Структурализм: «за» и«против»

РОЛАН БАРТ ( из книги Структурализм: «за» и «против». – М., 1975, сс.114 – 163)
Основы семиологии
Соссюр, поддержанный ведущими исследователями в области семиологии, полагал, что лингвистика является лишь частью общей науки о знаках. Все дело, однако, в том, что у нас нет доказательств, что в современном обществе, помимо естественного языка, существуют иные сколько-нибудь обширные знаковые системы. До сих пор семиология занималась кодами, имеющими лишь второстепенное значение (таков, например, код, образуемый дорожными знаками), Но как только мы переходим к системам, обладающим глубоким смыслом, мы вновь сталкиваемся с языком. Бесспорно, различные предметы, изображения, манера вести себя способны обозначать и в большинстве случаев обозначают нечто, но при этом они всегда лишены автономности, любая семиологическая система связана с языком. Так, значения зрительных образов (кино, реклама, комиксы, журнальные и газетные фотографии) обычно подкрепляются языковым сообщением; в результате по крайней мере часть иконического сообщения оказывается структурно-избыточной, дублирующей языковую систему. Что касается совокупностей различных предметов (одежда, пища), то они приобретают статус системы лишь при посредстве языка, который выделяет в них означающие (в виде номенклатуры) и указывает на означаемые (в виде обычаев, правил).

Современная цивилизация гораздо в большей степени, чем когда-либо 114

прежде и, несмотря на повсеместное распространениё всякого рода изображений, является письменной цивилизацией. И, наконец, если взглянуть на дело с более общей точки зрения, то чрезвычайно трудно вообразить систему изображений или предметов, где означаемые существовали бы независимо от языка: представить себе, что та или иная материальная субстанция нечто означает, — значит неизбежно прибегнуть к членению действительности с помощью языка. Смысл есть только там, где предметы или действия названы; мир означаемых есть мир языка. Таким образом, хотя на первых порах семиология имеет дело с нелингвистическим материалом, она рано или поздно наталкивается на «подлинный» язык. Однако это вовсе не тот язык, который служит объектом изучения лингвистов: это вторичный язык, единицами которого являются уже не монемы и фонемы, но более крупные языковые образования, отсылающие к предметам или эпизодам, начинающим означать как бы под языком, но никогда помимо него. Отсюда следует, что в будущем семиология, возможно, растворится в транслингвистике, объектом которой станут миф, рассказ, журнальная статья либо предметы, созданные в рамках нашей цивилизации, в той мере, в какой мы о них говорим (в прессе, в рекламном описании, в интервью, беседе и , быть может, даже посредством внутренней фантазматической речи).

7 стр., 3196 слов

Предмет и задачи культурологии 2

... сосуды- культура, для других ни одни материальный предмет таковой не является. Одни полагают, что культурой лишь осязаемые предметы и явления внешнего мира. Некоторые антропологи представляют ... материал первостепенной важности, интересная лишь постольку, поскольку влияет на поведение; и совершенно естественно, что психологи и социопсихологи считают своим предметом исследования в первую очередь ...

Иначе говоря, уже теперь мы должны признать возможным перевернуть формулу Соссюра: лингвистика не является частью — пусть даже привилегированной — общей науки о знаках; напротив, сама семиология является лишь одной из частей лингвистики, а именно той ее частью, которая должна заняться изучением больших значащих единиц языка; в результате обнаружится единство поисков, ведущихся в настоящее время в области антропологии, социологии, психоанализа и стилистики вокруг понятия значения. Настоящая работа имеет лишь одну цель: использовать ряд аналитических понятий, выработанных лингвистикой, исходя a priori из предположения, что они обладают достаточной степенью общности, позволяющей приступить с их помощью к семиологическому исследованию.

Материал «Основ семиологии» группируется по четырем большим рубрикам, заимствованным из структурной

115

лингвистики: 1. Язык и речь; II. Означаемое и означающее; 111. Синтагма и система; IV. Денотация и коннотация. Нетрудно увидеть, что каждая из рубрик основана на принципе дихотомии; обратим внимание, что бинарная классификация вообще характерна для структуралистской мысли; метаязык лингвиста словно воспроизводит на чистом месте бинарную структуру описываемой им системы […].описываемой им системы […],!

^ ЯЗЫК И РЕЧЬ В ЛИНГВИСТИКЕ.

