Введение
Теория дискурса, несмотря на зыбкость и многозначность основного понятия, является одним из наиболее активно развивающихся направлений современного языкознания. Это направление стремится к синтезу научных результатов, полученных в различных областях знания и прежде всего — в языкознании, психологии, социологии и этнографии. Несмотря на множество исследовательских концепций и научных школ, развивающих эту теорию и нередко ведущих между собой острую полемику, исследователи дискурса объединены стремлением изучать не абстрактную языковую систему, а живую речь в условиях реального общения. Ф. де Соссюр предвидел большие сложности, связанные с лингвистическим изучением речи, и поэтому справедливо счел необходимым отложить разработку такой теории до того времени, когда будет накоплен достаточный концептуальный и фактографический материал, необходимый для построения лингвистической науки о речевом общении.
Слово «дискурс» является многозначным термином ряда гуманитарных наук, предмет которых прямо или опосредованно предполагает изучение функционирования языка, — лингвистики, литературоведения, семиотики, социологии, философии, этнологии и антропологии.
Четкого и общепризнанного определения «дискурса», охватывающего все случаи его употребления, не существует. Не исключено, что именно это способствовало широкой популярности, приобретенной этим термином за последние десятилетия. Связанные нетривиальными отношениями различные понимания удачно удовлетворяют тем или иным понятийным потребностям, модифицируя более традиционные представления о речи, тексте, диалоге, стиле и даже языке.
Актуальность выбранной темы курсовой работы состоит в том, что в сегодняшний стремительный век развития общества на фоне новых, более сложных социальных явлений, процессов и институтов усложняется среда их взаимодействия при возникновении общения. Для более плодотворного проведения дискурса в той или иной среде общения, т.е. возникшей коммуникации необходимо знать принципы ее функционирования, преимущества и недостатки, правила и ограничения. Владея этим, возможным становится выбор модели коммуникации и наиболее подходящий ее частный случай для проведения более эффективного и действенного дискурса с наиболее вероятным достижением его целей.
Объектом исследования данной работы является дискурс во всех его проявлениях с точки зрения лингвистики.
Влияние семейного общения на развитие речи ребенка
... эмоционально благоприятной ситуации, способствующей возникновению желания активно участвовать в речевом общении. Развитие речи теснейшим образом связано с формированием мышления и воображения ребенка. При ... в зависимости от контекста, краткой или развернутой формой высказывания. Наиболее яркой характеристикой речи старших дошкольников является активное освоение разных типов текстов (описание, ...
Цель курсовой работы — проанализировать особенности ведения дискурса в различных моделях коммуникаций.
Методология курсовой работы базируется на тесной взаимосвязи теории с практикой, основывается на теории дискурса и коммуникаций.
Для осуществления целей и задач исследования в работе использовались следующие методы: анализ и синтез теоретических и экспериментальных данных психологии, лингвистики и психолингвистики, философии, методики дискурсного анализа.
Методологической основой курсовой работы явились работы таких ученых, как Н.И. Сукаленко, Н.Д. Арутюнова, Б.Ю. Городецкий, Ю.С. Степанов, Ю.Н. Караулов, В.В. Петров, Н.И. Формановская, В.З. Демьянков, и др.
В исследовании ставятся следующие задачи:
раскрыть сущность и понятие дискурса,
рассмотреть его типологию и структуру,
проанализировать основные модели коммуникаций,
показать значение и место дискурса в коммуникациях.
1. Понятие и сущность дискурса
1.1 Общее понимание термина «дискурс»
Дискурс (фр. discours, англ. discourse, от лат. discursus ‘бегание взад-вперед; движение, круговорот; беседа, разговор’) — речь, процесс языковой деятельности; способ говорения. Дискурс понимается как:
) связный текст в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами;
) текст взятый в событийном аспекте;
) речь, рассматриваемая как целенаправленное, социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах).
Слово «дискурс» является многозначным термином ряда гуманитарных наук, предмет которых прямо или опосредованно предполагает изучение функционирования языка, — лингвистики, литературоведения, семиотики, социологии, философии, этнологии и антропологии.
Четкого и общепризнанного определения «дискурса», охватывающего все случаи его употребления, не существует. Не исключено, что именно это способствовало широкой популярности, приобретенной этим термином за последние десятилетия. Связанные нетривиальными отношениями различные понимания удачно удовлетворяют тем или иным понятийным потребностям, модифицируя более традиционные представления о речи, тексте, диалоге, стиле и даже языке.
Во вступительной статье к вышедшему на русском языке в 1999 сборнику работ, посвященных французской школе анализа дискурса, П. Серио приводит заведомо не исчерпывающий список из восьми различных пониманий, и это только в рамках французской традиции. Своеобразной параллелью многозначности этого термина является и поныне не устоявшееся ударение в нем: чаще встречается ударение на втором слоге, но и ударение на первом слоге также не является редкостью.
Наиболее отчетливо выделяются три основных класса употребления термина «дискурс», соотносящихся с различными национальными традициями и вкладами конкретных авторов.
К первому классу относятся собственно лингвистические употребления этого термина, исторически первым из которых было его использование в названии статьи «Дискурс-анализ» американского лингвиста З. Харриса, опубликованной в 1952. В полной мере этот термин был востребован в лингвистике примерно через два десятилетия. Собственно лингвистические употребления термина «дискурс» сами по себе весьма разнообразны, но в целом за ними просматриваются попытки уточнения и развития традиционных понятий речи, текста и диалога. Переход от понятия речи к понятию дискурса связан со стремлением ввести в классическое противопоставление языка и речи, принадлежащее Ф. де Соссюру, некоторый третий член — нечто парадоксальным образом и «более речевое», нежели сама речь, и одновременно — в большей степени поддающееся изучению с помощью традиционных лингвистических методов, более формальное и тем самым «более языковое».
Благотворительность и социальная работа общее и специфика
... светский характер, являясь атрибутом гражданского общества. 1.2. Специфика социальной работы. Термин «социальная работа» тесно связан с функционированием рыночной экономики, поскольку достижение ее ... но и личного времени, энергии. Теперь определимся с понятием « социальная работа». Социальная работа - совокупность различных видов деятельности работников социальных служб, ориентированная на помощь ...
С одной стороны, дискурс мыслится как речь, вписанная в коммуникативную ситуацию и в силу этого как категория с более отчетливо выраженным социальным содержанием по сравнению с речевой деятельностью индивида; по афористичному выражению Н.Д. Арутюновой, «дискурс — это речь, погруженная в жизнь». С другой стороны, реальная практика современного дискурсивного анализа сопряжена с исследованием закономерностей движения информации в рамках коммуникативной ситуации, осуществляемого прежде всего через обмен репликами. Тем самым реально описывается некоторая структура диалогового взаимодействия, что продолжает вполне структуралистскую (хотя обычно и не называемую таковой) линию, начало которой как раз и было положено Харрисом. При этом, однако, подчеркивается динамический характер дискурса, что делается для различения понятия дискурса и традиционного представления о тексте как статической структуре.
Первый класс пониманий термина «дискурс» представлен главным образом в англоязычной научной традиции, к которой принадлежит и ряд ученых из стран континентальной Европы. Однако за рамками этой традиции о дискурсе как «третьем члене» соссюровской оппозиции давно уже говорил бельгийский ученый Э. Бюиссанс, а французский лингвист Э. Бенвенист последовательно использовал термин «дискурс» (discours) вместо термина «речь» (parole).
Второй класс употреблений термина «дискурс» вышел за рамки науки и стал популярным в публицистике. Такое понимание восходит к французским структуралистам и постструктуралистам, и прежде всего к М. Фуко, использовавшему термин «дискурсивные практики». В обосновании этих употреблений важную роль сыграли также А. Греймас, Ж. Деррида, Ю. Кристева. Позднее данное понимание было отчасти модифицировано М. Пешё и др. За этими употреблениями просматривается стремление к уточнению традиционных понятий стиля и индивидуального языка. В самом максимально широком значении, говоря «стиль», имеют в виду конкретного человека. Ср. традиционные выражения «стиль Достоевского’, ‘язык Пушкина» с такими более современно звучащими выражениями, как «современный русский политический дискурс» или ‘дискурс Рональда Рейгана’.
