировали политическое прошлое России и русский национальный характер. Славянофилы высоко ценили самобытные особенности русской культуры и утвер­ждали, что русская политическая и общественная жизнь развивалась и будет развиваться по своему собственному пути, отличному от пути западных народов. По их мнению, Россия призвана оздоровить Западную Европу духом православия и русских общественных идеалов, а также помочь Европе в разрешении ее внутренних и внешних политических проблем в соответствии с христианскими принципами.

Западники, наоборот, были убеждены, что Россия должна учиться у Запада и пройти тот же самый этап развития. Они хотели, чтобы Россия усвоила европейскую науку и плоды векового просвещения. Западники мало интере­совались религией. Если среди них и были религиозные люди, то они не видели достоинств православия и имели склонность к преувеличению недостатков русской церкви. Что же касается социальных проблем, то одни из них более всего ценили  политическую свободу, а другие являлись сторонниками социализма в той или иной форме.

Некоторые историки русской культуры считают, что эти две противоположные тенденции имеют место и по сей день, правда, под другими названиями и в других формах. Сле­дует отметить, что мировоззрение некоторых западников не отличалось постоянностью. В начале или к концу жизни они значительно отступали от типичных западническихвзглядов. В этом отношении ярким примером может слу­жить мыслитель, идеи которого мы рассмотрим в этой главе.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856)—сын богатого помещика, учился в Московском университете. Не окончив университет, он добровольно вступил в армию. В 1812 г. Ча­адаев принял участие в кампании против Наполеона. Он также участвовал в заграничных походах русской армии» В 1320 г., в бытность офицером гусарского гвардейского полка, Чаадаев был послан на конгресс в Троппау с докладом Александру I о мятеже в Семеновском полку. Через несколько месяцев он вышел в отставку. Противоречивые слухи относительно того, что произошло между Александром I и Чаадаевым в Троппау, и о причине отставки Чаадаева под­робно разбираются в книге Quenet «Tchaadaev» (Кене, Чаадаев, 64—72).

13 стр., 6252 слов

Русская и советская эстетика

... правительства ставил в тяжелое положение не толь­ко русскую эстетико-философскую науку, но и всю русскую культуру. В период «мрачного семилетия» 1848—1855 годов ... всего, традиционно-спиритуалистическая форма мышления. Абстрактность товарных отношений, окружая патриархальную Россию «механической культурой», явилась основой психоло­гической и концептуальной переработки «почвеннического» ком­плекса, ...

С 1823 по 1826 г. Чаадаев жил за границей и поэтому не принял участия в восстании декабристов, В Карлсбаде он встречался с Шеллингом и впоследствии с ним переписывался, Находясь во Франции, Чаадаев бывал у Ламенне.

В конце 1829 г. Чаадаев начал работать над трактатом «Философические письма» (на французском языке).

Эта ра­бота, состоящая из восьми писем, была закончена в 1831 г. Письма адресуются к некой даме, которая, по-видимому, желала посоветоваться с Чаадаевым о том, как упорядочить свою духовную жизнь. В «Письме первом» Чаадаев сове­тует этой даме тщательно соблюдать все обряды, пред­писываемые церковью. «Это упражнение в покорности,— пишет он,—…укрепляет дух» (II, 108).

Без строгого соблю­дения церковных обрядов можно обойтись только тогда, «„.когда человек ощущает в себе верования высшего порядка сравнительно с теми, которые исповедует масса,— верова­ния, возносящие дух к самому источнику всякой достовер­ности и в то же время нисколько не противоречащие народ­ным верованиям, а, наоборот, их подкрепляющие» (II, 108). Чаадаев рекомендует «размеренный образ жизни», ибо толь­ко он соответствует духовному развитию. Он восхваляет Западную Европу, где «…идеи долга, справедливости, права, порядка… родились из самих событий, образовавших там общество… входят необходимым элементом в социальный вклад» и составляют «…больше, чем психологию: — физио­логию европейского человека» (II, 114).

Здесь Чаадаев, очевидно, имеет в виду дисциплинарное влияние римской католической церкви. По отношению к России Чаадаев был настроен крайне критически. «…мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни дру­гого» (II, 109).

«Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих…» (II, 117).

«Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас и не заметили бы… И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений…» (II, 117).