1.1. Дихотомия язык\речь, центральная у Соссюра, несомненно, отличалась большой новизной по сравнению с предшествующей лингвистикой, занятой поисками причин исторического изменения произношения, изучением спонтанных ассоциаций и действия аналогии; она, следовательно, была лингвистикой индивидуальных речевых актов. Разрабатывая свою, ставшую знаменитой, дихотомию, Соссюр отталкивался от мысли о “многоформенности и разносистемности” языка, не поддающегося на первый взгляд никакой классификации, лишенного единства, так как он одновременно относится к области физики, физиологии и психики, к области индивидуального и социального; однако хаос сразу же исчезнет, если из этого разносистемного целого мы абстрагируем чисто социальный объект – систематизированную совокупность правил, необходимых для коммуникации, безразличную к материалу тех сигналов, из которых она состоит. Это и есть язык, в противоположность которому речь является сугубо индивидуальной частью речевой деятельности (фонация, реализация правил и возможных комбинаций знаков).

1.2. Таким образом, язык (langue) есть не что иное, как речевая деятельность (langage) минус речь (parole); это одновременно и социальное установление, и система значимостей. В качестве социального установления язык ни в коем случае не является актом, он предшествует любому мыслительному процессу; это социальный компонент речевой деятельности; сам по себе отдельный индивид не может ни создать, ни изменить его; он по самому своему существу является коллективным договором, которому индивид должен полностью

116

безоговорочно подчиниться, если он хочет быть участником коммуникации. Более того, этот социальный продукт автономен; он подобен игре, имеющей свои правила; играть в нее можно лишь после того, как научишься этим правилам. […] Рассматриваемый как элемент языка, знак подобен монете: ценность монеты определяется тем, что на нее можно купить, но в то же время эта ценность определяется и отношением к другим монетам большего или меньшего достоинства. Очевидно, что институциональный и системный аспекты языка тесно связаны: именно потому, что язык является системой договорных значимостей (во многих случаях произвольных, или, точнее, немотивированных), он сопротивляется всем изменениям, которые стремится внести в него отдельный индивид, и, следовательно, предстает как социальное установление.

1 стр., 468 слов

Схема педагогического обследования ребёнка

... понимание эмоций; адекватное ситуации проявление эмоций. Особенности развития речи: фонематический слух; оральный праксис (губ, щёк, языка); звукопроизношение (самостоятельное и отражённое проговаривание слов, слогов, ... Особенности пространственной ориентировки: ориентировка в схеме собственного тела; сформированность представлений о предметах, наполняющих пространство; перенос, перемещение, ...

1.1.3. В противоположность языку, речь по самому своему существу есть индивидуальный акт выбора и актуализации; она, во-первых, предполагает наличие “комбинаций, при помощи которых говорящий субъект пользуется языковым кодом с целью выражения своей личной мысли”, и, во-вторых, наличие “психофизического механизма, позволяющего ему объективировать эти комбинации”; очевидно, фонация не может быть отнесена к языку: ни установление, ни система не будут затронуты, если индивид станет говорить громче или тише, медленнее или быстрее – и т. д. Ясно, что основным для речи является ее комбинаторный аспект, предполагающий, что она возникает как результат последовательного присоединения знаков друг к другу. Именно потому, что в одном или многих высказываниях повторяются те же самые знаки (хотя количество их комбинаций бесконечно), каждый знак становится элементом языка. С другой стороны, именно потому, что речь есть свободное комбинирование знаков, она представляет собой индивидуальный акт.

I.1.4. Окончательно определить язык и речь можно лишь с учетом того, что между ними существует диалектическая связь: без речи нет языка; помимо языка не существует речи. Язык и речь взаимно предполагают друг друга […]. Надо только отметить, что с семиологической точки зрения невозможно (по крайней мере для Соссюра) существование лингвистики речи, ибо всякая речь, рассмотренная как акт коммуникации, уже зависит

117

от языка: можно создать лишь науку о языке, но не науку о речи […].

1.1.5. Ельмслев не отверг соссюровской дихотомии язык\речь; он лишь ввел ряд новых, более формализованных выражений. В самом языке (противопоставление которого речевому акту он сохранил) Ельмслев выделил три плана:

1) языковая схема, то есть язык как чистая форма: это соссюровский язык в строгом смысле слова; таково, например, французское r, фонологическая сущность которого определяется его местом в совокупности оппозиций к другим звукам французского языка; 2) языковая норма, иными словами, язык как материальная форма, определяемая условиями своей социальной реализации, но независимая от деталей этой реализации: это французское устное, а не письменное r, каковы бы ни были конкретные особенности его произношения; 3) языковой узус, то есть язык как совокупность языковых “привычек” данного коллектива: например, французское r, как оно реально произносится в тех или иных районах страны. Речь, узус, норма и схема по-разному определяют друг друга. Норма определяет узус и речь; узус определяет речь, но и сам зависит от нее; схема определяется одновременно и речью, и узусом, и нормой. Легко заметить, что здесь выделяются два фундаментальных уровня: 1) схема, теория которой есть теория формы’ и установления; 2) группа норма – узус – речь, теория которой есть теория субстанции ‘ и реализации, поскольку же, по Ельмслеву, норма представляет собой чистую абстракцию, а речь – простую конкретизацию нормы, Ельмслев заменяет соссюровскую пару язык\речь парой схема\узус. Эта замена имеет существенное значение: ее результатом оказывается радикальная формализация понятия язык (схема у Ельмслева) и замена индивидуальной речи более социальным понятием узуса Формализация языка и социализация речи позволяют приписать речи все, что имеет отношение к “субстанции”, а языку – все, что имеет дифференциальный характер. Это дает возможность устранить одно из противоречий, возни-