Понимаемый таким образом термин «дискурс» описывает способ говорения и обязательно имеет определение — КАКОЙ или ЧЕЙ дискурс. Исследователей интересует не дискурс вообще, а его конкретные разновидности, задаваемые широким набором параметров. В качестве параметров выступают: чисто языковые отличительные черты (в той мере, в какой они могут быть отчетливо идентифицированы), стилистическая специфика (во многом определяемая количественными тенденциями в использовании языковых средств), а также специфика тематики, систем убеждений, способов рассуждения и т.д. Можно было бы сказать, что дискурс в данном понимании — это стилистическая специфика плюс стоящая за ней идеология. Более того, предполагается, что способ говорения во многом предопределяет и создает саму предметную сферу дискурса, а также соответствующие ей социальные институты. Подобного рода понимание, безусловно, также является в сильнейшей степени социологическим. По сути дела, определение КАКОЙ или ЧЕЙ дискурс может рассматриваться как указание на коммуникативное своеобразие субъекта социального действия, причем этот субъект может быть конкретным, групповым или даже абстрактным. Используя, например, выражение «дискурс насилия’, имеют в виду не столько то, как говорят о насилии, столько то, как абстрактный социальный агент ‘насилие» проявляет себя в коммуникативных формах — что вполне соответствует традиционным выражениям типа ‘язык насилия’.
Дискурс и текст. Речевая деятельность как одно из понятий функциональной ...
... Впервые эти термины встречаются в работе Ахмановой [Ахманова, Магидова 1978: 3]. 2. Ключевые понятия и теории в прагмалингвистике. 2.1. Дискурс и текст. В 50- ... ориентированными грамматикой текста, лингвистикой текста, семантикой дискурса в первоначальном европейском понимании [Сусов 2007: 168]. Понятия дискурса и текста находятся, по-видимому, в отношениях антиномии. Дискурс выступает как ...
Существует, наконец, третье употребление термина «дискурс», связанное прежде всего с именем немецкого философа и социолога Ю. Хабермаса. Оно может считаться видовым по отношению к предыдущему пониманию, но имеет значительную специфику. В этом третьем понимании «дискурсом» называется особый идеальный вид коммуникации, осуществляемый в максимально возможном отстранении от социальной реальности, традиций, авторитета, коммуникативной рутины и т.п. и имеющий целью критическое обсуждение и обоснование взглядов и действий участников коммуникации. С точки зрения второго понимания, это можно назвать «дискурсом рациональности», само же слово «дискурс» здесь явно отсылает к основополагающему тексту научного рационализма — «Рассуждению о методе» Р. Декарта (в оригинале — «Discours de la methode», что при желании можно перевести и как ‘дискурс метода’).
Все три перечисленных макропонимания (а также их разновидности) взаимодействовали и взаимодействуют друг с другом. В частности, на формирование французской школы анализа дискурса 1970-х годов существенно повлияла публикация в 1969 г. французского перевода работы З. Харриса «Дискурс-анализ» (1952).
Это обстоятельство дополнительно усложняет общую картину употребления термина «дискурс» в гуманитарных науках. Кроме того, следует иметь в виду, что этот термин может употребляться не только как родовой, но и применительно к конкретным образцам языкового взаимодействия, например: Длительность данного дискурса — 2 минуты.
1.2 Понятие дискурса в лингвистике
Термин «дискурс», как он понимается в современной лингвистике, близок по смыслу к понятию «текст», однако подчеркивает динамический, разворачивающийся во времени характер языкового общения. В противоположность этому, текст мыслится преимущественно как статический объект, результат языковой деятельности. Иногда «дискурс» понимается как включающий одновременно два компонента: и динамический процесс языковой деятельности, вписанной в ее социальный контекст, и ее результат (т.е. текст); именно такое понимание считают предпочтительным. Иногда встречающиеся попытки заменить понятие дискурса словосочетанием «связный текст» не слишком удачны, так как любой нормальный текст является связным.
Дискурс в лингвистических описаниях
... мысль о процессуальном характере дискурса, он писал, что высказывание есть «индивидуальное преобразование языка в дискурс», причем производится именно «высказывание, но не текст высказывания» (Benveniste, 1970:12). ... термин «дискурс» достаточно прочно зафиксировался в лингвистике, почти вытеснив синонимичное понятие «текст связной речи», и даже перешагнул ее границы, широко употребляясь, например, в ...
Чрезвычайно близко к понятию дискурса и понятие «диалог». Дискурс, как и любой коммуникативный акт, предполагает наличие двух фундаментальных ролей — говорящего (автора) и адресата. При этом роли говорящего и адресата могут поочередно перераспределяться между лицами — участниками дискурса; в этом случае говорят о диалоге. Если же на протяжении дискурса (или значительной части дискурса) роль говорящего закреплена за одним и тем же лицом, такой дискурс называют монологом. Неверно считать, что монолог — это дискурс с единственным участником: при монологе адресат также необходим. В сущности, монолог — это просто частный случай диалога, хотя традиционно диалог и монолог резко противопоставлялись.
Вообще говоря, термины «текст» и «диалог» как более традиционные обросли большим количеством коннотаций, которые мешают их свободному употреблению. Поэтому термин «дискурс» удобен как родовой термин, объединяющий все виды использования языка.
Поскольку структура дискурса предполагает наличие двух коренным образом противопоставленных ролей — говорящего и адресата, постольку сам процесс языкового общения может рассматриваться в этих двух перспективах. Моделирование процессов построения (порождения, синтеза) дискурса — не то же самое, что моделирование процессов понимания (анализа) дискурса. В науке о дискурсе выделяются две различные группы работ — те, которые исследуют построение дискурса (например, выбор лексического средства при назывании некоторого объекта), и те, которые исследуют понимание дискурса адресатом (например, вопрос о том, как слушающий понимает редуцированные лексические средства типа местоимения ‘он’ и соотносит их с теми или иными объектами).
Кроме того, есть еще третья перспектива — рассмотрение процесса языкового общения с позиций самого текста, возникающего в процессе дискурса (например, местоимения в тексте можно рассматривать безотносительно к процессам их порождения говорящим и понимания адресатом, просто как структурные сущности, находящиеся в некоторых отношениях с другими частями текста).
Междисциплинарное направление, изучающее дискурс, а также соответствующий раздел лингвистики называются одинаково — дискурс[ив] ным анализом (discourse analysis) или дискурс[ив] ными исследованиями (discourse studies).
Языковое взаимодействие на протяжении веков было предметом таких дисциплин, как риторика и ораторское искусство, а затем — стилистики и литературоведения. Как собственно научное направление, дискурсивный анализ сформировался лишь в последние десятилетия 20 в. Произошло это на фоне господствовавшей в лингвистике противоположно направленной тенденции — борьбы за «очищение» науки о языке от изучения речи. Французский лингвист Ф. де Соссюр считал, что истинный объект лингвистики — языковая система (в противоположность речи), американский языковед Н. Хомский призвал лингвистов изучать языковую «компетенцию» и абстрагироваться от вопросов употребления языка. В последнее время, однако, познавательные установки в науке о языке начинают меняться и набирает силу мнение, в соответствии с которым никакие языковые явления не могут быть адекватно поняты и описаны вне их употребления, без учета их дискурсивных аспектов. Поэтому дискурсивный анализ становится одним из центральных разделов лингвистики.
Психологические подходы к исследованию языка и речи
... как критический для усвоения ими родного языка. Психологи и лингвисты также неоднократно предпринимали попытки научить животных языку человека. Например, американские зоологи Кэти и Кейт Найес ... Эти функции обеспечивают обозначение и генерализацию воспринимаемой в процессе речевой деятельности информации. Расширенную классификацию функции речи предложил В.Н. Панферов. Он выделяет номинативную ( ...
Дискурс, как и другие языковые сущности (морфемы, слова, предложения) устроен по определенным правилам, характерным для данного языка. Факт существования языковых правил и ограничений часто демонстрируется с помощью негативного материала — экспериментальных языковых образований, в которых правила или ограничения нарушаются. В качестве примера небольшого образца дискурса, в котором есть такие нарушения, рассмотрим рассказ Даниила Хармса «Встреча» из цикла «Случаи».
«Вот однажды один человек пошел на службу, да по дороге встретил другого человека, который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси. Вот собственно, и все».
«Погруженность в жизнь» этого текста, превращающая его в некоторый дискурс, заключается в том, что он предложен читателям в виде рассказа. Между тем ряд важных принципов построения рассказа, которые обычно не осознаются носителями языка, но которыми они хорошо владеют, в этой миниатюре Хармса нарушены (в порядке особого художественного приема, разумеется).