В 1836 г. журналом «Телескоп» было опубликовано первое «Философическое письмо» (от 1 декабря 1829 г.) Цензор, разрешивший напечатать это письмо, был смещен со своего поста, журнал запрещен, а его редактор профессор Надеждин выслан в Усть-Сысольск, а затем в Вологду, откуда вернулся только в 1838 г. Самого Чаадаева император Николай Iобъявил сумасшедшим. В течение года Чаадаев был пленником в своем доме под присмотром врачей и поли­ции. Цензоры получили указание не пропускать в печать какие-либо критические отклики на письмо Чаадаева. Это письмо было напечатано вторично только в 1906 г. в жур­нале «Вопросы философии и психологии» и в «Собрании сочинений и писем Чаадаева» под редакцией Гершензона. Другие письма Чаадаева были недавно найдены князем Шаховским. Второе, третье, четвертое, пятое и восьмое письма опубликованы в 1935 г. в журнале «Литературное наследство» (XXII—XXIV).

6 стр., 2985 слов

Философия жизни. Философские аспекты психоанализа

... освобождении человека руками эстетствующей аристократией духа. Ницшеанская философия духа – это прежде всего идея жизни, обоготворяющая бессознательную творческую силу и потому презирающая всякую экономику и «человеческие массы». ... преобразовавшие. Ф. Ницше, один из наиболее ярких представителей «философии жизни», вошёл в историю с дерзкой идеей – «взглянуть на науку под углом зрения художника». Он ...

Шестое и седьмое письма не опубликованы в печати, очевидно, по той причине, что в них Чаадаев говорит о благотворном влиянии церкви. Фанатиче­ские атеисты, стоящие у власти в СССР, рассматривают эти письма как «опиум для народа».

Философское мировоззрение Чаадаева носит ярко выра­женный религиозный характер, Чаадаев говорит, что же­лающие сочетать идеи истины и добра должны «стремитьсяпроникнуться истинами откровения». Однако лучше всего «…целиком положиться на те столь частые случаи, когда мы сильнее всего подпадаем действию религиозного чувства на нашу душу, и нам кажется, что мы лишились лично нам принадлежащей силы и против своей воли влечемся к добру какою-то высшей силой, отрывающей нас от земли и возносящей на небо. И вот тогда именно, в сознании своей немощи, дух наш раскроется с необычайной силой для мыслей о небе, и самые высокие истины сами собой потекут в наше сердце» («Письмо второе», 24).

Две силы являются действенными в нашей жизни. Одна из них находится внутри нас — «несовершенная», а другая стоит вне нас — «совершенная». От этой «совершенной» силы мы получаем «…идеи о добре, долге, добродетели, законе…» («Письмо третье», 31).

Они передаются от поколения к поколению благодаря непрерывной преемственности умов, которая составляет одно всеобщее сознание, «Да, сом­ненья нет, имеется абсолютное единство во всей совокуп­ности существ …это факт огромной важности, и он бросает чрезвычайный свет на великое Все: он создает логику причин и следствий, но он не имеет ничего общего с тем пантеизмом, который исповедует большинство современных философов… («Письмо пятое», 46) …как едина природа, так, по образному выражению Паскаля, и вся последовательная смена людей есть один человек, пребывающий вечно…» («Письмо пятое» 49).

Наше «пагубное я» в какой-то мере разобщает человека с «природой всеобщей». «Время и пространство — вот пределы человеческой жизни, какова она ныне». В результатетакого разобщения нам является внешний мир. «Необходимо только иметь в виду, что количеств, собственно говоря, в природе не существует… Действительные количества, т. е. абсолютные единицы, имеются лишь в нашем уме…» («Письмо четвертое», 38).

Прочитав критику чистого разума Канта, Чаадаев зачеркнул название книги и по-немецки написал «Apologete adamitischer Vernunft» («Апология адамовского разума»), Он, очевидно, считал, что Кант изложил учение не о чистом разуме, а о разуме, извращенном грехом.

«Христианское учение рассматривает совокупность всего на основе возможного и необходимого перерождения нашего существа…» Это означает, «…что наша ветхая природаупраздняется и что зарождается в нас новый человек, созданный Христом…» («Письмо третье», 30).

5 стр., 2182 слов

Проект кружка ВИА

... расширен. Интерес студентов к деятельности  ВИА позволит привлечь их к занятиям в кружке, заполнить активным содержанием их сво­бодное время, развить их творческие способности ... обеспечить формирование высоконрав­ственной, духовно богатой личности студентов академии. Цели и задачи кружка. 2.1. Задачи: Наполнение активным содержанием свободного времени студентов; развитие творческой личности, ...