23 стр., 11032 слов

1. Аспекты изучения языка (социологический, психологический, ...

... «просто так, а как-то», стремится нормировать свою речь. Например крестьянин знать не знает о существовании литературного языка и не знает, что есть правильная и неправильная ... единство нации. Что мы требуем от речи, кроме правильности: ясность (в естественном языке все говорят понятно, но вот в литературном языке нет, т.к. предшествующего опыта нет). Основы ...

‘ L.. Нje1ms1ev, Essais linguistiques, Copenhague, Nordisk

Sprog-og Kulturforlag, 1959, р. 69 sq.

‘ См. infra, II. 1.3.

‘ См. infra, II. 1.3.

118

кающих в результате разделения речевой деятельности на речь и язык.

1. 1.6. Действительно, это разделение, несмотря на всю свою плодотворность, создает немало трудностей. Укажем на три из них. Во-первых, можно ли отождествлять понятие «язык» с понятием «код», а речь — с сообщением? В свете теории Ельмслева такое отождествление недопустимо. Напротив, с точки зрения соссюровской лингвистики оно безусловно приемлимо. Аналогичный вопрос можно поставить применительно к отношению между речью и синтагмой. Мы видели, что речь может быть определена как комбинация различным образом повторяющихся знаков. Тем не менее устойчивые синтагмы существуют и в самом языке (Соссюр приводит в качестве примера сложное слово magnanimus).

Следовательно, граница между языком и речью оказывается расплывчатой. Соссюр мимоходом обратил на это внимание: «Вероятно, существует целая группа фраз, принадлежащих языку; говорящему индивиду не приходиться самостоятельно составлять их». Но если подобные стереотипы принадлежат языку, а не речи и установлено, что к ним прибегают самые различные и многочисленные семиологические системы, то следует предвидеть возникновение целой лингвистической науки о синтагме, которая будет заниматься любым «письмом», где силен элемент стереотипности. Наконец, третья проблема, о которой мы будем говорить, касается соотношения языка и существенности (то есть собственно значимого элемента языковых единиц).

Некоторые лингвисты (среди них и Трубецкой) отождествляли язык и существенность, иными словами, выводили за пределы языка все несущественные черты, а именно комбинаторные варианты. Однако такое отождествление вызывает сомнения, так как имеются комбинаторные варианты (на первый взгляд, принадлежащие речи), являющиеся предписанными, то есть «произвольными»: так, французский язык предписывает глухость звука l после глухого согласного (oncle) и его сонорность — после сонорного (ongle); однако такие явления все же принадлежат фонетике, а не фонологии. Вытекающая отсюда теоретическая проблема сводиться к вопросу:

119

следует ли нам допустить, что, в противоположность точке зрения Соссюра (“в языке нет ничего, кроме различий”), недифференцирующие элементы могут тем не менее принадлежать языку (как социальному установлению)? Здесь не место вступать в спор по этому вопросу. Скажем только, что с семиологической точки зрения необходимо признать существование синтагм и незначимых вариантов, которые имеют, однако, “глоттический” характер, то есть принадлежат языку. Такого рода лингвистика, которую Соссюр едва предугадывал, может сыграть важнейшую роль при изучении систем, где многочисленны устойчивые (или стереотипные) синтагмы; это имеет место в массовых языках, а также в случаях, когда незначимые варианты образуют совокупность вторичных означающих, как» это имеет место в языках с сильной коннотацией ‘: на денотативном уровне французское раскатистое г является простым комбинаторным вариантом, но, к примеру, на театральной сцене оно может выступить как признак крестьянского произношения, став элементом кода, без которого сообщение о сельском происхождении говорящего не может быть ни передано, ни воспринято.

6 стр., 2827 слов

Психологические основы методики обучения иностранным языкам в ...

... следующего за каждой реакцией. Аудиолингвальный метод аналогичным образом сводил овладение языком к процессу формирования навыков, в результате закрепленных реакций при условии положительного ... к языковой форме;     * поиск партнеров по общению;     * самоконтроль речи;     * внимание к смыслу. Более поздние исследования Майкла О' Мэйли и др.(Мгспае! ...