Во-первых, в нормальном рассказе должен быть фрагмент, который именуется кульминацией. В рассказе же Хармса есть только завязка, за которой сразу следует заключительная фраза (кода).
Во-вторых, адресат рассказа должен понимать, какова была коммуникативная цель рассказчика, для чего он рассказывал свой рассказ (для того, чтобы проиллюстрировать некоторую истину, или для того, чтобы сообщить интересную информацию и т.д.).
Ничего этого из рассказа Хармса не ясно. В-третьих, участники повествования обычно должны упоминаться многократно и выполнять некоторую последовательность действий; такие участники называются протагонистами рассказов. В данном случае рассказ завершается, едва только рассказчик успел ввести участников.
Принципы построения рассказа, нарушенные здесь, не являются абсолютно жесткими — напротив, это мягкие ограничения. Поэтому, когда они нарушаются, в результате возникает не непонятный текст, а комический эффект. Однако именно наличие комического эффекта показывает, что существуют некоторые глубинные принципы построения дискурса. Обнаружение этих принципов и составляет цель дискурсивного анализа.
1.3 Типология и структура дискурса
При изучении дискурса, как и любого естественного феномена, встает вопрос о классификации: какие типы и разновидности дискурса существуют. Самое главное разграничение в этой области — противопоставление устного и письменного дискурса. Это разграничение связано с каналом передачи информации: при устном дискурсе канал — акустический, при письменном — визуальный. Иногда различие между устной и письменной формами использования языка приравнивается к различию между дискурсом и текстом.
1.Основные понятия «коммуникация» и «информация». (тет 1)
... предметы материального наследия. Коммуникация-это продукт психологической деятельности. Условие: говорить на одном интеллектуальном и социальном языке. 1920 Сорокин «Общество – это совокупность взаимодействующих людей» Информация делится на два ...
Несмотря на то, что в течение многих веков письменный язык пользовался большим престижем, чем устный, совершенно ясно, что устный дискурс — это исходная, фундаментальная форма существования языка, а письменный дискурс является производным от устного. Большинство человеческих языков и по сей день являются бесписьменными, т.е. существуют только в устной форме. После того как лингвисты в 19 в. признали приоритет устного языка, еще в течение долгого времени не осознавалось то обстоятельство, что письменный язык и транскрипция устного языка — не одно и то же. Лингвисты первой половины 20 в. нередко считали, что изучают устный язык (в положенном на бумагу виде), а в действительности анализировали лишь письменную форму языка. Реальное сопоставление устного и письменного дискурса как альтернативных форм существования языка началось лишь в 1970-е годы.
Различие в канале передачи информации имеет принципиально важные последствия для процессов устного и письменного дискурса (эти последствия исследованы У. Чейфом).
Во-первых, в устном дискурсе порождение и понимание происходят синхронизированно, а в письменном — нет. При этом скорость письма более чем в 10 раз ниже скорости устной речи, а скорость чтения несколько выше скорости устной речи. В результате при устном дискурсе имеет место явление фрагментации: речь порождается толчками, квантами — так называемыми интонационными единицами, которые отделены друг от друга паузами, имеют относительно завершенный интонационный контур и обычно совпадают с простыми предикациями, или клаузами (clause).
При письменном же дискурсе происходит интеграция предикаций в сложные предложения и прочие синтаксические конструкции и объединения. Второе принципиальное различие, связанное с разницей в канале передачи информации, — наличие контакта между говорящим и адресатом во времени и пространстве: при письменном дискурсе такого контакта в норме нет (поэтому люди и прибегают к письму).
В результате при устном дискурсе имеет место вовлечение говорящего и адресата в ситуацию, что отражается в употреблении местоимений первого и второго лица, указаний на мыслительные процессы и эмоции говорящего и адресата, использование жестов и других невербальных средств и т.д. При письменном же дискурсе, напротив, происходит отстранение говорящего и адресата от описываемой в дискурсе информации, что, в частности, выражается в более частом употреблении пассивного залога. Например, при описании научного эксперимента автор статьи скорее напишет фразу «Это явление наблюдалось только один раз», а при устном описании того же эксперимента с большей вероятностью может сказать «Я наблюдал это явление только один раз».
Несколько тысячелетий назад письменная форма языка возникла как способ преодолеть расстояние между говорящим и адресатом — расстояние как пространственное, так и временное. Такое преодоление стало возможно лишь при помощи особого технологического изобретения — создания физического носителя информации: глиняной дощечки, папируса, бересты и т.д. Дальнейшее развитие технологии привело к появлению более сложного репертуара форм языка и дискурса — таких, как печатный дискурс, телефонный разговор, радиопередача, общение при помощи пейджера и автоответчика, переписка по электронной почте. Все эти разновидности дискурса выделяются на основе типа носителя информации и имеют свои особенности. Общение по электронной почте представляет особый интерес как феномен, возникший около 15 лет назад, получивший за это время огромное распространение и представляющий собой нечто среднее между устным и письменным дискурсом. Подобно письменному дискурсу, электронный дискурс использует графический способ фиксации информации, но подобно устному дискурсу он отличается мимолетностью и неформальностью. Еще более чистым примером соединения особенностей устного и письменного дискурса является общение в режиме Talk (или Chat), при котором два собеседника «разговаривают» через компьютерную сеть: на одной половине экрана участник диалога пишет свой текст, а на другой половине может видеть побуквенно появляющийся текст своего собеседника. Исследование особенностей электронной коммуникации является одной из активно развивающихся областей современного дискурсивного анализа.
Дискурс как объект прагмалингвистики
... информации информативным становится само поведение партнера по речевой коммуникации [Клюев, 1998]. В диалогическом дискурсе отражены также такие особенности коммуникации, ... Сигнификат Интерпретатор Денотат Схема 1. Семиотическая модель Ч. Морриса Современная риторика пользуется идеей ... слияния научных знаний с языковыми, усовершенствование языка общения, рекомендации речедеятелям, создание предпосылок ...
Помимо двух фундаментальных разновидностей дискурса — устной и письменной — следует упомянуть еще одну: мысленную. Человек может пользоваться языком, не производя при этом ни акустических, ни графических следов языковой деятельности. В этом случае язык также используется коммуникативно, но одно и то же лицо является и говорящим, и адресатом. В силу отсутствия легко наблюдаемых проявлений мысленный дискурс исследован гораздо меньше, чем устный и письменный. Одно из наиболее известных исследований мысленного дискурса, или, в традиционной терминологии, внутренней речи принадлежит Л.С. Выготскому.
Более частные различия между разновидностями дискурса описываются с помощью понятия жанра. Это понятие первоначально использовалось в литературоведении для различения таких видов литературных произведений, как, например, новелла, эссе, повесть, роман и т.д. М.М. Бахтин и ряд других исследователей предложили более широкое понимание термина «жанр», распространяющееся не только на литературные, но и на другие речевые произведения. В настоящее время понятие жанра используется в дискурсивном анализе достаточно широко.
Исчерпывающей классификации жанров не существует, но в качестве примеров можно назвать бытовой диалог (беседу), рассказ (нарратив), инструкцию по использованию прибора, интервью, репортаж, доклад, политическое выступление, проповедь, стихотворение, роман. Жанры обладают некоторыми достаточно устойчивыми характеристиками. Например, рассказ, во-первых, должен иметь стандартную композицию (завязка, кульминация, развязка) и, во-вторых, обладает некоторыми языковыми особенностями: рассказ содержит каркас из упорядоченных во времени событий, которые описываются однотипными грамматическими формами (например, глаголами в прошедшем времени) и между которыми есть связующие элементы (типа союза потом).
Проблемы языковой специфики жанров разработаны пока недостаточно. В исследовании американского лингвиста Дж. Байбера было показано, что для многих жанров выделить устойчивые формальные характеристики весьма затруднительно. Байбер предложил рассматривать жанры как культурные концепты, лишенные устойчивых языковых характеристик, и дополнительно выделять типы дискурса на основе эмпирически наблюдаемых и количественно измеримых параметров — таких, как использование форм прошедшего времени, использование причастий, использование личных местоимений и т.п.