«Удивительное понимание жизни, принесенное на землю создателем христианства; дух самоотвержения; отвращение от разделения; страстное влечение к единству: вот что сохраняет христиан чистыми при любых обстоятельствах. Так сохраняетсяраскрытая свыше идея, а через нее совершается великое действие слияния душ и различных нравственных сил мира в одну душу, в единую силу. Это слияние — все предназначение христианства. Истина едина: Царство Божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не иное что, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль есть мысль самого Бога, иначе говоря,— осуществленный нрав­ственный закон» («Письмо седьмое», 62).

«Как известно, христианство упрочилось без содействия какой бы то ни было книги… Его божественный разум живет в людях, таких, каковы мы и каков он сам, а вовсе не в составленной церковью книге» («Письмо восьмое»).

«И вот почему упорная привязанность со стороны верных преданию к поразительно­му догмату о действительном присутствии тела Христова в евхаристии и их не знающее пределов поклонение телу спасителя столь достойны уважения». Этот догмат об евхаристии «сохраняется в некоторых умах… нерушимым и чистым… Не для того ли, чтобы когда-нибудь послужить средством единения между разными христианскими учения­ми?» («Письмо восьмое», 62).

Крепостничество вызывало у Чаадаева особое негодо­вание. Его отношение к монархии выражено в прокламации, которая была написана в 1848 г., во время революции вЕвропе. Эта прокламация была спрятана в одной из книг в его библиотеке. В прокламации, написанной мнимокрестьянским языком, Чаадаев выражает радость по тому случаю, чтонароды поднялись против монархов. Прокламация заканчи­вается словами: «Мы не хотим царя другого, окромя царя небесного» («Литературное наследство», XXII—XXIV, 680).

Отрицательное отношение Чаадаева к России, выражен­ное так сильно в его первом «Философическом письме», несколько сгладилось под влиянием князя Одоевского и дру­гих друзей. В 1837 г. Чаадаев написал «Апологию сумас­шедшего», которая после его смерти была опубликована в Париже русским иезуитом князем Гагариным в книге «Oeuvges choisies deP. Tchaadaief» (1862).

Чаадаев пришел к выводу, что бесплодность исторического прошлого России является в известном смысле благом. Русский народ, не будучи скованным окаменелыми формами жизни, обладает свободой духа для выполнения великих задач грядущего. Православная церковь сохранила сущность христианства во всей его первоначальной чистоте. Поэтому православие может оживить тело католической церкви, которое слиш­ком сильно механизировано. Призвание России состоит в осуществлении окончательного религиозного синтеза. Россия станет центром интеллектуальной жизни Европы в том случае, если она усвоит все, что есть ценного в Европе, и начнет осуществлять свою Богом предначертанную миссию.

Не следует полагать, что Чаадаев пришел к этому убеж­дению сразу же в 1836 г., после постигшей его катастрофы. Французская революция 1830 г. сделала его менее склонным к идеализации Запада по сравнению с тем временем, когда он писал свое «Первое письмо».

8 стр., 3793 слов

Философия 85

... подход к человеку характерен для Варианты ответов: фрейдизма средневековой философии философии И. Канта религиозной философии Необязательность предварительной системы доказательств, опора на здравый смысл ... измерить Книга И.Канта «Критика практического разума» посвящена… Варианты ответов: Философии техники Экономической теории Этике Эстетике Концепция социализации личности предполагает Варианты ...

В сентярбе 1831 г. Чаадаев писал Пушкину: «Но чело­вечество ставит перед собой задачу осуществления. Быть может, на первых порах это будет нечто подобное той поли­тической линии, которую в настоящее время проповедует С.-Симон в Париже, или тому католицизму нового рода, который несколько смелых священников пытаются поставитьна место прежнего, освященного временем» (II, 180).