1. 1.7. Завершая разговор о дихотомии язык/речь в лингвистике, введем еще два дополнительных понятия. Первое из них – идиолект’, Идиолект – это “язык отдельного индивида” (Мартине) . Выражением “идиолект” можно обозначить: 1) язык больного, страдающего афазией; он не понимает собеседника и- не получает от него сообщений, соответствующих его собственным языковым моделям. По Якобсону, такой язык является чистым идиолектом; 2) “стиль” того или иного писателя, хотя этот стиль всегда несет на себе печать известных языковых моделей, доставшихся ему по традиции, то есть от определенного коллектива; 3) наконец, понятие “идиолект” можно расширить и определить его как язык известного лингвистического коллектива, то есть группы индивидов, одинаково интерпретирующих любые языковые сообщения. В этом случае понятие “идиолект” в значительной мере будет совпадать с яв-

‘ См. infra, гл. IV.

~ R. Jа k о b s о n, Deux aspects du langage et deux types d’aphasie, in: R. J а ko b s о n, Essais de linguistique generale, Paris, Ed. de Minuit, 1963, р. 54; А. М а г t inе t, А. functional view of language, Oxford, Clarendon Press, 1962, р. 105.

120

лением, которое мы попытались описать раньше, назвав его письмом ‘. В целом, те поиски, о которых свидетельствует введение понятия идиолект в лингвистике, говорят о необходимости выделить явление, промежуточное «между языком и речью (на это указывает и теория »узуса у Ельмслева); это явление есть речь, уже возведенная в ранг установления, но еще не формализованная в той же степени, как язык […].

^ 1.2. СЕМИОЛОГИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

I. 2.1. Социологическое значение дихотомии язык/речь очевидно. На родство соссюровского языка с Дюркгеймовой концепцией коллективного сознания, не зависящего от своих индивидуальных манифестаций, было указано уже давно. Более того, говорили даже о прямом влиянии Дюркгейма на Соссюра; возможно, Соссюр самым внимательным образом следил за спором между Дюркгеймом и Тардом*. Его концепция языка идет от Дюркгейма, а концепция речи явилась уступкой идеям Тарда об индивидуальном. В дальнейшем эта гипотеза утратила свою актуальность, так как послесоссюровская лингвистика подходила к языку в первую очередь как к “системе значимостей”, что породило необходимость его имманентного анализа; имманентный же анализ неприемлем для социологического исследования. Поэтому, как это ни парадоксально, соссюровское противопоставление язык/речь стало применяться отнюдь не в социологии, а в философии, в лице Мерло-Понти *, который, возможно, является одним из первых французских философов, заинтересовавшихся учением Соссюра, […]и постулировавшим, что всякий процесс предполагает наличие системы. Именно так возникла ставшая теперь классической оппозиция между событием и структурой, плодотворность которой для изучения истории хорошо известна. Мы знаем также, какое дальнейшее развитие получили соссюровские понятия в области антропологии: опора на Соссюра слишком очевидна в трудах Клода Леви-Стросса, чтобы лишний раз напоминать об этом(…]. Уже из этих общих замечаний можно видеть, сколь велики экстра- или металингвистические возможности раз-

9 стр., 4328 слов

Семиотика. Общие представления о знаке

... т. к. оно является самым непосредственным следствием уникальной способности языка относить свои знаки к любой части человеческого опыта любого рода и связанной ... внеязыковой действительности. 3наковая теория языка не исчерпывает всех аспектов языка. Знаковая теория языка – это лингвистическая теория, согласно которой язык является системой немотивированных знаков, представленных словами; слово — ...

См. К. В а г t hе s, Lе degre zero de 1’ecriture, Paris, Seuil, 1953.

121

вития дихотомии язык/речь. Мы, следовательно, постулируем, что существует всеобщая категория язык/речь, присущая любым знаковым системам. За неимением других мы сохраним выражения язык и речь даже в тех случаях, когда будем говорить о системах, материал которых не является словесным, ~