Дискурс-модель харизматического лидера
... интерес к изучению таких явлений, как "харизма", "харизматический лидер", "дискурс", "дискурс-модель", "дискурс-категории". Актуальность исследования этих понятий объясняется, в первую очередь, тем, что ... также цель и задачи работы. Объектом исследования является пространство публичных коммуникаций, предметом – речевое функционирование харизматического лидера в пространстве политической реальности ...
Следует различать разные уровни структуры — макроструктуру, или глобальную структуру, и микроструктуру, или локальную структуру.
Микроструктура дискурса — это членение дискурса на минимальные составляющие, которые относят к дискурсивному уровню. В большинстве современных подходов такими минимальными единицами считаются предикации, или клаузы (клауза — несамостоятельное предложение, входящее в состав другого предложения).
В устном дискурсе эта идея подтверждается близостью большинства интонационных единиц к клаузам. Дискурс, таким образом, представляет собой цепочку клауз. В психолингвистических экспериментах по воспроизведению ранее полученной вербальной информации обычно выясняется, что распределение информации по клаузам относительно неизменно, а объединение клауз в сложные предложения чрезвычайно изменчиво. Поэтому понятие предложения оказывается для структуры дискурса менее значимым, чем понятие клаузы.
Макроструктура дискурса — это членение на крупные составляющие: эпизоды в рассказе, абзацы в газетной статье, группы реплик в устном диалоге и т.д. Между крупными фрагментами дискурса наблюдаются границы, которые помечаются относительно более длинными паузами (в устном дискурсе), графическим выделением (в письменном дискурсе), специальными лексическими средствами (такими служебными словами или словосочетаниями, как а, так, наконец, что касается и т.п.).
Внутри крупных фрагментов дискурса наблюдается единство — тематическое, референциальное (т.е. единство участников описываемых ситуаций), событийное, временное, пространственное и т.д. Различными исследованиями, связанными с макроструктурой дискурса, занимались Е.В. Падучева, Т. ван Дейк, Т. Гивон, Э. Шеглофф, А.Н. Баранов и Г.Е. Крейдлин и др.
Специфическое понимание термина «макроструктура» представлено в трудах известного нидерландского исследователя дискурса Т. ван Дейка, способствовавшего созданию лингвистики текста и впоследствии дискурсивного анализа как научных дисциплин. Согласно ван Дейку, макроструктура — это обобщенное описание основного содержания дискурса, которое адресат строит в процессе понимания. Макроструктура представляет собой последовательность макропропозиций, т.е. пропозиций, выводимых из пропозиций исходного дискурса по определенным правилам (так называемым макроправилам).
К числу таких правил относятся правила сокращения (несущественной информации), обобщения (двух или более однотипных пропозиций) и построения (т.е. комбинации нескольких пропозиций в одну).
Макроструктура строится таким образом, чтобы представлять собой полноценный текст.
Макроправила применяются рекурсивно (многократно), поэтому существует несколько уровней макроструктуры по степени обобщения. Фактически макроструктура по ван Дейку в других терминах называется рефератом или резюме. Последовательно применяя макроправила, теоретически можно построить формальный переход от любого исходного текста к реферату, состоящему из нескольких предложений. Макроструктуры соответствуют структурам долговременной памяти — они суммируют информацию, которая удерживается в течение достаточно длительного времени в памяти людей, услышавших или прочитавших некоторый дискурс. Построение макроструктур слушающими или читающими — это одна из разновидностей так называемых стратегий понимания дискурса. Понятие стратегии пришло на смену идее жестких правил и алгоритмов и является базовым в концепции ван Дейка. Стратегия — способ достижения цели, который является достаточно гибким, чтобы можно было скомбинировать несколько стратегий одновременно.
Помимо «макроструктуры» ван Дейк выделяет также понятие суперструктуры — стандартной схемы, по которой строятся конкретные дискурсы. В отличие от макроструктуры, суперструктура связана не с содержанием конкретного дискурса, а с его жанром. Так, нарративный дискурс, согласно У. Лабову, стандартно строится по следующей схеме: краткое содержание — ориентация — осложнение — оценка — разрешение — кода. Такого типа структуры часто именуют нарративными схемами. Другие жанры дискурса также имеют характерные суперструктуры, но изучены гораздо хуже.
Многочисленные публикации ван Дейка сделали термин «макроструктура» чрезвычайно популярным — но, парадоксальным образом, скорее в том значении, для которого он сам предлагал термин «суперструктура»; последний же сколь-нибудь широкого распространения не получил.
Еще один важный аспект глобальной структуры дискурса был отмечен американским психологом Ф. Бартлеттом в книге «Память» (Remembering, 1932).
Бартлетт обнаружил, что при вербализации прошлого опыта люди регулярно пользуются стереотипными представлениями о действительности. Такие стереотипные фоновые знания Бартлетт называл схемами. Например, схема квартиры включает знания о кухне, ванной, прихожей, окнах и т.п. Характерная схема поездки на дачу может включать такие компоненты, как «прибытие на вокзал’, ‘покупка билета на электричку» и т.д.
Наличие схематических представлений, разделяемых языковым сообществом, решающим образом влияет на форму порождаемого дискурса. Это явление было заново «открыто» в 1970-е годы, когда появился целый ряд альтернативных, но весьма близких по смыслу терминов. Так, американские специалисты в области искусственного интеллекта предложили термины «фрейм» (М. Минский) и «скрипт» (Р. Шенк и Р. Абельсон).
«Фрейм» в большей степени относится к статическим структурам (типа модели квартиры), а «скрипт» — к динамическим (типа поездки на дачу или посещения ресторана), хотя сам Минский предлагал использовать термин «фрейм» и для динамических стереотипных структур. Английские психологи А. Сэнфорд и С. Гаррод пользовались понятием «сценарий» (scenario), очень близким по смыслу к термину «скрипт». Очень часто никакого различия между понятиями «скрипт» и «сценарий» не проводится; при этом в русском языке используется обычно второй термин.
Следует заметить, что еще до М. Минского термин «фрейм», а также производные термины «фрейминг» и «рефрейминг» использовались Э. Гоффманом и его последователями в социологии и социальной психологии для обозначения различных способов видения общественно значимых проблем, а также средств, используемых для поддержания того или иного видения.
Вопросы структуры дискурса интегрируются с вопросами о его связности. Различают глобальную и локальную связность. Глобальная связность дискурса обеспечивается единством темы (иногда используется также термин «топик») дискурса. В отличие от темы предикации, как правило ассоциируемой с некоторой именной группой или обозначаемым ею предметом (референтом), тема дискурса обычно понимается либо как пропозиция (понятийный образ некоторого положения дел), либо как некоторый конгломерат информации. Тема обычно определяется как то, о чем идет речь в данном дискурсе. Локальная связность дискурса — отношения между минимальными дискурсивными единицами и их частями. Американский лингвист Т. Гивон выделяет четыре типа локальной связности (особенно характерных для нарративного дискурса): референциальную (тождество участников), пространственную, временную и событийную. Событийная связность, фактически, является предметом исследования в теории риторической структуры. Впрочем, эта теория предлагает единый подход и к локальной, и к глобальной связности.
2. Характеристика моделей коммуникации
2.1 Информационно-кодовая модель коммуникации
Ярким примером теоретического подхода, отдающего приоритет информации, стала кодовая модель коммуникации. Свою реализацию она обрела в кибернетической схеме Шеннона и Уивера:
Рисунок 2.1. Кибернетическая схема Шеннона и Уивера кодовой модели коммуникации
Эта модель демонстрирует возможность воспроизведения информации на другом конце цепочки благодаря процессу коммуникации, осуществляемому посредством преобразования сообщения, неспособного самостоятельно преодолеть расстояние, в сигналы кода, которые можно транслировать. Шум и помехи в канале связи могут исказить сигнал и даже перекрыть его. Если канал чист, успех коммуникации в основном зависит от эффективности работы (де) кодирующих устройств и идентичности кода на вводе и выводе.
Адаптированная для представления человеческой речевой коммуникации информационно-кодовая модель остается в принципе той же: говорящий («отправитель») и слушающий («получатель») оба обладают языковыми (де) кодирующими устройствами и «процессорами», перерабатывающими и хранящими мысль или «информацию». В устной речи «сигнал» акустический, а «канал связи» — любая физическая среда, проводящая звуковые волны. Такой взгляд на речевую коммуникацию основан на двух тезисах: во-первых, каждый национальный язык (хинди, английский, русский и т.п.) является кодом; а во-вторых, эти коды соотносят мысли и звуки.