В 1835 г, в письме к А. И. Тургеневу, за год до выхода в свет «Первого письмам, он писал: «…нам нет дела до крутани Запада, ибо сами-то мы не Запад; что Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы. И почему бы я не имел права сказать и того, что Россия слишком величественна, чтобы проводить национальную политику; что ее дело в мире есть политика рода человеческо­го; …что император Александр прекрасно понял это и что это составляет лучшую славу его, что провидение создало нас слишком сильными, чтобы быть эгоистами, что оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества; что все наши мысли в жизни, науке, искусстведолжны отправляться от этого и к этому приходить: что в этом наше будущее, в этом наш прогресс… таков будет логический результат нашего долгого одиночества: все вели­кое приходило из пустыни» («Литературное наследство», XXII—XXIV, 16, 17): Эти идеи, близкие к мировоззрению славянофилов, Чаадаев выразил еще до того, как последние развили свое учение[1].

 

2. Н. В. Станкевич

Возникновение «западнического» движения, строго гово­ря, было связано с деятельностью так называемого кружка Станкевича. Этот кружок был организован в 1831 г., в быт­ность Станкевича студентом Московского университета. В кружок входили главным образом друзья Станкевича по учебе в университете. У Герцена и Огарева, которые такжебыли западниками, в то время был свой кружок. В кружок Станкевича входили В. Белинский, К. Аксаков, поэт Кольцов, М. Лермонтов, М. Бакунин (с 1835 г.), В. Боткин, Катков, Т. Грановский и Кавелин. Все они занимались главным образом философией, поэзией и музыкой. Члены кружка с энтузиазмом изучали философию Шеллинга, а после 1835 г. увлеклись Гегелем. В поэзии их внимание было сосредоточено на творчестве Гёте», Шиллера, Гофмана и особенно Шекспира, а в музыке — на творчестве Бетхо­вена и Шуберта. Душою кружка был Станкевич, который отличался замечательным умом и покорял своей добротой, учтивостью и простотой манер. Не все члены кружка придер­живались западнических взглядов. Сам Станкевич, вероятно, не остался бы искренним западником, если бы не ранняя смерть от чахотки, преждевременно оборвавшая его духов­ное развитие.

Николай Владимирович Станкевич (1813—1840) был сыном богатого воронежского помещика. Будучи студентом, он жил в Москве в семье профессора Павлова. Этот ученый познакомил Станкевича с философией, природы Шеллинга, а профессор Надеждин — с эстетикой Шеллинга. Для более систематического изучения философии Гегеля Станкевич поехал за границу и в 1838—1839 гг. посещал в Берлине частные лекции профессора Вердера по логике Гегеля. Печатался Станкевич очень мало. О его философских представлениях можно судить только по письмам и воспо­минаниям современников. Например. П. В. Анненков опуб­ликовал переписку Станкевича, а также написал его биогра­фию[2]. В письме к М. Бакунину Станкевич говорит о том, что вся природа является одним единым организмом, эво­люционирующим в сторону разума (596).

12 стр., 5724 слов

Философия 87

... в мифологии, ее богатое содержание, унаследовалось будущей культурой. Художественное творчество, поэзия, ранняя философия многое включают в себя из мифов, а символическо-мифологическое содержание художественных произведений ...

«Жизнь есть любовь. Вечные законы ее и вечное их исполнение — разум и воля. Жизнь беспредельна в пространстве и времени, ибо она есть любовь. С тех пор как началась любовь, должна была начаться жизнь; покуда есть любовь, жизнь не должна уничтожиться, поелику есть любовь, и жизнь не должна знать пределов» (23).

Женщину Станкевич считал священ­ным существом. Не напрасно, говорил он, Дева Мария и Божия Матерь суть главные символы нашей религии. В письме к Л. А. Бакуниной, говоря о самообразовании, Станкевич советует ей отказаться от попыток постепенного устранения недостатков в человеке. По его словам, достаточно указать на общую причину этих недостатков — отсутствие любви, Он советует думать о том прекрасном, что есть в мире, а не о том, что несовершенно в нем.

Философия, воссоединяющая то, что она разбила на элементы, становится поэзией. Другими словами, Станкевич считает, что философия раскрывает истину в отношенииконкретно существующего бытия. Такое бытие есть живой личный дух. Иначе мы бы рассматривали в качестве кон­кретных вещей такие, как железные дороги, тогда как в дей­ствительности они являются только выражением реального бытия (367).

Станкевич писал Грановскому: «Помни, что созерцание необходимо для развития мышления». «Вообще, если трудно становится решить что-нибудь, переставай ду­мать и живи. В сравнениях и выводах будет кой-что истинное, но верно вполне схватишь вещь только из общего живого чувства» (187).