1.2.2. Мы видели, что разграничение языка и речи составляет сущность именно лингвистической процедуры; поэтому не имеет смысла применять это разграничение к системам предметов, образов, способов поведения, еще не подвергнутым семантическому анализу. Можно лишь предположить, что в некоторых из таких систем известные совокупности фактов должны принадлежать к категории язык, а другие – к категории речь. Сразу же отметим, что в процессе этого семиологического перехода соссюровское разграничение должно претерпеть определенную трансформацию; ее-то и надо будет зафиксировать. Возьмем, к примеру, одежду. В зависимости от того материала, который используется в процессе коммуникации, здесь надо будет различать три разных системы. В словесном описании одежды, фигурирующем в журнале мод, “речь” отсутствует вовсе: “описанная” одежда никогда не соответствует индивидуальной реализации правил моды; это лишь систематизированная совокупность знаков и правил; это – язык в чистом виде. Однако, согласно соссюровской схеме, языка без речи существовать не может. Правда, в данном случае язык моды является не продуктом “говорящей массы”, но продуктом группы лиц, которые принимают определенные решения и сознательно вырабатывают известный код; вместе с тем абстракция, внутренне присущая всякому языку, материализована здесь в форме письменной речи: одежда, описанная журналом мод, является языком на уровне “платяной” коммуникации и речью – на уровне вербальной коммуникации. В сфотографированной одежде (для простоты предположим, что фотография не дублируется словесным описанием) язык также создается какой-либо fashiongroup*; но здесь он существует уже не как абстракция, ибо фотография всегда представляет ту или иную конкретную женщину, одетую в какое-либо платье. Фотография дает полусистематическое состояние одежды: с одной стороны, язык моды возникает здесь на основе псевдореальной одежды; с другой – сфотографирован-

17 стр., 8001 слов

Коммуникативная речь животных

... - "делаю общим, связываю, общаюсь". 1. КОММУНИКАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ И ОНТОГЕНЕЗ РЕЧИ. Коммуникативная функция речи — использование речи для сообщения другим какой–либо информации или побуждения их к действиям. ... взрослых усваивает вероятность сочетаемости звуков и слов, и таким образом овладевает языком. Для данной концепции, по нашему мнению, характерно принижение значения социального подкрепления ...

122

ная манекенщица является, если так можно сказать, нормативным индивидом, выбранным в качестве модели из-за своей каноничности; следовательно, манекенщица представляет собой как бы застывшую “речь”, лишенную всякой свободы комбинаций. Лишь в реальной одежде, на что указал еще Трубецкой ‘, мы наконец обнаружим классическое разграничение языка и речи. Язык одежды состоит из: 1) совокупности оппозиций, в которых находятся части, “детали” туалета, вариации которых влекут за собой смысловые изменения (берет или котелок на голове имеют разный смысл); 2) правил, в соответствии с которыми отдельные детали могут сочетаться между собой. Речь в данном случае включает в себя все факты, относящиеся к индивидуальному способу ношения одежды (ее размер, степень загрязненности, поношенности, личные пристрастия владельца, свободное сочетание отдельных деталей).

Однако отношение, связывающее здесь язык (костюм) с речью (способ ношения костюма), не похоже на их диалектическую связь в естественном языке. Бесспорно, способ ношения костюма обусловлен существованием самого костюма, но костюм всегда предшествует способу носить его, так как он сначала должен быть изготовлен сравнительно малочисленной группой лиц.

1. 2.3. Рассмотрим теперь другую знаковую систему – пищу. Здесь мы также без труда обнаружим соссюровское разграничение. Язык пищи состоит из: 1) правил ограничения (пищевые табу); 2) совокупности значащих оппозиций, в которых находятся единицы типа соленый/сладкий; 3) правил сочетания, предполагающих либо одновременность (на уровне блюда), либо последовательность (на уровне меню); 4)- привычных способов приема пищи, которые, вероятно, можно рассматривать в качестве своеобразной риторики питания. Что касается чрезвычайно богатой пищевой “речи”, то она включает в себя всевозможные индивидуальные (или семейные) вариации в области приготовления пищи и сочетания различных ее компонентов (кухню отдельной семьи, где сложились устойчивые привычки, можно рассматривать как идиолект).

Соотношение языка и речи очень хорошо видно на примере меню; всякое меню

‘ И: S. Т r о u b е t z k о у, Principes de phonologie, Paris, Klincksieck, 1949, р. 19.

123

составляется с опорой на национальную, региональную или социальную структуру, но эта структура реализуется по-разному в зависимости от дня недели или от конкретного потребителя п4щи, подобно тому, как лингвистическая “форма” наполняется свободными вариациями и комбинациями, необходимыми говорящему для того, чтобы передать индивидуальное сообщение. Отношение языка и речи здесь весьма близко к тому, которое имеет место в естественном языке: язык пищи в целом является продуктом обычая, своеобразного речевого отстоя. Однако и факты индивидуального новаторства (составление новых рецептов) могут приобретать характер установления. В любом случае (и в этом состоит отличие от “языка одежды”) здесь исключено действие специальных групп, принимающих решения: язык пищи строится либо на основе сугубо коллективного обычая, либо на основе чисто индивидуальной “речи” […].