Кибернетическая модель возникла в годы революционного развития телекоммуникационных технологий, но два основополагающих тезиса, на которых она держится, имеют куда более долгую историю в науке о языке. Эти идеи можно найти у Аристотеля, авторов грамматики Пор-Рояля и др. Точка зрения на языковую коммуникацию как (де) кодирование мыслей в звуках так глубоко укоренилась в западной культуре — «entrenched in Western culture», что стало просто невозможно относиться к ней как гипотезе, метафоре, а не как к абсолютному факту. Для иллюстрации один пример: «The speaker’s message is encoded in the form of a phonetic representation of an utterance by means of the system of linguistic rules with which the speaker is equipped. This encoding then becomes a signal to the speaker’s articulatory organs…». И все же кодовая модель остается именно гипотезой с хорошо известными преимуществами и не столь хорошо известными недостатками.
По мнению многих авторов, утверждению данного взгляда на язык способствовал рост авторитета семиологического или семиотического подхода, экстраполирующего кодовую модель вербальной коммуникации на прочие формы коммуникации. Цветан Тодоров видит истоки этой традиции в трудах Св. Августина, который вопросы грамматики, риторики, логики и герменевтики рассматривал в единой теории знаков. Данный подход воплотился в некоторых психологических течениях. Распространение кодовой модели в антропологии, филологии, социологии и других социальных науках стало воистину «общим местом», по крайней мере, в Европе и Северной Америке.
Если принять точку зрения на язык как на код, то знаковой основой определенного языка должно быть соответствие фонетических репрезентаций семантическим, что большей частью сделано в генеративных грамматиках, но между этими семантическими репрезентациями и «мыслями» или смыслами, передаваемыми высказываниями в процессе общения, «дистанции огромного размера». Кроме того, кодовая модель ограничивает сообщения только теми мыслями, которые говорящий излагает намеренно. Многие исследователи предлагают различать «коммуникативный материал» или то, что сообщается намеренно, в соответствии с интенцией автора, и «информативный материал» — то, что может быть воспринято независимо от того, хотел ли этого говорящий или нет.
Кодовая модель может быть кратко описана следующим образом: роли участников — отправитель и получатель, сообщение содержит информацию о положении дел или «мысль» говорящего, которую он намеренно передает слушающему; они оба владеют кодом (знаковой системой языка), конвенционально соотносящим звуки и значения. Эта модель покоится на фундаменте примитивной интерсубъективности: цель коммуникации — общая мысль или, точнее, сообщение (shared message); процесс достижения этой цели основан на существовании общего кода (shared code).
И то, и другое предполагает большую роль коллективного опыта: идентичных языковых знаний, предшествующих коммуникации.
И как научная метафора, «языковая игра», и как теория кодовая модель коммуникации принадлежит старой «онтологии Ньютона». Ее эвристическая ценность ограничена семиотическими подходами к изучению языка, а ее слабости более всего сказываются на семантико-прагматическом уровне.
2.2 Инференционная модель коммуникации
Проблемы семантико-прагматического характера, обнаружив неадекватность кодовой модели, стимулировали разработку инференционной модели коммуникации, идейным отцом которой стал Герберт Пол Грайс.
В этой модели и участники коммуникации, и само сообщение получают несколько иной статус. Интерсубъективность и здесь играет главную роль, но уже в другом качестве. В отличие от кодовой модели, где участники, сообщение и сигнал связаны по сути симметричным отношением кодирования и декодирования, инференционная модель в качестве своего функционального основания использует принцип выводимости знания. Если в кодовой модели говорящий намеренно отправляет слушающему некоторую мысль, то в инференционной модели говорящий S, вкладывая свой смысл, т. e. то, что он «имеет в виду», в высказывание х, трижды демонстрирует свои интенции: (i1) он намерен произнесением х вызвать определенную реакцию r в аудитории A; (i2) он хочет, чтобы А распознала его намерение i1, а также (i3) чтобы это распознание намерения i1, со стороны А явилось основанием или частичным основанием для реакции r. Присутствие этих трех интенций необходимо, чтобы кто-то стал «говорящим», а их выполнение необходимо для успеха коммуникации. Но функционально единственно необходимой оказывается только i2.
Инициирует процесс общения не желание человека передать «мысль» или информацию, а его желание сделать свои интенции понятными другим. Речевые средства для выражения намерений — это высказывания. Их содержание не ограничено (в отличие от кодовой модели) репрезентативными сообщениями о положении дел, они могут выражать, например, эмоции. Интенции сами по себе совсем не пропозициональны, по своей природе они сродни установкам или мотивам. Но содержание высказываний или сообщение (message) пропозиционально. Интенции определяют, как должно пониматься данное пропозициональное содержание. Хотя не надо забывать, что инференционная модель коммуникации рассматривает и те случаи, когда в сообщении нет никакого пропозиционального «смысла» и оно вообще не использует «кода».
Вследствие того, что большинство исследователей исходит из монадного представления коммуникации (как, впрочем, и всего социального), естественным оказывается стремление к единой модели коммуникации. Кодовая модель укоренилась в научном и обыденном сознании. Инференционная модель появилась не так давно, но хорошо воспринимается на уровне «здравого смысла». В этой ситуации трудно устоять перед соблазном считать новую модель развитием старой, а не принципиально иным альтернативным подходом.
Так и случилось с логикой общения Грайса: многие представители прагматической лингвистики и философии языка, часто неосознанно, подводили его инференционную модель под привычный кодовый шаблон. Вот как мотивировал это Дж. Сёрль: «This account of meaning does not show the connection between one’s meaning something by what one says, and what that which one says actually means in the language».
Пытаясь показать взаимосвязь между субъективным смыслом говорящего и языковым значением, Сёрль фактически ограничил принципы Грайса сферой «буквального значения», которое он определяет через интенции говорящего (отнюдь не в духе феноменологии), включая намерение говорящего, чтобы его интенции были распознаны, но добавляет: говорящий должен стремиться к тому, чтобы слушающий узнал его интенции «in virtue of his knowledge of the rules for the sentence uttered», т. e. исходя из правил определенного кода. Такое решение сводит все значение инференционной модели к дополнению кодовой с небольшой добавкой о том, что в общении людей декодированию подлежит намерение говорящего, чтобы его высказывание было понято определенным образом.
Грайс же исходит из предположения о том, что коммуникация возможна при наличии любого способа распознать интенции (это опять-таки из области здравого смысла).
Если следовать его логике, то должны быть случаи коммуникации исключительно инференционной, без (де) кодирования. И такие случаи есть. Пол, например, спрашивает Линду о том, как она себя чувствует, она вместо вербального ответа показывает ему коробку с аспирином. Ее ответ не содержит кода: нет правила или конвенции, стабильно соотносящих это действие со значением «плохо себя чувствовать». Тем не менее Пол успешно распознает ее намерение. Дж. Сёрль не отрицает возможности инференционной коммуникации, но все же настаивает, что такие случаи, не использующие кода, редки, маргинальны, и человеческое вербальное общение фактически всегда опосредовано кодом. Преимущественным способом коммуникации был и остается вербально-кодовый, но уже само по себе существование таких «необычных» примеров выявляет слабости кодовой модели: «They may be unimportant as examples of human interaction, but they are important as evidence for or against theories».
Существует также «сильная» версия инференционной теории, сводящая все кодовые механизмы к инференционным, выводным. Код в этом случае трактуется как набор конвенций, общий для говорящих и слушающих, которые выводят сообщение из знания конвенций, сигнала и контекста. Этот подход хорош для анализа условных символов, но его ограниченность проявляется, как только в фокусе оказывается живой язык: языковые репрезентации не всегда концептуальны, а отношения между ними не всегда основаны на выводимости.
Видимо, речь идет о различных, порой пересекающихся и дополняющих друг друга процессах — кодировании / декодировании и инференции. Поэтому ни информационно-кодовая, ни инференционная модель, отдельно взятые, не могут объяснить феномена языкового общения. Еще больше вреда приносит абсолютизация любого из подходов. Традиционно в данной модели само понятие инференция определяется скорее логически, чем психологически, отсюда — досадное завышение роли дедукции и прочие нелепые, но закономерные несоответствия современным когнитивно-психологическим представлениям.