Изучение философии Гегеля убедило Станкевича, что концепция космического процесса как процесса развития абсолютной идеи не является абстрактным панлогизмом, т. е. не представляет собой теории диалектического самодвижения безличных абстрактных понятий. Он открыл, что у Гегеля носителем абстрактных понятий становится, в конечном счете, дух как конкретное, живущее существо.

В Германии и в других странах философия Гегеля часто рассматривалась как философия абстрактного панлогизма. То, что Станкевич истолковал философию Гегеля в духе конкретного идеал-реализма, выражает общую тенденцию русской философии к конкретизации. Важно отметить, что одна из лучших работ по философии Гегеля— «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» — написана русским философом И. А. Ильиным. Этому же вопросу посвящена статья Н. Лосского «Гегель как интуитивист»[3].

Станкевич не стал гегельянцем. Философия Гегеля, гово­рит он в письме Бакунину,— «обдает меня холодом» (624). Особенно Станкевич осуждал Гегеля за отрицание принципабессмертия личности. Несомненно, в процессе своей после­дующей интеллектуальной эволюции Станкевич разработал бы оригинальную систему христианской философии и неостался бы типичным западником, подобно Белинскому или Герцену.

26 стр., 12786 слов

Здоровый образ жизни и психология

... ответственности за собственное здоровье, когда здоровый образ жизни становится потребностью. “Быть здоровым - это естественное стремление человека”, - пишет К. В. Динейка, рассматривая в качестве главной ... умственной деятельности и фенотипического поведения, напраленных на социальную и культурную сферы жизни (32). Для философского рассмотрения здоровья важно понимать, что оно отражает необходимость, ...

 

3. В. Г. Белинский

Виссарион Григорьевич Белинский (1811 —1848) был талантливым литературным критиком. Во время учебы в Московском университете Белинский принадлежал к кружкуСтанкевича. В этом кружке он познакомился с философией природы Шеллинга. В 1836 г., под влиянием Бакунина, Белинский в течение короткого периода времени увлекалсяфилософией Фихте, а затем благодаря Станкевичу и Бакунину стал восторженным гегельянцем и оставался им с 1837 по 1840 г. Как использовал Белинский гегелевскую философию в своих критических статьях, можно видеть, например, из его понимания поэзии, изложенного им в статье «Горе от ума, сочинение А. С. Грибоедова» (1839). В этой статье Белинский писал:

«Поэзия есть истина в форме созерцания; ее создания — воплотившиеся идеи, видимые, созерцаемые  идеи. Следовательно, поэзия есть та же философия, то же  мышление,потому что имеет то же содержание — абсолютную истину, но только не в форме диалектического развития идеи из самой себя, а в форме непосредственного явления идеи вобразе»[4].

В 1839 г. Белинский переехал из Москвы в Петербург и начал сотрудничать в журнале Краевского «Отечествен­ные записки». В этом же году он опубликовал в данном журнале три статьи, написанные в духе «примирения с действительностью»,— «Бородинская годовщина», «Менцель, критик Гёте» и «Горе от ума, сочинение А. С. Грибоедова». Эти статьи проникнуты гегелевской идеей о том, что «все действительное разумно, все разумное действительно». Превознося самодержавие, Белинский писал: «,..у нас правительство всегда шло впереди народа, всег­да было звездою путеводною к его высокому назначению». Царская власть «всегда таинственно сливалась с волею Провидения — с разумною действительностью»[5]. «Человек служит царю и отечеству вследствие возвышенного поня­тия о своих обязанностях к ним, вследствие желания быть орудием истины и блага, вследствие сознания себя, как части общества, своего кровного и духовного родства с ним — это мир действительности»[6].

За эти статьи Белинский подвергся ожесточенным напад­кам со стороны противников самодержавия. Живя в Пе­тербурге, Белинский понял реакционную сущность режима Николая I. В июне 1841 г. в письме к Боткину он резко высказывается не только о самодержавии, но и о монархии вообще.

«Примирение с действительностью», проходящее яркой чертой через статьи Белинского, написанные в 1839 г., не следует истолковывать как недопонимание теории Гегеля. Только люди с поверхностным знанием философии Гегеля могут вообразить, что Гегель отождествляет «действитель­ность» с каждым эмпирическим фактом. В таком случае следовало бы полагать, что, например, наказание солдат шпицрутенами до смерти, применявшееся при Николае I, «действительно», а следовательно, и «разумно». Однако в сложной философской системе Гегеля не все то, что сейчас существует, можно назвать действительным. Гегель разли­чает три стадии бытия: действительность, явление и види­мость (Wirklichkeit, Erscheinung und Schein), т. е. нечто подобное индусской системе майя.