1.2.5. Наиболее интересные для анализа системы, по крайней мере те, которые относятся и социологии массовой коммуникации, являются сложными системами, использующими разнородный знаковый материал. В телевидении, в кино, в рекламе возникновение смыслов зависит от взаимодействия изображения, звука и начертания знаков. Поэтому преждевременно строго устанавливать для этих систем класс фактов, относящихся к языку, и класс фактов, относящихся к речи, до тех пор, пока, с одной стороны, мы не узнаем, является ли “язык” каждой из указанных сложных систем “оригинальным” или. же он просто составлен из входящих в него вспомогательных “языков”, а с другой – пока не проанализируем сами вспомогательные языки (ведь если нам известен лингвистический “язык”, то мы ничего не знаем о “языке” изображений или “языке” музыки).

24 стр., 11863 слов

Курсовой проект — Развитие речи в раннем детстве и дошкольном ...

... словом, человек усваивает сложную систему связей и отношений, в которую включен тот или иной предмет. С помощью речи человек устанавливает взаимоотношения с людьми, передает ... сложившаяся система кодов, обозначающих предметы, явления, признаки окружающего мира. Речь – это процесс общения, опосредованный языком. Основной единицей языка считается слово. Оно имеет две характеристики – предметную ...

Что касается прессы, которую с достаточным основанием можно рассматривать как автономную знаковую систему, то, даже если ограничиться ее письменным аспектом, мы почти ничего не знаем о лингвистическом явлении, играющем здесь первостепенную роль,– о коннотации, то есть о возникновении системы вторичных, так сказать паразитических по отношению к языку смыслов. Эта вторичная система сама является “языком”, на основании которого возникают факты речи, идиолекты и двойственные структуры. Даже в общем и гипотетическом виде невозможно решить, какие группы фактов в этих слож-

124

ных системах коннотации относятся к языку, а какие — к речи.

1. 2.6. Распространение дихотомии язык/речь на область семиологии рождает известные трудности по мере того, как исчезает возможность слепо следовать за лингвистической моделью и возникает необходимость в ее трансформации. Первая трудность касается самого диалектического соотношения языка и речи. Что касается естественных языков, то здесь в языке нет ничего такого, что не использовалось бы речью, и наоборот, речь не может существовать (то есть не отвечает своей коммуникативной функции), если она не почерпнута из того “клада”, которым является язык. Подобное соотношение мы наблюдаем, по крайней мере частично, в системах, подобных пище, учитывая, что здесь факты индивидуального новаторства могут становиться фактами языка. Однако в большинстве других семиологических систем язык создается не “говорящей массой”, а определенной группой людей. Отсюда можно сделать вывод, что в большинстве семиологических языков знак действительно “произволен” ‘, так как создается искусственно в результате одностороннего решения.

. […]Тот, кто пользуется такими языками, выделяет в них сообщения (“речь”), но не участвует в самом процессе выработки языков […]. Однако если искусственность языка не затрагивает коммуникации как установления, если она в какой-то мере сохраняет диалектическое отношение между системой и ее реализацией, то это значит, с одной стороны, что те, кто пользуется данным языком, соблюдают заключенный семиологический “договор” (в противном случае “потребитель” итого языка в той или иной мере оказывается отмеченным признаком асоциальности: самим актом коммуникации он сообщает лишь о своей эксцентричности), а с другой – что искусственно созданные языки все же не вполне свободны (“произвольны”) . Коллектив контролирует их минимум тремя способами: 1) в процессе рождения новых потребностей как следствия общественного развития (таков, например, переход к полуевропейской одежде в странах современной Африки или возникновение новых способов питания “на ходу” в индустриальных, урбанизированных обществах); 2) в результате того, что

10 стр., 4762 слов

II. Отношения суггестор – суггестант

... понимать элементы вербально не выраженного внушаемого настроения, составляющего внутреннюю сущность произведения, т.е. суггестивность понимается как ... или иное состояние, чувство, эмоцию.   II. Отношения суггестор – суггестант Б.А. Ларин называл поэтическое внушение ... специальные свойства поэтического языка, языка художественной литературы (сегодня мы можем сказать: не только языка литературы, но ...

‘ См. infra, П. 4.3.

125

экономические императивы приводят к исчезновению или к возникновению тех или иных материалов (искусственные ткани); 3) в результате того, что господствующая идеология препятствует возникновению новых форм, ставит ограничения в виде разнообразных табу и в определенном отношении сужает границы того, что должно считаться “нормальным” […].