Говоря об изменении смысла понятия интерсубъективность в рамках инференционной модели, необходимо эксплицировать роль инференционных правил (например, постулатов коммуникативного сотрудничества по Грайсу и максим вежливости) в роли важнейшего компонента «общих знаний» (shared knowledge) наряду с правилами языкового кода. Качественно новым оказался выход интерсубъективности — «главного принципа коммуникации» за пределы языка, в сторону правил поведения, не обладающих алгоритмической природой языкового кода, но способных генерировать смыслы, в частности, в случае их невыполнения, «обманутого ожидания».
2.3 Интеракционная модель коммуникации
Интеракционная модель коммуникации в соответствии со своим наименованием в качестве главного принципа выдвигает взаимодействие, помещенное в социально-культурные условия ситуации. Не языковые структуры кода, а коммуникативно обусловленная социальная практика объясняет природу (транс) формации смыслов в общении.
Данная модель помещает в центр внимания аспекты коммуникации как поведения (не в традиции бихевиоризма), и не только интенционального. Общение может состояться независимо от того, намерен ли «говорящий» это сделать, а также независимо от того, рассчитано ли данное высказывание на восприятие «слушающим». Коммуникация происходит не как трансляция информации и манифестация намерения, а как демонстрация смыслов, отнюдь не обязательно предназначенных для распознавания и интерпретации реципиентом. Практически любая форма поведения — действие, бездействие, речь, молчание в определенной ситуации может оказаться коммуникативно значимой: «Behavior has no opposite. In other words, there is no such thing as nonbehavior or, to put it even more simply: one cannot not behave. Now, if it is accepted that all behavior in an interactional situation has message value, i. e. is communication, it follows that no matter how one may try, one cannot not communicate». Внезапное покраснение лица (неосознанное и неинтенциональное) интерпретируется (психологически-инференционно, на основании прошлого опыта и социально-культурных конвенций) и обретает ситуативный смысл.
Следовательно, пока человек находится в ситуации общения и может быть наблюдаем другим человеком, он демонстрирует смыслы, хочет он этого или нет. При этом важную роль играет активность воспринимающего Другого: без соучастия коммуникантов в едином процессе демонстрации смыслов и особенно их интерпретации не могло бы быть ни общения, ни совместной деятельности. Можно добавить, что эта интерпретация смыслов происходит в процессе постоянных «переговоров», гибкой диалектики коллективного осмысления социальной действительности на пути к достижению интерсубъективности, трактуемой как психологическое или феноменологическое переживание общности интересов, действий и т.п. Эта общность не является постоянной, она всегда «движется», и часть коммуникативной «работы» всегда направлена на ее воспроизводство, достижение и поддержание в каждом новом акте общения.
Э. Гоффман различал информацию, сообщаемую преднамеренно (information given), и информацию, сообщаемую непреднамеренно (information given-off).
Если участием в коммуникативном процессе первый тип информации обязан прежде всего говорящему, который отбирает эти смыслы, придает им форму и излагает их в соответствии со своими интенциями; то информация второго типа оказывается в долгу у реципиента, а именно его восприимчивости, избирательности и способности к интерпретации. Как раз интерпретация становится в интеракционной модели критерием успешности и главным предназначением коммуникации в отличие от распространенного представления ее основной функции как «достижения взаимного понимания». Это разительно меняет статус коммуникантов. Этим обусловлена и асимметрия модели: порождение смыслов и их интерпретация отличаются как по способам осуществления этих операций, так и по типам участвующих в них форм когниции, перцепции и даже аффекта. Идея зеркального подобия процедур преобразования сообщения на вводе и выводе не работает: реципиент может вывести смыслы, отличные от задуманных говорящим, что в жизни встречается не так уж редко.
Интеракционная модель предполагает сильную ситуативную привязанность, что может выражаться в учете невербальных аспектов коммуникации и деятельности в целом, в использовании широкого социально-культурного контекста. И в том, и в другом случае исследователь имеет дело с «фоновыми знаниями», конвенциональными по своей природе, но далекими от уровня алгоритмизации языкового кода. Зависимость от кода в интеракционной модели меньше, но роль общих значений остается высокой, хотя здесь и происходит перенос приоритета от конвенций языковых к социокультурным.
Из трех моделей коммуникации интеракционная в большей мере соответствует дискурсивной онтологии, правда, лишь в том случае, если поведение понимать широко и признать приоритет коммуникации по отношению к информации.
2.4 От информации к коммуникации
Существует два общетеоретических подхода к проблемам информации и коммуникации.
Первый в паре родственных понятий отводит главную роль информации, так как именно последняя служит формой репрезентации действительности, объективного мира, где локализован опыт человека. Информация замещает мир вещей, вследствие чего сама приобретает некоторую «вещественность», становится сущностью, ценность которой возрастает по мере того, как она позволяет индивидам когнитивно испытать, освоить действительность и затем реорганизовать опыт. При таком подходе коммуникация выступает как процесс оформления, своего рода «ратификации» репрезентаций в качестве информации и — более всего — как процесс, обеспечивающий ее трансляцию между индивидами. С этой точки зрения коммуникацию можно оценивать по критериям эффективности и надежности. Она рассматривается как инструмент для «наклейки ярлычков» на объекты внешнего мира, для обеспечения доступа индивидов к информации и осуществления ими своих прав владеть и распоряжаться ею, в том числе обмениваться (что ярко воплотилось в кодовой модели).
Информация получает приоритет благодаря подразумеваемому предположению о ее способности когнитивно запечатлеть реальный мир.
Это предположение дискутируется вторым подходом, отдающим пальму первенства коммуникации, где она рассматривается как конститутивный фактор поведения и деятельности людей, а не как простой обменный процесс между переработчиками информации. Под таким углом зрения «известные» или «очевидные» свойства действительности становятся таковыми лишь благодаря коммуникативному действию. Это в свою очередь подразумевает, что информационные средства — не просто репрезентации мира out there или атрибуты «работы, которую сообщение позволяет выполнить получателю», а неотъемлемая часть общения. Их значимость находится не в отношении к объективируемой действительности, а в отношении к другим информационным средствам. Информационные средства — идеологически окрашенные, в широком смысле, дискурсивные реализации — играют конститутивную роль в коммуникации, создавая иллюзию единственного познаваемого мира (если их рассматривать как его прямые репрезентации) и способствуют познанию предположительно независимой от самого общения действительности. Будучи продуктом коммуникации, информационные средства отображают ее социальную организацию.
Различия между двумя подходами — это не просто вопрос теоретического спора об отличиях двух разных течений. От того, по какому пути пойти, зависит вся концептуализация природы человеческого опыта, а также его адаптивной, преобразующей направленности.
Первый путь сосредоточивается на роли информации относительно поведения людей (подобно им — социальных институтов, групп, организаций и обществ), которые рассматриваются как автономные, самодостаточные, рациональные производители, получатели и переработчики информации (при этом информационные инновации создают предпосылки для еще большей автономности и рациональности).
Главная опытная деятельность «Я» считается когнитивной, в картезианском смысле. Приоритет когнитивного в опыте человека и социума придает освоению информации во благо (по) знающего «Я» статус нравственной ценности и прогрессивности.
Второй путь подвергает сомнению тезис о примате (по) знающего «Я» и привилегированной роли информации. Коммуникация рассматривается не как механический процесс обмена сообщениями, а как феноменологическое пространство, где опыт наполняется значением и смыслом, приобретает структуру, связность и цельность. Коммуникативность помещается где-то в пересечении социального и психологического, неизбежно оставаясь в рамках постоянно меняющихся биологических и физических условий деятельности, накладывающих свои собственные ограничения. «Язык-речь» предстает «как двуединый процесс отражения-коммуникации». В интеракции посредством дискурсивных действий производятся и воспроизводятся социальные институты и культурные схемы, системы ценностей, формируются человеческие сообщества и социальные аспекты личностей.
Чтобы с таких позиций объяснить качественные характеристики человека, института и непосредственного опыта, необходимо уделить больше внимания смычке социального и психологического в коммуникативном действии.