15 стр., 7342 слов

Философия жизни М. Мамардашвили и ее значение для психологии

... не помешало ему оказать на Франкла колоссальное влияние. Предметом данной статьи выступает философская концепция жизни, развернутая М. Мамардашвили в двух лекционных курсах, прочитанных им в ... тем самым, стоит скорее герменевтическая, чем аналитическая задача, и содержание этой статьи представляет собой изложение моей интерпретации, моего частичного понимания Мамардашвили1. Этимологически русское ...

Белинский не знал немецкого языка, но усвоил фило­софию Гегеля от таких знатоков, как Н. Станкевич и М. Бакунин. Отсюда следует, что он разбирался в том, что Гегель понимал под «действительностью». Это видно из следующих слов Белинского: «Разум в сознании и разум в явлении— словом, открывающийся самому себе дух естьдействительность-, тогда как все частное, все случайное, все неразумное есть призрачность, как противоположность действительности, как ее отрицание, как кажущееся, а не сущее.Человек пьет, ест, одевается — это мир призраков, потому что в этом нисколько не участвует дух его…»[7]. В этой же статье он пишет: «Общество всегда правее и выше частного человека, и частная индивидуальность только до той степени и действительность, а не призрак, до какой она выражает собою общество»[8]. Отсюда видно, как мало значения придавал Белинский личности.

Белинский окончательно отверг философию Гегеля лишь тогда, когда пришел к признанию величайшей ценности личности. В письме к Боткину (1841) Белинский писал:«Субъект у него не сам себе цель, но средство для мгновен­ного выражения общего, а это общее является у него в отношении к субъекту Молохом, ибо, пощеголяв в нем (в субъекте), бросает его, как старые штаны… Благодарю по­корно, Егор Федорыч[9], кланяюсь вашему философскому колпаку; но со всем подобающим вашему философскому филистерству уважением, честь имею донести вам, что если бы мне и удалось влезть на верхнюю ступень лестницы развития, я и там попросил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах условий жизни и истории, во всех жертвах слу­чайностей, суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр., и пр., иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головою. Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братии по крови,— костей от костей моих и плоти от плоти моей. …судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира и здравия китайского императора (т. е. гегелевской Allgemeinheit)»[10].

В 1841 г. Белинский познакомился с французским социализмом Сен-Симона и Леру, а к 1848 г. социализм стал для него «идеей идей». «Неистовый Виссарион» (так называли Белинского за пылкий темперамент), предавая забвению свое недавнее беспокойство за «жертвы истории», писал Боткину:

«Я начинаю любить человечество маратовски: чтобы сде­лать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную»[11].

В 1843—1844 гг. один из друзей Белинского перевел для него «Сущность христианства» Фейербаха. Эта работа произвела на Белинского сильное впечатление. Советские авторы утверждают, что в конце своей жизни Белинский под влиянием Фейербаха усвоил взгляды «антропологическо­го материализма»[12].

10 стр., 4854 слов

Проблема личности в культурно-исторической психологии

... психологии, признание принципиальной невозможности исследования проблемы личности в пределах тех методологических границ, ... школы Л.С. Выготского. Вышеприведенная цитата из статьи В.В. Давыдова, посвящен ной анализу соотношения ... выводу, что «описание внутреннего образа жизни чело века, как целого, относится к ... традиционной детской психологии», о котором писал Л.С. Выготский и возможность которого он ...

Однако эти авторы получили указание советского прави­тельства отыскать как можно больше материалистов среди представителей западноевропейской и русской культуры.Поэтому не следует принимать во внимание их утвержде­ния. Они считают материалистом даже такого философа, как Спиноза. Из сочинений Белинского не видно, что он стал материалистом, хотя, правда, в последние годы своей жизни он совершенно перестал ссылаться на сверхчувствен­ные основы мирового бытия. В феврале 1847 г. Белинский писал Боткину: «Метафизику к чорту: это слово означает сверхнатуральное, следовательно, нелепость… Освободить науку от призраков, трансцендентализма и thly» [теоло­гии.— Ред.][13].