1. 2.7. Вторая трудность, связанная с семиологическим расширением дихотомии язык/речь, касается соотношения “объемов” языка и речи. В речевой деятельности существует резкое несоответствие между языком как конечной совокупностью правил и речевыми высказываниями, подчиняющимися этим правилам, количество которых практически бесконечно. Можно предполагать, что и в таких системах, как код пищи, разница в объеме “языка” и “речи” будет весьма значительна, так как в рамках кулинарных “форм” возможно большое количество вариантов и комбинаций; но наряду с этим существуют системы, где амплитуда комбинаций и свободного сочетания элементов чрезвычайно мала; […]это системы с “бедной” речью. В системах, подобных моде, данной через словесное описание, речь отсутствует почти полностью; как это ни парадоксально, но мы встречаемся здесь с фактом языка без речи. […] Но если верно положение, что существуют языки без речи или с очень бедной речью, то мы вынуждены будем пересмотреть теорию Соссюра, согласно которой язык является всего лишь системой дифференциальных признаков (в этом случае, будучи совершенно “негативным”, он оказывается неуловим вне речи), и дополнить пару язык/речь третьим, “предзначащим” элементом – материалом или субстанцией, каковая будет служить необходимой опорой для возникновения значения. В выражении <длинное или короткое платье” “платье” выступает лишь в роли материальной “опоры” для варианта (длинное/ короткое); только этот вариант полностью принадлежит языку одежды. Естественный язык не знает подобного разграничения; здесь невозможно разложить звук, имеющий непосредственное значение, на семантически инертную часть и на часть, семантически значимую. Таким образом, мы вынуждены выделить в семиологических (нелингвистических) системах не два, а три плана: материал, язык и речь; это позволяет понять, каким образом могут существовать системы, не имеющие “реализации”:

126

здесь наличие первого плана уже обеспечивает материальность языка. Введение этого плана оказывается тем более оправданным, что оно дает нам и генетическое объяснение: если в указанных системах “язык” нуждается в “материале”, а не в “речи”, то это значит, что в противоположность естественным языкам эти системы утилитарного, а не знакового происхождения.

^ II. ОЗНАЧАЕМОЕ И ОЗНАЧАЮЩЕЕ

11.1. ЗНАК

II. 1.1. Означаемое и означающее являются, по Соссюру, составляющими знака. Надо сказать, что само выражение “знак”, которое входит в словарь самых разных областей человеческой деятельности (от теологии до медицины) и имеет богатейшую историю (начиная Евангелием и кончая кибернетикой), отличается крайней неопределенностью. Поэтому его место в соответствующем понятийном поле весьма неясно, о чем необходимо сказать несколько слов, прежде чем обратиться к соссюровскому пониманию знака. В самом деле, разные авторы сближают знак с такими родственными, но одновременно и непохожими друг на друга выражениями, как сигнал, признак, иконический знак, символ, аллегория. Это — главные «соперники» знака. Прежде всего следует отметить, что у этих выражений есть одна общая черта: все они предполагают наличие отношения между двумя составляющими (relata): означаемым и означающим. Эта общая черта не может служить для них различительным признаком. Чтобы установить разницу между ними, надо будет привлечь другие признаки, которые выступят в форме альтернативы (наличие признака/его отсутствие): 1) предполагает или не предполагает отношение между составляющими знака психическое представление одной из этих составляющих; 2) предполагает или не предполагает это отношение аналогию между составляющими; 3)является ли связь между составляющими (стимулом и реакцией) непосредственной или нет; 4)полностью ли совпадают составляющие или же, напротив, одна из них оказывается «шире» другой; 5)предполагает или не предполагает отношение экзистенциальную связь с субъектом, пользующимся знаком. Каждое

127

из понятий будет отличаться от остальных в зависимости от того, предстанут названные признаки как положительные или же как отрицательные (маркированные/немаркированные).

[…]Мы покажем, как эти понятия классифицируются в работах четырех авторов – Гегеля, Пирса, Юнга и Валлона […]:

Сигнал

Признак

Икон. знак

Символ

Знак

Аллегория

1.Психическ. представление

Валлон _

Валлон _

Валлон +

Валлон +

2. Аналогия

Пирс +

Гегель + Валлон + Пирс _

Гегель — Валлон _

3. Непосредственность связи

Валлон +

Валлон _

4. Адекватность

Гегель — Юнг — Валлон _

Гегель + Юнг + Валлон +

5. Экзистенциальность

Валлон +

Валлон — Пирс +

Пирс — Юнг +

Юнг —

Легко обнаружить, что терминологические противоречия касаются по преимуществу понятий признак (для Пирса он экзистенциален, для Валлона – нет) и символ (для Гегеля и Валлона между составляющими символа существует отношение аналогии, или “мотивированности”, для Пирса – нет; более того, утверждаемая Юнгом экзистенциальность символа отрицается Пирсом).