Это возвращает данное рассуждение к анализу соотношения категорий личность и поведение. Поведение в русле методологии первой парадигмы предполагает одностороннюю агентивность. Следуя этой логике, пришлось бы очень узко рассматривать поведение как информацию, содержащую указания (индексы) на мнения, верования, желания, компетенции индивида, т. e. внутренний мир личности. Если же поведение трактовать широко — как коммуникативно обусловленную практику в контексте из социальных условий, ограничений и возможностей (соответственно второму подходу), тогда то, что считалось поведением индивида, следует признать коллективной смыслообразующей деятельностью, где постоянно реализуются различные стороны «Я», образы себя и других. «Я» все больше рассматривается как конституируемая внутри процесса общения сущность, как органическая часть взаимодействия людей.
Другим важным вопросом стала проблема соотношения деятельности и общения, предстающих как взаимосвязанные, «относительно самостоятельные, но не равноценные стороны единого процесса жизни». Общение рассматривается то как своеобразная форма деятельности, то как определенная ее сторона, то как ее дериват, т. e. функционально, структурно и генетически.
Главная методологическая опасность кроется не в том, что сегодня «нет сферы человеческой деятельности, которая не могла бы быть рассмотрена сквозь призму общения», а в том, что «общение… все более кристаллизуется в самостоятельную деятельность». Таким образом, общение рассматривается как самостоятельная деятельность, протекающая на фоне или даже вне какой-либо другой (подразумевается: предметной) деятельности, обслуживая последнюю и копируя ее своим отношением к человеку как объекту или вещи. Не в последнюю очередь такой взгляд на общение в отечественной науке был сформирован благодаря вульгарно-материалистическому пониманию общества, отводившему языку роль надстроечной сущности, определяемой процессом предметной, базисной деятельности.
Такое представление речевой коммуникации часто приводит к прямому переносу категорий действия на языковое общение, что только укрепляет метафору языка-инструмента — того, чем говорящий субъект «пользуется», воздействуя на слушающего, т. e. на объект.
Представители первого подхода фактически скатываются к онтологизации субъектно-объектных отношений. Второй подход отстаивает тезис о межсубъектности общения (в рамках отношения «субъект — субъект») и необходимости разработки многоуровневых моделей взамен одноуровневых. Общение осознается и конституируется каждым его участником в качестве субъекта.
Первая парадигма явно недооценивает интерактивную природу общения, феноменологически принимаемого в качестве «одного из основных критериев описания деятельности», межсубъектность коммуникации. Вторая парадигма видит сущность общения не в одностороннем воздействии говорящего на слушающего, а в сложном коммуникативном взаимодействии двух субъектов: общение — «это не сложение… параллельно развивающихся (симметричных) деятельностей, а именно взаимодействие субъектов», возможно, по поводу каких-то объектов «внешней» действительности. При концептуализации социального многие (вслед за Т. Парсонсом) допускают ошибку, абсолютизируя действие. Единицей анализа все же должна быть интеракция. Нельзя идти от индивидуальных действий к интеракции: она никогда не бывает простой суммой отдельных действий. Интеракция находится в центре внимания второго подхода к языку и речи, где «слово является двусторонним актом».
Очевидно, что первый подход идейно близок к традиционной онтологии, он фактически вырос в ее недрах, в то время как второй подход — это шаг в сторону утверждения дискурсивной онтологии. Модели коммуникации не случайно рассматривались в таком порядке: кодовая, инференционная и интеракционная. Это не только соответствует хронологии их появления на свет, но отражает динамику движения от первого подхода ко второму, от старой, механистической онтологии к новой, дискурсивной.
Выбор первого подхода оправдан и совершенно адекватен в рамках изучения языка в узком смысле. Второй подход очевидно предпочтительнее первого в исследованиях речевой коммуникации, особенно в традициях интерпретативного, качественного анализа.
3. Анализ дискурса на примере чат-коммуникации
Любой текст представляет собой дискурс, направленный на формирование определенной картины мира. Дискурс чат-коммуникации — особый, новый тип текста, отражающий картину мира человека, погруженного в виртуальную реальность чата.
Специфика дискурса чат-коммуникации предполагает особую среду протекания коммуникативного процесса, отличающуюся от среды коммуникации в реальности. Интернет как техническое средство коммуникации влияет на специфику протекания времени и создание нового пространства. Хронотоп, представляя собой «взаимосвязь временных и пространственных отношений», является одной из составляющих частей картины мира.
Исследователи, описывая компьютерную коммуникацию, отмечают такую особенность пространственно-временных характеристик, как двойственность хронотопа. Это качество относится ко всем жанрам электронной коммуникации в режимах on-line (ICQ, чат) и off-line (e-mail, форум, конференция).
На мой взгляд, в чате эта особенность хронотопа проявляется наиболее ярко. Двойственность пространственного параметра выражена в наличии, с одной стороны, реального, физического места адресата и отправителя (которое не совпадает), и с другой — виртуального, общего для коммуникантов пространства. Пользователи могут находиться в разных концах земного шара и «встречаться» в общем виртуальном пространстве чата. Общность топоса роднит виртуальную коммуникацию с устным непосредственным общением, а письменный характер коммуникации — с дискурсом письма.
Особенностью временного параметра является наличие реального и общего для чат-коммуникантов времени. Спонтанность, непосредственность общения отличает чат-коммуникацию от других письменных дискурсов, где коммуникация происходит опосредованно, в режиме off-line. Схожесть временных характеристик сближает чат-коммуникацию с коммуникацией в ICQ.
Виртуальный характер чат-коммуникации дает возможность чаттерам самим моделировать пространственно-временные отношения с помощью игры. Игра, надевание масок, выбор ролей принципиальны для чата, ведь создание новых миров — это также поиск новой субличности в виртуальном пространстве.
Итак, пространство раздваивается на общее, виртуальное и физическое, являющееся для каждого коммуниканта своим. Общее виртуальное пространство имитирует реальное. Один из способов имитации — создание пространственных границ, которые задает игровой фрейм. В качестве образцов могут выступать помещения ресторана, отеля, корабля, больницы и т.д.
Виртуальное пространство чата может продлеваться. Оно может быть не названо, но принципиально то, что абстрактное «не здесь» также ирреально, как и пространство чата.
15:36:04>SB> Старательно прячется в тень *косясь на биту*
:38:11>callissa> Asandra, ты куда ж так далеко за палкой ходила? (чат «Отель у Максима»)
В данном примере происходит перенос предмета (биты) в «это» виртуальное пространство из другого абстрактного, также виртуального. Коммуниканты стремятся выделить виртуальное пространство вообще, противопоставляя реальность и виртуальность как таковые.
Виртуальное пространство благодаря игровому началу чата-коммуникации может расширять свои границы за пределы чата.
Stormy Alice: Кот Мартовский ®, Твоя мартовская улыбка очеровывает, а твоя необичевость, притягивает! Муррррр
Кот Мартовский ®: Stormy Alice, а вы ее видели?Alice: Кот Мартовский ®, мне Лунный Ёжик рассказала…
Кот Мартовский ®: Stormy Alice, хм, а она видела?/Alice: Кот Мартовский ®, во сне…
Кот Мартовский ®: Stormy Alice, хм. в чьем? (чат «Отель у Максима»)
:57:24» marinka: НУ ТЫ ЗАБЫЛ?? В ПРОСТОКВАШИНО ВИДЕЛИСЬ:)))) (чат «Отель у Максима»)
В данных примерах виртуальность — это не просто свойство чат-коммуникации. Чаттеры моделируют виртуальный мир фантазии, выходящий за границы компьютерного виртуального пространства. Если следовать терминологии М.М. Бахтина, можно выделить большой и малый хронотопы виртуального мира. Малый, по аналогии с делением хронотопа жизни, это хронотоп чата с его очерченными границами, большой вмещает в себя безграничный виртуальный мир.
Физическое и виртуальное пространства не отделены четко друг от друга. За пределами виртуального пространства чата может начинаться реальное пространство. В следующих примерах коммуниканты сообщают о перемещениях из виртуального в реальное пространство. Граница между ними маркируется глаголами перемещения «уйти», «прийти», «свалить».
тинaтaки свалила напакурить (чат «Black café»)
17:09:51 ira2104: и зачем вы сюда пришли? Там [в реале] плохо чтоли?/
:10:31 путячий: ira2104, А я все ухожу когда иду курить («Психологический чат»)
Противопоставление реального и виртуального пространств часто фиксируется описанием физической реальности коммуникантов.
Солнечный_Зайчик: Кругом Враги: toot klassnye rybnye restoranchiki i my nashli horoshii tailandskii restaranchik, a yessho prosto skazochnye hvoinye lesa nedaleko ot okeana/
:57:16» Кругом Враги: Солнечный_Зай-чик: а где ты конкретно?