В статье «Взгляд на русскую литературу 1846 г.» Белин­ский пишет: «Психология, не опирающаяся на физиологию, так же не состоятельна, как и физиология, не знающая о существовании анатомии»[14]. Эти слова о сочетании психической жизни с физиологическим процессом могут быть истолкованы по-разному. Тем не менее они не имеют ничегообщего с воззрениями материалистов. Действительно, в той же статье он пишет: «Что составляет в человеке его высшую, его благороднейшую действительность? Конечно, то, что мы называем его духовностию, то есть чувство, разум, воля, в которых выражается его вечная, непреходящая, необхо­димая сущность… Иначе зачем бы вам было рыдать в от­чаянии над трупом любимого вами существа? Ведь с ним не умерло то, что было в нем лучшего, благороднейшего, что назвали вы в нем духовным и нравственным, а умерло только грубо материальное, случайное? …Но что же эта личность, которая дает реальность и чувству, и уму, и воле, и гению и без которой все или фантастическая мечта, или логическая отвлеченность? Я много мог бы наговорить вам об этом, читатели, но предпочитаю лучше откровенно сознаться вам, что чем живее созерцаю внутри себя сущ­ность личности, тем менее умею определить ее словами»[15].

Возможно, у многих возникнет вопрос: был ли в конце своей жизни Белинский действительно атеистом. В письме к Гоголю о его книге «Выбранные места из переписки сдрузьями» Белинский отзывается о русской православной церкви по большей части с неприязнью и утверждает, что русские «по натуре глубоко атеистический народ». Во Франции, пишет он, «…многие, отложившись от христиан­ства, все еще упорно стоят за какого-то Бога» (15 июля 1847 г.)[16]. Но шесть месяцев спустя в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года», написанной незадолго до смерти, Белинский отмечал следующее: «Искупитель рода человеческого приходил в мир для всех людей… Он — Сын Бога — человечески любил людей и сострадал им в их нищете, грязи, позоре, разврате, пороках, злодействах… Но божест­венное слово любви и братства не втуне огласило мир»[17].

На протяжении своей краткой, но деятельной жизни Белинский часто менял свои философские взгляды, и каж­дое изменение глубоко отражалось на его произведениях, как критических, так и публицистических. Однако он ничего не сделал для дальнейшего развития философии как таковой. И я говорил о нем так пространно только потому, что он оказал большое влияние на русскую культуру как замеча­тельный литературный критик, обладавший прекрасным эстетическим вкусом.

Другим западником, оказавшим большое влияние на рус­скую политическую мысль и революционное движение, был А. И. Герцен.

 

4. А. И. Герцен

Александр Иванович Герцен (1812—1870) был незакон­ным сыном богатого русского помещика Яковлева и немец­кой девушки Луизы Гааг, увезенной им в Россию из Штут­гарта. Мальчиком четырнадцати лет во время коронации Николая I в Москве (после казни декабристов), находясь в толпе «перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой»(«Былое и думы»), Герцен «клялся отомстить за казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками» (там же).

Герцен окончил физико-математическое отделение Мос­ковского университета. В бытность студентом он сильно увле­кался социализмом Сен-Симона. В 1834 г. Герцен был арестован и выслан на северо-восток России, где его обязали работать в правительственном учреждении. В 1842 г. он вышел в отставку, поселился в Москве и посвятил себя усиленному чтению и литературной работе. В 1847 г. Гер­цен эмигрировал во Францию. В 1855 г. Герцен начал издавать журнал «Полярная Звезда», затем «Колокол». Влияние Герцена на русскую общественную жизнь было значительным. Тем не менее этот человек не создал ничего оригинального в философии. Философские работы Герценанемногочисленны: очерки «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845—1846) и «Письмо сыну— А. А. Герцену» (о свободе и вере) (1876)[18].

Идеология Герцена сформировалась под влиянием социа­листических идей Сен-Симона, философских взглядов. Шил­лера, естественнонаучных трудов Гёте, а впоследствиифилософии Гегеля, Фейербаха и Прудона. Герцен не интере­совался теоретической стороной философии. Философия интересовала его постольку, поскольку ее можно было при­менить на практике, в борьбе за свободу и достоинство личности, за осуществление социальной справедливости.