Но нетрудно заметить и то, что эти противоречия, ощутимые, если читать таблицу по вертикали, находят свое объяснение, более того – как бы компенсируются, если

128

начать читать ее по горизонтали, рассмотрев все понятия на уровне одного и того же автора. Так, по Гегелю, отношение аналогии между составляющими символа существует в противоположность составляющим знака; и если Пирс отрицает в символе наличие этого отношения, то только потому, что, приписывает его иконическому знаку. Если использовать семиологическую терминологию, то можно сказать, что значение рассматриваемых выражений возникает лишь вследствие того, что они противопоставлены (обычно попарно) друг другу. Пока существует оппозиция, выражение сохраняет однозначность; в частности, сигнал и признак, символ и знак являются функтивами двух различных функций, которые сами могут стать членами более общей оппозиции, как это имеет место у Валлона, терминологии которого свойственны большая полнота и ясность!. Выражения же иконический знак и аллегория полностью относятся к словарю Пирса и Юнга. Итак, вслед за Валлоном мы можем сказать, что в группе, образуемой выражениями сигнал и признак, психическое представление их составляющих отсутствует, но оно имеется в группе, куда входят символ и знак. Кроме того, в сигнале, в противоположность признаку, есть отношение непосредственной связи и экзистенциальности (признак же – это только след).

И, наконец, символ отличает отношение аналогии между составляющими и их неадекватность (представление о христианстве “шире” представления о кресте).

Напротив, в знаке отношение между составляющими является немотивированным и адекватным (не существует аналогии между словом бык и образом быка, который полностью “исчерпывается” соответствующим означающим) .

II. 1.2. В лингвистике понятие знака не смешивается с родственными выражениями. Чтобы указать на отношение значения, Соссюр сразу же отказался от слова символ (так как оно связано с представлением о мотивированности) и предпочел выражение знак, который определил как единство означающего и означаемого (наподобие лицевой и оборотной стороны листа бумаги), или акустического образа и психического представления […]. Это чрезвычайно важное положение необходимо

‘ См.: А. В а л л о н, От действия к мысли. М., ИЛ, 1966, ‘стр. 177 – 231.

129

особо отметить, так как существует тенденция употреблять слово знак вместо слова означающее, в то время как для Соссюра речь идет о знаке как о двусторонней сущности. Отсюда вытекает весьма важное следствие, что, по крайней мере для Соссюра, Ельмслева и Фрея, поскольку означаемое входит в знак, семантика должна быть составной частью структурной лингвистики, в то время как американские языковеды, подходя к этому вопросу механистически, считают, что означаемые являются субстанциями, которые должны быть исключены из лингвистики и стать предметом изучения психологии […].

II.1.3. Итак, знак состоит из означающего и означаемого. Означающие образуют план выражения языка, а означаемые – его план содержания. В каждый из этих планов Ельмслев ввел разграничение, которое может оказаться весьма важным для изучения семиологического (а не только лингвистического) знака. По Ельмслеву, каждый план имеет два уровня (strata): форму и субстанцию. Необходимо обратить внимание на новизну определения этих выражений у Ельмслева, так как за каждым из них стоит богатое лексическое прошлое. Согласно Ельмслеву, форма – это то, что поддается исчерпывающему, простому и непротиворечивому описанию в лингвистике (эпистемологический критерий) без опоры на какие бы то ни было экстралингвистические посылки. Субстанцией является совокупность различных аспектов лингвистических феноменов, которые не могут быть описаны без опоры на экстралингвистические посылки. Поскольку оба уровня выделяются как в плане выражения, так и в плане содержания, в итоге мы получим четыре уровня: 1) субстанция выражения (например, звуковая, артикуляционная, нефункциональная субстанция, которой занимается не фонология, а фонетика); 2) форма выражения, образуемая парадигматическими и синтаксическими правилами (заметим, что одна и та же форма может воплощаться в двух различных субстанциях – звуковой и графической); 3) субстанция содержания; таков, например, эмотивный, идеологический или просто понятийный аспект означаемого, его “позитивный” смысл; 4) форма содержания; это формальная организация отношений между означаемыми, возникающая результате наличия или отсутствия соответствующих семантических признаков. […]В семиоло-

130

гии разделение форма/субстанция может оказаться полезным и удобным в следующих случаях: 1) когда мы имеем дело с системой, где означаемые материализованы в иной субстанции, чем та, которая присуща самой этой системе (мы видели это на примере моды, данной через словесное описание); 2) когда система предметов обладает субстанцией, являющейся по своей прямой функции не непосредственно значащей, но, на известном уровне, попросту утилитарной: так, например, определенные блюда могут обозначать ситуацию, которая сопровождает обед, однако прямое назна