23:57:52» Солнечный_Зайчик: v San Diego:o), vernee v Carlsbad/Oceanside — eto prigorod (чат «Кулички»)
Временной параметр виртуального дискурса, в отличие от пространственного, не дает столько возможностей для обыгрывания. Реплики коммуникантов точно фиксируются общим временем, протекающим в чате параллельно реальному (чаттеры общаются в онлайновом режиме).
Так как чаттеры физически могут находиться в разных часовых поясах, их «физический» хронос в этом случае не совпадает.
15:32:00> callissa> Ariensa, добрый вечер!
:33:27> Ariensa> > callissa, приветик)))
:33:30> Ariensa> callissa)) а почему вечер?)) (чат «Кофейня»)
Несмотря на то, что пользователи находятся в общем пространстве, общее время чата не является для них важным параметром. Таким образом, временной параметр чата практически не влияет на картину мира чаттера.
Образы коммуникантов и картина мира чата, как уже было отмечено, коррелируют. Тематика чата может влиять на характер создаваемых образов. Наличие ник-нэйма дает возможность коммуниканту моделировать субличность. Традиционным элементом организации чата является краткая информация, где коммуникант сообщает данные о себе. Источником игры может также стать и намеренное искажение фактов (возраста, пола).
pofigor: Рыжая собака: ну где же ты пропал?
Рыжая собака: pofigor: а я девочка х:) и я не пропал а пропала:)
pofigor: Рыжая собака: он [Ааз] мальчик я смотрел его инфо (чат «Таверна»)
Моделируя образ, играя, чаттер задействован и в моделировании виртуального пространства. Так, в чате «Отель у Максима» существует разделение пространства на виртуальные помещения. Фрейм ресторана задает следующую коммуникативную ситуацию.
17:47:22» RodGeR наливает вино МартовскойКиске
:47:38» Мартовская Киска RodGeR: с наступающим))) (пьёт мелкими глотками вино) (чат «Отель у Максима»)
В процессе коммуникации иногда происходит «разоблачение» маски:
20:29:41» K-L-E-O: АББАТ: Он вот литературой интересуется, а я будущий журналист!!!
:30:01» АББАТ: K-L-E-O: Я бывший тележурналист..и что? (чат «Отель у Максима»)
uka to Кисуля: prosti skoka te
Кисуля to uka: чё реально 30??
uka to Кисуля: s taboi do etogo obshalsi moi brat
Кисуля to uka: когда это??
/uka to Кисуля: eto ne i skazal 30
Кисуля to uka: а кто по твоему? (чат «Иная реальность»)
В последнем примере коммуниканты настроены не на игру, а на знакомство. В данных коммуникативных актах нет даже раздвоения. Ник — только средство анонимности, он не обязывает его хозяина соответствовать той стратегии поведения, которую бы мог задать образ его вымышленного имени. В такой коммуникации существует общее пространство, но, акцентируя внимание на реальных фактах, коммуниканты не актуализируют его. Потенциал такого пространства не использован, оно остается незаполненным.
Дискурс чат-коммуникации иллюстрирует особую картину мира, специфика которой определяется, в том числе, хронотопом чата. Двойственность пространственных параметров отражает особые отношения виртуального и реального миров, которые фокусируются через субъекта-творца новых пространств. В хронотопе чата пространство является ведущим началом. Временные параметры не играют столь важной роли при моделировании картины мира чаттера. Пространство чата, по сути, ахронно.
Заключение
В ходе исследования получены следующие результаты.
. Дискурс в лингвистическом понимании представляет собой информацию, находящуюся в целенаправленном движении от отправителя к получателю с помощью средств коммуникаций.
. Существование дискурса немыслимо без наличия двух фундаментальных ролей: говорящего (автора) и адресата. Движение информации между этими двумя звеньями может изменяться с течением времени в зависимости от содержания информации, целей дискурса, используемой модели коммуникации.
. Дискурс может происходить с помощью трех основных коммуникационных моделей:
информационно-кодовая модель коммуникации,
инференционная модель коммуникации,
интеракционная модель коммуникации.
4. При стремительном развитии информационных технологий особую актуальность приобретает дискурс в электронных коммуникациях.
Дискурс в том виде, в котором он предстал выше, является попыткой интеграции комплекса социальных наук, изучающих человека и многообразные институты общества. Методологической доминантой предпринятого опыта стало переосмысление «коммуникативной лингвистики», перенос в этом словосочетании акцента с собственно лингвистики на коммуникативность. Невозможность адекватного исследования языкового общения с позиций имманентной лингвистики, когда язык овеществляется в качестве некоторого объекта, пусть даже служащего орудием или средством общения, хранения и обмена информацией, обусловила другие методологические приоритеты, среди которых выделим примат коммуникации как конститутивного фактора, принцип социального конструкционизма, взгляд на социальное общение как символическое (вос) производство интерсубъективности. Коммуникативная лингвистика или, точнее, изучение языковых аспектов общения должно быть построено на новой дискурсивной онтологии. Причем для исследований, по-прежнему более всего ориентированных на язык «как таковой», абсолютно приемлемой остается традиционная точка зрения.
Главное в этом рассуждении — это то, что просто недопустимо к анализу общения подходить с теми же мерками и шаблонами, которыми мы привыкли описывать язык как систему знаков. Но именно к этим меркам и шаблонам мы настолько привыкли, мы их до того интериоризовали, что всякий другой взгляд на язык требует нешуточных когнитивных усилий и постоянной борьбы с естественной установкой. Поэтому так важно тщательно решать вопросы методологического характера при переходе от изучения «языка в себе» к «языку в нас», а потом уже и исследованию «нас в языке».
В этом контексте важным и весьма поучительным оказался синтез научных идей, зародившихся в философии, этнографии, социологии, психологии и языкознании, относительно процессов коммуникации, их связи с личностью и социальной структурой, культурой, идеологией и т.д.
Дискурс, следуя определению, интегрирующему его форму и функции, неизбежно включает в диапазон исследуемых вопросов феномены социально-психологического и культурного, антропологического и этнографического свойства.
По-прежнему важной составляющей современной науки останутся исследования, восходящие к этнографии коммуникации в традициям Дж. Гамперца, причем внедрение современных идей вроде принципа социального конструкционизма в культурологический анализ речи, приверженность полевым методам этнографических исследований и стремление к изучению различных, но неизменно «живых», существующих в контексте этносов и социумов сулит этому направлению много интересного.
Возможно, с этим направлением постепенно будут смыкаться культурно-психологические исследования, с одной стороны, и когнитивно-лингвистические студии «семантических примитивов» в духе А. Вежбицкой, с другой. К данным исследованиям вплотную подходят разнообразные опыты по лингвокультурологии. В психологии довольно близко к ним оказывается теория социальных представлений. Она готовит рост критического дискурс-анализа, имеющего ярко выраженную социально-политическую нацеленность. С этим направлением, в свою очередь подпитывающимся от когнитивной лингвистики и дискурсивной психологии, связаны большие надежды на выход науки о языке из изоляции и рост ее общественной значимости в ближайшем будущем, особенно по мере повышения роли коммуникативных институтов в социальном устройстве общества постмодерна.
Список источников
1.Арнольд, И.В. Основы научных исследований в лингвистике: Учеб. пособие / И.В. Арнольд. — М.: Высш. шк., 1991. — 140 с.
2.Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002. — 477 с.
.Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике (Обзор) // Дискурс, речь, речевая деятельность: функциональные и структурные аспекты: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000.
.Левицкий Ю.А. Основы теории синтаксиса. М.: Едиториал УРСС, 2002. 236 с.
.Макаров М.Л. Основы теории дискурса. — М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. — 280 с.
.Карасик В.И. Религиозный дискурс // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: Сб. науч. тр. — Волгоград: Перемена, 1999. — С. 5-19.
.Карасик В.И. Структура институционального дискурса // Проблемы речевой коммуникации. — Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 2000. — С. 25-33.
.Научные и учебные материалы по лингвистике (Мир языка. Новейшая лингвистика. Предикационная концепция языка): #»justify»>.Сайт для лингвистов: #»justify»>.Научные и учебные материалы по лингвистике (Мир языка. Новейшая лингвистика. Предикационная концепция языка): #»justify»>дискурс онтологизация коммуникация интеракционный