Ленин охарактеризовал идеологию Герцена следующим образом: «Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. …Герцен вплотную  подошел к диалектическо­му материализму и остановился перед — историческим материализмом. Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 г.»[19]. Слова Ленина выражают типичную для большевиков тенденцию рассматривать как материалиста любого автора, признающе­го наличие тесной связи между психическим и физическим процессами. Однако на самом деле у Герцена можно обна­ружить лишь отрицательное отношение к религии, к идее личного Бога и личного бессмертия. Его взгляды нельзя отождествлять с классическим материализмом, согласно ко­торому психические процессы пассивны и всецело зависят от материальных процессов. Имея естественнонаучное об­разование, Герцен высоко ценил связь между философией и естествознанием. В то же время он утверждал, что природу следует истолковывать не только методом «чувственнойдостоверности» (I, 96), но и методом «спекулятивной на­туры», которым пользовался Гёте в своих работах по естест­вознанию (116).

«Материалисты-метафизики,— говорил он,— совсем не то писали, о чем хотели; они до внутренней стороны своего вопроса и не коснулись, а говорили только о внешнем процессе; его они изображали довольно верно, и никто с ними не спорит; но они думали, что это всё, и ошибались: теория чувственного мышления была своего рода механическая психология, как воззрение Ньютона — механическая космология… Вообще материалисты никак не могли понять объективность разума. …У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом»[20]. Ограниченное рационалистическое мышление ве­дет к тому, что «материализму надо было последним словом своим принять не робкое и шаткое полупризнание сущ­ности, а. полное отречение от нее»[21]. «Декарт никогда не мог возвыситься до понятия жизни». Он рассматривает тело как машину (I ,246—247).

Герцен признавал существование объективного разума в основе природы и называл положение Гегеля о том, «что все действительное разумно, все разумное действительно» —«великой мыслью» (I, 80).

В то же время Герцен боролся с ложным истолкованием этого положения и выступал против тех, кто проповедовал «примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следовательно, имеющим право на признание» (I, 80).

Герцен не был материалистом как в юные годы, так и в конце своей жизни. Когда его сын, физиолог, прочитал лек­цию, в которой он доказывал, что вся деятельность людей и животных суть рефлексы и что, следовательно, нет места свободной воле, Герцен написал «Письмо сыну — А. А. Гер­цену». «Все явления исторического мира, все проявленияорганизмов — кучевых, сложных, организмов второго порядка — основываются на физиологии, но идут дальше ее. …Ход развития истории есть не что иное, как  постояннаяэмансипация человеческой личности от одного рабства вслед за другим, от одной власти вслед за другой вплоть до наибольшего соответствия между разумом и деятель­ностью,— соответствия, в котором человек и чувствует себя свободным». «Нравственная свобода есть, таким  образом, реальность психологическая…»[22]. Понятие о свободе, развитое в этом письме, является только относительным и, по-видимому, соответствует рамкам детерминизма. Однако детерминистское понимание психологической нравственной свободы не может быть разработано в пределах материалистической системы. Оно предполагает наличие объективного разума в основе природы.

Герцен язвительно критиковал учение славянофилов, поскольку последние идеализировали православие и поддер­живали самодержавие. Но после подавления революцион­ного движения 1848 г. Герцен разочаровался в Западной Европе и ее «мелкобуржуазном» духе. В это время он пришел к мысли, что русская деревенская община и артель содержат задатки социализма, который найдет свое осуществление в России скорее, чем в какой-либо другой стране. Деревенская община означала для него крестьянский коммунизм[23]. Поэтому Герцен пришел к мысли о том, что возможно примирение со славянофилами. В своей статье «Московский панславизм и русский европеизм» (1851) он писал: разве социализм «не принимается ли он славянофи­лами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку» (I,348).

Герцен верил в будущее социализма. Однако он никогда не рассматривал социализм как совершенную форму обще­ственных отношений. В 1849 г. он писал: «Социализм разо­вьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик  отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден гряду­щею, неизвестною нам революцией»[24].

В 1869 г. Герцен написал статью «К старому товарищу» (М. Бакунину).

В статье он писал, что не верит в «прежние революционные пути» (II, 310) и советует «постепенность» в общественном развитии. В настоящее время эту статью с большой пользой для себя могли бы прочитать как сторонники насильственных революционных мер, так и консерваторы — все те, кто не видит нужды в социальных реформах, обеспечивающих каждому человеку материальные условия для приличной жизни[